Запись 10 Отменённый юбилей

Михаил Глибоцкий
Запись 10  ОТМЕНЁННЫЙ  ЮБИЛЕЙ    


Первым из тех, кто не поверил красным и белым мистификаторам цареубийства, стал начальник Академии Генерального штаба, переведённой из Казани  в Екатеринбург в апреле 1918 года, генерал- майор А.И. Андогский. Он с несколькими сотнями своих слушателей, гвардии офицерами русской армии, не только не предпринял никаких попыток к освобождению узников дама Поппель, но и без какого-либо сопротивления со своей стороны дал вывезти Академию во время эвакуации Екатеринбурга большевиками в июле 1918 года. В августе Александр Иванович перебежал в белую армию и занимал у  Колчака высокие военные посты генерал - квартирмейстера и начальника штаба, был городским головой Владивостока, так как никто из монархистов не смог предъявить ему серьёзных обвинений в измене Государю Императору. Он даже не удостоился чести быть допрошенным следователем Н. Соколовым. После гражданской войны генерал эмигрировал в Китай, где и застрелился, не поведав миру правду о ложном царском узилище в Екатеринбурге. Зато один из слушателей Академии, гвардии капитан Д. Малиновский, 17-го июня 1919 года без зазрения совести лгал упомянутому следователю своих ребяческих  планах спасти Романовых. «Однако, что бы мы (12 офицеров!) не предполагали сделать для спасения жизни Августейшей семьи, требовались деньги. – признался этот Аника –воин в конце допроса. - Их у нас не было… Так с этим у нас ничего и  не вышло, с нашими планам, за отсутствием  денег, и помощь Августейшей семье, кроме посылки кулича и сахара, ни в чём ином не выразилась. За два дня до взятия Екатеринбурга чехами я, в числе 37 офицеров, ушёл к чехам, и на другой день, после взятия города чехами, утром пришёл в город». Между тем 38 опытных офицеров гвардии могло вполне хватить, чтобы справиться с охраной Дома особого назначения: все её смены, вместе взятые, насчитывали 75 человек рабочих, которых стрелять из винтовки научили во время прохождения караульной службы в тюрьме. Вторым «Фомой неверующим» был, как ни странно, один из освободителей столицы Урала от большевиков, чешский генерал Р. Гайда.  Его недоверие  распространилось настолько далеко, что   в доме Поппель чех разместил не только личную канцелярию, но и сам вселился на постоянное жильё в той же самой комнате, где до зловещей ночи с 15-го на 16-е июля – по объявлениям советской власти - жила императорская чета с престолонаследником вкупе. А ведь докладывали чванливому вояке, что все монархические газеты Урала и Сибири очень многословно и возмущённо писали о подробностях казни царской семьи? И в роковой подвал  потоком шли люди – увидеть собственными глазами деревянный пол, пропитанный кровью, штукатурку стен и потолков, выщербленную от пуль советских палачей. И сотни скорбных  экскурсантов, ковыряют эту штукатурку, чтобы взять с собой эту мрачную реликвию. А белые офицеры и молодые барышни бились в истерике, оплакивая не только Романовых, но и собственную сломанную революцией жизнь. И вот адъютант Гайды, капитан Блача,  едва  не взашей вытолкал с территории нынешней генеральской резиденции  всех чинов следственной комиссии по убийству императорской семьи: судей И. Сергеева, В. Казем-Бека, и прокурора В. Иорданского.  Беспардонно вселившись в дом Ипатьева, чешские подручные  Гайды, следуя нраву хозяина, открыто надсмехаясь над русскими дознавателями, сорвали обои во всех помещениях и комнатах, поменяли полы, словом, намерено уничтожали следы деяний палачей в ночь с 15-го на 16-е (н. ст.) июля 1918 года. Не помогла судейским чинам и защита искателей истины против чехов со стороны фотокорреспондента английской газеты «Таймс» Р. Вильтона, ни  со стороны русского генерала    М.К. Дитерихса. Паче того, он дал приказ начальнику Военного  контроля А. Ф. Кирсте про сбор сведений о пребывании царской семьи в Перми даже месяцы спустя после мифического расстрела в доме Ипатьева!  Верховный правитель России А.В Колчак не вмешивался в распри между Гайдой и Дитерихсом по этому поводу, ибо был третьим противником лжи о расстреле, ибо он был уверен в смерти Николая Второго осенью 1916 года, во-первых, и никогда не был монархистом, во вторых. Сразу же после Февральской революции этот флотоводец перешёл на сторону Временного правительства и пользовался уважением матросов Черноморского флота, Благодаря этому он  избежал участи самосуда над ним со стороны  нижних чинов, как это случилось на Балтийском флоте. Колчак взял  в свои руки ход революционных событий в Севастополе  сразу же после получения первых сообщений о матросских волнениях в Кронштадте. Опытный командир изо дня в день сообщал экипажам боевых кораблей  всю правду о Балтийском флоте, первым из черноморцев принял присягу новому правительству, а 5-го марта провёл морской парад вместе с парадом сухопутных войск севастопольского гарнизона по случаю победы февральской революции. Несколько недель спустя  Александр Васильевич приказал торжественно перезахоронить останки морского лейтенанта П.П. Шмидта, героя 1905 года! По его инициативе в Крыму были заключены под домашний арест члены Императорской фамилии, а именно две сестры царя – Ксения и Ольга Александровны – и мать его, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, вкупе с дядьями и зятьями Николая Второго. В их крымских владениях революционные власти произвели дотошный обыски на предмет хранения оружия, либо укрывательства заговорщиков. (К месту сказать, что все высокородные, но не призрачные, арестанты в Крыму  пережили красный террор там и благополучно эмигрировали на английском военном корабле в Европу!)  Вот почему воинская дисциплина на Черноморском флоте заколебалась не сразу после стремительного крушения царизма. Революционные матросские организации не противопоставляли  себя командующему флотом и доверяли ему. Поэтому наивный Колчак в апреле отправился в Петербург посоветоваться с Г.В. Плехановым и А.Ф. Керенским о возможности противодействия черноморцев «разлагающей пропаганде германских агентов» за выход России из войны,  Но благословения со стороны собеседников на решительные действия против балтийский бунтовщиков храбрый мореход не получил. Наивный моряк нашёл с кем советоваться. Огорчённый кумир русской молодёжи  вернулся в Севастополь. Зато в начале мая 1917 года популярного вице-адмирала восторженные слушатели вынесли на руках из зала Офицерского собрания   под рукоплескания всех участников митинга за его призыв к слушателям оставить партийные распри, не допустить раскола между командирами и матросами, а спасти Великую Россию от кайзера и смуты!  Но враги уже давно точили нож в спину триумфатору в виде революционной делегации в Севастополь от «Кронштадской республики» с целью превратить базу Черноморского флота в «Кронштадт юга!»   6-го июня собрание делегатов от флота и армии решили обыскать и обезоружить всех офицеров, вице-адмирала отстранить от должности! Александр Васильевич собрал команду флагманского судна «Георгий Победоносец», высказался неодобрительно о пропаганде кронштадтцев, заявил своим подчинённым  о добровольном своём уходе, бросил именной адмиральский кортик в море, сдал корабль старшему после себя офицеру и сошёл на берег! В ночь на 8 июня самовольный отставник беспрепятственно выехал поездом в Петербург в составе американской военной миссии адмирала Гленона, находившейся в Севастополе по причине изучения морского минного дела. Коварный Керенский, боясь популярности Колчака у военных, с радостью дал вице-адмиралу разрешение на его переезд в Американские штаты. Там Александр Васильевич рассчитывал на скорое своё участие в планируемой союзниками Дарданельской морской операции. Через Швецию и Норвегию отверженный главнокомандующий Черноморским флотом отбыл в Англию, затем на британском крейсере его доставили в Галифакс, а оттуда по железной дороге – в Вашингтон и Нью-Йорк. Там изгнанник узнал об отмене Дарданельской операции и сразу же решил вернуться в Россию. Шёл по Тихому океану из Сан-Франциско в японскую Иокогаму. И здесь получил известие об октябрьском перевороте большевиков, а через полгода – о Брестском мире между Лениным и Вильгельмом.  Желая продолжать войну с прежним неприятелем флотоводец  обратился через английское посольство к королю Георгу Пятому, кузену и двойнику Николая Второго. Вице-адмирал просил принять его на воинскую службу в английские Вооружённые силы. Его прошение было удовлетворено, и русский  морской офицер был направлен в Бомбей, где его ждало назначение на Месопотамский фронт. В конце января 1918 года Колчак отбыл из Японии, но дошёл морем лишь до Сингапура, откуда по просьбе русского посланника Временного правительства в Китае, князя Н.А. Кудашева, был отозван в Пекин. Там он был избран членом нового правление КВЖД и прибыл в город Харбин в середине апреля. Летом  же  провёл медовый месяц с морганатической женой А.В. Тимиревой    в высокогорном курорте Никко, древней столице Японии. А в сентябре Союзниками было принято решение о назначении Колчака на должность военного и морского министра Директории в Омске. Новый министр  прибыл в место назначения 2-го ноября, а спустя две недели, а именно 13 ноября те же Союзники произвели силами американского батальона военный переворот, в результате чего вице-адмирал Колчак занял пост Верховного правителя России. Перечень его полномочий был перечислен в «Положении о временном устройстве власти в России» от 18 ноября 1918 года, из которого выходило, что невольный путешественник вокруг света в морских каютах и железнодорожных вагонах по своей значимости не намного уступал-де Николаю Второму Романову.  К месту задать  читателям вопрос:  чем ставленник американцев Колчак отличается от ставленника германцев Ленина?  Бьюсь об заклад: ничем! Даже ненависть к  бывшему царю была у этих тиранов русского народа одинаковой! Поэтому ложь следователя Н. Соколова, его эпигона П. Булыгина и их политического куратора М. Дитерихса о постоянном-де интересе бывшего флотоводца к расследованию деталей екатеринбургской пьесы комиссаров  не имеет под собой никакого основания. Да и сам мандат провинциалу из Пензы, напечатанный не на гербовой бумаге, подписанный, якобы,  Колчаком и  заверенный Директором канцелярии генерал-майором Мартьяновым, выглядит такой же фальшивкой, как и Акт отречения Николая Второго от трона заверенный старым графом Фредериксом. Любят у нас в России важные государственные дела поручать мелким чиновникам с окраин необъятной страны чтобы получить заведомый результат. Яркое свидетельство тому, вывод Чрезвычайной следственной Временного правительства о том, что печально знаменитая фрейлина Анна Вырубова, в девичестве Танеева,  - девственница!  И это после её хоть не долгого, но действительного замужества за развратным морским офицером Балтийского флота!  Не верящий в примитивную легенду адмирал не разрешил своему генералу Дитерехсу даже сделать в белой печати  официальное сообщение о мифическом расстреле царской семьи!         
Из противников меньшего масштаба легенды о гибели Романовых в зловещую ночь с 15-го на 16 июля 1918 года надо назвать Т. И. Чемодурова, 10 лет служившего камердинером у Николая Второго. Освобождённый из пермской тюрьмы Сибирской армией Гайды, старик был привлечён следователем Наметкиным к опознанию найденных царских вещей; потом , отправившись к своей семье в Тобольск, встретил в Тюмени учителя царских детей П. Жильяра и, крестясь, радостно сказал ему: «Слава Богу, Государь, Её Величество и дети живы. Расстреляны Боткин и все другие». И говорил это Терентий Иванович ещё до того, как в шахте были найдены палец и вставная челюсть доктора Боткина. «Однако, - написал француз в 1921-м году на страницах своей книги «Трагическая судьба русской императорской фамилии», - что Чемодуров говорил без всякой связи». То есть выразил явное  недоверие к сообщению камердинера. Генерал Дитерихс в своей книге сообщил, что через три месяца говорливый старик умер в Тобольске, «унося в свою могилу тайну своего заявления Жильяру». Чётвёртым по счёту скептиком в екатеринбургской истории стал нынешний правитель России И. Сталин (Джугашвили).  В «Записках о революции»  я опрометчиво отозвался об этом человеке как о сером пятне, маячившего в те годы    тускло и бесследно. Развитие политических и экономических событий в России показало , что я оказался не прав. Паче того, что именно за эту ошибку в его оценке мне суждено теперь  большинство последних  лет своей жизни проводить в тюрьмах,  лагерях заключения или ссылках.               
19 марта 1928 года  И. Сталин встретился с членом ЦК ВКП(б) Ф. Голощёкиным. Бьюсь об заклад, что во время этой встречи речь шла не только о предстоящем 10-летнем юбилее мнимого расстрела царской семьи в Екатеринбурге. но и о нём точно шла, так как вскоре после той беседы от вождя мировой  революции последовал строгий запрет мифотворцам даже устно упоминать, а тем паче публиковать в печати  что-либо о Романовых. В том же юбилейном  году в Свердловском областном музее революции, который располагался в доме Поппель - Ипатьева   в «расстрельной комнате»  была снята экспозиция экспонатов об акте народной мести Николаю Кровавому.  И немудрено! Собеседник Генерального секретаря партии во время встречи путано и неуверенно отвечал на самые простые вопросы.  Сталину непонятно было почему в ночь с 15-го на 16 июля 1918 года на казнь не была приглашена  «рабочая контрольная комиссия». Если же екатеринбургские власти считали  невозможным присутствие данной комиссии  в слишком тесном помещении, то им следовало сразу же после приведения приговора в исполнение предъявить членам упомянутой комиссии (а то и всем желающим) трупы жертв! Однако ничего подобного сделано не было. Паче того, для объяснения отсутствия мёртвых тел была придумана сказочка о растворении трупов  в серной кислоте, о расчленении и сожжении казнённых, с последующим захоронением останков их  в каком-то тайном месте тайги. В доказательство содеянного предъявлялась только бумага  - требование в аптеку от товарища Войкова  на выдачу нескольких керамических банок с едкой жидкостью. Все эти примитивные выдумки были рассказаны членам рабочего комитета, требовавшим предъявления им трупов расстрелянных. Выдумщики ничего вразумительного не могли ответить рабочему люду, а именно: почему саму казнь необходимо было совершать в обстановке глубокой тайны, если наутро о ней  печатные объявления были развешены на столбах и заборах по всему Екатеринбургу? Почему так срочно  были «уничтожены» тела Романовых, если сам факт сокрытия их приводил к осложнениям между комиссарами и их главной социальной базой – революционными рабочими?    
На вопрос о том, как удалось растворить все 11 трупов, комиссары Белобородов  и Голощекин нагло отвечали участникам городского митинга: «Может быть, для кого-то это было невозможно, но нам, большевикам, это удалось». На просьбу предъявить хоть то, что осталось от  мертвецов последовал ответ: «Ничего не осталось, товарищи. Ровным счётом, ничего. И показывать нечего, потому что от Романовых и их прислужников  не осталось ничего!»   Всё это выглядело в высшей степени малоубедительным даже для малограмотных рабочих. Многие из них вернулись с фронтов мировой войны, где часто видели, что никакой взрыв или пожар не в состоянии уничтожить человека так, чтобы от него не осталось «ровным счётом ничего». А особенно зубы!          
Собеседник Сталина забыл, что он разговаривает не своим другом Я. Свердловым, который никогда не приближался к линии фронта  ближе чем за сто вёрст, а с героем обороны Царицына, который повидал там немало воинов, убитых при взрыве бомб и артиллерийских снарядов.  Немудрено, что вскоре после этой беседы от вождя поступил для мифотворцев строгий запрет как на устное упоминание о ложной казни Романовых в Екатеринбурге, так и  на публикации  об этом загадочном событии на страницах советских газет, журналов и книг. В том же 1928-м, «юбилейном» году  в Свердловском областном музее Революции в полуподвальной комнате особняка Поппель-Ипатьева была снята экспозиция экспонатов о народной мести Николаю Кровавому.         
         И без того шаткую достоверность выводов следователя Н. Соколова снизили  жаркие споры  среди выдумщиков  о главной роли того или иного уральца в мнимом цареубийстве. Сварливцы забыли, что 17 сентября 1918 года в городе Перми открылся судебный процесс над 28-ю левыми эсерами, обвиняемыми в… незаконном убийстве царя, его жены и детей, а также прочих обитателей «дома Ипатьева»! Среди них были три члена Екатеринбургского совета: Грузинов, Малютин и Яхонтов. Последний показал на суде, что он организовал убийство Царской семьи, чтобы нанести вред большевикам. Когда из-за слухов о приближении к городу белых войск в Областном Совете началась паника, Яхонтову удалось подчинить своей воле Исполнительный комитет. Он (а не Юровский!) тогда дал приказание убить Романовых, и все были расстреляны. Яхонтов, его сотоварищи из Совета, а также две женщины – левые эсерки М. Апраксина и Е. Миронова – были приговорены к смертной казни. Приговор был сразу же приведён в исполнение не иначе, как с целью сохранения непрозрачного покрова неизвестности над ложью! С 1921 года Я. Юровский жил в Москве  и служил в Гохране. Он был частым участником застолий в хлебосольном доме чекиста  М. Медведева  наряду с Белобородовым, Сыромолотовым, Голощекиным и Никулиным.  Медведев часто подшучивал над фанаберией Якова: «дескать, он убил Николая хотя это сделал я!»  Бывший комендант «дома Ипатьева» весьма добродушно воспринимал подковырки хозяина застолий, свары не затевал. Но если Медведев рассказывал о своём первенстве у себя дома в Москве, то в Екатеринбурге у Юровского появился другой, более опасный соперник на звание цареубийцы – бывший комиссар П. Ермаков. Притязания самозванца получили вескую поддержку Уральского областного управления государственного издательства, которое в упомянутый год выпустило  сборник «Рабочая  революция на Урале», где в очерке тогдашнего председателя Уральского облсовета  П. Быкова под названием «Последние дни последнего царя»  автор совершенно иначе описал казнь Царской семьи, среди палачей которых не нашлось места ни Юровскому, ни Медведеву, ни Никулину, ни иже с ними.(Это была первая из трёх изданных версий, изданных впоследствии в 1926-м  году в Свердловске и в 1930-м – в Москве. «Организация расстрела и уничтожение трупов расстрелянных, - повествовал сей новоявленный Нестор, - поручена была одному надёжному революционеру, уже побывавшему в боях на дутовском фронте, рабочему Верх - Исетского завода – Петру Захаровичу Ермакову. Саму казнь бывшего царя нужно было обставить такими условиями, при которых было бы  невозможно активное выступление приверженцев царского режима. Поэтому был избран такой путь.   
Семье Романовых было объявлено, что из верхнего этажа, в комнатах которого они помещались, им необходимо спуститься в нижний…  Здесь в одной из комнат полуподвального этажа, им всем предложили стать у стены Комендант дома, бывший в то же время уполномоченным Уралсовета, прочитал смертный приговор и добавил, что надежды Романовых на освобождение напрасны – все они должны умереть… Выстрелами из револьверов с осуждёнными было покончено… При расстреле присутствовало только четыре (не одиннадцать!!!) человека, которые стреляли в осуждённых.     Около часу ночи трупы казнённых  были отвезены за город в лес, в район Верхне – Исетского завода и деревни Палкиной (а не Коптяки), где и были на другой день сожжены». Юровский начинает свою борьбу за «честь истинного цареубийцы». Именно поэтому он попросил историка М. Покровского составить «Записку коменданта «Дома особого назначения»», чтобы красный академик навсегда оставил в официальной советской истории имя Якова Юровского – цареубийцы. Первый сборник с очерком П. Быкова был изъят из библиотек и книжных магазинов по всей стране. В не утихающей сваре между лжецами проходили годы. А между тем в «Красном календаре» наступил и день 10-летнего юбилея Великой октябрьской социалистической революции, но честолюбивый комендант Дома особого назначения уже жил в предощущении 1928 года – такого же     юбилея расстрела Царской семьи! Именно тогда он сдал оба своих револьверов в Музей Революции – туда, где хранились экспонаты Истории его нового мира.      
Но со стороны самозванца тотчас последовал аналогичный ответ: 10 декабря 1927-го года П. Ермаков тоже сдаёт в Екатеринбургский Музей революции свой «маузер», якобы из которого «был расстрелян царь». И последовал новый натиск Юровского на супротивника. Честолюбец  в том же месяце подал в ЦК ВКП(б) письменное предложение издать к 10-летию расстрела Романовых «Сборник документов и воспоминаний участников  казни». Но Юровский не знал о строгом запрещении И. Сталина после беседы с Ф. Голощекиным хоть как-то упоминать о екатеринбургском мифе и не отмечать никакого юбилея выдуманной казни, поэтому заявителю в высокую инстанцию пришёл категорический отказ!               
И конечно, никто из  упомянутых честолюбцев не вспомнил о печальной судьбе насильно постриженных иноков из династии Романовых!