Вспоминать меня будешь?
Часть 3. "Титьки!"
Большинство маленьких боятся врачей больше,чем темноты и чужих дядек.
У T. с белым медицинским халатом ничего,кроме великого освобождения,любви и хоть какого-то подобия материнского тепла,не связано.
Со стороны видно только то,что хочется видеть.На самом деле,чем больше вокруг T. бывало людей,тем более он оставался одинок и потерян.Ведь и самые лучшие--чужие.
И еще.Тяга к уединению,которого все детские годы был лишен напрочь.Даже в туалетной кабинке интерната ты все равно не сам себе хозяин.Отсюда и поражающая нормальное воображение социофобия,вобщем-то не критичная для подростков,осталась с ним на всю жизнь.Вечером шторы на окнах должны быть обязательно закрыты,а то:
--Все ходят,все пялятся.
--Ну та хай им повылазит.
--Будто лезут в твой дом,в твою дущу.
--А пусть залезут и околеют,мне похеру.
--Нет.Я так не могу.Закрою.
--Сглазят,да?
--Ты не понимаешь...
В детстве часто и подолгу болел.Когда из западни детдома попадал в больницу для людей,персонал видел в нем прозрачного,невесомого гномика с медовыми глазками.Задаривали гостинцами.Зацеловывали чужие тети.И внешне и по повадкам T. походил на трехлетку,поэтому при нем медсестрички вели себя по-свойски,без стеснения обсуждая мужей,начальство,фасончик сарафана,наряду с деталями нижнего белья и того,что в нем умещалось.А гномик,между тем,пока за ним не присматривают и не прослушивают,все быстренько схватывал и запоминал,радуясь и огорчаясь их взрослыми радостями и печалями.
Как-то в процедурку,куда его принесла на руках красивая пожилая медсестра,заскочила совсем молоденькая,резво скинула халатик и,надев новый бюстгалтер,привезенный мужем-моряком из Сингапура,выпалила:
--Девки! Ну как?
"Девки" только прихлопнули ладошками открытые рты,а T.,которому только что с ревом и уговорами ставили капельницу,восхищенно пискнул:
--Титьки!
Девки дружно заржали,медсестричка с "титьками" подскочила и,чмокнув его в нос,одобрительно потрепала по щеке:
--Ишь,кукленок! Соображает!
Помню,мы клеили обои,и папа дал T. свой белый халат. T. сразу же приосанило,он напялил мамины очки и,заткнув рогатину стето-фонендоскопа в уши,толканул придурковатую речь,картавя и чрезмерно гундося,копируя папиного коллегу Кораблева,выслушивающего пациента с той самой рогатиной вне ушей:
--Итак,коллеги,мы имеем дело с паразитарной этиологией ишемии миокарда.На чем же основаны выводы наших клинических наблюдений?..
--Вай-вай,мандибуля(нижняя челюсть(лат)-фокстрот нас нынче за душу возьмет!--Парировал папа.
--Имей терпение,дай дослушать!--Давясь от смеха,подзадорила зятя мама.
Преображение T. было настолько органичным,что мама с папой,зная о его даре перевоплощения,на этот раз просто опешили.
И только мне одной он --по большому секрету--признался,что сразу после школы поступил в медучилище ,но его вскоре отчислили,как только он упал в обморок на первом занятии в морге.Медицина была его настоящим призванием.Никогда не теряя самообладания в стрессовых ситуациях,он спас жизнь нескольким боксерам,прямо на тренировке падающим бездыханно.Профессионально делать искусственное дыхание учили всю команду одинаково,и только он действовал хладнокровно и молниеносно.
Когда умер в больнице мой дядя,мы вместе поехали в морг.T. так и не смог туда войти.От одной мысли у него подкашивались ноги.И я пошла одна,плотно прикрыв за собой дверь.Их лежало трое.С диким хохотом приоткрыв дверь,я,помню, сказала:
--Здесь скукотища такая,может,заглянешь на огонек?
--С ума сошла.
На нем не был лица.Мне показалось,он только что сам скончался.
Смерть жестко связывалась у него с кровью,а кровь со смертью.Он помнил,когда еще была жива мама,соседские дядьки завели в дом молодого оленя,а детей на минутку отправили в другую комнату,чтобы тут же позвать пить его свежую кровь,как традиционно принято у народа крайнего севера.
Пить ее из большой эмалированной кружки было и страшно и противно,но взрослые и сами пили и радостно подносили малышам:
--Пей-пей!вырастешь большой,сильный и красивый,как этот олень.
--А где он?
--Он? К мамке своей побежал,а тебе вот наказал пить и расти большим.
До пяти лет T. по-русски не говорил совсем.
После победы на очередном ВМФ-ском турнире он прилетел к тетке в Сосьву с подарками всей родне.Тетка пошла с ним по избам.Сам он никого и нiчего не помнил.Семеня по сентябрьскому снежку и охая на подъемах,она лопотала "по-своему",а потом обернулась и о чем-то спросила.T. заплакал:
--Я не понимаю.Ничего не понимаю по-вашему.Скажи по-русски.
--Отчего так?! Ты же...
Оказалось,он все-таки вспомнил.Одно только слово: "нянь"(хлеб).Ему показали мамину могилу.И как назло,в тот день,когда он еще раз сюда приедет,могилу взроют ковшом.Звероферме нужны новые помещения,план горит,а тут какие-то манси со своими древними захоронениями.Да накой они тут сдались? Вымирают?-- Так,пить надо уметь,а не умеешь--не берись.
А манси никогда сами по себе и не пили.В их печени отсутствуют ферменты,способные переработать алкоголь,поэтому водка для манси --яд,смерть.И больше ничего.
(продолжение следует)