Решил перенести некоторые вещи из своего блога сюда на "прозу". Зачем бы это надо было, - не знаю, но захотелось. Жаль, что картинок не вставишь, скудно как-то без картинок иногда.
***
Ещё в те самые, благословенные нашей молодостью, совковые времена, путешествовал я летом по Северо-восточной России. Где пешком рядом с повозкой, где в повозке, запряжённой послушной и послужившей уже Родине кобылой Розкой. Пути особенно не выбирал, - какими-то лесными дорогами, среди которых попадались то вымощенные щербатыми бетонными плитами, то просто грунтовки, которые вяло переходили в болотца и болота. Но люди встречались везде, и были на пути даже довольно большие сёла. И вот как-то случилось остановиться в селе, название которого по понятным ниже причинам, я приводить полностью не стану. Скажем, называлось село Ф-но, а в километре от него, как я потом узнал, было село с таким же почти названием, но с добавлением «Ново», т. е. Новоф-но.
В Ф-но был я принят хорошо, можно даже сказать сердечно. Люди в селе, вообще, были приветливые, но не навязчивые, все занятые своими крестьянскими делами: утром покормить кур и прочую птицу, подоить и выгнать корову, а то и двух в общественное стадо, то же и овцы — овец в каждом дворе было, как на мой глаз, так и вовсе изрядное количество.
Потом рутинные работы в колхозе, потом возня по дому и хозяйственным постройкам: что-то поправить, приколотить, подвязать, что-то куда-то перетащить. Ну, и, конечно, огород, а там и встреча стада и дойка, и прочие хлопоты.
Попал я в село со скучной дорожной оказией: разогнулись упряжные тяги на повозке. А уже вечерело. Я распряг Розку, кряхтя снял с повозки наковальню (которая всегда путешествовала со мной), развёл огонь, нагрел в костре до красна стальные крюки тяг и стал их ковать-загибать — работа немудрёная, доступная такому новоделанному кузнецу, как я. За этим занятием застали меня деревенские дети, и решили, что я...колдун. Так и спросил меня один мальчишка лет десяти:
- Ты колдун?
В ответ я пробормотал что-то невразумительное, налету соображая, что из всего этого может выйти какой-нибудь сюжет. Сюжета не вышло, но в село переночевать меня зазвали и я не отказался и из любопытства и еще потому, что люди были очень приветливые, а мне вдруг захотелось уюта и домашней еды. Уютно точно было, еда была вкусной и обильной, водочки мы тоже выпили, но, надо сказать, скромно и с прицелом на заботы будущего времени — мне в путь, а людям — работать. Правда, песни старушки попели в тот вечер без меры, потому что при мне был кассетный магнитофон с микрофоном на длинном проводе, а представился я (не соврав, заметьте) собирателем фольклора.
Старую кобылу Розку я привязал и дал ей овса. А вот вещи из повозки гостеприимные хозяева посоветовали мне занести в дом. К тому была веская причина — ночные набеги пьяных по все дни Новоф-ских обывателей, т. е. жителей соседней деревни.
Тут в ответ на моё недоумение, поведали мне историю соседней пьяной и непутёвой деревни.
Лет эдак сто пятьдесят тому назад барин решил перевоспитать в своем имении Ф-но всех пьяниц и лентяев. Долго бился с ними, поощрял и наказывал — ничего не выходило. Тогда он решил создать что-то вроде «школы добродетели» и отселил всех пьяниц в специально построенную неподалёку новую деревню, в которой заблаговременно открыли и школу, и церковь, и фельдшерский пункт. Барин выписал даже толкового агронома, чтобы заинтересовать крестьян разумным ведением полевых работ. За дисциплиной барин наблюдал сам лично, не доверяя это дело склонным к кумовству и злоупотреблениям приказчикам. Ничего у барина не вышло, деревня взяла своё и осталась по все дни пьяной и непутёвой деревней, сохранив себя в этой непоколебимости во всех горнилах войн, революций и перестроек. И чего бы этим людям было не перековаться?
- Чёрт! - Подумалось мне тогда. - И там, и там русские люди, есть даже родня между ними, но в одной деревне дикость и запустение, в другой — ах, в другой было очень хорошо, и уезжать не хотелось! Так бы и жил там, если бы не другая судьба.
Но надо — уехал я.
Тема меня заинтересовала. Покопавшись в записках этнографов и пробродяжничав по Росси еще, обнаружил, что существует чудовищная пропасть и между целыми регионами — что там две деревни! Скажем, Смоленщина демонстрировала все ужасы регресса в быту, в хозяйственной деятельности и, конечно же, дикое пьянство на протяжении двух столетий точно. Достаточно сказать, что в девятнадцатом веке смоленские крестьянки платье имели одно, которое снашивали до его истлевания на собственном теле, не предавая ни разу стирке.
В веке двадцатом бывал я там, на Смоленщине, пробовал по нужде зайти в туалет при коммунальном доме, да так и не решился — нужду ту перетерпел до чистого поля, а поддался бы — ну, не знаю, вышел бы оттуда живым. Уж очень нечисто-с, прямо, сверх обычного!..
Не то, совсем не то, поморы или же казаки — донские, уральские, кубанские, терские, старообрядцы и их внеконфессиональные, но еще «дрессированные» отцами потомки. И чистота, и налаженный быт, и хозяйственность, и...ну, водку пьют, конечно, но добротную и по своей мере - спивается мало кто.
Почему? Здесь объяснение на поверхности. На окраины Российской империи во времена оны мигрировали люди сильные, бесстрашные, жадные до жизни, ищущие свободного труда и свободы, - физической и духовной..
Но отчего вдруг эти люди собрались в путь, нашли себе попутчиков и соратников и отправились навстречу жизни неведомой, опасной, беспокойной?
Как просыпается в людях то, что Лев Гумилёв назвал пассионарностью, - назвал, описал, но так и не успел объяснить?
А что же те, которые деградировали? Как и чем запускается механизм вырождения этноса?
Здесь не сильно что можно узнать из умных книжек. Есть исследования табуированные в современном обществе, - что тебе на свободном до тошниловки Западе, что тебе в авторитарно-пацанской — и тоже до тошноты - России.
Сравнительные этно-психологические ( и, тем более, этно-психо-генетические) исследования запрещены, если не официально и декларативно, то по умолчанию. Это на тот случай, чтобы ненароком не вышло расизма (это на Западе). Или для того, чтобы не поколебать устоявшихся новых идеологем и мифологем славянофильского или, напротив, либерально-западнического толка (это в России).
Расизм, надо сказать, легко и непринуждённо выходит без всяких исследований. Нацизм гитлеровской Германии (и не только в Германии) имел совершенно определённо народную и казарменную природу. Сначала возник нацизм, а потом уже создавались научные группы, измеряющие черепа доходяг в концлагерях. А слабенькие идеологемы рождаются от слабости, колеблются от любого ветра и даже без него — колеблются, истончаются и тают. Запряг Розку, прошвырнулся не спеша по России, по свежему ветерку — и где они, идеологемы, где новомодные мифы?!.. Нету. И не больно надо! Ну их, слабых; - кусаются они, если сзади за пятки.
Да, но остаётся непонятным, отчего некоторые этносы, ранее находившиеся в изоляции в силу географического положения, - отчего они не дали бешеного скачка в развитии, когда их открыли, наградив походя всей мощью знаний и умений современной Западной цивилизации.
А это важный вопрос, потому что этносы и этно-социальные группы как-то рознятся между собой по набору своих человеческих общественных качеств, и не знать этого, и не учитывать этого — значит сильно нахальничать перед природой вещей и рисковать вляпаться в полное непотребство.
Хочется знать и понимать.
- Ну, тогда поехали дальше.
Ну, Розка, милая, давай, что ли, трогай!