»ГОРДЫЙ ПОЛЯН ТИ ЛУКАЗЮЩИЙ ПЕРСТ. КТО КОГО
В Александровском централе поляк Янек был в числе «вечников» – так называли осужденных на 15 лет и более. Даже бывалые бродяги, попав на Соколиную каторгу, в большинстве своем очень скоро превращались в серую арестантскую массу, внешне становились похожими друг на друга: замедленные движения, потухшие, мало что выражающие глаза, Янек оставался счастливым исключением – выделялся внешностью, ростом, силой, которую не раз испытали на своих горбах арестантские вожаки, пытавшиеся «пощупать» господ политических.
Еще в детстве, начитавшись книжек про короля Августа, прозванного в Польше «Сильным», Янек часами пропадал в деревенской кузнеце, где к немалому удивлению дворовых людишек, без устали бил гулким молотом по наковальне, раздувал меха, не уступая кузнецу Тадеушу. Позже, к ужасу родных, пристрастился кулаком вдребезги разбивать кирпичи, расплющивать ладонью серебряные кубки, за что получал строгие нотации от отца и матери.
В неволе Янек с удовольствием исполнял тюремные уроки, требующие физических усилий. Правда, подневольный труд не мог не сказаться на его внешности. Янек погрузнел, огрубел. За полгода до описываемых событий отпустил светлую бороду, которая явственней подчеркнула голубизну его глаз, придала лицу мечтательно-страдальческое выражение.
Еще на далекой воле в юного пана до безумия влюблялись дочери соседей – помещиков. Только ни одна из них не могла похвастать, что пользовалась взаимностью. Янек просто не замечал женских прелестей. Он с головой окунулся в революционную деятельность. Работа в партии «Пролетариат» рядом с незабвенным Людвиком Варынским захватила Янека целиком без остатка. Участие в запрещенных собраниях, выпуск гневных воззваний, беседы с ткачами и крестьянами о будущем Польши, перевозка оружия, – времени на личную жизнь не оставалось.
Арест встряхнул Янека, заставил спуститься с небес на грешную землю. На суде, как божий удар, поразил его государственный прокурор. Ледяным голосом он перечислял «богоотступнические деяния: покушение на государственные устои, подготовка цареубийства, предательство родины…
Приговор был жестоким. 28 января 1886 года в Варшавской цитадели были повешены Куницкий, Бардовский, Петрусиньский и Оссовский. Он, Ян Лещинский был приговорен к вечной каторге, выслан на Соколиный остров.
Под покровом ночи их увезли из родной Польши в Россию. Начались бесконечные этапы и полуэтапы, унижения, заплеванные нары пересыльных тюрем, продуваемые ветром бараки, мерзкая баланда. Политических везли на подводах. А рядом шла пехом, бренча кандалами, разноголосая блатная «кобылка» – с поножовщиной, плачем, смертоубийством.
В Одессе поздней ночью поляков погрузили в темный трюм парохода «Кострома». Раздался гудок, и «Кострома» отвалила от пристани. И началось кругосветное путешествие – перегон: Константинополь, Суэц, Нагасаки, Владивосток. Сахалин. Навидались каторжане в пути горького и соленого до слез. На подходе к мысу Погиби и в самом деле едва не случилась им погибель. Под вечер судно вдруг заскрежетало, страшно закричали женщины, завыл гудок. Люди не успели ничего понять, как нижнюю палубу залило водой. Оказалось, что «Кострома» села на прибрежные камни. Арестанты подступили к конвою, стали умолять выпустить их на верхнюю палубу из трюма. Наконец раскрылись запоры, толпа по пояс в воде, сбивая друг друга с ног, кинулась к выходам
И вот – Сахалин. По-молодости Янек думал, что революционная эпопея – таинственная, романтическая большая игра, наполняющая душу жутким восторгом. И вдруг очутился в мире, о существовании коего даже не подозревал, но поначалу ему несказанно повезло. Указующему Персту, видимо понравился своевольный поляк. И он откровенно обрадовался, когда вновь прибывших спросили, кто из них владеет русским языком, Лещинский сделал два шага вперед.
– Вот и добре, вот и добре, – хмыкнул Указующий Перст. Он подумал про себя, что сначала поломает шляхетскую гордость Лещинского, «прикормит» его, потом возьмет в контору писарем, в коем сильно нуждался…