Помните, мы говорили, что Диего Веласкес был придворным художником? Он жил во дворце Фридриха IV, рисовал королевскую семью, позволял себе, выкраивая время, создавать картины по собственному желанию. И существовал довольно спокойно. Совсем не такая жизнь была у его современника Никола Пуссена. Внешне-то тоже особых катаклизмов не было: родился в Нормандии, пожил в Париже, обосновался на долгие годы в Риме. Но… есть одно существенное «но» – он относился к когорте «свободных художников». Это, надо вам сказать, было нелегким делом в те времена для небогатых молодых дарований. Сначала нужно было найти покровителя, чтобы обеспечить себе место проживания и питания, платя за это полным подчинением прихотям хозяина. Затем приходилось самому искать заказчиков, по большей своей части требовательных и капризных, исполнять заказанный сюжет, докладывать о количестве и расположении фигур на полотне, укладываться в заданные сроки. Так что «свобода» оборачивалась тяжкой зависимостью. Всего этого вдосталь «хлебнул» Пуссен.
Наша жизнь, как говорят, полосата. Так вот, самая черная полоса, как ни удивительно, приходится у Никола на пик славы художника, когда его призвал ко двору король Франции Людовик XIII, когда вельможные заказчики сыпались как из рога изобилия, когда о великом Пуссене слагали стихи французские поэты. Славы-то Пуссен как раз и не искал. Он, создавая картины на библейские и античные сюжеты, изучал прежде библейские сказания, мифологию, историю, зарисовывал предметы быта тех времен, одежду, оружие, жертвенный инвентарь, архитектуру, т.е. выступал как художник-ученый, с головой уходивший в искусство, литературу, поэзию и чуравшийся суеты – спутника славы. Яркий представитель классицизма в изобразительном искусстве, он отличался тем, что воспевал достоинство и силу человеческого духа. И сам таким был. В его письмах есть слова о том, что человек должен оставаться твердым и непоколебимым перед натиском безумной и слепой судьбы, опираясь на добродетель и мудрость. Я склоняю голову перед этим человеком, перед его умом, энергией, духовной силой, благородством.
Если о Веласкесе не осталось практически никаких воспоминаний, то о Пуссене много писали современники, сохранилась переписка художника с заказчиками (к великому сожалению тогда, в XVII веке, не ценили и не хранили личную, интимную корреспонденцию). Но и на то, что осталось, можно опереться, чтобы представить себе этого прекрасного человека.
***
О детстве и отрочестве Пуссен не любил вспоминать, поэтому этот период его жизни как бы закрыт занавесом (такой же занавес на своих ранних картинах художник непременно развешивал, чтобы приковать взгляд зрителя к главным событиям). В восемнадцать лет нормандец Никола, обуянный жаждой творчества, приезжает в Париж. Он находит себе покровителя в лице некоего вельможи. Ищет себе учителя живописи, находит, разочаровывается, снова находит, снова бросает. Жизнь юного художника не балует. Покровитель вывозит подопечного в свое поместье, где вельможная родительница заваливает его делами по дому так истово, что Никола бросает все и пешком уходит в Париж.
С новым покровителем ему чрезвычайно повезло: им оказался известный поэт Марино, который с удовольствием беседует с любознательным юношей, вводит его в круг своих просвещенных друзей, позволяет всласть заниматься живописью, анатомией, теорией искусств, чтением. И надо же! – Пуссен потихоньку, полегоньку становится популярным. Парижский архиепископ предлагает ему написать «Успение Богородицы» для собора Парижской Богоматери, королева Мария Медичи делает ему заказы для Люксембургского дворца. Казалось бы, радуйся, твори, коли само в руки идет. Но нет! Молодой художник жаждет не славы, а мастерства и знаний. Париж ему «тесен». В XVII веке Париж был совсем не таким, каким мы его знаем, искусство там еще баюкалось в колыбели. Италия – вот то, что нужно. Все художники рвались туда, шли паломниками, устраивались наемными солдатами, слугами, терпели лишения и нужду. Тридцатилетний Никола Пуссен уезжает из Парижа в Рим, как оказалось, навсегда. Марино находит ему покровителя, которому пишет в письме: «Вы увидите юношу дьявольской энергии».
Рим. Бурливая котловина искусства. Маньеризм, караваджизм, барокко – все смешивается там в это время. Пуссен поселяется во французской колонии и погружается в новый мир, работает, не покладая рук. Посмотрим, что о нем говорят современники:
– «Он был высокого роста, хорошо сложен, наделен редким темпераментом, кожа его имела смуглый тон, черные волосы… Глаза были небесно-голубого оттенка, нос тонкий, а высокий лоб придавал благородство его скромному облику».
–«Человек благородного облика и манер, и, что особенно важно, способный благодаря литературной эрудиции постичь любой исторический, легендарный или поэтический сюжет и умеющий затем успешно воплотить его с помощью кисти».
Пуссен рисовал, читал, занимался анатомией у известного хирурга, изучал Рим и его окрестности. Он повсюду ходил с папкой или альбомом, чтобы зарисовывать понравившиеся позы, пейзажи, руины. Однажды на темных римских улицах на него напали. Оружием защиты художника была лишь папка с рисунками, которой пришлось отчаянно отбиваться. Разбойники сильно поранили ему правую руку, что, увы, имело печальные последствия.
Пуссен становится известным. Ему, к примеру, заказывают алтарные росписи для собора Святого Петра – чрезвычайно почетное предложение. Во Франции им гордятся, называют королем художников. В списке заказчиков выступает сам всесильный кардинал Ришелье. Король Людовик XIII шлет письмо с пожеланием видеть известного мастера королевским живописцем. Пуссен не смеет отказать, но колеблется, находится в смятении: «С той минуты, как я решил ехать, я до сих пор очень редко нахожусь в состоянии душевного покоя, но напротив того, пребываю постоянно как бы в возбуждении, ежедневно думая о тысяче вещей, которые могут произойти… Я чувствую, что допустил большое безрассудство, дав обещание и обязавшись, несмотря на нездоровье и в такое время, когда мне необходим покой, нежели новые утомления, оставить тишину и уют моего домика ради воображаемых благ, которые, быть может, обернутся для меня совсем другой стороной». Он пытается отказаться, но не тут-то было. Французский посланник в Риме получает письмо от сюринтенданта королевских строений, в котором тот просит передать Пуссену: «…у королей очень длинные руки и будет очень трудно помешать столь великому королю, как наш, почувствовать себя оскорбленным по вине человека, который рожден его поданным и нарушает данное ему слово». Вы поняли, о чем тут говорится? Ни много, ни мало, как о возможности засылки наемного убийцы.
Ну, что ж, Пуссен едет в Париж, предусмотрительно оставив в Риме свою жену. Ему сорок шесть лет. Приехал. Обласкан: сулит золотые горы сюринтендант, прием у кардинала Ришелье, получасовая аудиенция у короля, в Тюильрийском саду его ждет дом, похожий на маленький дворец, должность первого Ординарного живописца короля делает его главой французской художественной школы, стоимость его картин ошеломительна. Но, при всем при этом, Пуссен в полной мере ощутил «горький вкус славы». Вот как он сам пишет об этом:
– «Без малейшего перерыва я работаю то над одной вещью, то над другой. Я охотно выносил бы эти тяготы, если бы не необходимость срочно выполнять работы, требующие много времени. Если я надолго останусь в этой стране, мне придется превратиться в мазилку, подобно другим, находящимся здесь».
–«… для меня невозможно взяться и за книжные фронтисписы, и за Мадонну, и за картину для конгрегации св. Людовика, и за все рисунки для галереи, и за исполнение картин для королевской ковровой мануфактуры. У меня только одна рука и одна слабая голова».
Галерея, которую упоминает в письме Пуссен и которую он должен был расписать, это Большая галерея Лувра, соединявшая два дворца – Лувр и Тюильри, имевшая в длину более 400 метров. Представляете, какой фронт работ требовался для одной только галереи?! Конечно, в подчинении у Пуссена были все художники Парижа и полчище подмастерьев, но эскизы для картин и лепнины он должен был делать сам. (Мастер так и не закончил роспись галереи и позже все, что он сделал, было уничтожено). Можно себе представить, в какой ситуации оказался художник, привыкший работать вдумчиво и неторопливо («Мне кажется, что я делаю много, если за день успеваю написать одну голову так, чтобы она производила должное впечатление»). Но так он мог творить в Риме, а не в Париже. Два года варился Пуссен в этом аду. И сбежал под предлогом поездки за женой. Вскоре Людовик XIII умер и «протягивать длинные руки» никто уже не пытался.
Двадцать три года после этой двухлетней поездки в Париж прожил Пуссен в Риме. И трудился так, как привык. Получив заказ, несколько вечеров читал, ища подробности сюжета в литературной первооснове, просматривал наброски одежды, соответствующей атрибутики. Как исторический живописец, Пуссен считал необходимым узнавать все, что относилось к быту и нравам прошлого. Говорил: «Читайте историю и картину, чтобы узнать, насколько каждая вещь соответствует сюжету». Затем делал эскизы. Следующим этапом была «работа с ящиком». Он лепил из воска одиннадцатисантиметровые фигурки будущих героев, закреплял их на доске, создавая нужную композицию, одевал их в одежды из мокрой бумаги или легкой ткани, придавая концом палочки требуемую форму драпировке. Все это накрывалось кубическим или продолговатым (в зависимости от формы картины) ящиком. В его стенках просверливались дырочки, в которые художник смотрел, определяя расположение светотени. Если была заказана алтарная картина, то дырочки строго соответствовали расположению и количеству окон в той церкви, в которой она должна была висеть. Только после таких длительных подготовительных действий художник приступал собственно к живописному ее воплощению.
Очень важно отметить, что Пуссен никогда не был точным копировальщиком сюжетного первоисточника. Он пунктуален в деталях и свободен в выражении идеи, для чего нередко приходилось отступать от литературной первоосновы. Коротко эту главную, лейтмотивную идею можно определить как ВОСПЕВАНИЕ СОВЕРШЕННОГО ЧЕЛОВЕКА.
Со временем у Пуссена начала трястись правая рука – давала знать старая травма. Трагедия, сродни глухоте Бетховена. Но оба титана, разделенные веками и объединенные могучим духом, не сдались и продолжали творить.
– «Хотя говорят, что его дрожащая рука не делает более его произведения столь прекрасными, это всего лишь злословие, и он работает лучше и увереннее, чем когда бы то ни было».
В одном из писем Пуссен пишет о лебеде, который «поет особенно нежно, чувствуя приближение смерти». Умерла любимая жена, а через год после ее смерти, прожив семьдесят один год, ушел из жизни Никола Пуссен.
Великий и скромный Никола Пуссен. Мастеру было шестьдесят три года, когда ему предложили возглавить римскую Академию св. Луки. Он деликатно отказался. В посмертной описи имущества перечисляется жалкий скарб бедняка.
Чем велик Никола Пуссен? А вы всмотритесь, «вчитайтесь» в его картины и поймете.
***
«Царство Флоры» можно назвать поэтической поэмой художника. Прежде, чем начинать вглядываться в картину, вспомним, что – первое, – репродукции сильно меняют цвет изображенного, и, – второе, – со временем краски картин Пуссена потемнели. По воспоминаниям современников она буквально излучала свет. Хотя и без этого напоминания видно, что воздух напоен светом, коли сам Феб (Аполлон) мчится по облакам, разливая по миру солнечное сияние. Его колесница с квадригой белоснежных коней смело проносится сквозь кольцо Зодиака, ставшее золотым и неопасным в присутствии солнечного бога. Бог-Солнце – единственная фигура на картине полная силы и животворной энергии.
Центральная сцена действия обрамлена атрибутами античных садов. Слева стоит герма Приапа – бога, охраняющего сады, бога плодородия и чувственных наслаждений. Заметьте, изображена не статуя, а герма – фигура, высеченная из древесного столба, именно такие гермы ставили в давние времена. Далее – дерево, увитое гирляндой, фонтан и длинная пергола, увитая зеленью и цветами – любимое украшение римских парков.
На первом плане расположились мифологические герои с драматической судьбой, которые после смерти превратились в цветы. Справа от нас изображена влюбленная пара – Смилака и Крокус. Смилака обвивает руками любимого подобно вьюнку, который держат ее пальчики. Голову Крокуса украшает венок из крокусов. К сожалению, я не знаю мифа о них, а называет их имена описавший картину современник Пуссена. За Смилакой и Крокусом – охотник Адонис, возлюбленный Афродиты (с копьем и собаками). Он внимательно, но спокойно рассматривает смертельную рану, нанесенную ему вепрем. Из крови погибшего юноши, по желанию горюющей Афродиты, выросли трепетные анемоны. Рядом с Адонисом стоит Гиацинт, случайно убитый тяжелым диском, брошенным во время спортивной игры его другом Аполлоном. Неутешный Аполлон превратил капли крови погибшего в алые цветы гиацинта, на лепестках которого можно прочесть «ай-ай!» – «горе-горе!». Гиацинт, меланхолично склонив голову, рассматривает цветы, названные в его честь.
Левая группа тоже состоит из одной пары и двух одиночных фигур. Ближе к нам Нарцисс, любующийся на свое отражение, и нимфа Эхо, придерживающая руками амфору. Согласно мифу, Нарцисс, увидев себя в ручье, так и не смог оторваться от него, не отходил от зеркальных вод ни на шаг, пока смерть не закрыла его глаза. У Пуссена терпеливая, покорная Эхо, безответно влюбленная в Нарцисса, привела его в сад Флоры, использовав для этого сосуд, наполненный водой. Из-за его влажно блестящего бока выглядывает букетик нарциссов, почитавшихся греками цветами смерти. За Нарциссом Клития, в отчаянии вскинув руку, смотрит вслед летящему по небу Фебу. Когда-то солнечный бог полюбил ее сестру, а Клития, любившая его и жаждавшая его ласк, в порыве зависти и злобы выдала влюбленных отцу. Прелюбодейку дочь разгневанный отец закопал в землю и насыпал на этом месте высокий холм. Обезумевшая Клития, отказавшись от еды и питья, много дней сидела на одном месте, постоянно поворачивая голову за солнцем, пока не вросла в землю, превратившись в гелиотроп (гелиотроп тоже поворачивает свой венчик вслед солнцу). На картине Клития держит в правой руке корзину с гелиотропами. Крайняя фигура – Аякс, пронзающий тело мечом. Могучий и бесстрашный герой Троянской войны, второй по силе после Ахилла, в порыве безумия, насланного на него Афиной Палладой, изрубил стадо быков, думая, что бьется с греками, оскорбившими его. Придя в себя, увидев растерзанные тела быков, Аякс не вынес позора и покончил с собой, бросившись на острие меча. В известных мне мифах ничего не говорится о том, что Аякс после смерти превратился в цветок. Но художник изобразил возле его меча розовую гвоздику, возможно, найдя упоминание о ней в прочитанных источниках.
В центре полотна – богиня весеннего цветения Флора в пеплосе цвета травы, с венком цветов на непокорных волосах, с веселой улыбкой на нежном лице. Стройная ножка ее поднята в танце. Грациозные движения богини повторяет хоровод амурчиков. Правой рукой Флора осыпает цветами гостей своего сада.
Свет, излучаемый картиной, светлые краски без резких теней на одеждах героев, цветы, разбросанные повсюду, танцующая с амурчиками Флора наводят на мысль то ли о счастливом пробуждении жизни, то ли о том, что жизнь на земле вечна, пока светит солнце. Общий тон картины можно назвать нежным, ласковым. Настроения героев представляют собой целую гамму чувств: порыв (Аполлон, Клития), драматизм (Аякс), уход в себя (Нарцисс, Адонис), грусть (Эхо), меланхолия (Гиацинт), любовное томление (Смилака), светлая радость (Флора). В целом это и есть образный мир лирики. Грусть и любовное томление имеют первенствующее значение: Эхо и Смилака располагаются на картине ближе всех к зрителю. А нотка грусти окрашивает все элегическим оттенком. Картина-элегия. Прекрасная элегия, согласны? Необычная для нас, привыкших к элегиям меланхолическим. У Пуссена элегические герои окутаны солнечными лучами и радостной улыбкой Флоры. Их печали скоро растают, скоро они снова смогут радоваться жизни. Знатоки рассказали бы нам о гармонии ритмов, о выверенности и согласованности движений и поз, о красочных переливах. Мы, не знатоки, просто полюбуемся чудесным творением чудесного художника. Но на одну детальку все-таки обратим внимание, так как она является маленьким ключиком к разгадке идеи. Главная героиня сюжета, конечно, Флора. И, как и положено главной героине, она занимает место в центре композиции. Но только, если быть точным, не совсем в центре – ее фигура слегка сдвинута вправо. А вот в самой-самой серединке, там, где сходятся диагонали картины, находится… что? Посмотрите-ка внимательно на репродукцию… Посмотрели? Увидели? Да, да – в этой самой серединке нарисована рука Флоры, рука, роняющая цветы, символизирующие дар возрождения к новой жизни после смерти.