Счастье

Владимир Лядов
Тысячи слов, слитых, сплетённых в плотный пульсирующий клубок заполняют мой разум. Я думал. Я пытался выбраться из непрерывной череды мгновений. «Конвульсии, скорбь и холод, ветер бросает в лицо острые кристаллики льда (и это в марте!), онемевшие негнущиеся пальцы – пёстрое полотно неравномерно серых ощущений внутри и снаружи. Все цели, устремления, вчерашние увлечения, так радовавшие, заполнявшие собою жизнь, медленно потонули в бесконечной глубине обречённости. Причины? А разве мне, смертному существу, нужны причины для страдания? Всё, что имеет протяжённость во времени и пространстве способно истерзать душу и тело, причинить боль, убить, искалечить. Всё, что существует вне меня, вне моей души, и особенно – другие души, рыщущие по свету в поисках наживы, – совращает мысли мои в сторону вечности. Вечность и небытие – причины друг друга – способны поглотить человеческое существо своей безразличностью, объять конечное, причастить. Только смерть делает человеческое безграничным!..» - всё это неотступно следовало за мною, куда бы я ни направился.

А время… Время разделилось на такие же мелкие и острые, словно льдинки, отрезки, вспарывающие мысли и фарширующие их чистой скорбью. Каждый момент, мгновение, вспышками зажигались в голове, тлели в памяти недогорающими углями. Кожа сознания, освещённая настоящим, пузырилась, обгорала и обсыпалась прахом от жара прошлого. Время… Время перестало существовать, исчезли прошлое, настоящее и будущее; протяжённость его, бесконечный и невероятно скорый бег сменились единообразным циклом. Я не мог больше ориентироваться, не мог доверять самому себе.

Чувства… Лёгкое и приятное их тепло, охранённое здравым смыслом горение – сменились яростным рёвом расцветшего адского пламени, которое не греет, не обжигает, но – обращает в бесконечно малый момент в серый пепел любое здравомыслие. Ненависть? Злость? Раздражение? Я забыл о них, словно никогда их и не было. Радость? Восторг? Сочувствие? Они тоже исчезли, развеявшись конвекцией мысли, результатом непрерывного жара. Но как описать пламя в своей голове и сердце? Что питает его? Чем, наконец, возможно погасить его? Ответа нет, ответа не будет, ответа не бывает: любой ответ, сторонняя мысль, откладывается в смешанном цикле времени памятью и заставляет мучиться ещё более. Роящиеся сгустки слов только питают горящее, не успевая сложиться в осмысленную картину. Понимание того, что кто-то способен жить переполняет отвращением к самому себе – следствие расцветающей зависти, питаемой огнём.

Однако постепенно, глубоко внутри, поднимается, крепнет, растёт новое чувство. Питаясь скорбью и страданием, оно поглощает их, качественно перерабатывает, превращает в свой материал. Оно постепенно уничтожает само существо сознания, переплавляя в ослепительно сияющее золото грязные, испачканные и бесформенные самородки мыслей. Пламя, полыхающее внутри, лишаясь постепенно топлива, оставляет своим следом один лишь пепел и прах. Носимый ветром, он покрывает ровным слоем освободившееся пространство мысли. Прах и пепел – есть истинное безразличие, ровной гладью окутывающее душу, – плодородная почва для уцелевшего разума. Прорастающие тут и там всходы, золотисто-зелёные, свежие, чистые мысли – вот плод его. Зависть чахнет, вянет, обсыпается шелухой; остов её, скрюченный скелет, накреняется и погребается глубоко внутри. Злость, глухая и неопределённая, вспыхивает напоследок алым, обретя на мгновение предмет свой – и тотчас тускнеет, блёкнет, оставив световое пятно перед внутренним взором, подобное солнечному – стоит вскользь взглянуть на него и отвести взор в сторону. Пятно выцветает, вновь воцаряется спокойная безразличная всему тишина; не остаётся и памяти злобы.

Солнечный луч, незаметный за клубами дыма, поначалу – с непривычки – ослепляет, но затем, немного потускнев, смягчив острую резь слагающих его нитей, искрящихся пылинками, окутывает своим радостным теплом эти ростки. Они крепнут, вознося свои ветви небесам, формируют новый, гораздо более густой, прочный ландшафт. Корнями своими меняют они рельеф сознания, разравнивают почву его, но в то же время покрывают её труднопроходимым сплетением корней, ветвей, стволов – новых ценностей, мыслей, идей и потенций будущих действий. И становится видно, прекрасно видно, что Солнце, податель всех новых благ – светит глубоко изнутри души. Солнце – внутри меня.

Нет более нужды во внешнем свете, нет желания приближаться к скрытым густыми зарослями чужих мыслей посторонним звёздам. Пробивающиеся лучи – отголоски истинного сияния посторонней души. Есть лишь стремление отдавать, дарить безвозвратно свою светлую энергию, отдавать её другим, без просьбы и без ожидания даже ответа. Две звезды не образуют целого, всякое их временное сближение – преходяще. Беспрерывное движение разделяет их, порой соединившихся в систему, перемешивает и перетряхиевает эту галактику человеческих душ. От желания жить всё нутро переполняется искренней, пенящейся радостью; довольство видится в самой жизни, она самое – есть ценность. Внутреннее ощущение этой жизни, протекающей многоголосым потоком, процессом, - в одиночестве души напитывается её солнечным светом. Так слагается счастье.