Запись 8 НОВОЯВЛЕННЫЕ ПЕРЕСВЕТ И ОСЛЯБЯ
Дюжину лет до русской революции граждане Государства Российского кто с радостью, а кто с печалью, узнали воочию или из газет о том, что в поволжских городах воскресли к былинным подвигам за Веру, Царя и Отечество новоявленные иноки Александр Пересвет и Родион Ослябя. Сегодняшние читатели моей книги о «Живых трупах на троне» в канун празднования 20-летнего Юбилея Октябрьской революции едва ли знают, безбожники, о том, что святой угодник Русской Православной церкви Сергий Радонежский дал Московскому князю Дмитрию Донскому не только своё чудодейственное благословение на битву с язычниками, но двух иноков Сергиево -Троицкого монастыря Пересвета и Родиона. Поединок Пересвета с татарским батыром Темир -Мурзой стал началом победной битвы Руси над Ордою на поле Куликовом.
Первым славным именем в ХХ- м веке был наречён епископ Саратовский и Царицынский, владыка Гермоген, вторым – иеромонах Саратовского Царицынского Каменнобродского монастыря Илиодор. В миру он известен как донской казак Сергей Труфанов 1888 года рождения, 8 октября. Былинной внешностью природой был не наделён: среднего роста, худосочен телесами, но благообразен ликом. Он окончил церковно-приходскую школу, потом Ростовскую семинарию, а там удостоился милости Православного Священноначалия быть принятым в число слушателей Санкт-Петербургской Духовной академии, что гнездилась на территории Александро - Невского монастыря. Ко дню выпуска из сего образовательного учреждения донской казак Турфанов был возведён в сан иеромонаха. Сам ректор академии епископ Феофан был наставником у иеромонаха Илиодора и готовил из него для четы Романовых домашнего духовника вместо преклонного годами и дряхлого телесами отца Иоанна Кронштадского. Но благим намерениям Феофана помешало появление при царском дворе Гришки Распутина. Вместо храмов столицы Империи иеромонах Илиодор направлен был в штат Волынской, а потом Ярославской епархий.
В октябре 1907 года сего слугу божьего перевели в пределы Саратовской и Царицынской епархии под пастырством владыки Гермогена, в миру Григория Ефремовича Долганова. В газетах тех лет высказывалось нескрываемое восхищение Илиодором из-за того, что никакому, дескать, матёрому эсеру не удавалось подняться в агитации до того пафоса, до такой убедительности, что ему покорялись тысячные толпы православных людей. По указанию проповедника пароходы на Волге меняли расписание рейсов. Пастырь врывался в публичные дома Царицына, переписывая фамилии тех, кого заставал там в постелях с проститутками. Илиодор обрушивал потоки брани на власть придержащих: чиновники – взяточники; приставы – шкуродёры; полицейские воры; губернатор дурак! С малярной кистью и ведёрком в руках проповедник ходил по городским улицам и мазал каким-то липким и вонючим варом лица прохожих, имевших несчастье носить очки на глазах или портфели в руках. Ратоборца с интеллигентами охраняли дружины духовных ратников с браунингами в карманах подрясников.
Газетчики взахлёб писали о епископе и иеромонахе как о новых иноках Пересвете и Ослябе, которые сокрушают своих врагов –и слева и справа, не разбираясь. Саратовский губернатор С.С. Татищев обращался за помощью к П.А Столыпину и тот на его место назначил 24 января 1911 года нового губернатора Стремоухова, а у обер-прокурора Святейшего Синода С.М. Лукьянова потребовал ссылки Илиодора в Новосильский монастырь в Тульской губернии. Но Ослябя вскоре совершил оттуда побег. В Царицыне беглец объявил своим духовным чадам:
- У кого есть ненужная доска – тащи её мне, у кого – ржавый гвоздь – тоже неси. У кого нет ничего – землю копай во славу Божию!
Подобно патриарху Никону, устроителю церковного раскола в России, построившему «Новый Иерусалим», мятежный иеромонах решился возвести храм «Новая Галилея» в виде прозрачной башни на высокой горе, заросшей внутри цветами, а с купола её царицынский пастырь, подобно Христу, будет обращаться к народу с «нагорными проповедями». Но пожертвований на богоугодное дело хватило лишь на сооружение крепости со сложным лабиринтом подземных лазов и погребов. 12 марта 1911 года Илиодор выпустил воззвание к народу, в котором он возвестил, что высшее духовенство продалось царским чинушам за «бриллиантовые кресты», что он отныне начинает «жестокую войну» с властью «столичных мерзавцев». В Царицын после этого вошли правительственные войска, солдаты которых получили полные обоймы боевых патронов. Бунтарь против Священнейшего Синода затворился в «Новой Галилее», где были заготовлены неисчислимые запасы продовольствия и питьевой воды. С ним было более пяти тысяч духовных чад обоего пола, евших и спавших в подземных помещениях храма. Илиодоровцы выдержали 20-тидневную осаду по всем правилам военного искусства.
А мудрый пастырь, обманув полицию и военные патрули, добрался-таки аж до Санкт-Петербурга и получил аудиенцию у… царя Николая Второго! Самодержец погрозил пальчиком расшалившемуся иноку и с миром отпустил восвояси. В Царицыне прощённый иеромонах нанял пароход, взял с собою около 1000 «нравственно чистых» исповедников православной веры и отправился искоренять крамолу в городах Поволжья. «Новые галилеяне» бродили по побережью великой реки как по завоёванной территории, срывали вывески с трактиров, с кабаков, театров и редакций газет. В Донскую область и в Астраханскую губернию бунтарь послал гонцов, которые поведали казакам о подвигах иеромонаха во имя православной веры, а так же о тех страданиях и гонениях, которые ему пришлось претерпеть от власть имущих; об ужасах осады православного монастыря православными же войсками; о попытках уморить защитников обители голодом и жаждой. И лишь епископ Саратовский и Царицынский Гермоген да сам царь-батюшка Николай своею милостью спасли подвижника веры от неминуемой погибели. К месту сказать, что владыка в ответ на стенания всяких там губернаторов Татищевых и Стремоуховых на подвиги Илиодора неизменно отписывал в столицу о том, что деятельность иеромонаха не только не вредна, но и полезна даже для поддержания общественного порядка и христианского благочестия в губернии. Рассказы посланцев иеромонаха на Дону и в Астрахани были настолько слёзными и убедительными, что тысячи паломников двинулись в Царицын для того, чтобы получить благословение от мученика и праведника. Но и этого гордецу показалось мало. Он объявляет себя… незаконным сыном царя Александра Третьего, единокровным братом нынешнего монарха, только мать его, дескать, чисто русской крови, а не датской и не немецкой! И все почитатели иеромонаха нашли, что он на диво похож на царя Николая Второго! (К месту спросить наших историков о том, встречались ли русские двойники последнего русского самодержца Гелльштрем и Илиодор?)
Блистательная карьера новоявленных Пересвета и Осляби разрушилась в одночасье после того, как воители с крамолой решились в Северной Пальмире… оскопить самого Григория Распутина. Замысел свой они не осуществили, а посему попали в опалу у царя и царицы. В январе 1912 года Николай Второй добился через Святейший Синод ссылки епископа Гермогена в Жировицкий монастырь Гродненской епархии. Иеромонах же был расстрижен и сослан на жительство в свою казачью станицу на Дону. Он хотел пробиться из Санкт-Петербурга в Царицын к своим «нравственно чистым» исповедникам христианской веры, но из газет вычитал, что полиция разгромила его «новую Галилею». « Со страшными и грязными ругательствами, жандармы и городовые, обнаживши шашки, таскали бедных женщин по храму, с корнем вырывали волосы на голове, выбивали зубы, рвали на телах платье и даже оскорбляли ножнами девичью стыдливость самым извращённым образом… Пол православного храма представлял собою поле жестокой битвы. Везде виднелась кровь, валялись порванная одежда, клоки волос».
Тогда донской казак отрёкся от бога, в станичную церковь молиться не ходил, правда хлебопашествовал, не пьянствовал, не сквернословил и не блудил. Но в глубине души бережно выращивал ядовитую змею мести царской чете Романовых. Не сумев уничтожить Распутина физически, расстрига Сергей Труфанов начал искать другое оружие борьбы со всесильным царским фаворитом. Он вспомнил об имеющихся у него письмах к Распутину императрицы Александры Фёдоровны и её дочерей, эмигрировал из России и поселился в Осло. Но в Норвегии шантажиста постигла очередная неудача, поэтому он в мае месяце отбыл в Америку, где ухитрился продать свою книгу воспоминаний «Святой чёрт» сразу трём издательствам, за что был привлечён к суду.
После мифического отречения Николая Второго расстрига вернулся к родным пенатам богатым человеком, объявил себя демократом, ярым противником монархии. Издал и на родине своего «Святого чёрта», но было уже поздно, книга никого в России не заинтересовала. Широко развернуть свою антимонархическую деятельность при Керенском бывший иеромонах не смог, зато при Ленине быстро нашёл применение своей буйной энергии. Якобы по принуждению самого Ф.Э. Дзержинского он стал служить в ВЧК и весьма преуспел на поприще атеистической пропаганды и зверских расправ над православными священниками в тех местах на Волге и на Дону, где раньше боролся с «врагами веры». Газетные свидетельства о его новых подвигах быстро облетели Европы, тогда как лично мне они, сожалению, не известны. Знаю одно, что когда ретивый чекист Труфанов вместе с женой и детьми сбежал в Прибалтику, ему пришлось там давать объяснения журналистам. В 1934 году выходившая в Румынии русскоязычная газета «Наша речь» напечатала рассказ Илиодора о том, как он в 1919 году якобы, видел в Кремле заспиртованную в стеклянной банке голову Николая Второго! По слухам, новоявленный инок «Родион Ослябя» ныне служит в Нью-Йорке швейцаром ресторана, удивляя посетителей окладистой бородой, пронзительным взглядом зелёных глаз и откровенным презрением женщин.
У русских и закордонных историков до сих пор нет ответа на вопрос: почему царскую семью Керенский отправил именно в Тобольск? В предыдущей записи, озаглавленной «Марат русской революции», я предположил лишь одну причину этого поступка Александра Фёдоровича. Теперь же, я беру на себя смелость назвать и вторую причину, самую верную.
Дело в том, что не один Илиодор с января 1912года растил в своём сердце ядовитую змею мести к царской чете. Не менее огромную злобу к Романовым выпестовал в своей душе и настоятель Жировицкого монастыря из Гродненской епархии, владыка Гермоген. Не знаю, что связывало сего пастыря с «революционным обер-прокурором Синода», В.Н. Львовым, но бывший «саратовский Александр Пересвет» в июне 1917 года получил кафедру архиепископа в Тобольской и Сибирской епархии. Неукротимый мститель из таёжной глухомани ни на один день не выпускал из своего внимания любую мелочь из жизни высокородных арестантов в Царском Селе. Когда же владыке через того же Львова стало известно, что Временное правительство обсуждает выбор нового местожительства под стражей для царя и его семьи, то архипастырь самочинно явился в Петербург и предложил Керенскому перевезти узников в его епархию. И «Марат русской революции» с радостью согласился с епископом Гермогеном, хотя прекрасно понимал, что непримиримый враг Романовых живыми их не выпустит за пределы своей епархии. Бьюсь об заклад о том, что такому возвышению некогда опального пастыря поспособствовал и военный министр Временного правительства А.И. Гучков, который уже не один год мечтал о заточении в монастырь Императрицы Александры Фёдоровны.
К месту сказать, 1-го августа 1917 года ни один из петербургских священнослужителей не поехал в сибирскую ссылку с царской семьёй во главе с отпетыми монархом и его наследником. Не последовал за своими чадами и Царскосельский духовник Романовых, священник Васильев. Поэтому в Тобольске окормлять ссыльных пришлось приходскому батюшке тоже по фамилии Васильев, который по своему неразумению принёс царской семье, себе самому и собственным родственникам много бед. Но он являлся первым помощником владыке, ибо был вхож в арестантский дом на правах духовника у узников. Отцу Алексею помогали горничные Уткина и Романова, которые приехали сюда на два месяца позднее своих господ и устроились в городе на положении свободных гражданок.
Особые надежды по освобождению из-под стражи Августейших обидчиков и укрытию их от глаз людских для своей расправы над ними Гермоген возлагал на монастыри, в которых были сосредоточены подвластная ему сибирская паства: вроде Абалакского мужского монастыря, Знаменского, Иоанно - Введенского женского и Кондинского женского монастырей, а так же Березовской Скорбященской женской обители. Ивановский, по -простому, монастырь был основан в первые годы открытия Сибирской митрополии, то есть в допетровские времена, как центр миссионерской деятельности. Расположенный на правом берегу Иртыша, близи крупного, по тогдашним меркам города, на перепутье важных торговых дорог обитель год от года богатела и расширялась. Но в середине Х1Х века она из мужской стала женской потому, что братьев в крае развелось весьма много, а вот сёстрам спасаться от мирских соблазнов было негде. Продолжая деятельность, проводимую её предшественником, женский монастырь тоже стал вскоре видным проповедником православия в Сибири. На севере губернии, в Конде, Ивановский монастырь имел своё миссионерское отделение. В верстах тридцати от Тобольска при селе Абалак существовал мужской монастырь, переведенный сюда из Невьянска в 1783 году и ставший знаменитым на всю Сибирь своей чудотворной иконой, о которой составлена «Летопись чудес». Другая мужская обитель, самая древняя в Сибири (основана в 1627 году), находилась прямо в Тобольске и тоже имела чудотворную икону, но рангом пониже Абалакской. Зато Знаменская обитель всегда была главным подворьем митрополитов и епископов, поэтому милостями от властей не была обойдена. Обширные монастырские хозяйства, целые посёлки со своей казной, угодьями, мастерскими, странноприимными домами. Во владения бывшего саратовского «Александра Пересвета» хлынули со всех концов революционной России поклонники «царицынского Романа Осляби», пережившие царские преследования отчаянные защитники «Новой Галилеи» в 1912 году. У этого духовного воинства не было в душах никакого другого чувства к царской чете и её чадам кроме ненависти. Мстительный владыка Тобольский и Сибирский Гермоген замыслил насильно постричь в монахи царицу Александру Фёдоровну и четырёх великих княгинь, благо царь Николай Второй и цесаревич Алексей уже причислены были к ангельскому лику в 1900-м и в 1912 –м годах. Для этой цели архипастырь учинил специальные церковные службы для семьи Романовых в ближайшей к губернаторскому дому городской церкви Благовещения, чтобы приучить солдат охраны к частым и систематическим отлучкам узников из узилища. Паче того, коварный епископ ратовал за поездки Августейшей семьи по дальним монастырям епархии. В своих воспоминаниях «Около царской семьи» камердинер императрицы А. Волков сообщил о том, что существовал план переезда царской семьи в Ивановский монастырь и что там для высокородных гостей был уже выстроен новый дом. Вдумчивый читатель моих «Записок» сразу же догадается, что без ведома епископа игуменья не отважилась бы на подобные затраты.
Ещё 3 ноября, в день, отмечавшийся в церковном календаре как праздник «восшествия на престол государя Николая Второго Александровича», дьякон по указанию настоятеля церкви отца Алексея, громогласно, щеголяя утробным рыком, как встарь, провозгласил столь необычное после революции «многолетие царствующему дому с подробным перечислением полных титулов всех присутствующих здесь Романовых. «Выход царской семьи из упомянутой церкви был встречен старым ритуалом «шествия их величеств» – со всеобщим перезвоном всех колоколов города и славословиями из толпы. Охрана выразила суровое неодобрение, но комиссар Временного правительства Панкратов и полковник Кобылинский замяли этот вопиющий факт раболепия. Осмелев от безнаказанности, владыка Гермоген без малого месяц спустя, в день прославления «Зимнего Николы Угодника», тайно привёз в церковь Воскрешения чудотворную икону из Абалакского монастыря. Привёз вне очереди потому, как её обычно приносили в Тобольск летом с особой торжественностью. Рано утром 6 декабря при попустительстве полковника Кобылинского мстительный епископ насильно постриг в монахи всех высокородных узников, благо что этот православный обряд не занял у него много времени. Крестообразному выстрижению волос на голове подверглась лишь царица ибо к этому дню дочери и без того были лысыми, а царь и наследник пребывали в монашеском сословии уже много лет. Новоявленным инокиням были даны новые имена, а вся семья была переодета в монашеские одежды. В этих–то одеждах Романовы были выведены святыми отцами из церкви, увезены из города и укрыты в глухом Михайловском скиту, расположенному в восьми верстах от Тобольска. Интересно мне, вспомнил ли постриженный монарх о моём батюшке, Николае Самуиловиче Гиммере, отпетому живому трупу. Так по замыслу рясоносного мстителя правление Дома Романовых, начавшиеся 305 лет назад при Московском митрополите Гермогене, окончилось при нём, Тобольском епископе Гермогене! Об этом печальном событии в мирской жизни царской семьи прямо указала в своей записке в один из зимних дней 1918 года гофлектрисса Е.А.Шнейдер: «…Расхищают казну и иноплеменники господствуют… Насильственное пострижение – тяжелая смерть…А на окнах не лёгкие узоры, а целые льдины». Не могу не сообщить своим читателям, что эта записка 4 сентября того же года была обнаружена в числе других документов товарищем прокурора Н.И. Остроумовым в здании Уральского совета депутатов в Екатеринбурге. Некоторые предложения из неё привёл в своей книге следователь Соколов «Убийство царской семьи», но предумышленно не придал должного внимания этому явному свидетельству о насильственном пострижении Романовых… «Чьи скорбные думы оставила после себя Шнейдер?» - только и спросил у своих читателей недобросовестный юрист. Другая же царская фрейлина, графиня А. Гендрикова, в своём дневнике 28 марта по старому стилю сделала вот какую запись: «…Говорят о нашем переводе или в архиереевский дом(так в тексте!) или Иоановский монастырь (для безопасности, когда начнётся навигация)». И снова следователь Соколов проходит мимо и этого свидетельства о неусыпной опеке владыки Тобольского и Сибирского над Августейшими узниками. 15 апреля1918 года, в Вербное Воскресенье коварный Гермоген учинил в городе многолюдный крестный ход, как того требовали православные традиции. Вечером того же дня он был арестован местными большевиками и на следующий день отправлен под конвоем в Екатеринбург на телеге. По описанию духовных лиц епархии, скорбный путь святого отца весьма похож на описание мифического путешествия комиссара Яковлева с государём, государыней и великой княжной Марией. Там архипастырь несмотря на тяжкие муки не выдал местонахождения новоявленных монахов из династии Романовых и из-за сего упорства 16 (29) июня красногвардейцы утопили пастыря в реке Туре около села Покровского (родина Григория Распутина), привязав ему на шею большой камень. Так окончилась жизнь неистового «инока Александра Пересвета»!
Его же саратовский побратим, «Родион Ослябя,» к тому времени уже служил чекистом у Дзержинского и под именем комиссара Родионова 3 (20) мая руководил погрузкой на пароход «Русь» имущества и некоторых слуг семьи Романовых, чтобы в полной тайне доставить по реке сей важный груз сначала в Тюмень, а потом по железной дороге и в Екатеринбург. Бьюсь об заклад, что если бы в Тобольске проживал бы хоть один горожанин либо горожанка по фамилии Ипатьевы, то никаких легенд о перевозе не потребовалось. А тут обойдённые епископом Гермогеном большевики спохватились и решили не отдавать святому отцу первенство в деле мести Романовым. Комиссарам всех уровней пришлось по душе мифическое пророчество Серафима Саровского про начало династии Романовых в Ипатьевском монастыре и о конце её три века спустя в доме Ипатьева! И они жестоко расправились с Гермогеном, чтобы начать величайшую в мире мистификацию под руководством «лихого старика из Екатеринбурга» М. Н. Покровского, будущего красного академика истории! Но самым необъяснимым результатом в намерениях большевиков стала безоговорочная вера монархистов и антисемитов всех рангов в их примитивный миф! Один из закордонных «исследователей истории Государства Российского» заверил своих читателей, будто Н.Н. Ипатьев является прямым потомком «владельца» Ипатьевского монастыря близ Костромы, где 21 февраля 1613 года 16-летний Михаил Романов был провозглашён русским царём. Попавшиеся на удочку комиссаров английский журналист Р. Вильтон, белогвардейский генерал М. Дитерихс, комендант Дома Особого назначения Я. Юровский, председатель Уральского областного совета П. Быков, следователь Н. Соколов, его самозванный помощник П. Булыгин и другие летописцы гибели Царской семьи– все они, подобно слепым «каликам перехожим», покорно пошли за своими коварными поводырями, упрямо отбрасывая на своём пути поиска истины все доказательства о том, что никакого расстрела в Екатеринбурге не было, да и не могло быть!!!