Галопом по европам с перелетом в Африку часть 1

"Галопом по "европам" с перелетом в Африку" (с юмором записки "рашен" туристки)

Часть 1
 
"Галопом по Европе"

Майским пасмурным деньком уезжала я в далекое, неведомое. То далекое и неведомое представлялось мне таинственным и загадочным, казалось необыкновенным и волшебным, как та сладкая в детстве сказка, где хочется быть принцессой, красивой и счастливой.
В голове моей, моем мозгу это неведомое существовало вакуумом, белым пятном, когда я и старалась-пыталась воспроизвести, нарисовать  хоть какие-то картинки непонятной, далекой, яркой, заграничной жизни.
А ведь видела ту жизнь и в фильмах, читала про нее в книжках-журналах! Но нет, не запало в душу, не проникло в голову, заполнив белый вакуум и, потому наверное, требовалось натуральное, чувственное осязание, видение воочию романтичного Парижа, вдыхание курортного воздуха Лазурного побережья; любование необыкновенной Венецией...
Родной Урал провожал холодом. Припозднился в этом году май и, несмотря на перевал месяца уже за середину, воздух совершенно не прогрелся. Обнадеженные скорым пришествием лета, деревья будто застыли в изумлении: как же так, мы только что раскрыли свои почки, щедро выпустив первые листочки, а тут...

И лишь вечнозеленые, островерхие шатры елей и кудрявых сосен провожали меня с неизменным как и их цвет настроением: по-стариковски, мудро шумя, может быть, сердясь, за кратковременную мою измену родным местам, а может быть, и напутствуя.
Путь предстоял неблизкий. Почти четыре часа катила я на автобусе до краевого центра, славного города Перми. Один раз останавливались. Не из-за какой-то там, не дай бог, поломки, а, как понимаете, для отправления естественных человеческих нужд.
Остановились в красивом местечке с коми-пермяцким названием Кусья, где от большого когда-то селения осталась горстка нескольких строений, разметавшихся внизу у самой автотрассы, а вверх, высоко по склону взнималась, убегала непроходимая и неоглядная гряда седой уральской тайги.
Автобусная стоянка-остановка в Кусье пыталась принять современный, цивилизованный облик: старая, дощатая уборная, с бегущими из-под нее желтыми ручейками "человеческого освобождения малой нужды" теперь была переоборудована в туалет, внешне и внутренне обшитый пластиком. В самом туалете с рулончиком бумаги в руках сидела приемщица платы за посещение, молодая то ли чеченка, то ли таджичка. За цивилизацию нужно платить! В кабинках же туалета цивилизация никак не просматривалась: действовали наверняка списанные, привезенные из "городу" допотопные установки "дерни за веревочку".
Зато кафе "Бистро", расположенное напротив, завлекало и веселило разноцветностью вывесок и выставок витрин, дразнило приятным, возбуждающим аппетит ароматом горячих щей и уральских пельменей.
Наш автобус вмиг был облеплен местными торговками, соревнующимися с кафе со сбытом своей продукции. В огромных синих фартуках, накинутых поверх разнокалиберных утепленных курток, в расшлепанных резиновых ботах и галошах с толстыми, шерстяными носками, пыхтя "Примой", молодые и старые продавщицы наперебой предлагали свои печеные, жареные изделия: пирожки с капустой, пирожки с картошкой, пирожки с  сохранившимися до весны грибами и, конечно же, пирожки с мясом.
 "Бедные бабоньки, - думала я, - одеты тяжело и безобразно, но ведь, как разворотливы, подвижны и, что удивительно, нисколько своим положением не отягощены"!
"Бедные бабоньки" весело переругивались между собой, сдабривая, богатую уральскую речь с быстрым окающим говором таким же колоритным русским матом.
Счастливая, я ехала в цивилизованные страны и провожающие меня "местные картинки" уже оставались  местной экзотикой.
Пермский скорый поезд действительно скоро доставил меня в неизменную столицу нашей родины. Ранее до Москвы приходилось добираться двое суток, теперь же время было сокращено вдвое. В редкое отличие моих путешествий, в Европу я собралась почти налегке. Да и оттуда планировала вернуться незагруженной. Для хорошей загрузки нужен хороший, немалый капитал. Я ж ехала с единственным намерением посмотреть удивительные на  весь мир страны.
 В подтверждение моего плебейского происхождения (которого, кстати, я нисколько не стесняюсь и  не считаю унижением), мною и был выбран для путешествия автобусный экономтур. Меня не страшили три ночных переезда, хотя со здоровьем имелись кое-какие проблемы. А еще я порадовалась скидке в двадцать евро, так как мне досталось самое последнее место в заднем салоне автобуса. Зато у окна! О, если бы я могла знать о некоторых неудобствах такого расположения, тогда бы не особо выражала эту радость.   Но об этом позже.
В Москве с Ярославского вокзала я быстрехонько добралась до Белорусского, где мне и всем остальным путешественникам предстояло ждать наш поезд до Бреста со специальным вагоном. Тут уж пришлось попереживать! Хотя с визой моей, по уверению мененджера местного турагенства было все в порядке, я, все ж, опасалась: загранпаспорт мой в Москве, я - где-то вдалеке; вдруг, что-то не сложится и получится, что напрасно я так стремилась-ехала и сейчас, вот, болтаюсь на вокзале...
Возле нужного вагона брестского поезда стали скапливаться люди. Такие же горемыки-путешественники, с такими же, как у меня, озабоченными лицами. Правда, настроение у них было получше моего, потому как, я поняла, ехал народ не в одиночку - парами, семьями, даже компаниями. Я, как всегда, в одном лице! Ну и ладно. Я - сама по себе! Ни за кого не отвечаю, ни за кого не переживаю.
Вскоре в народной толпе возникло оживление. Появился, вернее, появилась ответственный член данной туристической "акции" с кипой плотных оранжевых конвертов. Прелестная, молодая Татьяна отныне на целых две недели становилась для нас самым важным, самым необходимым человеком. По каким-то обстоятельствам обещанный по предварительным документам юноша, гид, по имени Денис, не смог возглавить автотур по Европе и потому нашими умами и сердцами отважилась владеть эта хрупкая девушка Татьяна. Я вновь заволновалась: вот тебе и первые нестыковки, а вдруг...
Зажатая в кольцо жаждущих путешествия, Татьяна стала выкрикивать фамилии, имена, отчества. Прозвучало несколько одинаковых фамилий - должно быть едут родственники. Моей все не называлось. Я тоже притиснулась к толпе (все ж, невозможно быть совсем одинокой), будто бы это как-то приблизит, улучшит ситуацию. Опять и опять выкрикивались фамилии: русские, украинские, татарские... Наконец, звонкий голос Татьяны произнес: Баканова Любовь Васильевна!
Сердце мое радостно вздрогнуло.
- Я! Есть! Я здесь! - закричала я, будто рапортуя, пробиваясь к заветному конверту.
В вагоне наша гид Татьяна в каждом купе дала пояснение, как нам себя вести по приезду в Брест. Прибывали мы ранним-ранним утром. По настойчивой просьбе Татьяны нам предстояло нисколько не задерживаться в вагоне, а сразу бежать, бежать друг за дружкой в указанном заранее ею направлении. Это объяснялось тем, что чем быстрее мы добежим до ждущего нас экскурсионного автобуса, чем быстрее рассадимся по местам, независимо от указанных в билетах, - тем скорее отправимся до белорусско-польской границы, в надежде быть первыми при ее переходе-переезде. Ну уж тут нас не следовало даже и просить! Каждый понимал, волновался, старался.
Как мы летели к этому автобусу! И смех и грех! Объяснить-то Татьяна объяснила, на бумажке даже написала, но это ведь одно... Когда ты в незнакомом месте да еще при этом надо куда-то стремительно бежать, да еще не совсем светло на улице...
Я бежала вслед за семейной парой (так мне вначале показалось), с которой ехала в купе и более-менее уже познакомилась, поняв из их разговоров, что вояжи они совершают вообще-то не первый раз. Впервые же  решили "прогуляться" именно этим автотуром. Седой, высокий, с хорошей выправкой бывший офицер был еще в прошлом и отличным спортсменом. Еще сохранившаяся кудрявая шевелюра, мужественное лицо. Симпатичный мужчина. Соответствовать ему пыталась и его спутница, что ей вообще-то не очень удавалось. Выкрашенная в блондинку, в коротеньких цветных бриджах, она едва доставала до плеча бывшему военному, а смуглое морщинистое личико, при всей заметной ухоженности, все-равно выдавало приближающийся почтенный возраст. В утренней полумгле я бежала за ними, стараясь не упустить из виду спины бегущих. Попутно удивлялась их прыти, несоответствующей солидным годам, и подстегивала этим себя: периодически меня беспокоило колено, но в данный момент я о нем забыла.
Мы пересекли перрон, выбежав в какой-то двор с уже вовсю рапустившимися, шумевшими деревцами, затем свернули за угол и побежали по узкому дощатому коридору. Я, слава богу, заметила красные стрелки, указывающие выход на посадку в туристические автобусы и чуть приостановила бег. Запаренные, взмыленные, мы нашли наш транспорт, отныне ласково именуемый нами "полосатиком", так как весь двухэтажный автобус был ярко расчерчен горизонтальными цветными линиями.
 Рассаживаясь кто куда, мы постепенно успокоились, а наша замечательная Татьяна похвалила нас за такую неожиданную быстроту. "Полосатик" тронулся. На границе наш автобус действительно оказался одним из первых. У всех нас собрали паспорта и мы стали ждать оформления документов. Татьяна проинформировала о провозе через границу некоторых продуктов, точнее, о их запрещении. Оказалось, что напрасно я потратилась, купив в дорогу дорогущую сырокопченую колбаску. Нельзя ее, как и другие мясные изделия, перевозить через кордон. Немного подумав, я смекнула, что обшаривать меня не будут, а потому, придам-ка своей пышной груди еще более пышный вид. И, разломив кольцо колбасы напополам, сунула образовавшиеся полукружья в бюстгалтер. Моих манипуляцций никто не заметил, никому до меня, одиночки, не было дела да и сидела я на своем "правильном" месте - так получилось, несмотря на суету посадки я уселась, как было и указано в моем билете, в самом заду, в уголочке у окна. Остальные же сейчас рассаживались, отыскивая свои законные места. Знакомая мне пара сидела через пару кресел. Меня в уголке никто не тревожил, но, как-то отдаленно встревожилась я.
Все еще надеясь на напраслину тревоги, я оглядывала салон автобуса, дабы убедиться в этом и успокаивала себя, что ничего страшного, все будет хорошо. Подумаешь, кой-какие неудобства! Я вспомнила о двадцатипроцентной скидке, весьма немаловажной для моего бюджета, настраивая себя на отличное настроение, на предстоящее, совсем близкое, прекрасное путешествие. Ведь первый раз за границу! Да еще по каким странам, да сразу по четырем! Польша, Германия, Франция, Италия да еще королевство Монако впридачу! Это ли не чудо, это ли не сказка! Бог с ней, моим местным турмененджером, очень хорошей, доброй женщиной, самой не подозревающей наверное, что своим рассказом о комфортабельном автобусе в туре по Европе ввела наивную женщину в заблуждение. Ведь, что получается?
Мененджер, на мой вопрос об удобстве и просторности салона, пространно объяснила, что да, конечно же, это специальный автобус и кресла в нем удобные, и проход в салоне широкий, и что даже в этом самом проходе между кресел один чудак, взяв с собою спальный мешок, расстелив его, улегся и в ночные переезды по Европе дрых себе почти как дома. Я, ухватив эту мысль о спальном мешке, подумала, что, мешок, конечно же, громоздковато, а вот подстилочку себе, пожалуй, сварганю. Женщина я уже немолодая, неизвестно, как этот тур перенесу, а посему, коль можно улечься в автобусе, я к этому и прибегну.
В моей кладовке давно висела старая, на меху, кожаная куртка мужа. Она давно была невостребована, а тут, нате-ка, пригодиться! Я отпорола рукава, подравняла оставшееся полотно спины и полы, и у меня получился легкий кожаный коврик "со смехом". С мехом, то бишь. Я оглядела подстилку. Прекрасно! Находка! Кожей она будет лежать на полу, а я, как королевишна, улягусь на мех. Мех, конечно же, искусственный, потому и не жалко. А еще очень даже хорошо, что я "девушка без комплексов". Если можно на ночь лечь в проходе, то почему бы и не лечь?! Главное, чтобы еще не оказалось в автобусе таких же смельчаков, умных, находчивых и без комплексов. Где-то через полчаса появился миллиционер с нашими паспортами. Он начал раздавать их, вглядываясь в лица, сравнивая, сличая с фотографией. Весьма и весьма "сурьезнай" человек. Да и понятно - дело политической важности.
А мне вдруг стало смешно. Он приближался в конец салона, продолжая метать свой должностной взгляд то на туриста, то на фотографию в паспорте. Чтобы выдержать соответствующий взгляд и не улыбнуться, я постаралась вспомнить что-нибудь тяжелое, драматичное, но вся душа моя, все мое сердце были настроены, как та гитара, на лирический лад, на открытие мне неведомого; во мне пела, ликовала радость будущих встреч с величайшими странами и городами. Ведь не зря же говорится: увидеть Париж и умереть! А я увижу его, увижу Эйфелеву башню и непонятную, загадочную Венецию...
Миллиционер подошел ко мне. Вернее, своим взором припечатал меня к окну. Белобрысый, широкоскулый мальчик, а надо же, какой важный! Молодец! Я выдержала его взгляд, загнав признаки своего счастья, улыбку глубоко внутрь себя. Он подал паспорт. Отныне это самый важный и самый главный документ.
Польскую границу мы прошли удивительно быстро, и вот наш "полосатик" двинул по польской земле. Гид Татьяна решила познакомиться с группой, должной состоять из пятидесяти туристических персон. Здесь оказались и семейные пары далеко не юного возраста, и, наоборот, молодожены; были и влюбленные, сразу же выделявшиеся своим соответствующим состоянием; нашлось две семьи с детьми всех возрастов. В составе группы одиночкой оказалась не только я. Молодая симпатичная блондинка Светлана из Нижнего Тагила обращала на себя внимание звонким смехом, веселым взглядом - она знала про свою привлекательность и была уверена в заинтересованности ею со стороны мужчин; приземистая, коротконогая башкирочка Фая из Уфы, одетая в джинсовый костюм, с короткой стрижкой и конопушками на круглом личике, весьма удачно маскирующими, скрывающими истинный ее возраст, наоборот, была совсем незаметной, не вызывающей никакого интереса. Женщин-одиночек пополнял худощавый, невысокий, плешиватый мужичок из Читы по имени Александр. Непосредственно рядом со мною, точнее, в моем последнем ряду заднего салона автобуса разместились три колоритных краснодарских казачки. Три женщины разных возрастов и, как потом стало ясно из их общения, совершенно разных характеров. Так как я сидела рядом с ними, занимая все ж место поудобнее, у окна, я сразу стала невольным свидетелем их разговоров. Казачки совершенно не стеснялись громкого выяснения отношений и я в душе удивлялась: как, зачем и почему отправились они вместе в это путешествие?!
Самой молодой из них было где-то за тридцать, другой, крашеной под блондинку - под пятьдесят и самой старшей, высокомерной и грубоватой - чуть больше шестидесяти лет. Молодая Ольга ни в чем не уступала старшим подругам. Хотя, похоже, они подругами и не являлись. Свела их вместе торговля на базаре. Так что, мои соседки-путешественницы были торговками. И, как я поняла, торговками весьма успешными. Старшая из них имела ларек-магазин и на повышенных тонах об этом ею не раз упоминалось в их разговорах-разборках. Две другие работали рядом с нею, пока не имея своей отдельной собственности, обладали лишь "точками", но при страстном желании также стать хозяевами. Всех троих объединял базар. И речи их были базарными. Нетрудно понять, что манила их не романтичность Парижа и Венеции, как меня, а прежде всего, импортные шмотки для рыночного сбыта.
"Но сколько же можно увезти? - думалось мне, - ведь торговки всегда берут оптом?! А в экскурсионном транспорте не особо просторно".
Между тем, "полосатик" наш мчал по ровному, гладкому шоссе. Мимо частых небольших хуторков в аккуратных палисадничках, с повсеместно выложенными кирпичом узкими дорожками; мелькали правильно расчерченные квадраты пашен, полей, лугов. Ни зарослей тебе бурьяна и всякого там мухояра по сторонам дороги, ни избушек-развалюшек как в моем родном отечестве. Каждый уголок природного пространства прибран и обихожен.
Вот и первая санитарная остановка на территории Польши. Так называемый комплекс "Поэро". Он включает в себя магазин - "склеп", кафе, обмен валюты - "Кантор". Здесь же находится и столовая самообслуживания. Татьяна порекомендовала нам запастись водой, соками, так как в Европу уже пришло лето, будет довольно жарко, а цены на воду при нашем дальнейшем продвижении совсем не низкие. Путешествующий народ бросился на закупку воды. Я тоже притащила в свой уголок, толкнув под сидение, упаковку пластиковых бутылок. Было предложено перекусить в столовой, поесть горячего, отведав национальные блюда-супы: журек, гроховку, фляки.
Осмотрев местный "склеп", торгующий чемоданами, сумками, платками, куртками, я разменяла несколько евро на злотые, приобретя на память красную сумочку с эмблемой орла и поспешила отобедать. К моему удивлению, почти все работники этого комплекса понимали русский язык. В столовой я взяла непонятный, загадочный журек, зная лишь, что это должен быть горячий или хотя бы теплый суп. Еще взяла каркувку (печеная свинина) с фритки (картофель фри) и бутылочку воды. Пошли тратиться мои первые евро!
Оказывается, выбранные мною блюда не так уж и дешевы! Но все-равно, настроившись на хороший лад, я попробовала суп. Журек. Вот так супчик! Вот так журек! В тепловатой, разведенной водой муке, плавали четвертинки вареного яйца. Я проглотила несколько ложек этого жидкого месива и отставила глубокую керамическую плошку в сторону. Но уж второе блюдо было отменным! Я еле управилась с ним: на широкой круглой  тарелке высокой горкой лежали румяные стружки обжаренной в масле картошки с куском свинины величиной в ладонь. Доедала-допивала я уже второпях. Поглядывая на опустевшие соседние столики, где "заправлялись" коллеги-спутники нашего турне, я засуетилась, заволновалась: самое страшное - отстать! Не дай бог! Конечно же, без меня бы не уехали, но все ж...
И вновь катили мы, как по маслу, гладким автобаном Польши. И опять я удивлялась чистоте и порядку. По улочкам проскакивающих мимо маленьких городков крутили педали мужчины и женщины, старые и молодые, полные и худые - транспорт здесь был, в основном, велосипедный.
Наконец нашему взору предстала полноводная Висла и через некоторое время мы оказались в Варшаве, в Старувке или просто Старом городе. Эта визитная карточка столицы Польши - красивейшего города мира. Разрушенный во время войны, он был заново отстроен в 1946-1963 годах и внесен в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО.
Наша группа высыпала на прямоугольную, удивительно маленькую площадь, имеющую размеры всего 90 на 73 метра, окруженную со всех сторон домами горожан - "каменницами". Сплошная стена каменниц - это целый жилой район обычных поляков. Среди прилепленных друг к другу многоэтажек, наша польская гид, пани Мария, указала на одно уникальное здание. Было оно шириной чуть более метра, выделялось отдельной покраской и удивляло, как же там живут люди! Я спросила об этом пани Марию. Она объяснила, что люди живут "вверх", то есть, проживающие там две семьи, занимают площадь по вертикали. Посреди этой мини-площади красовалась статуя Сиренки - символа Варшавы.
Мне еще хотелось спросить у пани Марии: занесена ли площадь в книгу рекордов Гиннеса, но меня перебили другими вопросами любознательные туристы, и мы поспешили на Дворцовую площадь. У высочайшей колонны Сигизмунда - первого в Польше светского памятника, поставленного в 1644 году королем Владиславом 4  своему отцу Сигизмунду 3 Вазе, я сфотографировалась, попросив об этом отдельно стоящую в сторонке и, казалось, скучающую башкирку Фаю. Она тут же оживилась и незамедлила прибегнуть к моим ответным услугам. Мы поочередно фотографировали друг друга. Группа наша еще не сформировалась в единое целое и по старинной Варшаве мы гуляли как-то разрозненно. Посмотрели Королевский замок и Костел Святого Креста, который особенно дорог горожанам как место, где хранится сердце выдающегося композитора Фредерика Шопена. Правда, сердце Шопена нам не показали.
Проезжая на нашем "полосатике" по Варшаве, мы видели и ее новое, современное лицо: красивейшие высотные здания удивительной архитектуры; ажурные, будто парящие над Вислой, мосты. Видели мы и готовую к проведению чемпионата Европы, огромную, будто летящую, чашу нового стадиона, напоминающую, устремленными в высь лучами-стрелами  своих серебристых полусфер, некий космический объект.
В Варшаве мы были недолго. До вожделенного первого отдыха было еще далеко. Выехав из столицы Польши, нашему автобусу пришлось делать частые объезды, иногда далеко уводящие в сторону и этим увеличивающие время нашего переезда.
Надо сказать, Польша мне запомнилась еще и тем, что на пути к Германии на ее дорогах шел сплошной ремонт. Экскурсовод Татьяна озвучила наше удивление: "Это уже стало, как притча во языцех: когда полякам делать нечего, поляки делают дороги!" Но уж дороги, нечего сказать, замечательные! А вдоль этих самых дорог, я заметила, кое-где располагались наверняка какие-то скульптурно-художественные мастерские. Потому как было выставлено огромное количество белых (не знаю, из чего) изваяний в виде всякого рода животных, даже мифических, а также многообразных человеческих бюстов. Признаюсь, становилось как-то жутковато, когда уже в поздних сумерках на обочинах, вдоль дорог возникали (нет-нет, не мертвые с косами, как у крамаровского героя из "Неуловимых мстителей") целые скопления огромных, белых, светящихся в темноте фигур. Мне очень хотелось спросить об этом у Татьяны, но в автобусе установилась тишина: притомившиеся первым днем путешествия, туристы спали и мне, сидевшей в самом конце салона, кричать-спрашивать было совсем неудобно.
Размещались в отеле мы уже ночью. Я все думала: с кем же меня поселят? Только, не дай бог, с кем-то из ругачих казачек. Я уже приняла душ, не запирая при этом дверь номера, уже, сбросив покрывало, улеглась в ожидании соседки, вытянув на кровати, онемевшие за время длительного сидения в автобусе ноги, но ко мне никто не заходил. В коридоре отеля еще слышалось движение и брожение последних расселяющихся, но шаги и разговоры шелестели мимо моего номера.
Когда все затихло, через стенку от меня послышался женский звонкий смех, по-видимому нижнетагильской Светланы. Я успокоилась и обрадовалась. Как здорово! Как славно побыть, отдохнуть одной! Однако же, взглянув на пустую соседнюю кровать, испугалась: кто меня разбудит? Вставать ведь рано-рано! И хотя Татьяна объяснила, что в номерах имеются специальные телефоны, по которым и будет производиться побудка, я, все ж, заволновалась: а, вдруг, неполадка в аппарате?
Накинув халат, потопала в соседний номер. Там, действительно, поселилась Светлана. И с кем?! С одной из краснодарских торговок! Самой средней, по имени Шура. Я попросила их разбудить меня. Несмотря на некоторую усталость, долго не могла заснуть. Первые впечатления "запечатлела" в быстро возникшем стихе:

      "Соседка Польша, близкая по крови,
       Такая же славянская страна,
       Но как иначе здесь живут панове,
       Культура повсеместно здесь видна!
       Казалось бы, совсем уж Польша рядом,
       И тоже жить не может по-другому,
       Но здесь везде, во всем такой порядок!
       У каждого в цветах дорожка к дому.
       Да, братцы русские, подумать
нам придеться:
       Все ж, почему хреново нам живется?
       Все ж, почему у нас порядка нет?
       Ах, ты наш русский, странный,
       (а, может лучше, сраный?)
                интеллект!"
 

Я не проспала. Наоборот, встала рано. Позавтракав в ресторане, вернее, перекусив различными бутербродиками, мы спешно двинули в Германию: польские ремонты отняли у нас уйму времени. Я не успевала прочесть, осмыслить указательные надписи на немецком языке, кое-что от которого еще жило в моей памяти со школьных времен - так быстро мчался наш "полосатик", нагоняя упущенное время. Татьяна рассказала нам об истории Германии, в частности, о ее современной столице - городе Берлине, который вскоре и открылся нашему взору.
Нам предстояло провести здесь целый день. Прежде всего мы как истинные патриоты своего отечества посетили мемориал советским воинам в Трептов парке. В этот утренний час на его тропинках и дорожках было совсем малолюдно. Этот парк приятно удивил  своей ухоженностью, порядком, изысканной скромностью и еще... тишиной. Тишина была необычной. Сама атмосфера парка как бы соответствовала тематике собранных здесь скульптур и памятников - она была скорбной, скорбящей.
Под сумрачными шатрами зеленых деревьев чувствовалась, угадывалась вселенная скорбь тех далеких, военных лет. Эта скорбь шагала за мной от монумента к монументу, от того самого, известного на весь мир советского солдата, со спасенной девочкой на руках, имеющего подлиную, реальную фамилию - Николай Иванович Масалов - являющуюся олицетворением мужества и доброты всех советских солдат, к склоненной в каменном отчаянии материнской фигуре, и даже не отпускала меня при выходе из парка. В последний раз я оглянулась на массивные арочные ворота Трептов парка, оставляя там свое преклонение, уважение и грусть. Затем мы проехали к Рейхстагу. Вот он - символ немецкой нации, с запечатленной в бронзе, отлитой из французских пушек, надписью: "немецкому народу". Вот та горестная вершина, высота, к которой стремились в Великой отечественной войне советские солдаты, и которая была победоносно покорена ими. И не только надпись из французских пушек украшает Рейхстаг - он испещрен множеством слов на других языках: русском, украинском, татарском, белорусском, грузинском, узбекском... - именами и фамилиями воинов-победителей. После объединения Германии Рейхстаг стал местом заседаний Бундестага.
В этот майский солнечный денек внушительное, грандиозное здание Рейхстага никак не связывалось со страшным, тяжелым, мрачным историческим прошлым: весело развевались, трепетали над ним разноцветные флаги. Конечно же, я "салютировала" перед фотообъективом, приветствовала Россию с побежденных вершин Германии. Фотографом была опять же башкирка Фая. Затем зкскурсовод провела нас на поверхность замурованного бункера Гитлера. Мы стояли на обыкновенном участке плиточного тротуара, пытаясь представить все его подземное нутро. Но мрачным представлениям, опять же, мешало яркое, радостное солнце, восторженный гул многочисленных туристов, звучащая в близком Тиргартене мажорная музыка... Неужели все это было?! Война, страх, жестокость, смерть... Да, время -  великий загадочный лекарь, затягивающий, зарубцовывающий даже самые страшные земные раны...
Мы с удовольствием прогулялись по Тиргартену - самому большому парку Берлина, составляющему 210 га. Здесь тоже находится захоронение советских солдат; захоронено 2500 человек. Надо отдать должное бывшему нашему врагу: места памяти содержатся в идеальном  порядке. Пройдя буквально триста метров, мы лицезрели ранее лишь слышимые Бранденбургские ворота, у которых добрая моя "папарацци" Фая поспешила меня запечатлеть.
Далее нам предстояла экскурсия на Музейный остров Берлина. Так называется район между рукавами реки Шпрее и парком Лустгартен. Меня восхитила красота этого сравнительно небольшого "немецкого королевства". Здесь расположено целых пять музеев. Это и ансамбль музея по истории культуры, и Старый музей, представляющий античное искусство, и египетская коллекция (бюст Нефертити), и Новый музей(Пергамон), и немецкое искусство 19 века, и музей Боде - византийское искусство.
Мы прогулялись по бывшей главной улице Берлина, Унтер ден Лиден, в переводе на русский язык - "Под липами". Когда-то здесь проходила дорога к королевским охотничьим угодьям, ставшими потом парком Тиргарта. В 17 веке на улице высадили липы, по которым и назвали улицу. Сейчас это прекрасный, современный, многолюдный бульвар в самом центре Берлина. У меня в прямом смысле закружилась голова от увиденного чуда - Культурфорума концерна "Сони". Это грандиозное творение современной архитектуры, представленное филигранной конструкцией из стекла и зеркал, со множеством этажей-ярусов и крышей, напоминающей цирк Шапито. Стеклянные стены наполняют здание светом. Верхние этажи принадлежат концерну "Сони", в нижних же расположены кафе, магазины, кинотеатр, национальная галерея. Нам было позволено пройти внутрь, где  прозрачный лифт  за секунды вознес нас на большую высоту, откуда с обширных ярусов внизу просматривалось настоящее действо. На одних из них устанавливались декорации для фильма; на других шла репетиция вокалистов; на огромной, вращающейся в центре окружности, выделывали номера артисты цирка. И, что удивительно, никто не мешал друг другу! Между открытыми взору этажами-ярусами абсолютная изоляция слышимости! Мы же, сверху, не только видели, но и слышали, что происходило там, внизу! Как тут не закружиться бедной головушке?!
Скоростной лифт опустил нас с захватывающих высот на грешную землю. Здесь на огромной площади в 4 тыс. кв. метров ежегодно проводятся различные праздники и фестивали. Легкое красивейшее здание концерна служит, является чудесным фоном для выступления звезд мировой величины.
В дальнейшей экскурсии по Берлину из окон нашего "полосатика" мы видели восхитительный отель "Редисон". Внутри этого научного чуда движется ультрасовременный лифт, чтобы наблюдать жизнь 2600 обитателей морей и океанов в установленном в холле стеклянном цилиндре высотой 25 метров. Это настоящий "аквадом" из акрилового стекла. Немцы не жалеют никаких затрат, баснословных денег для непростого его содержания. Да и что такое деньги, когда все восхищаются, все покорены этаким чудом!
Наша экскурсовод Татьяна рассказала нам еще об одном чуде - необычном гостиничном комплексе, "городе в городе" - Эстрель-Берлине. Он расположен неподалеку от речного вокзала и занимает 15 тыс. кв. метров общей площади. В нем насчитывается 1200 номеров и аппартаментов. Имеется собственный театр, сцена, различные рестораны и кафе и даже железнодорожный вокзал. В стеклянном дворе сходятся все четыре крыла комплекса. Рекламный логан "Эстрель-Берлина" - "Жить, работать и отдыхать". И все под одной крышей!
Еще одно из достижений Берлина - это "Фридрих Штат Палас", где театральные подмостки можно быстро превратить в арену или даже каток. Здесь выступали Луи Амстрог, Марлен Дитрих, Элвис Джон...
К сожалению, этот рассказ был принят только к сведению - побывать в этих необыкновенно-привлекательных сооружениях нам не довелось: в столице Германии огромное количество достопримечательностей и за один день, конечно же, всех их не осмотришь. Мы пребывали, в основном, в центре Берлина, в восточной его части.
Автобус высадил нас на Александрплац. В 1801 году эту бывшую, тогда "воловью" площадь, посетил наш царь Александр 1. Он приехал в Германию решать политические вопросы. В память о сием важном моменте воловья площадь стала Александрплац - главной площадью Берлина. Мы посетили Мариенкирхе - единственную действующую средневековую церковь в городе. Она была построена в 1270 году. Внутри уникальная позднеготическая фреска с изображением танца смерти. Любовались мы Красной ратушей, прозванной так из-за сплошь красного кирпича. А я бы добавила, "примазала" сюда политический акцент: в ратуше долгое время заседали правительственные органы бывшего социалистического немецкого государства. Сейчас же напоминанием и олицетворением прошедшей истории является воздвигнутый незадолго до объединения "востока и запада" Германии памятник Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу. Только вот почему-то в задумчивости и грусти сидят уважаемые мной буревестники правды, равенства и свободы. Хотя, понятное дело, загрустишь, когда столько грязи, желчи и "поклепа" вываливается на их седые головы современными "противоисториками".
Заворожил нашу тургруппу расположенный на площади фонтан Нептуна. Это настоящее королевство Бога морей и океанов. По краям фонтана восседают четыре, легко одетые грации, символизирующие реки Германии: Рейн, Одер, Лабу и Вислу. Глаз невозможно оторвать от этой красоты! Величественностью притягивал к себе наши взоры и старинный Кафедральный Собор и современная берлинская телебашня. В отношении последней есть интересное высказывание. Когда солнечные лучи попадают на срезанный купол башни, то возникает оптический эффект в виде серебряного креста. Берлинцы шутят, что это "папская месть" восточной части столицы, намекая на атеизм бывшего социалистического правительства и дискриминацию церкви. Башня построена всего за четыре года(1965-1969).
Вот сколько всего можно посмотреть за один только день в столице объединенной Германии! Ба! Да я же забыла еще одну очень важную деталь! Да какая там "деталь"! Это же непосредственный участник исторической Германии! Ее разъединения и объединения! Берлинская стена! Вот я стою у оставшегося ее фрагмента, испещренного граффити. Стена простояла сорок лет. Да, вообше-то, сорок - цифра непочитаемая, "неудобная". Берлинская преграда в самой своей основе составляла ширину всего в один кирпич, далее оснащенную более серьезно, монолитно, с бетонными, проволочными заграждениями. И вот я фотографируюсь, стоя на узкой линеечке, резко выделяющейся прежним своим покрытием асфальта. Я радуюсь здоровой, умной мысли немецкого народа об объединении. И тут-же грущу, вспоминая, что происходит в моей стране. Выходит, поменялись местами...
А дальше нам представлялось свободное время. Да-да! Еще весь вечер был свободный! Татьяна посоветовала покататься на автобусе №100, что я незамедлительно и сделала. Это был обыкновенный пассажирский немецкий автобус, которым пользовались обыкновенные немцы, но, при этом, он являлся еще и экскурсионным. Отправляясь от зоопарка, он делал круг, сюда же и возвращаясь. Оказалось, что автобус №100 проезжал по всем местам с достопримечательностями в центре Берлина, которые, собственно, я уже видела. Я глядела на пассажиров, вслушивалась в их речь. В автобусе стоял гомон, как в любом другом транспорте, но здесь слышались немецкие, английские, французские слова. Я искала, ловила русское звучание и, о, удивительно, в этом маршруте на данном отрезке времени, Россию представляла лишь я, похоже, в единственном числе. Но, право же, судить об этом сложно, ведь я молчала в автобусе, также, молча, может быть ехали и мои соотечественники.
Я не боялась заблудиться, а потому вышла на Александрплац, не доезжая до конечной остановки "zoo" - зоопарк. Огромная телебашня, высотой 368 метров, была хорошим ориентиром отовсюду. Да, но с далекой противоположной части Берлина добраться до нее было бы непросто. Итак, я вышла на центральной площади Берлина, решив вернуться к неповторимой красоте фонтана Нептуна. Но, красота красотой, а такую "низменную", естественную потребность организма как принять пищу, а проще, пожрать - никто не отменял. Она, эта самая потребность, мешала, отравляла в данный момент эстетическое наслаждение Нептуном. Под ложечкой у меня сосало, просило незамедлительного насыщения.
У желтолицего корейца, торгующего чуть в стороне пиццой, я приобрела его продукт. Немного помешкав, соразмеряя мой аппетит и голод, прикупила еще и гамбургер. Воду в маленькой бутылочке предусмотрительно таскала с собой. Усевшись на скамейку, тут же разложив снедь, я заодно и позавтракала, и пообедала, и поужинала, запив яства польской минералкой. Теперь, куда как комфортней смотрелось на всю эту красоту, на весь мир! Некоторое время я просто сидела на скамейке, созерцая бьющие ввысь, разноцветные струи фонтана, наблюдая за спокойно прогуливающимися немцами. Автобус наш, "полосатик", находился на запланированном отдыхе, отстаивался перед длительным переездом в Париж. Все мы должны были собраться в одном месте, а именно, на остановке "zoo". Прогуливаясь по Александрплацу, я натолкнулась на кучку наших, таких же зевак- туристов. Поспешила удалиться, отделиться, ускользнуть от устремившейся было ко мне Фаи - так хотелось спокойно побродить одной, поразмышлять, понаблюдать. Хотя и требовался фотограф. "Ладно, как-нибудь обойдусь без нее, - решила я, - попрошу какого-нибудь немчика".
Я залюбовалась проплывающими под мостом корабликами со счастливыми отдыхающими; восхищалась человеческими фигурами, венчающими высотные серые здания. Все это, конечно же, фотографировалось мной. Но, ведь для пущей убедительности моего присутствия на немецкой земле необходимо было и меня запечатлеть, то есть снять, сфотографировать. И я, обладая ничтожным минимумом знаний немецкого языка, примешивая к нему еще и каждому дураку известное английское "о, кэй", стала "приставать", просить гуляющих прохожих об одолжении "щелкнуть". Мне было вовсе не страшно, вовсе не неловко, а очень интересно и даже весело. Сначала я выбрала молодую парочку, попросив: "Битте, майн фото!", тыча пальцем в фотоаппарат и себя в грудь. Чего ж тут не понять! "О, битте, битте, гут!" Молодой человек взял мой дешевенький "Rekam", я показала ему, где нажать кнопку и, отбежав немного в сторону, приноравливаясь к местному пейзажу, приняла соответствующую позу. Кстати, почему-то эта моя поза, а именно, поднятие вверх правой руки с растопыренными пальцами, вроде как делающей приветствие или отдающей кому-то салют, сопровождала меня повсеместно. Да и на прежних, ранних фотографиях я везде с этой самой "салютирующей" рукой. Более того, на старом пожелтевшем снимке, в окружении девочек четвертого класса бутерской сельской школы, я, тогда еще более жизнерадостная, улыбающаяся - рот до ушей, с тонкими косичками, со смятыми бантиками из узкой, атласной красной ленточки, заплетенными мамкой в "корзиночку", уже пытаюсь принять определенную позу. Не просто сижу в рядок, как все остальные  девочки, нет, я своей будущей "салютирующей" рукой "припечатала" плечо одноклассницы. Моя маленькая ладонь на ее плече! А мой взгляд? Он и счастливый и гордый! Что поделаешь! Уже тогда во мне родилась, жила артистка, жаль, не достигла истинных подмостков. Хотя жизненные "подмостки" - та же сцена в природном театре нашего Создателя.
Я поблагодарила влюбленную немецкую парочку и для следующего кадра, сменив местоположение, обратилась к шагавшему мимо меня представителю негроидной расы. Здесь я употребила английские "скъюзми", привычное "о, кэй", "плисс" и всем понятное "фото", с добавлением в общение некоторых жестов. Фотосъемка завершилась удачно. Но тут же последовала и неудача: разрядились батарейки. Необходимо было приобрести другие. И я отправилась на поиски нужного мне "объекта". Оказалось это вовсе непросто. Я спрашивала людей, предъявляя им свои батарейки, совершенно забыв по-немецки слова: "где", "находиться", вспомнив только "варум" - (почему) и "нах хаузе" - (домой). Они-то, умницы, меня понимали, объясняли по-своему, я же понять ничего не могла.
Шла дальше, запоминая бульвар, стараясь не делать поворотов. На противоположной стороне увидела небольшой ухоженный скверик. Перешла туда, намериваясь спросить у проходящих здесь людей о нахождении нужного мне магазина. Заметила молодого паренька, подстригавшего пышные зеленые шапки каких-то кустиков. Тут же смекнула и обрадовалась: этот человек мне родня! Мы с ним одного статуса! Я легко и свободно подошла к нему. И, надо же, вспомнила еще три немецких слова: геен-идти, фарен-ехать, и главное, заген-сказать! Эх, ты мой родной Шрайбикус! Плохая тебе попалась ученица! Но тебя, Шрайбикус, я запомнила навсегда из немецкого учебника!
 - Ихь фарен Россия. Ихь рашен турист. Зеген зи битте, фото... элемент... аппарат...
Молодой человек, слава богу, оказался действительно "Дойче юнге" - ни корейцем, ни китайцем, ни каким-нибудь перуанцем. Он горячо, с удовольствием стал мне объяснять, показывать, из чего я уловила только "супермаркет". Видя, что я не "дохожу", юный немец взял меня, бестолковую русскую тетку, за руку, и повел по тропинке из скверика. Мы вышли на небольшую площадь с величественным монументом, наверняка, из древних правителей Германии-Пруссии. Парень указал рукой вдаль, на противоположную улицу и я, сделав вид, что все поняла, поблагодарив его: "Данке, данке шон!" (эти-то два заветных словечка -спасибо и пожалуйста по-немецки -  я всегда помнила), двинула в заданном направлении.
В высоте маячила заметная со всех сторон телебашня. На супермаркет я чуть не наткнулась, с закинутой головой обозревая статуи-скульптуры на крышах берлинских домов. В магазине я уже смело было начала лепетать: "Битте, фрау, ихь фото, майн фото...", как меня тут же весело остановили: "Батарейки сели? Да понятно, понятно, говорите по-русски." Ба! Да это же вовсе не фрау, а моя соотечественница! Счастью не было предела! Я приобрела не только батарейки, а еще впридачу и маленький сувенирный будильник с маркой Берлина. "Теперь уж буду спать и не переживать!" - радовалась я, надеясь, что и дальнейшие отели сулят мне одиночество и спокойствие.
Без всяких проблем я возвратилась к поразившему меня царству Нептуна и уселась на скамейку вблизи прекрасного скульптурного ансамбля. Заменила батарейки. Что такое? Фотоаппарат не включался. Я поменяла батарейки местами. Никакого эффекта! "Надула, все-таки, соотечественница! Нагрела! Русские, зараза, они везде русские! Немца она навряд ли обманула б!", - огорчалась я, уже думая о возврате в магазин. Но тут прямо ко мне на скамейку подсел какой-то важный, седоватый, ухоженный господин. Скамеек здесь было немного, некоторые из них, все ж, были свободны, но представительный мужчина сел именно на мою скамейку. Ну и бог с ним! Сел и сел! Тем более, эта скамейка скорее всего его, конечно же его, а не моя...
Мужчина достал журнал, стал читать. "Рашен" туристка, ни бельмеса не понимающая в языках, но стремящаяся овладеть хотя бы минимальными познаниями о цивилизованных европейских странах, с далекой юности мечтающая хотя бы мимолетно поглядеть, походить по таинственным, загадочным их землям, с этой целью и предпринявшая столь припозднившееся путешествие, видать, совсем осмелела. А что? Я ведь находилась в свободной демократической стране и потому сразу обрела исконно присущие человеку свободу и самоуважение. Проще говоря, почувствовала себя нормальным гражданином, как, собственно, всегда и везде должно быть...
Я обратилась к мужчине.  Как смогла объяснила ситуацию: "Найн арбайт фото...". (Как видите, вспомнилось еще два словечка. Так, глядишь, гуляя по немецкой столице, и всплывет в памяти дойче язык!) Важный господин вдруг сияюще-ярко заулыбался: "О, битте, битте, фрау!" Он взял мой "Рекам", обсмотрел со всех сторон, разбираясь, прицокнул языком: "Зер гут, зер гут".
"Тактичный человек, - подумалось мне, - Какой там "зер гут" -  хороший мой фотоаппарат?! Китайского пошиба, обыкновенная мыльница." Но на душе стало приятно. Через минуту он возвратимне его с загоревшимся экраном. На радостях, я схватила фотоаппарат: "Битте, битте фото!" И мой случайный немецкий сосед по лавочке, моментально, будто молодой "вьюнош", оказался позирующим у фонтана. Я подбежала к нему: "Найн, найн, Ихь фото, ихь!" (Нет, нет. Я фото, я.) Бестактная русская баба! Чтобы мне заснять коммуникабельного пожилого, доброго немца! А еще лучше "сфоткаться" с ним! На память о дружественной Германии. Нет, не хватило ума. Берлинский "геноссе" смутился: "Я, я." (Да, да.) Он сфотографировал меня и с серьезным видом возвратился на скамейку дочитывать свой журнал. Я поспешила уйти. Все-таки, в не сразу соображающей моей головушке определилось понятие неудобности положения.
И опять я бродила по улицам и площадям Берлина, не теряя из виду возвышающуюся телебашню. Несколько раз натыкалась на "своих", с радостным узнаванием мы обменивались взглядами и шествовали дальше, по разным сторонам. Мой фотограф Фая, видать, на меня обиделась, ко мне больше не порывалась.
Предстоял непростой длительный переезд в Париж. Целых пятнадцать часов! Поэтому я решила "подзатариться". В огромном продуктовом супермаркете набрала красивого вида вакуумных упаковок с беконом, грудинкой, всякими копченостями. Искала ржаной (черный) хлеб. Такового не оказалось. Пришлось набрать маленьких белых булочек. Ах, бедные диетологи, они бы в обморок упали наверное, увидя мои пищевые пристрастия! Но уж, куда деваться - против природы не попрешь! А природа дала миру такое явление, как я, взращенной на плодородной черноземной равнине, богатой привольными, широко размашистыми, как в жизни вообще, так и в потреблении привычной для сих мест продукции( а именно, сала-мяса самого различного "ассортименту", жареной картохи на том же сале и густого жирного молока) русскими людьми.
Не думалось раньше о сплошь рекламируемой сейчас диете. Считалось, что пожирнее, то и получше. Моя бабка Маша ставила на стол только что вынутый из печки чугунок разварившейся, "крухавой", с румяной поджаристой корочкой картохой; рядом с чугунком ставилась большая сковородка  жареного сала, полная скворчащего жира и мы, детвора, накидывались на это самое замечательное яство в наших домах: макали, "куняли" эту картоху в жир и "уписывали" за милую душу. Воспоминание об этой пище, желание ее, сопровождает меня всю жизнь. Какие там, к черту, диеты! Поэтому, я нисколько не пожалела, что набрала вакуумной "вредной", "полной холестерина" продукции. В дальнейшем это здорово пригодилось.
Из Берлина мы выезжали поздно вечером. Еще до отъезда, нет-нет, да и возникало у меня какое-то ощущение волнения, тревоги. Что-то, нет-нет, да и подтачивало мое хорошее настроение...
Нет, это было не неудобство перед Фаей. Конечно же, я догадывалась, понимала, что так беспокоит меня.
Не давал мне покоя мой кожаный коврик, занимающий в спортивной сумке достаточное пространство. Хотя я вроде "девушка без комплеков", все ж подумала, как же мне разместиться на полу нашего "полосатика", как улечься на этой кожаной подстилке, которую мои соседки-казачки в дальнейшем  окрестили "кожухом". Ну, в их кубанском духе.
Притомившиеся за долгий, насыщенный день в Берлине, туристы занимали свои места в автобусе. Наверх укладывались небольшие пока сумки, свертки, пакеты с немецкими гостинцами. Ушлые казачки приберегали деньги на другой немецкий город Дрезден, в который мы должны заехать на обратном пути. Казачки уверяли, что именно там дешевый и качественный товар.
Впереди, ждали-не ждали, русских туристов Париж, Версаль, Канны-Ницца, Монако, Верона, Венеция...
А пока нас провожал такой добродушный, такой  гостеприимный Берлин. Я никак не могла отвести взгляда от последней достопримечательности, представленной нам этим замечательным городом, последнего, так сказать, творения монументальной скульптуры. Это так называемый молекулярный человек. Интересная, необычная идея американского скульптора Джонатома Боровски воплощена в композицию из трех мужских силуэтов из алюминия, стоящих друг против друга, символизирующих единение трех округов Берлина. Эта самая большая скульптура под открытым небом, ее высота 30 метров. Удивительна и притягательна она тем, что стоит на водной поверхности реки Шпрее. Тела трех фигур пронизывают круглые отверстия, что говорит о составляющих их молекулах и что еще в шутку берлинцы называют швейцарским сыром. Идея же скульптура серьезна: что человек в целом, что отдельная молекула - все в этой жизни, мире стремится к единству. В вечернем, сумеречном пространстве светящийся молекулярный человек долго не отпускал моего взгляда, долго не исчезал из вида, как бы напутствуя меня в дальнейшее путешествие.
Я дождалась того времени, когда пассажиры успокоятся, уснут, чтобы и осуществить свое задуманное. В автобусе установилась некоторая тишина, нарушаемая лишь сопением и похрапыванием попавших в объятия Морфея. Тройка удалых моих казачек, на этот раз немного поспорив из-за места под ногами, так как поклажи после Берлина у них оказалось, все ж, больше, чем у других, наконец-то угомонилась. И наступил мой час. (Некоторое время я увлекалась итальянским языком и поэтому так и хочется похвастаться кое-какими знаниями. Потому рискну выразиться по-итальянски: "Ора э венуто! - пришел мой час!)
Насчет прохода между кресел, я поняла сразу -  ничего не выйдет: обыкновенный узкий проход как у обычных автобусов. Уж не знаю, как располагался тот турист в спальном мешке, по рассказу моего мененджера, будь он даже подросткового вида, мне же здесь было не улечься. Никак!
Я опустила глаза вниз, стала примеряться. Под моими ногами, под сидением было пусто. Откинутая спинка кресла впереди сидящего почти упиралась мне в грудь. Моему креслу откидываться было некуда. Гордо выпрямившись, я сидела в своем углу, как стойкий оловянный солдатик. Правда, солдатик стоял, но качество стойкости нас роднило. Ну, вот за это-то мне и было скинуто двадцать евро.
Все ж, я решилась попробовать исправить свое неудобство, хотя бы в ночных переездах. Я достала из-под себя мой "кожушок" - он лежал на сиденьи и был уже с интересом и любопытством осмотрен  озадаченными казачками. Они и на меня посматривали непонимающе и даже недоверчиво. Я же все про них понимала, а в их доверии не нуждалась.
Бросив безрукавную куртку себе под ноги - кожей вниз, мехом вверх - я встала на четвереньки, стараясь втиснуться между моим и впереди стоящим креслом. Пышные габариты моего тела никак не хотели "вписываться" в очень узкое пространство. Я вытянула ноги назад, задевая ноги моих краснодарских спутниц по туризму, ожидая от них крика, ругани, может быть, даже мата. Но удивительно! Не слышалось ни первого, ни второго, ни третьего. Не слышно было даже смеха!
Все ж, подустали мои казачки, притомились бабоньки, бегая по Берлину. А я сама, кое-как втиснувшись, распластавшись под креслами, еле сдерживала хохот. Действительно, смешная нелепая ситуация. Если бы мои соседки рассмеялись, я бы поняла их. Может быть, они стали бы мне даже ближе: ведь известно же, смех, понятие юмора и ситуации сближает людей. Но казачки или совсем утомились, бегая по берлинским лавкам, магазинам, бутикам за шмотками, или вовсе не обладали чувством юмора - потревоженные моими поползновениями, в прямом смысле этого слова, под их ногами, они смотрели на меня почти равнодушно, лишь с некоторым оттенком пренебрежения, может быть, оттенком презрения.
Но и эти не самые приятные чувственные характеристики с их стороны я понимала. А молчание их, все ж, было приятно, и даже некоторая волна благодарности к ним всплеснулась в моей душе.
Под креслом я лежала совсем недолго: наверное, как раз в этом месте у автобуса находился двигатель, мотор, потому как мою бедную головушку трясло и подкидывало; она подпрыгивала, как живой мячик, ударяясь в какие-то винты-болты, железные выступы и скобы. Мою головушку не спасала даже мягкая подушечка-думка, специально сшитая мною для такого маршрута, самолично набитая гусиным пухом.
Короче, собралась девка в Европу со своим приданым- с "шубами-перинами", а пришлось согласиться, смириться с почти спартанскими условиями: спать сидя (все ж, не стоя, как лошадь!), питаться на бегу и бегать для переодевания-умывания, чистки зубов в попутные, придорожные, но очень хорошие цивилизованные кафешки. Но на то и экономтур!
Итак, залезть-то под кресла я залезла, а вот как выбраться?! А выбираться надо! Потому как, за более чем пятнадцать часов поездки до Франции, "славного городу Парижу" в таком "низменном" положении, лежа, я имею полную возможность получить сотрясение мозгов. А они какие-никакие, а все ж, свои. Да уж и не совсем они... того... Не совсем уж глупая я!
Я пыталась выползти из своего укрытия, поддаваясь, пятясь, как рак, назад, стараясь осторожно касаться ног Ольги, Шуры и моей тезки Любы. Так прозывались  соседки-казачки. Ольга и Шура молчали, услужливо подбирая ноги, а самая старшая, бизнесвумен Люба, все-таки, буркнула что-то грубоватое. Но деваться мне было некуда: начатое дело нужно доводить до конца. Я с шумом, кряхтеньем и сопеньем, стараясь унять учащенное дыхание, наконец-то, вынырнула наверх. Благо, моих занимательных телодвижений не видел весь автобус; этой чести удостоились только два ряда кресел заднего салона, да и то, если они сквозь дрему и почувствовали что-то.
Отдышавшись, я ногами запихнула свой "кожух" подальше под сиденье. Уснуть никак не могла.   Тогда и родилось где-то в подсознании шутливое стихотворение на эту тему, оформленное мною тут же, в автобусе, записанное в сопровождающий блокнотик. Вот оно: "Мое турне по Европе" или "Туристский кожушок"

      "Я совершила собственный рекорд,
      Забыв о всех таблетках и микстурах,
      Отправившись в задуманный поход
      Дорогами автобусного тура.
      В автобусе дневать и ночевать
      Предполагалось нам все путешествие,
      Я ухитрилась смастерить кровать,
      Чтоб отдыхать после дневного шествия.
      Я бросила на пол свой кожушок,
      В последний ряд, под кожаные кресла,
      У некоторых баб случился шок,
      Когда под их ногами я полезла.
      И улеглась, уткнувшись головой
      До самого последнего упора,
      Но, было неудобно: грохот, вой,
      И дребезжание автомотора.
      Я б вскорости мозги себе стрясла,
      Башкою ощущая гайки, клеммы.
      Легко я завалилась под креслА,
      А вот подняться, вылезти - проблема!
      Мешали формы пышные мои,
      Ведь там ребенку только разместиться,
      и я с трудом утягивая их,
      Смогла к себе на кресло возвратиться...
      И пролежал на полке кожушок,
      Как лишний элемент экипировки,
      Зато в Вероне мне купить помог
      Хороший чемодан он подешевке.
      Мне жалко было выбросить кожух,
      Хоть и мешал футболкам, сувенирам,
      Но, он не сыр, не мясо - не протух,
      И я его проволокла по миру.
      Он мне еще послужит и не раз,
      В моих походах по родному краю,
      Он легок и удобен, как матрац,
      И о Европе мне напоминает!"
 
Через три часа мы остановились на перекур. Сбегали в необходимое "заведение". О моих манипуляциях с "кожушком" Ольга и Шура, удивительно, не вспоминали, и только лишь гонористая, оболваненной головой похожая на мужика, Люба ворчала что-то себе под нос. За ночь с небольшим наш "полосатик" должен был промчаться по территории Бельгии, достигнув границ Франции. "Надо же, какие совсем небольшие территории?! - удивлялась я. У нас даже иную область не объедешь за ночь!"
Заснуть, как я себя не увещевала, так и не удалось. Пристально вглядывалась я в очертания пролетающих мимо чужеродных земель, городков и селений. И не только эмоциональность, впечатление от только что написанного стиха, а также непривычность и неудобство спать сидя мешали так нужному мне сейчас сну, отдыху перед самым ожидаемым городом Парижем - сомкнуть глаза не давал мне весь мой организм. Похоже, он задался специальной программой на поглощение всего увиденного в этой необычной, далеко непростой автомобильной поездке.
Соседки мои по таким же незавидным местам, (торговки, сами, наверное, выпросившие себе  двадцатипроцентную скидку из-за экономии) мирно, сладко посапывали, а высокая плечистая бизнесвумен Любовь даже всхрапывала.
Было еще несколько остановок. Я переживала: как-то буду бегать по экскурсиям, выдержу ли не спавши...
Перед самым городом Парижем водители нашего "полосатика", оборудованного специальным нагревательным прибором, рослые, крепкие - один к одному - белорусские парни Алексей и Дмитрий, поочередно сменяющие друг друга в рейсе, предложили заспанным туристам (счастливым, не то, что я - выспавшимся!) кофе и чай. Смешно было наблюдать, как разномастная публика с разнокалиберными сосудами для питья, как-то: кружками, чашками, стаканами, бутылками в руках выстроились в большую послушную очередь. Протягивая емкости для ободряющих напитков находящимся на высоких ступеньках автобуса нашим поильцам, Алексею и Дмитрию, покорная очередь путешествующих представилась мне просящей милостыню. И грустно и смешно.
Потом в салоне зазвучали песни Джо Дассена. Наша милая Татьяна старалась создать соответствующую моменту "французскую" атмосферу. Ах, неподражаемый красавец Джо Дассен! Как я любила его в юности! Да и кто мог из тогдашних девушек не любить его! Может быть, потому и отдавала я предпочтение чернокудрым мужчинам! Дассен был настолько обаятелен, что его не портила(как мне тогда казалось) даже некоторая косинка глаз. Ах, Джо Дассен, Джо Дассен! Так рано ушедший, в сорок два года, прямо за чашечкой кофе(по газетным информациям)... С его неповторимым, незабываемым "Индейским летом"...
В Париже мы оказались далеко за полдень.
И вначале я была обескуражена. Города как такового не было видно: сплошные тоннели, тоннели, тоннели. Но что меня поразило: при выскакивании из тоннелей, попадая на улицы города, из окна автобуса я видела множество мусора; подхваченный ветром, он летел по этим, в моем воображении, сказочным улицам, проспектам; тротуары пестрели обрывками упаковочной бумаги, рваными газетами, измятыми сигаретными пачками; ветерок катал-перекатывал пластиковые бутылки и пакеты...
Ничего себе! Будто попала я не в воспетый маэстро музыкантами, писателями классиками, мастерами художниками, окутанный романтическим флером, манящий, притягательный Париж, а в обычный провинциальный городок России, оставшейся далеко позади. Я не допускала, гнала от себя едва заметное касание подступавшего грустного разочарования, успокаивая себя тем, что это всего лишь окраина. А окраины городов везде одинаковы - будь то Рим-Париж или российский захолустный Козлаковск.
Мой взгляд с надеждой искал, ловил что-нибудь необычное, привлекательное. И нашел! Благо, наш автобус двигался теперь медленно из-за частых пробок и я могла спокойно наблюдать из окна. Хотя какое там спокойствие! Я даже умудрилась привстать на больное колено на моем сиденьи для удобного фотографирования. Организм мой честно, солидарно с моим настроем, исполнял программу: боли в колене я совсем не чувствовала, она куда-то улетучилась.
Мы проезжали мимо ряда непонятных высоких деревьев с совершенно гладкими, светло-коричневыми, даже зеленоватыми стволами, кроны которых украшались удивительными свечками, вертикально тянувшимися вверх. Что за деревья? Никто из соседей не мог назвать их.  Гадали: каштаны, платаны? Мне не случилось побывать в Киеве, где, говорят, много каштанов. И эти чудные деревья, все ж, оказавшиеся каштанами, я видела впервые. Я слышала хорошую советскую песню: "Снова цветут каштаны..." В Париже я буду любоваться ими.
Еще я обратила внимание на невысокость светло-серых, ближе к молочному цвету зданий со своеобразными окнами. Узковато-высокие, с ячеистыми створками-жалюзи и маленькими ажурными балкончиками, французские окна отличались от наших, русских - широких и светлых, с такими же широкими и светлыми лоджиями-балконами. На одном из балкончиков я заметила француза. А может быть, это был вовсе не француз, но, все равно, в данный момент - житель Франции. Обыкновенный житель Парижа вышел по обыкновению, наверное, покурить, а может, просто подышать... И тут, сам того не ведая и не подозревая, стал объектом фотосъемки восхищенной русской немолодой туристки. И хоть снимала я через окно автобуса, фото получилось, на удивление, четким и ярким. Только вот резкое движение "полосатика" - выскакивали из пробки - все таки помешало: мой первый француз остался без головы. Первый неудачный фотокадр во Франции. Но я не забраковала его: пусть в моем альбоме этот снимок с французским балкончиком и неизвестным французиком - "всадником без головы", для меня останется своеобразной визитной карточкой Франции.
Нам предстояли весьма и весьма насыщенные экскурсиями три дня в Париже. Наша замечательная экскурсовод Татьяна, красивая, стройная девушка из Бреста, являющаяся студенткой одного из московских Вузов, посчитала нужным и даже необходимым ознакомить нас с вводной информацией об истории столицы Фрации, то есть ввести в курс дела, куда мы прибыли-пожаловали.
Основателями Парижа были галлы, построившие небольшое поселение на левом берегу Сены, под названием "Лютеция". Еще в 53 году до н.э. Юлий Цезарь, пришедший сюда с войском, вспоминает о нем. Вследствии постоянной угрозы вторжения варваров, первоначальное поселение было перенесено  на остров Ситэ, откуда и началось постепенное расширение города по обеим сторонам Сены. Много чего пережил Париж, повидал множество правящих династий, приносящих городу то расцвет то разруху. В 1430 году Франция была оккупирована Англией и Генрих 6 был коронован королем Франции. В 1437 году Карл7 отвоевал Париж, но мирная жизнь долго не наступала: кровавые смуты, сменившиеся страшными эпидемиями чумы изнуряли население. В течении всего 16 века, когда французские короли предпочитали жить в замках Луары, в столице продолжались беспорядки, спровоцированные распространением протестанского движения. Религиозные войны, терзавшие Париж и всю Францию в течении долгого периода, закончились знаменитой Варфоломеевской ночью - избиением гугенотов 24 августа 1572 года.
В начале 17 века в Париже проживало 300.000 жителей. Расцвет в городе наступил во времена могущественного кардинала Ришелье и в период правления династии Бурбонов. При Людовике 14 (короле-солнце) в нем проживало уже полмиллиона человек.
Но особо значимо в истории Парижа отмечается 1789 год - вспыхивает Французская революция, первая веха зарождения современного мира. В 1804 году восстанавливается Империя и роскошь двора, окружающая Наполеона, коронованного в этом же году. Затем к власти приходит Наполеон 3. 18 марта - 28 мая - период Парижской коммуны. (Кстати, позволю себе маленькую паузу отступления от исторической хронологии. Но, не "хренологии", позвольте!
Русская, советская улица, на которой я живу, носит имя Парижской Коммуны. Чувствуете историческую преемственность?! И я этим горжусь!)
 С приходом двадцатого века Париж переживает блистательный взлет, подъем: проводятся Всемирные и Международные выставки, возводятся Большой и  Малый дворцы, зарождаются новые тенденции в искусстве - как в живописи, так и в литературе. Однако городу пришлось пережить невосполнимые потери: долгие кровавые войны принесли с собой разрушения от бомбардировок. Оккупированный немецкой армией в 1940 году, Париж был освобожден союзными войсками только в 1944 году. С этого времени и до наших дней, возвратившись к традициям свободного, жизнелюбивого города, Париж хранит свое место в мировой истории и культуре.
Итак, каким бы, возможно, скучным при прочтении моих записок, не показался данный абзац - без этого краткого экскурса в прошлое, без этих исторических цифр интригующий всех Париж не был бы полностью воспринят, прочувствован.
Для меня Париж всегда был затаенной мечтой, одним-единственным городом среди всех! - да простят мне другие, не менее замечательные европейские столицы.
И потому отдаю я предпочтение в своем описании именно ему. Моя мечта осуществилась! Целых три дня в Париже!
Наш "полосатик" двигался по центру города, я любовалась красавицей Сеной, восхищалась уникальной архитектурой, стараясь как можно больше вобрать в себя, прочувствовать, зарядиться атмосферой Парижа, еще не выходя из автобуса.
Мое первое возникшее было разочарование вмиг улетучилось, его будто-бы и не бывало, а я... я... даже не верится, я здесь, наконец-то, в моем долгожданном Париже! Да-да, именно в моем! Сейчас я была здесь, была в нем и с ним - а значит, он был моим! И пусть это будет только раз! И только три дня! Но я в Париже, и он мой!
Теперь мы двигались по направлению к известнейшему на весь мир Собору Парижской Богоматери - Нотр-Дам де Пари. Это была первая достопримечательность в наш первый день пребывания в Париже. Стоит ли говорить о нашем нетерпеливом волнительном ожидании?!
 Автобус припарковался в несколько отдаленном месте. Наша милая Татьяна, соорудив из обычной учебной линейки, украшенной вверху ярким бантиком, указующую веху-ориентир, повела свою команду маленькими треугольными парижскими дворами.
Идти было сложно, так как все пространство меж домов занимали автомашины, мотоциклы, велосипеды. Мы накручивали меж них зигзаги, не спуская глаз с линейки с бантиком. Можно сказать, не шли - бежали! Не дай бог, отстать!
Рядом со мной оказалась Ольга, самая молодая из казачек. Она ворчала: "Ну што это за гонки! Бедные мои ножки!" Эта гоночная ситуация меня смешила. Но, взглянув на ноги Ольги, я сдержала улыбку: нижние конечности моей соседки-торговки имели совсем не "товарный" вид, они сильно распухли, отекли, Ольга прихрамывала. "Да штоб я еще раз поехала автобусом!" - возмущалась она на торопливом ходу.
Я же поблагодарила свой организм за выносливость, стойкость, ликвидацию болевых ощущений в нужные моменты и еще за решение одной очень важной, деликатной женской проблемы. Эта проблема в первую очередь беспокоила меня в моих мыслях о поездке.
Дело в том, что мой мочевой пузырь в последнее время как-то полюбил ночное расслабление. Из-за его "странных прихотей" у меня нарушался сон - приходилось по нескольку раз бегать в туалет. С возрастом мой "пузырек" все более "наглел" - расслаблялся. Собираясь в длительную автопоездку, признаюсь, я очень переживала, комплексовала по этому поводу. И хотя наш туристский транспорт и был оснащен всем необходимым, в том числе, и биотуалетом на первом, (бытовом) этаже автобуса, хотелось лишний раз  не беспокоить служебный персонал в лице Татьяны, Алексея и Дмитрия моей деликатной проблемой. И, удивительно, проблемы не возникло! За все время путешествия! Вот так стресс организма! Его "установка" на беспроблемное путешествие исправно выполнялась. Я спокойно дожидалась следующих по пути остановок. Сейчас мне было жаль Ольгу, испытывающую проблемы с ногами.
"А ведь совсем молодая!" - думала я, глядя на сбитую, упругую, с тугими выпирающими формами казачку. Мы перешли улицу по светофору как законопослушные российские граждане, хотя переход здесь осуществлялся довольно свободно: нет в данную минуту транспорта - можешь смело шагать, никакой "гаишник", полицейский "ажан" тебя не остановит, не тормознет.
И, вдруг, прямо неожиданно, нашему взору предстало чудо! Чудо это взором было не охватить: настолько оно высоко, грандиозно, величественно, монументально...
"Вау!", "Вау!" - все как один, мы запрокидывали головы в небо, удивляясь сооружению небывалой величины. У нас не находилось слов, чтобы выразить свои эмоции - надо же, в таких исключительных случаях не поможет никакое разнообразие русского языка, кроме этого собачьего, чужеземного "вау". От Собора невозможно оторвать взгляд. И невозможно разглядеть его быстро, на бегу. Нас и не торопили.
Местные специальные экскурсоводы на соответствующих языках ознакомили туристические группы из разных стран, разнокалиберными кучками толпящиеся на площади, с удивительной, восходящей к древности историей Нотр - Дама де Пари - географическим и духовным сердцем Парижа.
Собор начал строиться в 1163 году на месте древнеримского храма. Строительство было предпринято епископом Морисом де Сюлли и начато с хоров. Потребовались многие годы, чтобы возвести нефы и, наконец, в 1200 году, уже при епископе Эде де Сюлли, был закончен фасад, хотя строительство башен продолжалось вплоть до 1245 года.  Затем приступили к постройке капелл в боковых нефах и на хорах; работы велись под руководством архитектора Жана де Шелли. Около 1250 года был закончен фасад с северной стороны. Строительство фасада с южной стороны началось лишь восемь лет спустя.
Собор был завершен только к 1345 году. Разрушения, вызванные временем, людьми, бесконечными войнами, в течение многих веков искажали первоначальный облик Собора, особенно во времена Французской революции, когда в 1793 году он был под угрозой сноса. Собор спасло от сноса посвящение его богине Разума, культ которой ввел Робеспьер. Впоследствии, в 1802 году, Собор был вновь освящен, как раз к моменту торжественной коронации Наполеона 1 Папой Пием 7 в 1804 году. Окончательную реставрацию Собора осуществил Виолле де Дюк в 1844-1864 годах.
В 1871 году Нотр-Дам чуть не погиб от пожара. Мощный и величественный фасад Собора, созданный в идеальной гармонии стиля и формы, разделен по вертикали пилястрами на три части, а по горизонтали - галереями на три яруса, из которых нижний имеет три глубоких портала. Над ними идет аркада, называемая Галереей царей, с 28 статуями, представляющими царей Израиля и Иудеи. Народ, видевший в них образы ненавистных французских королей, низвергнул статуи в 1793 году, но, впоследствии, на самой последней стадии реставрационных работ, они снова заняли свои прежние ниши. В центральном ярусе находится ажурное окно-роза(1220-1225), диаметром около 10 метров. С каждой из его сторон расположено по огромному парному арочному окну. Скульптурный декор центрального яруса образуют статуи Мадонны с Младенцем в окружении ангелов - в центре; Адама и Евы - по краям. Выше идет галерея из узких переплетающихся вверху аркатур, объединяющая две боковые башни, которые так и не были завершены, но даже без шпилей эти башни завораживают своими парными стрельчатыми окнами.
После небольшого экскурса в историю Нотр-Дама, с пояснением нашему, довольно необразованному в этом отношении брату-туристу многих архитектурных терминов, мы встали в "хвост" змеей изгибающейся пестрой, разноцветной очереди, который заканчивался в углу большого, вытянутого в длину прямоугольника площади, когда-то выложенной плиткой, сейчас же, в основном, ближе к самому Собору, пылящую белой известковой поверхностью.
Я обратила внимание на некоторые участки с сохранившейся плиткой и подумала: конечно же, когда здесь производить ремонт? Каждодневно огромное количество народа со всего мира. Очередь течет, не прекращаясь! Где уж тут сохраниться ровной плиточной поверхности?! Трудно представить, сколько человеческих подошв со всего света, стоя в этой очереди, прошаркало по площади, приближаясь ко входу в Собор!

    "Я ощутила всем нутром, душою,
     Весь этот наш благословенный мир,
     Смешавшись с пестрою толпой большою
     На площади Нотр -Дамма де Пари!
     Здесь представители людского рода,
     С различных стран, материков, столиц,
     Здесь скопище туристского народа -
     Улыбчивых, счастливых, добрых лиц!
     И все свой взгляд закидывают в небо,
     Любуясь изощренностью колонн...
     Как много потерял, кто здесь ни разу не был!
     И как бы в этот миг был счастлив он!"
            
Очередь продвигалась довольно быстро. И вот я в знаменитом на весь мир Соборе. Его интерьер поражает, прежде всего, размерами: 130 метров в длину, 50 метров в ширину и 35 метров в высоту. Он может вместить более 9000 человек. Цилиндрические столбы, диаметром 5 метров, разделяют Собор на 5 нефов, а вокруг хоров и трансепта идет двойная галерея. Галерея из стрельчатых аркатур с двойными проемами покоится на огромных столбах-колоннах, верх ее венчают огромные окна, сквозь которые в Собор проникает мягкий, теплый свет.
Капеллы, богатые художественными произведениями 17-18 веков, идут вдоль нефов до трансепта. В окнах-розах - великолепные витражи 13 века. Особенно красив витраж с северной стороны. На нем изображены сюжеты из Евангелия, в центре Мадонна с Младенцем. По чудесным тонам светящейся лазури этот витраж является непревзойденнным шедевром. На правой, северной стороне установлена знаменитая статуя Парижской Богоматери (14век) из капеллы Сент-Эньян.
После посещения Нотр-Дама де Пари я еще долго не могла выйти из-под охватившего меня восторга, необычайного впечатления. Мелькнула и утвердилась мысль: я еще раз должна придти сюда. Одна. В задумчивости посидеть на скамейке под его расписными сводами. Я будто встретила, увидела здесь ожившую Эсмеральду, несчастного горбуна Квазимодо, их преследователей, гонителей в лице пылающего нездоровой страстью к прекрасной цыганке архидиакона Фролло; Я, вдруг, ощутила, почувствовала всю ту атмосферу средневекового Парижа...
Сразу же после Собора нам предстояло несколько пешеходных экскурсий по городу. Ну, держитесь мои ноги! По французской дороге!
Гид Владимир, наш соотечественник, счастливо проживающий в Париже, провел нас через непонятную площадь, утыканную обыкновенными, каменными невысокими столбами-тумбами. Что хотел этим сказать, выразить новоявленный архитектор-модернист даже не знал и Владимир. Да и сами парижане навряд ли знают. Так и торчат уже несколько десятилетий эти столбики, занимающие довольно большое пространство, которого так не хватает в Париже! Затем быстро пересекая улицы, торопясь за нашим экскурсоводом, мы попали в самое "Чрево Парижа", описанному Э.Золя, рассказавшему о нравах этого квартала и ставшего впоследствии нарицательным. Ныне же здесь расположен торговый центр Ле Аль, с внушительным современным зданием торговой Биржи, украшенной монументальными сдвоенными колоннами. Офисы расположены венцом вокруг большого внутреннего зала с купольной крышей из стекла и стали. Рядом с Биржей стоит колонна 16 века, входившая в ансамбль дворца Екатерины Медичи и служившая обсерваторией для придворного астронома Руджери. После благоустройства зоны между Биржей и церковью Сент-Эсташ здесь появились модернистские строения и городские площадки со скульптурами современных авторов. Не только меня, всех нас поразила статуя Анри де Миллера "Слушатель" - гигантская прислушиваюшаяся голова. Конечно же, я не преминула сфотографироваться у этого необычного объекта.
Потом мы в темпе шагали к Центру Жоржа Помпиду или попросту "Бобур". Этот Центр с его необычной архитектурой является частью нашей культуры и цивилизации. По объявленному конкурсу в 1969 году, в котором приняли участие 49 стран и 681 проект, лучшим был признан проект, представленный Ренцо Пьяно и Ричардом Роджерсом. Строительство здания началось в 1972 году, а торжественное открытие Центра Жискаром д,Эстеном состоялось 31 января 1977 года. Здание, называемое часто "городской машиной", занимает площадь 100.000кв.м. Революционность проекта заключается в том, что все конструкции и коммуникации, обычно находящиеся внутри здания, выведены наружу: эскалаторы, лифты, запасные выходы, вертикальные трубопроводы. Эта концепция глобальной эволюции пространства была перенесена и на интерьер. Соблюдался принцип: любое выражение современного искусства есть часть нашей жизни и поэтому должно быть доступно всем и всегда.
Бобур ни в коем случае не должен рассматриваться как музей, то есть как хранилище произведений искусства, а скорее как место встреч и обмена мнениями между художниками и публикой, где каждый может чувствовать себя свободно, воспринимая основные идеи и формы выражения современного  искусства и культуры на свой лад. Несколько любопытных деталей. Здание Бобура более высокое и длинное, чем здание Парфенона в афинском Акрополе: его высота - 42 м, длина - 166 м. На него пошло 15.000 тонн стали против 700 тонн железа Эйфелевой башни. Все наружные трубопроводы окрашены в различные цвета, определяющие их назначение: голубой цвет соответствует системам кондиционирования воздуха; желтый - электрическим, красный - циркуляционным, зеленый - водопроводным системам. Вследствие новой реорганизации пространств Центра, Публичная информационная библиотека стала занимать северную часть второго, весь третий и часть четвертого этажа. Здесь можно получить бесплатную информацию, состоящую из 350.000 документов и распечатанную на 370 постерах мультимедиа. На шестом этаже находится популярный ресторан "Georges" и залы с разными временными выставками; весь пятый этаж и часть шестого отданы огромному национальному музею современного искусства.
Провел нас Владимир мимо здания парижской мэрии, где на прилежащей к ней площадке проводятся городские шествия и манифестации с выражением каких-либо требований. Я, как не совсем аполитичная гражданка, не приминула вставить свой вопрос:
 - И что же, эти требования парижан бывают услышаны, выполняются?
 - Конечно! - не замедлил ответить гид Владимир. - А как же! Обязательно!
И рассказал, что в выходные дни мэрия опускает флаг и на ее площади веселится-гуляет свободный парижский люд. Кто-то играет в теннис (тут же устраивается корт), кто-то смотрит на огромный экран телевизора, транслирующий интересные матчи, а кто-то и просто загорает на обширном травяном ковре. Этим гид Владимир просто меня добил: вот где истина французского девиза-лозунга: "Свобода, Равенство, Братство"! Вот где колыбель истинного пробуждения народа! И я сейчас гордилась этим народом!
Вместе с Владимиром постояли мы на "нулевом меридиане". Парижский нулевой километр, от которого отсчитываются все дорожные расстояния во Франции, находится на площади перед Собором Парижской Богоматери. С этого нулевого меридиана наша разношерстная, уже изрядно подуставшая, присмиревшая туристическая группа со счастливыми радостными возгласами бросилась в наш "дом отдыха" - автобус. Дальнейшее познавание Парижа продолжилось из окон "полосатика". Но сидячий наш отдых длился совсем недолго. Мы подъезжали к Монмартру.
Это один из живописнейших кварталов Парижа. Образованный в 1860 году как восемнадцатый муниципальный округ, он расположен на известковом холме высотой 130 м. над уровнем моря. По преданию в 272 году здесь был обезглавлен священномученик Дионисий Парижский, первый епископ в Париже. Это событие дало название Монмартру - "Mons Marturum"("холм святого мученика"). В течение 19 века этот квартал стал привлекательным для представителей всех художественных профессий и местом их пребывания. Они придерживались основного принципа богемы, что означало для них, прежде всего, существование в системе свободного творчества, следование своему собственному искусству и полный отказ от любого навязывания извне. Каждый художник, от самого знаменитого до самого малоизвестного, оставил на Монмартре след своей жизни и своего творчества.
Очарование Монмартра заключается не только в маленькой площади с милейшими художниками, до отказа заполненными кафе, бесконечно и неоспоримо безумной толпой туристов. У этого известного на весь мир квартала своя индивидуальность. Она заключается в удивительной компактности, аккуратности, уюте, некой миниатюре.
Больше нигде во Франции, как именно в восемнадцатом квартале, вы не найдете таких номеров в отелях, которые поражают своей крошечностью, но при этом они невероятно удобны и непревзойденно уютны...
Подъем на вершину Монмартра дался уже трудновато: пешие прогулки по предвечернему центру Парижа отняли у нас сил предостаточно. Мы поднимались по бесконечной, казалось, лестнице. Прямо в небо. К сверкающей на холме своей белоснежностью базилике Сакре-Кер. Казачка Ольга, прибившаяся ко мне, поотстала. Я поджидала ее, тем самым чуточку отдыхая и сама, стараясь экономить силы. После бессонной ночи, длительного переезда и такого насыщенного первого экскурсионного дня, я чувствовала усталость, периодическое кружение головы и слабость в ногах. Упругая, будто накачанная моя соседка по автобусному "ложу" Ольга тоже "сдулась". Крепкие плечи ее, туго стянутые красной футболкой, поникли, руки слабовольно повисли вдоль обмякшего тела и даже ядреные ягодицы, выпирающие из красных же шорт, будто-бы уменьшились. Действительно, сдулась.
Ольга шаркала шлепанцами по ступеньчатой лестнице, покоряя Монмартр (кроссовки пришлось снять из-за отечности ног), и, конечно же, бедная, ворчала. На громкую ругань у нее, по-видимому, уже не хватало сил. "Какого черта можно столько ходить по этому Парижу?! Пора бы уже до "дому", до отеля..." - долетала до меня ее воркотня. Меня же, как на грех, ворчание это смешило. Сама чуть с ног не валюсь, а смеюсь! То, может, была уже истерика?! Да нет!
 - А ты, что же, в "Мулен Руж не пойдешь"? - осторожно спросила я, прикидываясь наивной, простодушной. По отношению к Ольге это, конечно, выглядело издевательством.
 - Какой, к херам, "Мулен Руж"? Вы, что же, смеетесь?   Тут только одно на уме: скорей бы до отеля! - нашла Ольга силы на возмущенный ответ.
 - Да-а, - согласилась я, - в это кабаре, опять же, придеться в очереди постоять.
И мы, сострадая друг другу, продолжили восхождение на Холм Мучеников. В какой-то мере сейчас сами были в их роли.
У подножия базилики Сакре-Кер на многочисленных ступеньках сидели, лежали, читали, пели, целовались, в основном, молодые люди. "Вот где свобода!" - опять восхищалась я.
На вершине Монмартра ко мне вернулись силы. Так захотелось быть свободной, раскованной, значимой, как все это великое "мировое собрание", рассевшееся на ступеньках. Гид Элиза, тоже соотечественница, которой нас передал Владимир и предоставила нам часть этой свободы. По желанию, кто-то мог посетить базилику, кто-то гулять по древней городской площади Тертр - сердцу и душе Монмартра. Здесь жизнь не останавливается ни на мгновение, более того, сюда непрерывно пребывает новый народ и здесь постоянно идет строительство новых домов. Окруженная сувенирными магазинами, художественными галереями, ресторанами с типичной национальной кухней, характерными кафе, площадь Тертр и сжимающие ее улочки, все еще дышит атмосферой старых времен. Портретисты, заполняющие площадь и предлагающие свое искусство туристам, сегодня, как и много лет назад, сидят на табуретках или небольших железных стульях напротив своих мольбертов и рисуют, выразительно, спокойно, вдумчиво. Стоит только приостановиться у полотна, как портретист тут же начнет тебя рисовать. Пришлось по-быстрому проноситься мимо "добрых" художников.
Я, все-таки, отправилась в базилику Сакре-Кер, Ольга же с удовольствием плюхнулась на ступени, кинув себе под задницу снятый со спины тощий красный рюкзачок:
- Чего я там не видала? Повсюду у этих церквах одно и то же!
Одно да не одно! Базилика была построена в 1870 году в память избавления от бед прусского нашествия после снятия осады Парижа. Внушительных размеров это здание поразило меня качеством облицовки, камень которой имеет удивительный цвет, мерцающий молочно-белой белизной. Внутри базилики обилие живописных украшений: золото, мрамор, статуи, мозаика... Изнутри церкви можно спуститься в большую крипту или подняться на вершину купола, откуда открывается обширная панорама города и его окрестностей на 50 км. по окружности.
Спускаться, а затем вновь подниматься я не решилась. Помолилась святой Мадонне, поставила свечки в маленькие глубокие стаканчики...
Что примечательно: во всех церквах и соборах Европы в основном поклоняются богоматери, святой Мадонне, деве Марии... В католическом религиозном мире царит, своего рода, святой матриархат.
Продвигаясь между тесными рядами монмартрских художников мы вместе с экскурсоводом Элизой покидали шумную площадь Тертр, спускаяст вниз уже с другой стороны Монмартра. Это была не лестница, а выложенная брусчаткой узкая улочка из сплошных рядов небольших домов-зданий, увитых лозами винограда, коврами из зелени и цветов.
Элиза показала нам скромный домик известной эстрадной дивы Далиды, видели мы и оригинальную скульптуру человека, проходящего сквозь стену.
С вершины Монмартра мы спустились прямо на бульвар Клиши, к подножию "Мулен Руж".
Вечерний Париж сверкал разноцветьем огней, фонарей, реклам. Посетить кабаре мировой известности из нашей группы решились немногие. Сто евро, все-таки,   накладно. Но одиннадцать смельчаков-транжир все же нашлось. В их числе была и я.
Представление начиналось в одиннадцать вечера. Туристов, не захотевших идти в "Мулен Руж", наш "полосатик" должен был отвезти в отель. И тут случилось неожиданное: одна из членов нашей группы, молоденькая девушка, путешествующая со своим парнем, вдруг, упала, как говорится, "без чувств-с". Мы все оторопели, расстерялись, столпились около нее, не зная, что делать. Бедная наша Татьяна пыталась выяснить у парня, что же с ней такое? Тот только бормотал: "Должно пройти, сейчас все пройдет..."
Татьяна побледнела, у нее дрожали руки. Парень пытался поднять девушку, но ту не держали ноги, глаза ее были закрыты. Вокруг нас стала собираться толпа. В ней оказались и россияне. Старались оказать хоть какую-то помощь. По телефону Татьяна вызвала полицию. Буквально через минуту подошла машина, молодую девушку увезли в госпиталь. Вместе с нею поехали парень и наша гид. Парочка влюбленных оказалась из соседних с моим городом Березников. Земляки!
Минут двадцать мы не знали, что делать и как быть. Стояли в чужом незнакомом городе на бульваре Клиши, у свекающего огнями, зазывающего "Мулен Руж" и ждали Татьяну. Вернувшись минут через тридцать, Татьяна сообщила, что все нормально, все в порядке, просто ... усталость.
Ничего себе, усталость! В нашей группе из пятидесяти душ были люди уже почтенного возраста: тому же бывшему офицеру "стукнул" уже 71 год! Его молодящаяся спутница - 68 лет! А тут, двадцатитрехлетняя особа - и усталость! Нет, конечно, лукавила наш экскурсовод. Успокаивала себя и нас.
Число желающих идти в кабаре сократилось на два человека. Как раз эта березниковская парочка и хотела посмотреть представление. Но сценарий вечера для них начал развиваться совсем по-другому. Татьяна отвела нас к "Мулен Руж", поставив в очередь. Объяснила, что после окончания спектакля нас будет ждать наш автобус, указав место его стоянки. Остальные же вместе с ней поедут расселяться в отель, где мы проведем две ночи.
Я запереживала по поводу нашего внешнего вида, ведь вымотались, устали за целый день и не приведя себя в порядок, даже толком не умывшись, заявимся в таком культурном, таком презентабельном месте! Татьяна взяла меня за руку (о, боже, бедная Татьяна, рука ее была так холодна!): "Успокойтесь, Любовь Васильевна! Это вам не 18 век, где сверкают вечерние туалеты. Это современное место отдыха. Можно придти хоть в чем! Только мужчин в шортах не пропустят и женщин, которые прямо с пляжа!"
Ну и зачем, спрашивается, я брала с собой праздничный костюм и красивые туфли, если не смогла даже переодеться, так как в самом городе запрещено открывать багажник автобуса, где и хранился мой наряд.
Перед кабаре приличная очередь, в том смысле, что большая, но никто не толкается, вперед не лезет. Респектабельные стражи порядка на входе проверяют билеты и громко объявляют:" Зеленые приглашения, три человека!" Гостей тут же принимают под свою опеку охранники второй линии, ненавязчиво просят показать содержимое сумочек и рекомендуют всю ручную кладь сдать в гардероб.
Мы заходим в уютное фойе. В нем преобладает красный цвет - обитые бархатом стены, ковры, тяжелые кресла. Я замечаю, среди зрителей много японцев. Но, то может и китайцы или корейцы, а может, и какие-нибудь филлипинцы...
Но и наших предостаточно - держатся уверенно, разговаривают громко. Метрдотель отводит нас к столику, рассчитанному на восемь человек - нас же девять, но подоспевший официант решает проблему тут же, усадив лишнего, девятого с торца столика и пожелав всем приятного вечера, молниеносно удаляется.
Гаснут один за другим фонари под потолком и красные лампы на столиках, зал погружается в темноту, звучит музыка, поднимается занавес и начинается "Феерия"...
Все смотрят на сцену, туда, где в море света дюжина бравых парней в блестящих белых костюмах флиртует с полусотней голоногих красавиц в пышных юбках из красных перьев. В какой-то момент юбки падают на пол и зал взрывается дружным "О-о-о!"
Яркое зрелище приковывает взор, но волей-неволей я обращаю внимание на светлячков, которые летают в зрительном зале. Приглядевшись, понимаю, что это официанты со светящимися фонариками (в зубах!) разносят между столиками напитки и принимают новые заказы. В стоимость билета входит полбутылки шампанского, которое и стоит у нас на столике в охлаждающем ведерке.
А на сцене творится невообразимое: два мачо в чем-то кожаном, обтягивающем, черном выделывают просто акробатические чудеса. Один другого подбрасывает в воздух - и тот, сделав неоднократное сальто, улетает прямо к краю сцены и едва не падает на головы сидящих за ближним столиком. Динамичное и эффектное действие, зрелище на сцене потрясает, завораживает, захватывает...
За два часа сменяется 20 декораций, артисты меняют 1000 костюмов и 800 пар обуви. В некоторых сюжетах на сцене одновременно находится до сотни персонажей, включая 60 танцующих девочек "Доррис".
Кстати, в 50-х годах в "Мулен Руж" было всего 4 танцовщицы, в 61-ом - уже 12, в середине 60-х - почти 40. Сама мисс Доррис Хог пришла в кабаре в начале 60-х. и вместе с Руджелло Ангелетти она вот уже 40 лет ставит все танцевальные сцены знаменитых шоу, включая и нынешнюю "Феерию".
Наша русская группа из девяти человек сидит за длинным столиком. Конечно же, больше от восхищения, чем от усталости мы почти не разговариваем. Замечаю только, что моя фотограф Фая что-то приуныла. Неужели разочарована? Удивительно, чего же она еще ждала, какого чуда, какой сказки?! Ведь все, творящееся здесь, на выдвинутом в зал квадрате-подиуме и есть чудо, и есть сказка! Чего уж теперь жалеть о потерянных 4000 рублях. Вовсе они не потеряны, эти 100 евро - вон, принесли фужеры для шампанского. Наша маленькая группа заметно оживилась. Заполнив фужеры, мы дружно чокнулись.
А на сцене показывается история про пиратов и пленниц. Жестокие злодеи доходят до того, что бросают обнаженную девушку в аквариум с тремя  змеями. Но конечно же, я понимаю, что это, всего-навсего, толстые добрющие питоны. Поражает другое, как долго эта девушка держится под водой, проделывая там акробатические этюды с питонами?! Правда, она несколько раз выныривает - хватает ртом воздух. Но, все-равно, зрелище захватывает с устрашением. И успокаиваюсь я, уверяясь, что объем легких у отважной артистки-пловчихи ого-го!
Потом на сцене настоящий цирк, затем обыгрывается история "Мулен Руж" с начала прошлого века до наших дней и, наконец, долгожданный французский канкан!
Восемь минут под озорную музыку Оффенбаха девушки дразнят зрителей, приподнимая юбки все выше и выше, обнажая ножки в черных чулках и красных подвязках, падая одна за другой на пол в шпагат и, в какой-то момент, сбивая кончиком туфли шляпу с незадачливого зрителя из первых рядов.
Так вот такой он, "Мулен Руж" - символ ночной парижской жизни! Праздничная атмосфера, экстравагантное шоу, фантастические декорации, элегантные танцоры и танцовщицы...
... 6 октября 1889 года приурочив открытие кабаре к началу Всемирной выставки в Париже и завершению строительства Эйфелевой башни, Жозеф Оллер и его компаньон Шарль Зидлер пригласили парижан на открытие нового кабаре "Мулен Руж" на площади Бланш.
Пытаясь расширить границы увеселительного района Монмартра, Оллер намеренно выбрал место для своего кабаре поодаль площади Пигаль и бульвара Рошешуар, где в то время процветало другое кабаре "Элизе-Монмартр".
Название кабаре "Мулен Руж" дала деревянная мельница с крыльями красного цвета, созданная декоратором Леоном-Адольфом-Вилеттом. Красный цвет крыльев явно намекал на район красных фонарей. Когда-то сюда влекли запретные развлечения фривольного характера.
В 1893 году впервые в истории одна из танцовщиц полностью разделась на сцене "Мулен Руж". Таким образом, именно в этом заведении был впервые исполнен стриптиз.
Меня, просто как женщину, покорила красота длинноногих, танцующих топлес, девушек. Что же тогда делается с мужчинами?! Вообще-то, в "Мулен Руж" девушки не совсем юные. Средний возраст 25 лет. Большую роль играет моральная и физическая зрелость. Ежедневно повторяющиеся спектакли шоу требуют большого здоровья и силы духа. Очень много девушек из бывшего Советского Союза. Это, в основном, выпускницы балетных училищ, не попавшие в классические театры. Есть даже выходцы из Большого театра, ансамбля Игоря Моисеева. Узнала я, что даже из нашего далекого пермского края здесь танцуют аж пять девушек! Да и не удивительно: у нас в Перми прекрасная школа балетного искусства. Как правило, русские в кабаре "Мулен Руж" держатся упорно долго.
Это довольно престижно.
В свое время "Мулен Руж" посещали не только представители среднего класса, но и аристократы, люди искусства: Пикассо, Оскар Уальд, Эдит Пиаф, Шарль Азнавур, Ив Монтан, Жан Габен. Даже члены королевских семей, например, принц Уэльский, не брезговали его посещением.
В 1915 году "Мулен Руж" сгорел, но в 1921 году вновь открылся посетителям. Здесь стали ставить оперетты и ревю. Эротическим "градусом" пожертвовали ради роскоши и блеска декораций, ради зрелишности и яркости шоу. Платья и костюмы неизменно украшены блестками, стразами, перьями и выполнены самыми известными парижскими дизайнерами.
Если не считать Сент-Женевьев-де-Буа, поскольку это как никак кладбище, главное русское место в Париже сейчас - кабаре "Мулен Руж". Наши и раньше на "Красную мельницу" хаживали как к себе домой. Среди поклонников знаменитых "мельничих", бывшей прачки Ла Гулю, ставшей первой балериной и Джейн Авриль, были сплошь русские офицеры и русские купцы.
До 20-х годов имя Мистангет, новой звезды кабаре, мелькало в российских газетах чаще, чем Роза Люксембург. А с 60-х, когда "Мулен Руж" Партия торжественно присвоила "высокое звание олицетворения буржуазного разврата", простой советский командировочный готов был, чтобы посмотреть на танцовщицу в перьях-блестках и с обнаженной грудью на "Красной мельнице", расплачиваться самым для него дорогим - посещением квартиры-музея В. И. Ленина на улице Розовой Маши и с обязательным пожертвованием 10 франков на реставрацию.
Сегодня "новые русские" из самых разных постсоветских республик не отказывают себе в удовольствии скупить почти все места в зале за столиками в кабаре, чтобы достойно встретить какой-нибудь праздник или отметить "бизнес-дату", где и танцуют все больше наши люди.
И, действительно, в зале я слышала больше русского говора - никуда не деться от нашего брата! Так наверное и москвичи редко посещают Красную площадь, нежели приезжие...
В автобусе мнения о шоу разделились. Надо же! Будто что-то иное, интересное видели в своей провинции наши "раша"! Я горячо выплескивала свои положительные эмоции, а мой фотограф Фая совсем сникла. Нет, не о деньгах, я думаю, она сожалела - просто устала, не шутка же - 65 лет! Отважные люди, надо сказать, пускаются в нелегкий вояж, не думая ни о возрасте (как Фая), ни о серьезных проблемах со здоровьем (как моя молодая землячка из Березников). (Ой, не буду грешить на людей - у самой разболелось колено).
Немного поспорив, мы успокоились и... грянула песня! Наша, русская, раздольная, широкая...
По ночному майскому Парижу летел наш "полосатик" и летела наша песня. "Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой..." Французское шампанское делало свое дело. Да и уставшие мы были и голодные. А веселые, а счастливые! Настоящая эйфория после головокружительной "Феерии"...
Моя эйфория резко оборвалась, когда встречающая нас Татьяна направила меня в номер и я увидела там лежащую на койке... бизнесвумен Любовь. Ах, боже, ну почему ты не выдерживаешь моего счастья? Почему резко обрубаешь его? Вот уж кого я не желала в соседки себе! Недолго длилось мое наслаждение одиночеством.
 - Нельзя ли потише, - заворчала не нравившаяся мне казачка, повернувшись на бок. А я тоже не овца-смиренница. Я еще активнее стала рыться-копаться в своей сумочке, громко шурша бумагами. Назло! Любовь опять заворчала, а я ушла в душевую кабинку. Специально, на всю мощь включила душ и, закрыв глаза, с наслаждением смывала с себя накопившуюся усталость. В голове моей все звучала и звучала неповторимая музыка "Мулен Руж", проносились, мелькали точеные фигурки очаровательных танцовщиц, их фантастические шляпки, юбки, перья...
Наверное я перевозбудилась, переволновалась, так как долго не могла уснуть. Но главной причиной бессонницы была мысль: как избавиться от подсунутой мне бизнес-вумен. Определенно, она запросто могла подпортить мой заграничный отпуск. Я решила поговорить с Ольгой, от которой Любовь ушла. Что же у них произошло, из-за чего опять поссорились-разбежались?
Утром я старалась с Любовью не разговаривать, а ее, как на грех, тянуло к общению. Я торопила встречу с Ольгой, чтобы договориться о переселении. После завтрака в ресторане, я тут же подошла к ней для прояснения  ситуации.
 - А ну ее к херам, старую сволочь! - констатировала румяная, посвежевшая после ночного отдыха Ольга. - Представляете, привязалась ко мне, что я набрызгала в ванной и нудит, и нудит. Ну я и послала ее куда подальше. Она и побегла к Татьяне: переселите, пожалуйста!
- Ой, Олечка! Она ведь со мной! А я просто не могу, не хочу ночевать с этой барыней! - взмолилась я. - Оля! Поселись лучше ты со мной, я упрошу, договорюсь с Татьяной. А эта домовладелица пусть живет одна: никому мешать не будет.
Ольга молчала. Видать, соображала. А чего соображать - понятное дело, одной очень даже прекрасно. Открывшаяся было мне удача жить в отелях в одиночку теперь перешла-перекинулась к Ольге. Но и как-то так получилось, что мы вольно-невольно сдружились с Ольгой. Может быть, за мое сочувствие к ее проблеме с ногами она, все-таки, согласилась на мой переезд-переход к ней. Хотя и намекнула, мол, вы с сочинской барыней почти одного возраста, может со мной вам будет неинтересно...
- Дорогая моя, нам некогда сопоставлять наши интересы, - убедила я Ольгу, - у нас сейчас один интерес - пусть хоть галопом, но посмотреть Европу!
Во второй день нашего пребывания в Париже мы должны были посетить Эйфелеву башню, покататься на парижском метро и прокатиться до Версаля. Выйдя из отеля, я поняла, что следовало бы захватить с собою курточку - было довольно прохладно, но возвращаться в номер уже не было времени.
Парижское метро, прямо скажу, меня разочаровало. С нашим московским красавцем оно даже рядом не стояло! У нас каждая подземная станция - культурно-художественный шедевр! Картины, лепнина, скульптуры, отделанные мрамором и позолотой колонны, широта, высота и свет... свет... свет...
Парижское метро словно игрушечное. Неглубокое,  высотой всего четыре метра. Автоматически двери открываются только у больших станций; на остальных же каждые 300-400 метров нужно нажимать кнопку. Сами станции разукрашены лишь всевозможной рекламой да граффити. Вот уж за наше метро я горда! Не зря оно занимает первое место в мире по величине и красоте. А ведь строилось московское метро в трудные годы проклинаемой сегодня кое-кем советской власти. Строилось народом и для народа...
Парижское метро - обычная подземка. Спустившись в него, я увидела спящего в углу человека, с головой укрывшегося грязным клетчатым пледом. В подземной станции воняло мочой.
"Ах, это был уже не мой Париж!" Но вот нищих и побирушек, несчастных и убогих, каковых неисчислимо в великолепном московском метро, я здесь больше не увидела, не встретила. Ни одного! Мы заплатили по полтора евро на брата и сели в подкативший, сплошь забитый людьми, вагончик поезда. Прокатились до Дома Инвалидов. Вышли на небольшую обзорную экскурсию.
Между площадью Вобан и эспланадой Инвалидов протянулся обширный комплекс зданий, состоящий из Дома Инвалидов, Собора и церкви святого Людовика. Строительство Дома, уготованного Людовиком 14 в качестве приюта солдат-инвалидов, вынужденных нищенствовать, было поручено Либералю Брюану в 1671 году. В саду перед домом выстроились бронзовые пушки 17-18 веков. Внутри церкви святого Людовика представляет интерес капелла Наполеона, где находится катафалк, на котором тело императора везли к месту захоронения на острове Святой Елены, и саркофаг, в котором останки Наполеона перевезли в 1840 году во Францию. В обзорной экскурсии по Парижу мы познакомились с Пантеоном, где в крипте погребено много знаменитых людей, в том числе, Виктор Гюго, Эмиль Золя, Вольтер, Руссо, Суффло и единственная женщина Мария Кюри...
В пантеоне находится маятник Фуко, уникальный инструмент, используемый для экспериментальной демонстрации суточного вращения Земли вокруг своей оси.
Полюбовались мы и мостом Александра 3, построенного в 1896-1900 годах и посвященного русско-французской дружбе. Его торжественно открыл сын Александра 3, Николай 2. Однопролетный цельнометаллический мост богато украшен гирляндами цветов, нарядными фонарями, окруженными амурами. На двух пилонах правого берега представлена средневековая Франция и Франция современная. На таких же пилонах левого берега - Франция Ренессанса и Франция эпохи Людовика 14-го. Символические изображения России и Франции - аллегории Сены и Невы, украшают два пилона, расположенные у входа на мост.
Завтра, в третий день нашего нахождения в Париже, я буду проплывать на прогулочном кораблике под этим грандиозным мостом. Ну, а пока осматривая по пути достопримечательности французской столицы - именитую Сорбонну ( на мой взгляд, довольно скромного вида), не менее именитый Гранд-Опера, Бурбонский Дворец, в настоящее время отданный Национальной ассамблее, мы приближались к Эйфелевой башне. Вход, вернее, подъем на второй ее этаж был для нас бесплатным. То есть, Эйфелева башня входила в стоимость нашего тура.
Да, что уж тут скажешь - махина! Прозрачная графика металла на фоне голубого неба. Я, мелкой букашкой, стояла внизу, под самым ее каркасом, меж четырех мощных лап-колонн, пилонов, представляя, как, всего через несколько минут, вознесусь в небо и буду парить над Парижем. Эйфелева башня, единственный символ города, представляющий Париж как в изображениях, так и в написанных текстах. Ролан Бартс, например, писал, что "она принадлежит к универсальному языку путешествия". Возведенная по случаю Всемирной выставки 1889 года, башня является прямым свидетельством врожденного желания человека создать нечто такое, что соответствовало бы вершине его гениальности.
В те годы промышленной революции, ускорения научного прогресса, научных изысканий и радикальных изменений в архитектуре каждое здание должно было стать более легким, более динамичным, более современным. Инженеры сменили архитекторов. Одним из таких инженеров был Гюстав Эйфель, создавший не на бумаге, а на деле устремленное в небо металлическое строение, триумфально возвышающееся над всеми древними монументами города.
Эйфелева башня, в виде гордой буквы "А", общей высотой 320 метров, состоит из 15 000 легких, перекрещивающихся металлических кусков, соединенных сваркой. Эта конструкция, всем своим весом (более 7 000 тонн) опирающаяся на четыре огромных пилона, установлена на фундаменте из бетонных массивов. Башня разделена на три этажа разной высоты: первый - 57 метров, второй - 115 метров и третий - 274 метра. На первых двух этажах находятся рестораны и бары, предлагающие туристам возможность увидеть город таким, каким его нельзя увидеть ни из какого другого места.
Название первого ресторана "Высота-95". Частным лифтом можно подняться на третий этаж, где находится один из лучших ресторанов во Франции "Yules verne", прославленный изысканным декором, выполненным Лоупом и Славеком.
Известно, что идею возведения Эйфелевой башни одобряли не все парижане. Некоторые из них эту затею считали ужасающей. Против возведения в сердце города Эйфелевой башни, "бесполезного монстра" высказались 47 "протестующих", среди которых были Александр Дюма, Шарль Гуно, Виктор Сарду; говорят, Ги де Мопассан в ужасе бежал от этой высоченной кучи железа. И как только не судили, не клеймили Эйфелеву башню! Ее называли "уличным фонарем", "скелетом колокольни", "тощей пирамидой из железных лестниц". Сравнивали с Вавилонской башней, у которой тоже было одно единственное предназначение: быть самой высокой в мире и больше ничего. Но одновременно другие поклонники красоты Парижа называли ее романтически "лестницей в небо", "эталоном эпохи" и находили, черпали в ней вдохновение.
Я выбрала ракурс и сфотографировала башню снизу, но вся она в кадр не вошла. Чуть отойдя, я отобразила творение Эйфеля "в полный рост". Человеческий муравейник кипел у его подножия. И вот скоростной лифт доставил меня на второй уровень башни. Выйдя на круговую обзорную площадку, я ... покачнулась. Нет, не от сквозного ветра, который здесь, на высоте, был пронизывающим до костей, а от открывшейся моему взору живой картины живого города. Вначале я даже боялась приблизиться к поручням смотровой площадки: у меня кружилась голова от огромной высоты (возможно, подскочило давление). Потом все же освоилась и прошлась по всей окружности башни второго этажа. Останавливалась во всех направлениях (юг, север, восток, запад) и, замирая, лицезрела, вглядывалась в раскинувшийся передо мною Париж.
"Париж подо мною, а я в вышине смотрю на него и... поплевываю!" Нет, конечно же, я не плевала на этот город-праздник, город-мечту, город любви, свободы и беспечной жизни в том смысле, что равнодушна к нему, что он для меня даже презренен... Нет, возвышаясь над Парижем, я хоть на миг почувствовала себя истинным Человеком, достигшим, казалось, недостижимого, положившим к его ногам, в данный момент, к основанию величайшего его творения - Эйфелевой башне, большие эмоциональные и материальные затраты. Так велико было стремление к нему! "Увидеть Париж и умереть!", правда, умирать я не собиралась.
И вот он подо мною, воспетый романтиками Старого и Нового Света, раскинувшийся в большинстве своем  совсем невысокими зданиями цвета топленого молока по берегам неспешно текущей зеленоватой Сены.
За более чем двадцать веков своего существования Париж застраивался очень хаотично, возводя здания не выше семи этажей и еще в 19 веке представлял собой хитросплетение узких улиц и переулков, совершенно не отвечающих ни требованиям гигиены, ни растущим транспортным потребностям французской столицы.
Решение всех этих проблем Наполеон 3 возложил на префекта Парижа барона Османа, известного своей методичностью и умением добиваться цели. Жорж Эжен Осман совместно с архитектором Альфаном разработал план перестройки Парижа, которую и начал быстрыми темпами проводить в жизнь. Благодаря ему Париж обрел радиальную структуру, широкие бульвары, прямые улицы. Сейчас город насчитывает 1800 исторических памятников и 130 музеев, из них вход в 14 - бесплатный!
С высоты Эйфелевой башни смотрела на жилые кварталы французской столицы, границы которых очерчены кольцевой автодорогой, протяженностью всего тридцать пять километров с учетом Венсенского и Булонского лесов. Совсем невелик Париж! Он разделен на двадцать округов, каждый из которых имеет свою мэрию и муниципалитет. С востока на запад его протяженность составляет всего 18 километров! Запросто можно пройти пешком!
Но зато этот город является самым густонаселенным районом Франции со средней плотностью населения 20,450ч\кв.км. Его население сейчас составляет более двух миллионов человек, из них около 15% приходится на иностранцев. 30% из них выходцы из ЕС, еще 20% приходится на иммигрантов из Алжира, Туниса, Марокко.
Да, с представителями этих стран у подножия Эйфелевой башни было не разминуться. Татьяна посоветовала уличных торговцев называть "зайчиками". Эти "зайчики", надо сказать, довольно надоедливы, назойливы. Понятно, что им нужно сбыть свой товар и мне их даже жалко. У Эйфелевой башни "зайчиков" невообразимое множество. Они прямо бегут за тобой, не дают прохода. На их руках гроздьями висят, позванивают "эйфелевы башни", миниатюрные "нотр дамы", сувенирные арки. Тут же развиваются платки-шарфы, порео с изображением достопримечательностей Парижа. На бетонных покрытиях разложены всевозможных видов часы, браслеты, бижутерия...
Я не умею торговаться, стыжусь этого дела. А тут еще и с иностранцами, пусть это даже и люди другого цвета кожи, которых почему-то определили в более низшее сословие и в каждой европейской стране они "совершенно отобрали работу-хлеб" у коренного (чистого! белого!)населения в сфере обслуживания. Вернее сказать, они вынуждены этим зарабатывать.
Еще перед подъемом на башню, я захотела купить сувениры. Меня тут же окружила толпа молодых чернокожих "зайчиков". За сувенирную башенку просили один евро, но я то знала, что многие из нашей группы купили за эту цену  аж несколько таких башенок! Я набралась смелости с ними поторговаться.
 - Нон, нон, На-та-ша! - мотал головой один из продавцов на мое предложение продать три сувенира за один евро. - Оревуар! - я отвернулась от него. Эх, была бы рядом Ольга! Мы бы тогда поторговались! Но Ольга с Шурой на Эйфелеву башню не поехали. Зачем? Ее и так отовсюду видно! Казачки мои мотались по Парижу в поисках недорогих бутиков. Ко мне хотела "примазаться" бизнесвумен, подобревшая от нечаянной радости приобретения отдельного номера, но я демонстративно отдалилась. Фотограф Фая фотографировала теперь свою соседку, с которой, видимо, нашла общий язык.
Короче, я чуть не убегала от преследующих меня криками "зайчиков": "Наташа! Таня! Мир! Дружба!"
"Успею потом купить!" - подумалось мне тогда.
Я стояла у края обзорной площадки башни, для безопасности огороженной барьером до самой груди. Я осмелела до того, что грудью своей уже опиралась на этот барьер и смотрела, смотрела... Переходила в другие сектора и опять вглядывалась в живописную зелень Марсова поля, в вырисовывающийся вдали Монмартр с белеющей Сакре-Кер, в темнеющий высокой колонной Монпарнас, в самый большой, деловой в Европе, площадью 750 гектаров - Дефанс.
Дефанс представляет собой синтез стилей современной архитектуры. Здесь возвышаются башни фирм Фиат, Манхеттен и других высотой 165 метров. Здесь же находится и третья арка в городе, после именитых Триумфальной и Карусели, арка Дефанса. Всего в Париже пять арок. Дефанс возвышается над малоэтажным, низким (как раньше называли - "плоским") Парижем, другим, совершенно фантастическим, будто инопланетный пришелец, высотно-воздушным городом.
Я вглядывалась в затихший подо мною Париж и меня уже не качало, не кружилась моя голова, лишь пронизывающий ветер мешал созерцанию и наслаждению. Теплый день никак не разыгрывался. Сумрачные облака наползали одно на другое прямо у меня над головой. На какие-то секунды солнечные лучи разрывали, пробивали эту хмурь и тогда весеннее небо синеоко улыбалось, окрашивая  раскинувшийся далеко внизу город в яркие, светлые тона. Все ж, доконал меня ветер: пришлось войти внутрь башни, где во множестве расположены торговые лавки. Я купила футболку для сына, но сейчас она требовалась мне. Я просто замерзла, а зайдя внутрь башни меня даже передернуло от озноба. Что же предпринять, ведь вслед за посещением Эйфелевой башни предстояла поездка в Версаль?! И мне, как раньше было сказано, "девушке без комплексов", ничего не оставалось делать, как напялить на себя эту мужскую футболку. Какая-никакая, а все ж защита от холода. Ведь я форсила в очень легкой, свободного кроя блузке-разлетайке, не подразумевая, что в южном Париже случаются весьма непогожие деньки. А если бы еще и посоображать немного, отбросив на мгновения восторженные эмоции, то можно было бы догадаться, что на большой высоте всегда ветрено.
Погревшись внутри башни, я вновь обратилась к белеющему внизу Парижу. Возвышаться над ним и любоваться им оставалось совсем недолго. Все ведь когда-то кончается. И я буду думать когда-то: а было ли? Было! Было! Вот я стою под пасмурным небом Парижа, открытая всем ветрам; мою голову чуть не задевают проплывающие темно-синие, серые облака; я стараюсь сосредоточиться, чтобы навсегда запомнить, запечатлеть эти мгновения, эти прекрасные мгновения, которым хочется крикнуть: остановитесь, останьтесь; мгновения, о которых мечтают тысячи и тысячи людей. А я сейчас здесь, я в Париже и он со мною!
Четыре десятка лет назад я, бедная двенадцатилетняя девочка из глухой русской деревни, в очередной раз изгнанная из дома разбушевавшимся пьяным отцом, оттого и живущая помногу у незабвенной бабки Маши, лежала вся в слезах на горячих кирпичах ее русской печки. Мне было непонятно отношение отца ко мне, моя детская душа страдала. Бабка Маша (так у нас принято говорить: "бабка", "дед" вместо бабушка-бабаня и т. д.) успокаивала меня, гладя по заплаканному лицу, груди, ситцевое платьишко на которой было просто-напросто мокрым от слез: "Не орушь, унуча, не орушь..." Это "не орушь" я запомнила на всю жизнь.
Тогда я не придавала значения его звучанию, смыслу. Хватало доброго, нежного прикосновения бабкиной натруженной руки. Я успокаивалась. Теперь приходиться гадать: что означало это "не орушь"? Может быть, не ори? Не кричи! Но тогда бы бабка так и говорила. Спросить не у кого: нет не только моей дорогой спасительницы бабки, но уже и матери. А еще у нас вместо "не плачь" старые люди упрашивали - не голоси!
За темным вечерним окном бушевал буран. На моей сырой от слез груди - велико детское горе - лежала книга. Я старалась отвлечься, уйти от этого, обидевшего меня мира. Совершенно случайно я нашла эту довольно увесистую книгу на потолке (так у нас называют чердак) бабки Маши. Как, откуда она оказалась здесь?! Сын бабки, Михаил, мой дядя, погибший "у партизанах", до войны работал учителем истории в школе. Скорее всего, этим и объясняется появление книги в деревенской хате. Так вот, всякий раз переживая очередное изгнание, я открывала эту книгу. Она называлась "Мой Париж". В книге было очень много иллюстраций, за что я ее и любила. И хотя картинки и фотографии не были цветными, глянцевыми, как в сегодняшних книгах и журналах, они на меня производили неизгладимое впечатление.
Вот тогда-то я и узнала, что существует совершенно другой мир, прекрасный и счастливый, где улыбаются друг другу люди, светятся огни ночных кабаре, льется чарующая музыка. В своих девичьих фантазиях я уносилась в тот призрачный мир, в ту феерическую сказку то на старые узкие улочки Парижа, то на его широкие, в цветущих каштанах, бульвары.
Я бродила Елисейскими полями, по детскому непониманию сравнивая соответствующую им картинку в книге с нашими настоящими деревенскими полями, засеянными пшеницей и рожью, овсом и ячменем и поражалась, не находя ничего общего. "Вон какие поля в Париже! - восхищалась я, - Не то  что в нашей, богом забытой деревне."
Думала ли я тогда, что в реальности смогу попасть в этот таинственный, призрачный мир? Нет, никогда!
Моим окружающим пространством была небольшая деревушка с лесами и полями окрест, но уже тогда во мне зарождались ростки путешественника. Будучи пятилетним ребенком, я утопала как-то в близ лежащий лес. Уже тогда мне хотелось приоткрыть завесу, границы окружающего меня мира. Неизвестно, куда бы я дошла-дотопала, наверняка заблудилась бы - благо, меня заметил наш пастух, дед Терех, и привел домой маленькую путешественницу только вечером, так как стадо коров оставить было нельзя. Возвращая меня родителям, он упрекнул их: "За цельнай денек не хватились девки! Эх, вы, родители-мучители!"...
Подрастая, я организовывала походы  по лесным дорогам до следующей деревни и, помнится, аж дыхание затаивала: что, что же там, за новым поворотом? Когда же моему взору открывалась чужая деревня, она представлялась мне совершенно иной, чем наша - казалось, что и люди здесь другие и живут они по-другому.
Что же говорить о Париже!
Париж был для меня недосягаемой планетой, как та огромная луна, что зимними ночами серебром высвечивала нашу улицу. И теперь, в последние минуты моего парения над Парижем мне вспомнилось все это: и далекое, совсем нерадостное детство с доброй бабкой и горячей печкой; и толстая книга в темно-синей обложке с золотыми буквами "Мой Париж"; и первые мои девичьи мечтания и фантазии; и первые походы...
Облокотившись на ограждения Эйфелевой башни, мне хотелось крикнуть, заорать на весь белый свет: "Вот я! Я здесь, в Париже!", но кругом были люди, множество людей. Как же, чем отметить мое пребывание здесь, мое "зависание" на Эйфелевой башне?! Конечно же, я много фотографировала: и раскинувшуюся по берегам Сены окрестность, и симпатичные черномазые личики многочисленных детских экскурсий с ведома и разрешения их воспитательниц, и сама позировала перед собственным объективом по моей просьбе у этих же воспитательниц. Все это я запечатлевала навсегда, на всю оставшуюся жизнь, на добрую память.
Но всего этого было мало, очень мало. Я перешла в малолюдный сектор площадки обзора и, наклонившись вниз, ... плюнула. Да-да, просто плюнула. Для меня это был плевок в Вечность! (О котором когда-то говорила незабвенная Фаина Раневская, в случае неудачной игры в спектакле или фильме). Мой же плевок в Вечность представлялся сейчас  в самом возвышенном и прекрасном смысле. Моя слюна, мой основополагающий фермент, в единственном лице и числе представляющий и удостоверяющий мою светлую личность, теперь навсегда оставалась в Париже. Составляющая моей слюны соединилась с составляющей парижского воздуха и теперь, получается, я оставалась жить в Париже. Ну, боже, хотя бы этим я буду счастлива! Потому как, еще уезжая из России, я, смеясь, говорила подругам: "Вот захочу остаться в Париже, пусть даже буду спать под лавкой (там тепло, думалось) - возьму и отстану от своей туристической группы, вовсе в нее не явлюсь и останется этот "праздник всегда со мной" (по выражению Хемингуэя).
Но под лавку, пусть даже и парижскую, мне почему-то лезть не захотелось, а пойти на такой рискованный шаг как просьба о политическом и гражданском убежище просто не хватило духу. Да, признаться, и в мыслях не было такого! Не то, что я переживала за мою родину, которая не досчитается одной из ее дочерей - моей родине на эту никчемную, одну из миллионов, пусть даже и пытающуюся жить не зря, пишущию стихи и прозу русской жизни, дочерь свою, глубоко плевать. Мало ли пишущих и читающих в когда-то великом государстве, ныне представленным выживающей, полуразрушенной, с обнищалым народом Россией. Нет, даже, если я у Родины своей любимой и была дочерью немилой - все-равно я не могла предать ее; меня тянуло к ней, к этой непонятной, непредсказуемой, неласковой родине.
Родина - это место твоего рождения, появления тебя на белый свет. И какой бы она не была, родное дитя всегда тянет к матери. Помнится, отправила меня моя мамка погостить в город к более зажиточной родной тетке, своей сестре. Не прожив и дня, я так затосковала, как у нас говорят, затомновала по своей деревне, что готова была пешком уйти, убежать обратно. Меня не радовало городское угощение тетки - в тот момент мне был ближе и милее скромный кусок черного хлеба, скибка, по-нашему, по-брянски, даже не посыпанный сахаром, что мы, дети, любили.
Кое-как, со слезами, тоской и мечтой о возврате в родные пенаты я пробыла в городе всего неделю.
И каким же великим было мое счастье, когда я вернулась! Мне казалось, что у тетки я жила целую вечность, и за эту вечность, без меня, здесь все-все изменилось. Изменилась сама деревня, изменилась родная улица, изменились даже девки и ребята (у нас так называют девчонок и мальчишек), изменились также и мои родители - соскучились все-же, наверное, по своему, одному из многочисленных, "дитю". Все в этот летний, июльский день моего возвращения солнечно светилось, радовалось и пело; повсюду ощущалось проявление праздника, праздника возвращения на родину. Вот что значит оно, это понятие ... родина.
До сих пор живет, сохранилось во мне то чувство боли, тоски, утраты маленькой детской души, связанное с временной потерей своей малой родины (родной деревней), затем же, чувство счастья и восторга, последующих за моим возвращением обратно, с приобретением своей малой родины вновь.
Итак, после этого лирического, но очень значимого для меня отступления (думается, и тебе, читатель, интересны были эти откровения), мне надлежить описать поездку в Версаль.
Версаль... Версаль... Какая музыка, напевность звучит в этом, опять же, загадочном, таинственном слове - все, что связано с Парижем - звучит музыкой во мне!
В Версаль мы приехали с большим опозданием. И виной тому были не парижские пробки, а получасовое ожидание отставших туристов. Точнее, туристок, моей соседки по номеру Ольги и ее коллеги по базару Шуры. Они обещали прибыть к Эйфелевой башне в назначенное время отправления, предпочтя ее посещению беганье по парижским магазинчикам в поисках новых обнов и подарков.
Татьяна наша вся перенервничала; мне казалось, она стала еще худее и бледнее. Побледнеешь тут с нами: то в обморок падают, то теряются...
Ольга с Шурой дозвонились до Татьяны, "разрешая" нам отправиться в Версаль без них. В Париже, оказывается, они уже во второй раз и смогут добраться до нашего отеля самостоятельно. Водитель Алексей выругался по-русски известным трехэтажным словосочетанием и наш автобус, наконец, тронулся в направлении к Версалю.
Версаль - это дворцово-парковый ансамбль во Франции, бывшая резиденция французских королей, ныне пригород Парижа, всего в 20 километрах от него. Наш "полосатик" долго не мог припарковаться. Наконец, приткнулся в заднем нижнем уголке площади. Наша группа подошла к парадному входу Дворца - позолоченным воротам, украшенным королевским гербом и короной. Создателем парка дворцового ансамбля является Андре Ленотр, ведущими архитекторами Луи Лево и Жюль Ардуэн-Мансор. Да, Дворец внушительных размеров -  длина его фасада составляет 570 метров. Всем нам выдали наушники с аудиогидом и началось наше шествие по огромным, роскошным залам Дворца.
В нем под одной крышей собраны 150 галерей, салонов, королевская часовня, королевские покои, где монархи три раза в неделю с 6 до 10 вечера принимали двор, королевская спальня, где в восемь утра и около полуночи совершались соответственно церемонии пробуждения Его Величества и отхода ко сну, театр, капелла...
В Зеркальной галерее с 400 зеркалами зажигалось 3000 свечей во время дворцовых балов и приемов. Сейчас по ней шествовала я, слушая аудиогида. В огромной толпе туристов со всего мира затеряться было совсем нетрудно: одновременно во Дворце может разместиться до 20 000 человек. Я, заглядываясь, на потолочные росписи, на весь этот диковинный, старинный интерьер, на окружавшее меня золото и серебро, все время отставала от своих. Допустим, я все еще находилась в Зеркальной галерее, длиной 73 метра, шириной более десяти с половиной, высотой почти тринадцать метров, украшенной гобеленами, статуями и апельсиновыми деревьями, установленными в вазы, а голос аудиогида вещал мне в уши уже из каминного зала. Боясь потеряться, я летела на этот голос, натыкаясь на японцев, немцев, американцев...
Во Дворце насчитывается свыше 700 комнат, 350 каминов, 70 лестниц. Обычному человеку сложно представить, как жить среди подобной роскоши. Во Дворце имеется салон Изобилия, Венеры, Дианы; салон Марса был отведен под балы; в салоне Меркурия восемь дней было выставлено тело скончавшегося Людовика 14, впоследствии салон считался игровым; в салоне Апполона проходили музыкальные концерты...
Потолок каждого из салонов с названием одного из мифологических сюжетов расписан фресками.
А все начиналось с маленького охотничьего домика, построенного Людовиком 13. Во времена его правления население городка с названием Версаль составляло около 100 000 человек. С 1661 года Людовик 14 начал его расширение как постоянной своей резиденции. Завершилось строительство в 1710 году. Сумма, учитывающая все расходы, составляла десять тысяч пятьсот тонн серебра или 456 млн. гульденов. Исходя из цены на серебро в 250 евро за килограмм, построение Дворца по нынешним меркам поглотило 2,6 миллиардов евро. Людовик 14 стремился покорить Европу роскошью своего Дворца. И это ему удалось: изумительные потолочные росписи, картинные галереи, великолепие белых мраморных статуй, полотнища известнейших мастеров...
В 1717 году здесь останавливался русский царь Петр Первый. Он изучил устройство Дворца и парков, которые послужили ему источниками вдохновения при создании Петергофа на берегу Финского залива под Петербургом. (Двадцатитрехлетней девушкой мне посчастливилось попасть в сие прекрасное русское место - Петергоф. Для сравнения скажу, что парки и фонтаны Петергофа нисколько не уступают версальским - на мой взгляд они даже интереснее и красивее - а вот богатство и великолепие, роскошь и изысканность залов французского Дворца просто поражает и не поддается никакому сравнению).
Версальский Дворец - настоящий апофеоз потворства прихотей французских королей. Версальскому Дворцу всего три с половиной века. Возведен он по воле одного монарха и является выдающимся архитектурным ансамблем в истории мирового зодчества. Внутри его расположены Исторический музей, 11 залов которого иллюстрируют эпохи Людовика 13 и Людовика 14 и Опера, созданная в 1770 году для свадьбы Людовика 14 и Марии-Антуанетты. Овальное помещение Оперы украшено ценным деревом, инкрустированным и позолоченным по голубому фону. На втором этаже находится Капелла с тремя нефами и со столбами квадратной формы. В Версальском парке расположены два Дворца: Большой Трианон, ставший последним образцом шикарной жизни, которую хотел вести Людовик 14, по утверждению короля, построенный специально для него и Малый Трианон, созданный Габриэлем, который считался резиденцией королевских фавориток. Здесь, когда в 1764 году скончалась мадам де Помпадур, король любил проводить свободное время с герцогиней де Барри. Людовик 14 считал Малый Трианон символическим подарком своей жене Марии-Антуанетте; Наполеон 1 подарил его своей сестре Паолине.
В саду Малого Трианона расположен Малый храм Любви с 12 колоннами, поддерживающими купол, под которым находится статуя "Юная любовь" и "Королевская деревня" - прекрасный уголок идеализированной деревни с хижинами под соломенными крышами, коровником для дойки коров, мельницей, когда-то приходящей в движение с помощью воды ручья.
В этой деревне любила гулять Мария-Антуанетта, поразившая меня тем, что сама доила коров, угощая парным молочком окружавшую ее бедноту. Но в эту сказку мне, вообще-то, верилось с трудом. Ведь если бы так было на самом деле, французские революционеры не кинули бы бедную женщину на гильотину.
Покидала залы Дворца я с двойным впечатлением. Как простой обыватель я была покорена его величием, красотой, роскошью. А как неравнодушный человек, относящийся к пролетарской народной прослойке, я не понимала: зачем?! Зачем такое богатство одному человеку?! Пусть даже и монарху. Если рядом присутствует голод, нищета, болезни... Как может король жить среди этой роскоши, имея в своем "королевстве" сирых и убогих?!
... На площади Министров бронзовый Людовик 14 снисходительно взирал на пришедших посмотреть его Дворец. Четыре миллиона туристов ежегодно штурмуют жилище "короля солнца". Такая популярность не может не льстить французскому монарху.
Возле высокого пьедестала мы с Фаей сфотографировались, так сказать, прикоснулись к французской истории. И как это славно, демократично, что версальский Дворец открыт всему миру. В 1801 году он получил статус музея и с тех пор разноцветная публика с восхищением, удивлением, восторгом бродит по королевским аппартаментам, шикарно украшенным лепкой, полихромными мраморами, красочными гобеленами. А сильные мира сего, которые не переводятся, к сожалению, ни в одном столетии, имеющие эту самую силу в неисчислимом капитале, деньгах, заработанным не тяжелым, честным трудом, а с бесстыдством отнятые у трудового народа и присвоенные себе, могут позволить на некоторое время даже скупить один из залов и салонов Дворца для проведения и реализации своих утех: будь то свадьба, день рождения или просто "милый сабантуйчик".
Так и наши российские нувориши (воришки!) снимают Зеркальную галерею для услады души и сердца. Это сколько же нужно заплатить, чтобы покрыть, а то и перекрыть стоимость посещения туристами этого зала?! Ничего не попишешь: красиво жить на запретишь! А вот подумать не мешало б!
В Версале начался дождь. Зонтик, приобретенный в Берлине, я оставила в номере. Какой там зонтик, если я не позаботилась о более-менее теплой кофте или курточке. Наша группа рассеялась, потерялась во Дворце и теперь мы выходили небольшими кучками, а то и в одиночку. К своему автобусу я добиралась вместе с Фаей. Он был закрыт, водители отсуствовали. Тут Фаина удивила меня, проинформировав их отсутствие возможной "контрабандой", которой и занимаются наши водители-перевозчики. Признаться, я опешила:
 - Да с чего ты взяла?! Вот, начиталась! И выдумываешь!
 - Да ничего я не выдумываю, а тебе, видно, не понять. Ночью, перед Парижем я сама видела, как на остановке водители что-то выволакивали из-под низа автобуса. Думаешь, будут они тебе просто так ездить...
 Я совсем продрогла, и мне сейчас было не до разбирательств дел Алексея и Дмитрия, Фаю же спасал плотный джинсовый костюм. Я предложила ей добежать до какого-нибудь магазинчика и погреться в нем. Подошедшие наши туристы захотели пойти отведать "лягушачьих лапок". До запланированного отъезда еще оставалось время и мы с Фаей присоединились к ним. Понятно, что мне нестолько хотелось этого французского деликатеса, сколько хоть чуть-чуть согреться. Спустившись с площади на узенькую булыжную улочку со множеством кафешек, мы зашли в одно из них. Александр из Читы предложил "погреться самым русским способом на французской земле". Предложение было одобрено единогласно. В кафе оказалась русская "смирновская" водка и мы решили не рисковать, взяв иностранные напитки, а отдали предпочтение своей, родной водочке. Александр заказал себе двести граммов, я - сто пятьдесят, Фаина же ограничилась пятьюдесятью граммами. Мне необходимо было съесть что-нибудь жиденькое и горяченькое - какой-никакой супчик. Конечно же, я взяла именитый луковый суп. Ничего "именитого" в нем я не обнаружила, не нашла: подобные первые блюда я попробовала на польской земле и в Германии - даже излишне сдобренные острыми специями, они все-равно оставались какими-то пресными и невкусными. То ли дело наши борщи да щи! Ладно, хоть этот супчик был тепленьким. Кроме удивившей нас "Смирновки", в версальском кафе оказались еще и знаменитые французские деликатесы: лягушачьи лапки и улитки, запеченные в раковине. Что интересно, в меню эти "вкусности" не указывались, а предлагались устно официантом.
У Плиния Старшего (1век) в 37-томной "Естественной истории" написано о жареных улитках, которые для возбуждения аппетита ели с вином перед ужином или в качестве легкой закуски между пирами и оргиями. Галлы, населявшие территорию современной Франции, подавали улиток в качестве десерта, а в средние века церковь разрешала их есть даже во время поста. Во Франции улитки вновь вошли в моду после того, как были поданы к столу на обеде, данном Талейраном в честь русского царя. С тех пор Франция остается лидером по их потреблению.
Только, если раньше улитки извлекали из раковины кончиком иглы или булавки, чтобы отрезать им черный хвостик с экскрементами, то сейчас, в данном случае в этом версальском ресторанчике на блюде подавали раковину с цельной сварившейся там улиткой. Вынуть тельце лакомства предоставлялось самому едоку. И вот бедный едок ковыряется какой-то специальной шпилькой в скользящей по блюду раковине и смотреть на это, право, смешно. И не очень приятно. Скорее, даже противно.
Во Франции улитки называются Бургундскими и готовятся в раковине в масле, считается, что вкус этих улиток превосходит вкус других съедобных их собратьев. В улитках много белка. Чем-то по вкусу они напоминают и рыбу и курицу, однако ясно выраженным вкусом мясо улитки не обладает. Зато они отлично впитывают ароматы специй и приправ.
В некоторых барах-ресторанах подают даже икру улиток, по вкусу опять же приблизительно похожую на благородные грибы. Особо ценится мясо виноградной улитки, выращенной на виноградной лозе. В период рождественских каникул парижане съедают 20 тонн улиток. Не знаю, верить ли историкам, утверждающим, что улитки были одним из основных источников пищи для первых людей. Отчасти в пользу этой теории свидетельствуют обнаруженные в пещерах древнего человека груды раковин, а также то обстоятельство, что ловить их легко. Считается, что римляне первыми начали разводить их, кормя виноградной лозой и зерном. Улитка считается сильнейшим афродизиаком.
Что же получается? Об этом национальном пищевом пристрастии французов я вообще ничего не знала! Да, о лягушках слышала, а вот об улитках - нет. А тут целые исторические факты!
"Лягушачьи лапки" - самый известный деликатес Франции. Деликатесом лягушки считаются с древних времен и есть мнение, что по питательной ценности лягушачье мясо сравнимо с мясом устриц и мидий. По вкусу они больше напоминают рыбу, потому как лягушку относят к морепродуктам, но нежное мясо, бело-розовое, мягкое и сочное, чем-то напоминает курицу; мясо лягушки кажется на внешний взгляд жирным, но жира в нем нет.
Интересно, что лягушачьи лапки (кстати, более точный перевод "лягушачьи окорочка") в еду используются не полностью. Для этой цели подходит только верхний стык на задних лапках, в которых присутствует одна косточка. Лягушка также считается мощнейщим афродизиаком. Может оттого французы романтичны и любвеобильны - знают толк в деликатесной пище!
Но, то французы. Я же, поведав вам, надеюсь, интересный рассказ о лягушках и улитках, сама не прикоснулась к избранной пище французов. И не потому, что пожалела восемнадцать евро, нет, просто видя, как колупаются-потеют над этими блюдами посетители-иностранцы, мне не захотелось выставить себя на посмешище. Да ведь и времени у нас было в обрез и потому мы, полюбовавшись издали, удалились не солоно хлебавши. Нет, "смирновочку" мы закусили-таки круассанами, а импортные деликатесы навряд ли накормили бы нас.
С легкой руки Александра все в группе стали называть меня  поэтессой. Вначале я отнекивалась, смущалась, а потом подумала: ну и пусть буду ею хотя бы в этом краткосрочном турне.
- Ну что, согрелась поэтесса? - шутливо старался приобнять меня маленький, худенький Александр, когда мы вышли из кафе. Ему изначально хотелось прибиться к какому-нибудь "берегу", то есть, к какой-нибудь группе или кучке, чувствовалось, что он компанейский, добрый человек, но все как-то держались отчужденно, своими парами, кучками, семьями. Даже я, одиночка, невольно оказалась в компании боевых казачек и молчаливой башкирки Фаи.
Мне по-человечески было жаль одиночку Александра. И я не  смотрела на него презрительно, если он в иные моменты шутил со мной, прикасался ко мне. Я нисколько не стыдилась смешного вида нашего мимолетного соседства. Высокая, дородная женщина и худенький, маленький (плюгавенький, да не обидься, Александр!) мужчина - все мы здесь были временщиками.
Первоначальное тепло, подаренное мне версальским кафе, тут же унес пронизывающий влажный ветер. Я мерзла сегодня целый день, начиная с Эйфелевой башни. Подумалось, надо купить чего-то с собой согревающего, иначе, не дай господи, еще и захвораешь в дороге.
Автобус проследует без остановок до нашего парижского отеля и потому запасаться спиртным надо было в Версале. Фая мою идею не поддержала, а Александр тут же согласно указал на маленькую винную лавку. По-джельтменски накинув свою малогабаритную ветровку мне на плечи, он сопроводил меня в магазинчик. В тесной, заставленной коробками с винами, водкой, коньяками лавчонке, жестами и французскими полуфразами я указала продавцу на пузатенькую, в виде графина, бутылку, стоимостью в семь с половиной евро. Приветливо улыбаясь, смуглокожий юноша вынул из коробки другую бутылку. Она была вся в пыли, будто стояла где-то на дороге.
- Нон, нон, - запротестовала "француженка" я, - пардон, мсье! Силь ву пле! - показала пальцем на приглянувшуюся бутылку.
- Силь ву пле, мадам, - продавец протянул мне понравившийся пузатенький графинчик.
- Оревуар, мсье! Мерси боку! - заставила я удивиться и улыбнуться моим знаниям французского Александра.
- Ну ты, мать, даешь! Да ты не только поэтесса, а еще и полиглот! А вот от пыльной бутыли ты отказалась зря. Знаешь, какого года выдержки она?
- Та "выдержка" не стоила б так мало, - с видом знатока ответила я моему спутнику. Мы поторопились к нашему "полосатику", но я по пути успела еще поторговаться с немолодой китаянкой, продающей трикотажные палантины. И отторговала-таки себе широкий сиреневый шарф с французской символикой - Эйфелевой башней и надписями по краям: "Версаль". Вот что делает горячительное! Такая смелая я оказалась торговка! Конечно же, я все-равно купила бы палантин и за восемь евро, но тут что-то нашел кураж (может, зря я неприветливо отношусь к торговкам!). Теперь мои плечи укутывал-согревал большой версальский палантин.
В Париж мы вернулись поздним вечером. Ольга встретила меня расстроенной.
- Нет, вы скажите, как это можно не подождать! - возмущалась она. - Я буду жаловаться в турагенство.
- Оля! Ну ведь так тоже нельзя! - справедливо оценивала я ситуацию. - Вы ведь с Шурой всю группу задержали на целых полчаса. Таня ждала вас, она дозвонилась до вас, разговаривала с вами. А мы из-за вас носились по Версалю как угорелые - время-то ограничено!
- Ну и хрен с ним, с этим долбаным Версалем, - Ольга плюхнулась на кровать, вытянув ноги, стала делать втирание какой-то вонючей мазью. - Зато посмотри-ка, что мы с Шуркой оторвали! На такой бутик напали, почти задаром! - не слезая с кровати, Ольга подтянула к себе туго набитую сумку, стоящую тут же, на кровати. Стала хвастаться покупками. Набор тонкого нижнего белья - для старшей дочери; какое-то серое нитяное платье для средней дочки; светло-коричневые штиблеты для двух сыновей; белый ажурный зонтик для самой маленькой, первоклашки... Да-да, в свои тридцать восемь лет Ольга была многодетной мамой и даже бабушкой! Перещеголяла меня молодуха! В свои пятьдесят с хвостиком я все еще не обрела статус бабушки. Я по-доброму позавидовала Ольге, но, конечно же, не ее покупкам.
Ольга оказалась женщиной-вамп. Жила уже с четвертым мужем, от которого и имела девочку-первоклашку. Прежние мужья имели трагическую кончину. Как-то я запереживала за незнакомого мне последнего мужа Ольги. Последнего ли?
- Ольга! Давай-ка отметим с тобой наше пребывание в Париже, - предложила я, после небольшого ввода в ее личную жизнь самою же Ольгой. - Да заодно и мне  для здоровья необходимо: так надуло-продуло - не дай бог, заболеть!
Многодетная молодая мамаша тут же смахнула в сумку подарочные предметы и мы уселись с ней за маленький овальный столик. Подвыпив, Ольга делилась со мной своими удачами-неудачами на рынке, костеря по всем направлениям бизнесвумен Любовь, которая была у нее хозяйкой. К моему удивлению, Ольга не торопилась заиметь свой магазин. Ее устраивала торговая точка, имеющая уже своих покупателей. Попутно она ругала-осуждала и компаньонку по торговле блондинистую Шуру, с которой бегала по парижским лавчонкам:
- Под пятьдесят уже, а все какие-то дурацкие фенечки нацепливает. Кожа уже отвисает,а она штукатурится, как малярша.
- Да ну, Олечка, как раз в нашем возрасте и надо свой фасад подштукатуривать, - пробовала я защитить Шуру и себя.
- А на базаре не знаете, как она мухлюет? - не унималась Ольга, - перед этой Любкой всяко извивается, выворачивается.
Мне совсем неинтересно было выслушивать это и я перевела разговор на личную жизнь Ольги. Что оказалось намного интересней.
Забеременела она в пятнадцать лет, в шестнадцать родила. Семья Ольги и того парнишки-ровесника ненавидели друг друга, хотя и жили в соседях. Настоящая драма Монтекки и Капулетти! Я, прервав Ольгу, напомнила об этом.
- Да! Точно! И звали его Роман! Ромео, блин... Только любви до гроба у нас не вышло, - улыбалась захмелевшая моя соседка.
Но они все-таки поженились, а через год Роман разбился. Тот мотоцикл "Ижак", на котором разбился Роман, рассказывала Ольга, свекруха прикатила прямо к воротам сватов, Ольгиных родителей. Мол, глядите-глядите, пусть каждый день вас совесть мучает-точит. Во всем случившемся они обвиняли невестку и ее семью.
Через два года Ольга вышла замуж за любившего ее еще с садика одноклассника Олега. "На одном горшке сидели!" - смеялась она. Но Олег-то Ольгу любил, а она его нет. "Вышла из жалости к нему и к своему дитю", - поясняла ситуацию Ольга. Чувствуя нелюбовь жены, молодой муж с ума сходил: злился, ругался, грозился удавиться. И однажды последнее действо и осуществил. Повесился у себя в саду, на толстом суку старой яблони. И опять обвиняли Ольгу.
К этому времени у нее уже была вторая дочка, от Олега.
Молодую, краснощекую казачку гибель мужей не сломила. Более трех лет за ней ухлестывал один снабженец-абхазец. Она к тому времени уже закончила курсы продавцов и пришла на базарную торговую точку. Воспитывать девочек помогала мать. Юный горячий джигит добился-таки своего: Ольга рискнула выйти замуж в третий раз. "Думала, что бог любит троицу", - раскрасневшаяся Ольга с блестящими черными глазами-смородинами так похожа была сейчас на советскую актрису Валентину Малявину.
- Да еще думалось, кто же позарится на меня с двумя девками... - продолжала она.
"Божья троица", как оказалось, коснулась не трех замужеств Ольги, а трех смертей ее мужей: мужу Асхату в какой-то разборке вонзили нож прямо в сердце. От горячего джигита осталось два мальчишки-двойняшки: Руслан и Артур. Осталась Ольга с четырьмя маленькими детьми.
- Знаете, сама испугалась, что же это такое! Что за напасть? Неужто и правда что-то есть во мне такое, если все свекрови и свекры обвиняют во всех грехах, в гибели мужей? - еще сильнее блестели глаза Ольги, но уже влагою слез. И решила она больше себя ни с кем не связывать: от греха подальше. Целых пять лет не заводила никаких серьезных отношений, целых пять лет гнала от себя мужиков и парней, а они, как сластолюбивые шмели, жужжали-кружились над нею, расцветшей полной своей природной статью, вошедшей в самую прекрасную пору.
- Признаюсь вам как женщина женщине, - все больше и больше доверялась мне роковая казачка, - А сама-то я, как мучилась! Уродил же господь такой темпераментной. Бывало, замучаю Ромку или Асхата, все мне надо и надо! Ну, сами понимаете, чего. Даже к нелюбимому Олегу с сексом приставала. А то ведь прямо болею, голова кружится, в животе какая-то тяжесть. А все ж ломаю себя, никого к себе не допускаю, хотя бы просто так, как говорится, для своего же здоровья...
Само собой, в конце концов борьба со своей плотью у полнокровной и полногрудой Ольги была истощена. Покорил ее горячее сердце и жаждующее желаний тело молодой сальский парень Сергей, будучи моложе аж на целых двенадцать лет. Благо, семья Сереги находилась не рядом, а в городе Сальске, поэтому новым сальским сватам переживания по поводу многозамужней невестке из Краснодара, покорившей и уведшей их сына, по большому счету не грозили.
Да и какое там сватовство! Молодые жили сейчас популярным гражданским браком.
Но как бы они не "жили-были" - белый свет украсился еще одной дочкой Ольги, отцом которой, конечно же, стал Сергей.
Было видно, как сильно Ольга любила Сергея, как ревновала. По нескольку раз пыталась дозвониться, но безуспешно. Ольга переживала. А я представить себе не могла, как двадцатишестилетний юноша управляется там с хозяйством (Ольга жила в частном доме), как общается с выросшей уже второй дочкой-невестой (первая, старшая дочь Ольги живет с мужем и детьми отдельно), чему учит двойняшек-подростков и, наконец, как ладит с собственной дочкой-малышкой...
Долго в тот вечер мы с Ольгой не ложились спать. Выпив бутылку "смирновки" на двоих мы изрядно захмелели. Закусывали припасенными мною еще в Берлине вакуумным окорочком и беконом с белыми булочками - вот где пригодился немецкий супермаркет!
После своего рассказа эта молодая, полная жизненных трагедий казачка Ольга стала мне как-то ближе, роднее. Я уже совсем другими глазами глядела на нее. И даже ее увлечение покупками, беганье за шмотками по заграничным бутикам уже не раздражало, а было понятно: столько ведь детей у нее, внуков - всех нужно одеть, всем привезти подарки...
- Я вас не поняла, - с ударением на "о" и раздражением в голосе, удивлялась Ольга утром. - То, значит, в "Мулен Руж" этот развратный вы пошли, а в самое культурное место, у Лувр не идете.
- Олечка, ну, кабаре было ночью, а сегодня на целый день мне Париж терять не хочется. Я, Олечка, не успела еще им находиться, надышаться.
- Ну уже и дышите и ходите! А только я думала, если вы поэтесса, то уж...
Я не понимала, чем Ольга раздражена. Может такое бывает у нее с похмелья.
- Я не художница, Оля. Ну что поделать, посмотрю еще раз репродукции в журналах... - признаться, я чувствовала неловкость перед соседкой по отелю и сама понимала, что быть в Париже и не побывать в Лувре...
Но, простите меня, братцы - хватило вчерашнего Версаля. Обойти 150 галерей, 700 комнат, 70 лестниц - не всякие ноги выдержат! Конечно же, наши не выдержали, и не все комнаты и залы мы обошли. (Надо должное отдать бизнесвумен Любови, которая ходила рядом со мной, держалась меня и довольно заинтересованно знакомилась с резиденцией Людовика 14-го).
Я с огромным уважением отношусь к мировой сокровищнице - Лувру, но в отведенное нам время можно лишь одним глазком, как говорится, ознакомиться с ним. Ведь, если задержаться у каждой картины всего на четыре секунды, то понадобиться четыре-шесть недель! Ну разве можно у неповторимой Джоконды задержаться на секунды?! Тем более, по рассказам, близко подойти к самой картине навряд ли получится. Нет, уж лучше я посвящу Лувру свою следующую поездку, целиком! Если она, конечно, случится. А пока время, отведенное на музей, я потрачу на свободное созерцание города Парижа.
Из отеля нас выселили сразу после завтрака. "Полосатик" довез до площади Согласия и тут стежки-дорожки нашей тургруппы разделились.
Площадь национального Согласия - центральная площадь Парижа и от нее в разном направлении разбегаются парижские улицы и бульвары. Так и наши туристы разбежались, разбрелись в разном направлении, чтобы к вечеру встретиться здесь снова.
Часть группы решила посетить Лувр, несколько человек (две семьи с детьми) изъявили желание побывать в парижском Диснейленде (довольно недешевое удовольствие), часть туристов отправилась в сторону набережной Сены покататься на кораблике, а остальные (конечно же, представительницы прекрасного пола) рванули по магазинам и маркетам.
Для полного осязания столицы Парижа я решила испробовать не только ее твердь, но и водную гладь. С небольшой кучкой коллег-туристов отправилась прокатиться на кораблике. "Кораблик" - обыкновенный катер с открытой большой палубой, уставленный многочисленными рядами красных пластиковых стульчиков. Стоимость прогудки по Сене - десять евро. Почему-то покататься по Сене многие из наших не изъявили желания, а зря. С реки берегА Парижа смотрелись великолепно. Проплывая под ажурными мостами, до самого красивого из них моста Александра первого, я испытывала радостное возбуждение.
С набережной я вернулась на площадь Согласия - "Пляс де ля Конкорд". Мне хотелось самостоятельно обследовать весь центр Парижа. Я видела его из окна автобуса, видела с кораблика, плывущего по Сене - теперь же мне предстояло прочувствовать его совсем близко.
Я обошла площадь с множеством иностранных автомобилей. Похоже, у парижан был выходной день, так как в основном на площади слышалась не французская речь. Надо заметить, что парижане любят отдыхать и к имеющимся законным выходным добавляют всякого рода иные дни: отгулы, сверхурочные, "библиотечные" (есть и такие!).
Площадь Согласия расположена в восьмом округе Парижа между Тюильрийским садом и началом Елисейских полей. Она занимает обширный участок и была разбита в середине 17-го века по проекту Габриэля. Сначала она носила имя Людовика 15-го. Пожалуй, мало найдется королей, кто остался под названием "любимец". Так величали Людовика 15-го. В то время уже существовали две площади - Вогезов и Вандомская. Совершенно разные, они были элегантны и изысканны по-своему. Подобно другим королевским площадям, площадь Согласия в то время была украшена конной статуей монарха, но в самом начале французской революции памятник королю был низвергнут и сама площадь переименована в площадь Революции со статуей Свободы. 21 января 1793 года на участке возле Елисейских полей был обезглавлен король Людовик 16. Через несколько дней эшафот с гильотиной был установлен возле террасы Тюильрийского сада. Здесь были казнены королева Мария-Антуанетта, Шарлотт Корде (убившая Марата), герцог орлеанский Филипп-Эгалите. А годом позже был гильотирован Максимилиан Робеспьер. Всего во время революции на площади было казнено 119 человек.
В 1795 году площадь получила примирительное название - площадь Согласия. В период правления "короля французов" Луи-Филиппа (1830-1848) на площади появился древнеегипетский Луксорский обелиск. Это подарок египетского вице-короля Мехмета-Али. Он был доставлен в Париж из Храма Амона в Фивах в 1831 году. Возраст монумента примерно 3.600 лет. Он высечен из розового гранита. Его высота - 23 метра, вес - 230 тонн. Со всех сторон он покрыт иероглифами, прославляющими фараонов Рамзеса второго и Рамзеса третьего.
В 1999 году верхушка Луксорского обелиска была увенчана золотым наконечником, на отливку которого ушло полтора килограмма чистого золота. По двум сторонам обелиска установлены два фонтана 9-метровой высоты, имитирующие фонтаны святого Петра в Риме. Фонтаны украшены статуями Тритона, Нереиды и других мифических персонажей.
Площадь Согласия расположена очень удачно. С нее открывается вид на Елисейские поля, парк Тюильри и Лувр, на площадь Мадлен, а с террасы парка хорошо видна Эйфелева башня. Парижане считают площадь Согласия самой красивой в столице. На площадь выходят здания Военно-Морского флота и гостинница "Крийон". В 1925 году здесь останавливался Сергей Есенин с Айседорой Дункан. За бесшабашный разгул нашего великого поэта сначала выдворили из номера, а затем и из города вовсе.
Исходив столичную площадь вдоль и поперек, вдоволь насмотревшись и налюбовавшись, я углубилась в теннистые аллеи парка-сада Тюильри. Все тропинки и дорожки Тюильри были усыпаны белым песком. Также и светло-серая брусчатка площади Согласия белела этим же мелким песочком. Вначале мне подумалось, что это сухая известь, но потом я сообразила, чтобы из этого получилось, будь так на самом деле - все были бы перепачканы, точнее, "перебелены" этим покрытием.
 Я немного устала и присела на скамейку. В парке было малолюдно, лишь одиночки-бегуны свершали свой утренний пробег. Сквозь деревья аллей просматривались скульптуры и небольшие фонтанчики.
Напротив меня начинало работу какое-то кафе. И тут, как говорится, мне приспичило. Мочевой мой аппарат и так довольно долго терпел, держался, а сейчас, ну, никакого удержу! Что оставалось делать?
Каких-нибудь зарослей, что в российских скверах и парках на каждом шагу, в саду Тюильри не наблюдалось. Пришлось прибегнуть к помощи кафешки-бистро напротив. Я приготовила один "еврик" и вошла туда. Девушка негритянка готовила кафе к открытию: протирала, подметала, мыла полы и лестницу, ведущую вниз, как я догадалась по буквенным обозначениям, именно в туалет.
- Мадам, эскюзе муа, - залепетала я по-французски, - силь ву пле, - и показала на вниз убегающую крутую лестницу. Девушка улыбнулась:
- Уи, уи.
Я нырнула в туалет. В нем было очень чисто, прибрано. Справив нужду, я, как и положено, хотела нажать на кнопку смыва. Но таковой кнопки не обнаруживалось. Что делать? Уйти так - просто некрасиво. Я не успела ничего решить, как вдруг сидение унитаза завращалось да еще под какую-то мелодию. "Вот это да! Вот это техника!", -  восхитилась я и, дождавшись полного окончания музыкального процесса, вынырнула наверх. Негритянки в кафе не было и я положила мой "еврик" прямо на блестящий от чистоты подоконник.
Затем я шагала белыми дорожками сада-парка Тюильри, дыша утренней свежестью и любуясь цветочными клумбами, статуями, фонтанами. Вдруг, чуть в сторонке заметила какой-то водоемчик с плавающими там птицами. Свернув с дорожки, я углубилась в парк и вышла к маленькому прудику с купающимися там, нет, не грациозными лебедями, а обыкновенными серыми уточками.
Меня поразило то, что среди убранства и красоты этого парка-сада, маленький пруд выглядел  заброшенным: он был затянут тиной и ряской; помимо серых уточек в нем плавал всякий хлам, как-то: пустые пластиковые бутылки, бумажный мусор. Уточки, отвоевав треугольный сектор чистой воды, ныряли и кувыркались в этом, казалось, забытом людьми водном пространстве. Эта тихая, забвенная запущенность пахнула на меня чем-то таким родным, таким знакомым... Ах, бедная моя Россия! Особенность твоих проявлений и свойств встретилась мне и в ухоженной, сытой Франции.
Скормив уточкам прихваченную со "шведского" стола при завтраке в отеле булочку, я двинулась дальше и вскоре вышла к Лувру. Я не стала заходить во двор величайшего музея, оставив на "потом", а обойдя его, пошла по внешней стороне.
В этот час народу на улице было немного. У парижан был выходной и многие из них ринулись вон из города подышать природой. Еще при въезде в Париж наша гид Татьяна осведомила нас о некоторых особенностях одурачивания приезжих, туристов, рассказав об уловках местных мошенников и мошенниц, чем, признаюсь, удивила меня: по-моему, в таком городе как Париж, подобного вообще не должно наблюдаться! Но се ля ви! И вот одна из проделок мошенников. Чаще всего она осуществляется на довольно безлюдном месте.
Неожиданно перед тобой прямо под ногами появляется-валяется золотое колечко. За некоторые секунды твоего недоумения перед тобой возникает человек, чаще всего женщина. Она быстрехонько  поднимает это кольцо и, изображая на лице неимоверное удивление и восторг, предлагает его вам. Она, якобы, дарит вам свою находку.
Если ты ведешься на это и берешь из ее рук кольцо, то и не пройдя пяти метров будешь ею догнан, остановлен и вынужден выслушать просьбу о ее тяжелом житейском положении. Проще сказать, она будет у тебя просить деньги, при этом просьба жестами и набором необходимых для этого случая нескольких популярных мировых ("о,кэй", "сорри", "манни" - кто же их не знает!) вполне понятна.
Вначале она попросит у тебя немного, затем побольше, а потом и вовсе обнаглеет, если ты не успеешь вовремя скрыться с ее глаз.
Полицейские об этом одурачивании знают, поэтому мошенники боятся "ажанов" и выбирают малолюдное время и улицы.
Весь смех этой проделки в том, что, конечно же, кольцо вовсе никакое не золотое.
Я проходила в этот ранний еще час мимо стен монументального Лувра и видела, как мне навстречу шагает молодая женщина, яркая, цветная. Похожая на нашу цыганку Азу. И вдруг я вижу, как она бросает на брусчатку кольцо и оно катится прямо ко мне.
Ах, спасибо тебе, дорогая Татьяна, что вовремя нас просвятила насчет этой уловки. А то, кто ее знает, может быть я и соблазнилась бы "золотой находкой". Хотя нет, в моем случае навстречу мне шла по всему видать неопытная мошенница. Начинающая. Потому что, я увидела, как она сама бросила кольцо. И это ее упущение, недоработка.
Схватив кольцо перед самым моим носом, она даже не успела произнести свою заученную тираду с артистическим выражением удивления и восторга, как я замахала руками:
 "Нон, нон, нон!" (Та еще "француженка!").
Мошенница улыбнулась мне понимающе и вильнула на другую сторону улицы.
Я наблюдала ту же картину. Теперь она околпачивала молодого человека. О, боже, и тот, похоже, ей верил, так как взял кольцо в руки и выслушивал ее трескотню-белиберду. Потом молодой человек удалился от нее метров на пять-шесть - она за ним. Остановила его и снова стала просить денег.
Я не дождалась развязки этого обмана, только подумалось, что наверняка этот парень не коренной француз, если не наслышан о таких уловках.
Я вышла на  улицу Риволи. Эту улицу, идущую параллельно Сене и соединяющую площади Согласия и Бастилии, можно по праву считать одним из величайших достижений Наполеона в области градостроения; проект осуществляли придворные архитекторы Персье и Фонтен. Окончательное устройство улицы произошло только при Луи-Филиппе. На участке, где она граничит с садом Тюильри и зданием Лувра, я полюбовалась элегантными крытыми аркадами, вдоль которых расположено множество модных бутиков, магазинов и киосков с сувенирами. В одном из таких магазинчиков я приобрела черный зонтик с рисунками Эйфелевой башни, несколько платков с изображением символов Парижа, две сумочки, может быть и китайского производства, но с французской символикой. Я долго не могла выбрать кружку для своей коллекции: их было великое множество и все такие оригинальные...
Наконец, выбрала черную, высокую, понятное дело, что напоминающую...
В одном из переходов на улице Риволи я пообедала в "макдональсе", где повстречала наших блуждающих туристов в ожидании открытия Лувра. Я долго прохаживалась длинными аркадами, наблюдая за открытием лавок, киосков. Опять же Татьяна (молодчина!) предупредила нас, что продавцы в Париже обижаются, если вошедший покупатель не здоровается с ними. Надо обязательно поприветствовать: "Бонжур, мадам! Бонжур, мсье!" Это неприменное правило этикета. Конечно же, входя в каждый магазинчик, я с удовольствием, не стесняясь акцента, стараясь грассировать, произносила:"Бонжур-р! Бонжур-р!".
Я обратила внимание: никто из продавцов не принадлежал к потомкам Наполеона - китайцы, корейцы, африканцы - но все без иключения говорили только на прекрасном французском.
А где же сами господа французы?! На каком таком поприще они трудятся? Работает ли вообще француз, француженка? Такое впечатление, что эта нация предпочитает исключительно отдых. Уже с раннего утра  возле кафе и баров устанавливаются столики и стулья, где истинный француз пьет свой утренний кофе.
С улицы Риволи, названной в честь наполеоновской битвы в Пьемонте, я перешла на площадь Пирамид, названную в честь его же битв в Египте. Я очень удивилась, что это и есть громко звучащая площадь Пирамид, так как передо мною открылся совсем крошечный прямоугольник пространства с трех сторон окруженный домами с аркадами. В центре этой, так называемой площади высилась конная статуя Жанны д,Арк. Так вот где я встретила тебя, героическая Орлеанская Дева!
А что известно мне о твоей судьбе? Да что там мне! До сих пор спорят историки, ученые, архивариусы, кем была Жанна д,Арк по происхождению и казнена ли она вообще?!
Эти вопросы вызывают очень много противоречий. Одни считают Жанну д,Арк простой крестьянской девушкой; другие же отвергают это предположение, уверяя, что в крестьянских французских фамилиях отсутствовала приставка "Де".
Жители Домреми под присягой на Евангелии на оправдательном процессе утверждали, что Жанна родилась в семье Жака Дарка и Изабель Роме - дворян среднего достатка. С 13 лет она слышала голоса и считала себя посланницей Неба для освобождения Франции от англичан. Наука же слышание голосов объясняет как последствия родственных браков, а проще сказать, галлюцинацию.
Самопроизвольно "объявляется" еще одна версия: Жанна д,Арк - незаконная дочь короля Карла 6-го Безумного и его фаворитки Одетты Шамдивер. Согласно этой версии, настоящим именем Жанны было Маргарита Валуа. Она родилась во Дворце полубезумного короля в 1407 году и он воспитывал ее как воина для самозащиты, так как два его сына были убиты сторонниками Луи Орлеанского, а "незаконный" Карл никак не подходил на эту роль. Есть еще версия, что Орлеанская Дева Жанна - дочь короля Людовика, герцога Орлеанского, наместника и двоюродного брата короля Франции Карла 6-го и Изабеллы Баварской, жены Карла шестого и "по совместительству" любовницы этого Людовика. Тогда становится понятно, почему ее казнь инсценирована.
Гибель Жанны д,Арк окутана тайной. Так, официальная дата казни была произвольно установлена впоследствии - видимо, чтобы покончить с вызывающими неудобства расхождениями. Сейчас принято считать, что это произошло 30 (или 31-го - даже тут разночтения) мая 1431-го года. Однако в дальнейших летописях говорится, что казнь состоялась в феврале 1432-го года. Но с месяцем и числом нет ясности: некоторые называют 14 июня или 6 июля; есть и другие варианты.
Наводит на размышления и тот факт, что тексты протокола Руанского процесса, находящиеся в Англии и Франции, сильно отличаются друг от друга, а оригинал протокола исчез.
Также широко известно, что в утро перед казнью Жанна исповедовалась самому епископу Пьеру Кошону, который возглавлял суд над ней и получила отпущение грехов. Следовательно, она не была признана колдуньей, тем более ее не подвергли соборованию - одному из христианских таинств, когда над тяжелобольным, умирающим или приговоренным к смерти читают молитвы и совершают намазание тела елеем.
Все это может лишь означать одно: Жанну д,Арк не собирались казнить. Условия же для подмены Жанны во время казни были весьма благоприятными. Площадь вокруг будущего костра оцепили 800 английских солдат, оттеснивших народ далеко от "сцены". Еще 120 солдат привели осужденную к месту казни. Они плотно окружили женщину. Голова ее и лицо были прикрыты копюшоном, так что рассмотреть внешность было совсем невозможно. Казнь совершилась, но даже в то время мало кто верил, что сожжена была именно Жанна д,Арк.
В архивах Руанского архиепископа хранятся протоколы о казнях и отчеты, связанные с расходами - вплоть  до счетов за поставку дров для костра и ведомости за услуги палача и его помощника.
Однако в документах за 1430-1432 годы нет упоминания о казни Жанны д,Арк, хотя фигурируют сведения о пяти сожженных ведьмах. Поэтому, вполне вероятно, что казнили тогда не Жанну.
Что же стало в таком случае с настоящей Жанной д,Арк? Ведь если она осталась жива, то должны быть следы ее дальнейшей жизни. И они обнаруживаются. Например, в счетной книге города Орлеана за 1436 год, куда заносились расходы городских властей, есть запись об уплате за доставку писем от  Девы Жанны из города Арлона в Люксембурге. Имеются и другие аналогичные записи, где упоминается вроде бы казненная Дева.
Однако кульминацией этой истории можно считать появление самой Жанны Д,Арк в городе Орлеане 28 июля 1439 года, то есть, через восемь лет после ее официальной смерти. Правда, теперь она носила имя Жанны д,Армуаз. Документально зафиксировано, что это была именно она, Орлеанская Дева, поскольку в городе проживало много людей, хорошо знавших Жанну со времен войны и осады Орлеана и даже принимавших участие в коронации Карла Седьмого.
Есть и другие свидетельства о воскресшей Жанне. В хрониках и записях различных современников упоминается еще несколько случаев ее появления на людях. Причем она никогда не скрывала своего имени, хотя и уклонялась от объяснения того, где провела предыдущие годы.
Закончилась же эпопея Орлеансокй Девы тем, что она вышла замуж за некоего Роберта д,Армуаза, сеньора де Тиммон, и прожила с ним до своей смерти в 1449 году.
Конечно, во Франции в то время неоднократно появлялись самозванные Девы, поэтому не все свидетельства можно считать доказательствами того, что Жанна избежала гибели на костре. Количество вопросов растет, а окончательного ответа так и нет.
Однако каким бы не был ответ, ясно одно: Жанна д,Арк была человеком большого природного ума, таланта и огромного мужества. Эта удивительная девушка, жившая более шести веков назад, является национальной героиней Франции. Она была командующей французскими войсками в столетней войне между Францией и Англией. Орлеанской Девой ее стали называть после семимесячной осады города Орлеана, расположенного в 130 км. к юго-западу от Парижа, когда войска под предводительством Жанны освободили город...
Я присела на постамент позолоченной статуи Жанны д,Арк. В памяти всплыл ее образ, сыгранный нашей русской актрисой Инной Чуриковой в советском фильме "Начало", именно, эпизод сожжения на костре. Инквизиция считала ее колдуньей, ведьмой. Она не могла поверить и принять силу, мужество, стойкость этой хрупкой девственницы (так сама себя характеризовала Жанна, прося называть ее девушкой Жанеттой) и осудила ее за связь с дьяволом.
Я сидела у подножия произведения французского скульптора Эмманюэля Фремье, которое появилось на свет в 1874 году. "Жанна Девственница", Орлеанская Дева возвышалась надо мною в доспехах, мужском костюме, с мечом в руке. Возможно в яркий безоблачный день этот памятник ослеплял бы солнечными бликами, доказывая свою позолоченность, но в данный момент он выглядел серым, позеленевшим, давно требующим основательной реставрации.
Вот ведь, жизненные парадоксы - теперь Жанна д,Арк католической церковью причислена к ликам святых и в Париже есть несколько памятников ей. Конный памятник работы скульптора Дени Фуатье установлен на площади у башни Сен-Жак (представляю, что это за "площадь", определяя величины взглядом малоплощадного Парижа!).
Есть и пешая статуя Жанны, расположенная в Соборе Парижской Богоматери, к которому, попрощавшись с самой красивой и длинной парижской улицей Риволи, протянувшейся по правому берегу Сены почти на три километра, я и направила свои стопЫ.
Надо сказать, что центр Парижа очень компактный. Расстояния между известными районами, по-французски, округами и имеющимися в них достопримечательностями, памятниками совершенно мизерны. Как в старинной русской сказке: направо пойдешь - к Сене выйдешь, пошагаешь на юг - упрешься в Лувр...
Как и запланировала, я во второй раз возвратилась в Нотр Дамм де Пари. Выстояв, опять же, очередь, войдя внутрь помещения, я не торопилась, как в первый раз, выйти обратно. Я присела на стульчик в середине ряда, взгляд мой скользил по великолепным цветным витражам в узких стрельчатых окнах, по стенам, по колоннам. Что странно и интересно: в Соборе было очень тихо, хотя вокруг множество людей; они ходят, переговариваются. Своды Собора сходятся где-то высоко-высоко над головой, воздушное пространство Нотр Дамма де Пари приглушенно-сумеречно, прохладно, в нем разлит покой.
И вдруг раздались звуки органа и с ним слились, набирая силу, мужские голоса. Пели по-латыни. Мощные звуки завораживали; то стихали почти совсем, то снова вздымались и заполняли собой все пространство. Просматривая кинофильмы с эпизодами такого пения в католических костелах и церквах, я всегда замирала. До того это было трогательно и откровенно; так ненавязчиво призывало к чему-то, очищало от чего-то... Но это было в кино!
Сейчас же я реально ощущала все происходящее. Из глаз моих брызнули слезы. В этот момент я была самой искренне верующей, самой чистой и честной. Я молилась Божией Матери, прося у нее помощи для сына. Нет-нет, не для себя, именно для сына. Молила ее ниспослать озарение, прозрение его молодой запутавшейся душе. А чем может быть счастлива мать, если не счастьем хорошей, настоящей жизни своего сына!
Я просила Парижскую богоматерь, простая, смертная русская мать, направить моего любимого, единственного сына на истинный правильный путь. Звучал орган, эхом отдаваясь в вышине, и я плакала, уже не стесняясь, навзрыд. Среди множества людей я сейчас была одна, совсем одинокая и затерянная в нашем суетном, с бешеной скоростью куда-то летящем, мире, с его мечтами о богатстве и власти, с его тщеславием и равнодушием к бедствующим, с его меркантильностью и гордыней. Сейчас я была наедине только с ней, небесной Богоматерью.

       "Каким богам я только не молилась,
        Прося как мать о помощи для сына,
        И на колени падала, валилась
        На равнодушный пол церквей России...
   
        И даже в европейской загранице
        Моя беда меня не покидала,
        И я молилась, вглядываясь в лица
        Святых угодников великих залов.
        Моим молитвам не внимал Всевышний
        И скорбно Богородица молчала...
        (Я лишняя у них и сын мой лишний,
        И нужно ждать конечного причала).
        И, все же, я молилась фрескам вечным,
        Потом заснуть не смея до зари,
        Просила матерь Божию сердечно
        Под сводами Нотр Дамма де Пари.
        Органа тихо музыка звучала,
        Был тот момент торжественно-велик...
        Я со слезами на глазах стояла
        У витражей древнейших базилик...
        Какие чудеса творили люди,
        Давным-давно ушедшие в века!
        Мы их творения смотрим, ценим, любим,
        И восхищаемся издалека.
        А что от нас останется потомкам?
        Чем удивим, порадуем мы их?!
        Или для нас главней нажива только?
        Пусть ваш ответ дополнит этот стих..."

Я долго пробыла в Соборе. Кончилось органное пение, а мне все не хотелось выходить. Попаду ли я еще раз в это сотворенное людьми чудо?!
Задумчивая и печальная, я вернулась во двор Лувра, что в шаговой доступности от парка Тюильри и улицы Риволи.
В стеклянную пирамиду входа в Лувр тянулась большая очередь. Я нисколько не пожалела, что не попаду в него - так мне нравилось бродить по центру Парижа! Я просила иностранных туристов сфотографировать меня на фоне стеклянной пирамиды, на фоне стен и башен Лувра, на фоне его огромных фонтанов.
Я полностью обошла его обширный каменный двор, заглядывая в переходах через узкое стекло окон первого этажа на выставочные экспозиции. Что ж, оставлю это на "потом", сохраню как мечту о вторичной поездке в Париж.
Цена билета в Лувр снижается после трех часов дня, до 18 лет - вход бесплатный, а если пойти в музей во второе воскресение месяца, то платить за вход вообще не надо - в этот день Лувр открыт для всех! Демократия! Надо как-то подладиться под эти выгодные для туриста условия в следующую, дай бог, поездку.
Гуляя по Парижу, я не заметила каких-нибудь бродяг и нищих, кроме как в метро. А тут, в углу двора Лувра (правда, с его внешней стороны, не внутренней) лежит укутанный в какую-то дерюжку, нищий, бездомный оборванец. Рядом стоит стаканчик и недопитая бутылка "кока-колы". На какое-то мгновение я просто опешила. Хотя удивляться стоило другому: на всем пути моего следования встретился  лишь второй бомж, "экземпляр №2".
Но мне казалось, что уж в таком-то месте не должно быть ничего подобного. Местных же "ажанов" такая картинка по-видимому вряд ли волновала...
По парку Тюильри, через знакомую площадь Согласия я направилась на Елисейские поля, собственно и берущие начало отсюда с добавлением восточной их части улицы Риволи. Да и сами Елисейские поля - эта улица, самая главная улица Парижа со множеством бутиков, ресторанов, магазинов, кафе, а еще представительств международных компаний. Вот они, Елисейские поля, сравниваемые мною в детстве с моими родными брянскими полями!
С 1795 года при входе-въезде на эту улицу стоят две скульптурные группы, известные под названием "Кони Марли". В 1984 году оригиналы скульптур, сильно пострадавшие от выхлопных газов, были перевезены в Лувр, а на их месте установлены безупречно выполненные копии.
Елисеевские поля выложены брусчаткой( в отличие от "моих детских и родных - черноземных!"). Их название заимствовано из греческой мифологии. Елисейские поля или Элизиум - "острова блаженных", получившие бессмертие от богов, тянутся до самой Триумфальной арки. Их длина без малого два километра, ширина 70 метров.
Конечно же, я довольно устала-приморилась, шагая по этой, украшенной аллеями каштанов и вязов центральной парижской улице. Каштаны есть практически в любом уголке города, но особенно их много в 16 округе Парижа.
У французов бытует поверье, что аромат каштанов укрепляет любовь.
Изначально этот обширный район, простирающийся до западной стороны площади Согласия, был заболочен. После его осушения в 1667 году Ленотр создал широкий проспект, сначала получивший название "Гран-Кур", а с 1709 года - "Елисейские поля". Территория Елисейских полей простирается от Тюильри до площади Шарля де Голля; ее еще называют плошадью Звезды, поскольку от нее лучами расходятся бульвары Парижа, образуя нечто вроде звезды. Венчает Елисейские поля Триумфальная арка.
В прошлом Елисейские поля были огромным салоном Парижа, излюбленным местом встреч и жилым районом влиятельных лиц города. Если сегодня они и лишились аристократического блеска, то красоту и элегантность не утратили. Здания роскошных магазинов Пьера Кордена, знаменитый Лидо, престижных ресторанов, существующих со времен Людовика 16-го вытянулись вдоль тротуаров, заполненных парижанами и разнородной толпой города.
По автобану Елисейских полей неслись машины, двухэтажные автобусы, мотоциклы. Что меня насмешило, это сбитые "носы" парижских автомобилей. Почти у каждой машины "передок" был или помят или поцарапан. То следствие тесных парковок. Бедной парижской машине негде приткнуться - вот и случаются "нечаянные поцелуи" с другим транспортом. Легче с мотоциклами и велосипедами. Те спокойно припаркованы в рядок прямо на тротуарах.
Усталая, я присела за один из столиков, выставленных на улицу перед кафе. Не успела перевести дух, как из заведения, как джин из бутылки, выскочил гарсон, французский официант.
- Силь ву пле, мадам, кАфэ! - в его руке дымилась чашечка кофе. Я знала уже, что эти малюсенькие чашечки кофе в самом ресторане намного дешевле, а вот с выносом их, обслуживанием на улице цена подскакивала почти что вдвое.
- Нон, нон, мсье! Пардон, мерси боку! - ну что я могла еще сказать?! Мне было жаль тратить на кофе четыре-пять евро (это же в пересчете на наши целых двести рублей!), я же "рашен" туристка! Собирала по копеечке, по рублику - а тут такая цена чашки кофе! Нет уж! Лучше я из-под краника, по русской привычке, напьюсь водички! Татьяна нас успокоила и порадовала, что вода в Париже не плохая, очищенная.
Мне ничего не оставалось делать, как вскочить со стула и покинуть приресторанную территорию. Шагая дальше по Елисеевским полям, я высматривала какую-нибудь свободную (бесплатную!) скамейку, но все вокруг было уставлено столиками и стульчиками. На них вальяжно, положив ногу на ногу, держа в одной руке сигару, в другой - кофе или пиво, а может, вино или мартини балдели парижане.
Нет, это не были гости французской столицы, это были коренные жители, настоящие французы, потому как свободно сидели они перед кафе и свободно говорили на французском. Если бы кто-то в этот момент случайно обратил на меня внимание, то, наверняка, принял бы за сумасшедшую, так как я не удержалась и громко рассмеялась.
Но никто на меня не обращал никакого внимания в этом свободном европейском городе, никому до меня не было дела. А вспомнилась мне поговорка моей другой бабки, по отцу, бабки Феклы. Когда она ругалась или была чем-то недовольна, то всегда кричала: "А хранцуз табе у глотку!"
Откуда, с каких таких весей залетел к ней этот "хранцуз"? Неужто переходил из поколения в поколение с далекого наполеоновского нашествия?! Вот и сейчас, вспомнив этого бабкиного "хранцуза", я рассмеялась.
И впрямь, господа-"хранцузы", дайте же посидеть бесплатно! Не доводите до конфуза, господа французы, бедную русскую туристку. Ей и самой стыдно. За себя. За таких же, как она, за всю ее родину - несчастную, несправедливую Россию.
И тут в сторонке я увидела небольшой липовый скверик. Не в том смысле липовый, что значит ненастоящий, нет, это был естественный сквер с цветущими в нем липами. Тонкий аромат цвета лип смешивался с ароматом кофе, доносившимся сюда с вынесенных столиков у кафе и ресторанчиков. Но, главное: в этом скверике стояли скамейки. Я с удовольствием приземлилась на пятую точку. Боже, как приятно пахло цветущими липами! Никогда прежде не замечала я их запаха, аромата. В Париже даже липы пахли особо: тонко, нежно, медово - памятно...
Я порадовалась, что в последний день в Париже мне никто не мешает. Я отстранилась от Ольги, от Фаи. Я хотела быть одна, хотела насладиться своим свободным пребыванием. Я знаю, что Ольга обязательно помешала бы мне, омрачила мое наслаждение. Я было заикнулась об особой атмосфере Парижа, особом запахе, на что Ольга цинично рассмеялась:
- Запах? Аромат? Да вы что, Васильевна! Здесь же кругом ссаками воняет! Никакой аромат не перебьет!
- Оля, ты не права! - защищала я мною вымечтанный Париж, не хотевший отпускать мои иллюзии. - Вот только в их метро-подземке действительно пахло мочой, а так, в городе...
- Да что вы, Васильевна! - стояла на своем Ольга, - Французы только совсем недавно говно перестали из окон выливать, а свой долбаный парфюм специально придумали, чтоб от немытой башки не воняло!
Надо сказать, знание Ольгой таких, весьма непоэтических вещей, верных ли, неверных, меня просто садануло под дых. Я поняла: насколько разные мы люди и как по-разному смотрим на одни и те же вещи, явления...
- Ладно, Васильевна, не расстраивайся, - закончила неприятный для меня разговор Ольга,
- Конечно, вы - поэтесса! Человек творческий, а мы, люди заземленные, простые...
"Базарные", - подумалось мне.
Напротив меня на скамейку присела колоритная парочка: высокий блондинистый парень и стройная смуглянка-африканка. Девушка была настолько кучерява-кудрява, что казалось, над ее черно-синей головкой изрядно потрудился ювелир-парикмахер: каждое миниатюрное колечко волос пружинисто вкладывалось в другое.
Мне так захотелось запечатлеть эту парочку на память, что я не замедлила попросить их об этом. Парень, улыбнувшись, тут же согласился, а вот девушка-черномазка почему-то проявила сдержанность. Но я все-равно щелкнула их.
Теперь они пополнят мой фотоальбом наряду с первым французом (без головы) на балконе.
Отдохнув, я продолжила путь.
Триумфальная арка казалась такою близкой, а я все шла и шла... Наконец, дотопала. На площади Шарля де Голля (иначе, Звезды) сфотографировалась на ее фоне. Вот ведь какое  мое открытие: поверхности всех площадей в Париже будто известковые. На самом деле они выложены светло-серой брусчаткой или плитами и посыпаны белым сухим песочком. Триумфальная арка находится в конце высокой части Елисейских полей, на вершине холма Шайо. Она построена по воле Наполеона, пожелавшего посвятить ее Великой Армии.
В 1806 году арку начал возводить Шальгрен. Однопролетная мощная арка была завершена в 1836 году. По грандиозным размерам (50 м. высоты и 45 м. ширины) она превосходит даже знаменитую арку Константина в Риме. Пилоны (столбы) арки украшены огромными барельефами, из которых более известный и красивый тот, что находится на правой стороне арки, обращенной к Елисейским полям. Этот барельеф, выполненный Франсуа Рюде, известен под названием "Марсельеза". Основные победы Наполеона запечатлены в верхних барельефах; названия больших сражений выгравированы на скульптурных щитах.
С 1920 года под аркой находится могила Неизвестного солдата, над которой каждый вечер зажигают огонь. У Триумфальной арки, откуда лучами расходятся 12 крупнейших городских артерий, очень сложное, интенсивное автомобильное движение.
Всего в Париже пять арок. Самая главная - Триумфальная, самая современная - арка Дефанс, третья арка - Каррузель и еще две небольшие арки.
Вдоволь находившись, налюбовавшись, теперь мне необходимо было "двигать" в обратную сторону, назад, к площади национального Согласия, с которой  и было назначено время отправления нашего "полосатика".
Выезжали мы вечером. Париж прощался со мною песней Джо Дассена "Елисейские поля". "О, шанз-Элизе, О, шанз-Элизе..."
А я прощалась с Парижем горькими слезами. Правда-правда, я не могла сдержаться и плакала чуть не навзрыд под недоуменный перегляд моих соседок-казачек. Сердце мое щемила-щипала грусть.
Было в моей жизни однажды такое: прощание навсегда с первой любовью в далекой юности. И сейчас искорка того непозабытого чувства вдруг вспыхнула во мне.

            "Прощай, Париж благословенный!
                Ты замечаешь мою грусть...                С Собором, Лувром, Башней, Сеной...               
                К тебе, наверно, не вернусь.
                Удивлена твоей свободой,
                Красой убита наповал.
                Полны здесь улочки народу,
                Не жизнь, а праздник, карнавал!
                Все люди веселы, спокойны,
                Гуляют набережной Сены,
                Здесь человек живет достойно,
                Париж - меридиан Вселенной!
                Сидеть не будет парижанин
                В квартире за горячим чаем,
                Общение он уважает,
                Пусть даже слушатель случаен!
                Все улицы в столах и стульях,
                Звучат по-русски где-то "Очи",
                Гудит-шумит парижский улей,
                Не спит до самой полуночи...
                На площади у президента
                По выходным еще тот сервиз!
                Отгородившись красной лентой
                Играют здесь в футбол и теннис...

              Прощай, Париж благословенный!
                Неужто не увижу завтра
                Ни твоей набережной Сены,
                Ни Монпарнаса, ни Монмартра?!
                ... Прочь отгоняю свою грусть,
                А, может, я еще ... вернусь..."

 - Да ну что вы так расстроились? - успокаивала меня Ольга. - Вон, сядите на поезд "Москва-Париж" да и прикатите!
И впрямь! Пусть будут эти слезы, пусть! Я вновь Париж к тебе вернусь!
... Проехав от Парижа целую ночь, ранним-ранним утром мы оказались на лазурном побережье Франции. Лазурный берег, так называемая французская ривьера входит в состав исторической области Прованс со столицей Марсель.
В регион также входят шесть департаментов, где проживает 4,5 млн. человек. Название побережья произошло после того, как поэт Стефан Льежар в 1870 году издал роман "Лазурный берег". Эти слова пришли к нему в голову, когда он увидел "изумительной красоты" море.
Город Канны, в котором мы объявились ранним утром, расположенный на этом побережье, можно скромно назвать городком. Потому как его площадь всего 19,62 кв.километров, а население не достигает даже 100 тысяч. Но зато городок деиствительно красоты неимоверной!
Он был основан римлянами, которые построили здесь укрепления примерно в 125 году до нашей эры, во время военной кампании против лигурийского племени.
Как гласит традиция, эта местность была покрыта тростниковыми зарослями. От прованского слова "Canois" - Каноис -(тростник) и происходит название города. Многие века он оставался простой рыбацкой деревушкой, где в 410 году был построен небольшой монастырь, подчинявшийся Леринскому аббатству. В период господства монахов из Лерина Канны пережили все перипетии истории Прованса, включая его захват Савойским королевством и после которого за этой территорией только в 1788 году рыбацкий поселок освободился от господства монахов.
Настоящий перелом в истории города произошел в 1834 году, когда богатый английский путешественник, лорд Генри Питер Броуэм был остановлен на границе с Италией из-за эпидемии холеры, разразившейся в Провансе.
Во избежание распространения заразы санитарный кордон не пропускал никого, и Броуэму пришлось вернуться. На обратной дороге он оказался в Каннах и настолько был очарован этим местечком - его небом, мягким климатом, что решил построить себе дом. Конечно же, это был не простой домик, а вилла для отдыха, замок "Элеонора", куда он теперь приезжал каждое лето со своей семьей вплоть до самой смерти в 1868 году, привозя из Лондона друзей из высшего общества.
Это положило начало туристической славе Канн, куда ежегодно стали съезжаться известные люди. В их числе была английская королева Виктория с детьми, писатели Проспер Мериме, Ги де Мопассан и Стефан Льежар, а позднее Канны стали популярны у художников, писателей, режиссеров и актеров всего мира.
И теперь, о боже мой, не верилось моим глазам - я тоже находилась в одном из самых престижных уголков земного шара, в этом райском кусочке мира, обиталище самых преуспевающих людей планеты. Сейчас по набережной Круазетт прогуливалась самая обычная, далеко не богатая женщина из для немногих богатой России - то бишь я.
Я пила, не могла напиться этим действительно удивительным мягким, бархатным воздухом прибрежно-курортных Канн. Проходя мимо бухт и бухточек, сверкающих серебром бесчисленных яхт и яхточек, белеющих катеров и корабликов, я на мгновение останавливалась, задержав на них взгляд, мысленно угадывая, представляя счастливые лица владеющих всем этим великолепием. (Впрочем, почему именно счастливые? Может, и вовсе наоборот! Не всегда ведь богатый - счастливый!)
Наша группа быстрым ходом продвигалась по бульвару Круазетт, где по одну сторону плескалось море и золотился песок, а по другую выстроились в ряд элегантные Дворцы, роскошные отели, цветущие сады...
Набережная, в два с половиной километра, протянулась на восток до мыса Пуант-Круазетт, замыкающего залив Ла Напуль, бухту, где и расположены Канны.
Без сомнения, бульвар Круазетт - самая известная в мире достопримечательность Канн. Я любовалась необычными по своей красоте и оригинальности в архитектуре зданиями, украшенными балкончиками, невидимыми из-за цветочных ковров, пышной зеленой растительности.
Вновь и вновь останавливаясь, я вглядывалась в необычную, открывшуюся мне заморскую красоту, приотставала от группы, затем догоняя ее, пока, как говорится, не уперлась еще в одну, не менее известнейшую в Каннах да и во всем мире достопримечательность - Дворец кинофестивалей и Конгрессов.
В 1946 году открылся здесь первый международный кинофестиваль. Родилась мировая столица кино. На фестивале присуждается знаменитый приз "Золотая пальмовая ветвь" (своеобразный европейский "Оскар"). К входу во Дворец ведет знаменитая лестница, 24 ступени которой покрывает красный ковер и на которой кинозвезды со всего света позируют фотографам, приветствуя поклонников.
А сам Дворец кинофестивалей, как нам и рассказывала сопровождающая нас Татьяна, оказался удивительно прост и скромен по своей архитектуре и внешнему убранству.
"Невзрачен" - даже так выразилась наша гид. Благо  сейчас никакого форума здесь не проводилось и потому, представители прекрасной половины нашей экскурсии, дорвавшись до красной дорожки, вовсю позировали на ней. Ну не одним же мировым звездам стоять на ней?!
Вот сейчас мы тоже были звездами, разгуливая по красной дорожке, видевшей, а точнее, ощущавшей на себе такие знаменитые поступи!
Моим фотографом снова была Фая. "И пусть актрисой я не состоялась, но на дорожке красной постояла!"
В отличие красной дорожки, "утоптанной" ногами кинокрасавцев и ножками кинокрасавиц, воочию же не запечатлевшей, не оставившей их натуральных следов, тротуарная плитка Аллеи Звезд вблизи Дворца хранит для будущих поколений любителей киноискусства истинные отпечатки ладоней знаменитостей. Конечно же, прежде всего мы отыскали след руки нашей "Анны Карениной" - актрисы Татьяны Самойловой.
Затем мы прошли на авеню Жан де Наталь, где расположена восхитительная вилла Ротшильда, построенная в 1881 году. Сейчас здесь находится городская библиотека - виват тебе, демократичная Франция!
Показала нам Татьяна и экспланаду Жоржа Помпиду. Здесь находится открытый Морской театр на 1200 мест для представления концертов.
После садов на стороне, противоположной набережной, виднеется отель "Мажестик" и частный особняк 19 века "Мальмезон". Побродив еще немного по шикарной улице Антиб, где расположены роскошные бутики с обувью, мехами, ювелирными изделиями, парфюмерной продукцией, предметами декора, проходящей параллельно пляжу и пересекающей город из конца в конец, мы возвратились на набережную.
На углу Круазетт, недалеко от Казино, стоял наш "полосатик". Нам было предложено захватить необходимое для купания-загорания "снаряжение" дабы предоставлялось два часа свободного времени. Небольшими кучками мы рассеялись по лазурному побережью Канн. Мне хотелось уединения. Я как-то сумела оторваться от Ольги и Фаи, с которыми, получалось, у меня тоже образовалась своя коалиция, группка, кучка.
Дальше по французской ривьере я путешествовала одна. Да, сколько же здесь пляжей! Есть и элитные, закрытые, платные пляжи. Пляжи с изыском. Там тебе предоставлено все, что твоей душеньке угодно. Но это не про нас! Нашему брату, а вернее, сестре, в данный период в лице моей скромной персоны, "незападло" подовольствоваться и простым, открытым для всех людей и ветров, бесплатным пляжем. Общественным.
Но ведь, что это за пляж! Средиземное море! Лазурный берег Франции! Золотые россыпи тончайшего песка, солнечные брызги бирюзового неба! А само небо испещрено сотнями белых штрихов самолетных следов.
Сколько же их, этих авиалайнеров, аэробусов, частных самолетов-вертолетов летает здесь! Нигде и никогда в России я не видела такого расчерченного, исписанного, разрисованного воздушными линиями голубого неба. Эта еще одна из характеристик благополучности французского существования.
А пляж с золотым песком, на котором я расположилась, он самый свободный и демократичный! Рядом со мной загорали немцы, негры, американцы, итальянцы...
Вода в море была еще прохладна, и, увидя меня, предпринявшую попытку заплыва, средних лет итальянец "занокал": "Но, но, маре фредо!", изображая плечами поеживание от холода.
Но надо знать русских! Разве это "холодно"?! Я, девушка из России, страны белых медведей, как считается на теплолюбивом Западе, толстокожая, как тот самый медведь, и рисковая, разве могу упустить этот единственный и, скорее всего, неповторимый шанс в моей бедной жизни - поплескаться, поплавать в лазурных водах всемирного курорта для богатых.
- Маре фредо! - кричит итальянец, а в глазах его восхищение мной, да-да, именно восхищение мною, толстой русской бабой, никак не соответствующей модным современным параметрам, необходимым для прохождения по той же кинематографической дорожке близ лежащего Дворца.
- Фа кальдо! - машу я в ответ итальянцу, стоя по самую шею в воде и перехожу сразу на другие два языка (знай наших!), чтобы и негр и немец понимали мой крик:
- Гут, зер гут! О, кэй вери мач! Маре гут! Маре кальдо!
Затем я валяюсь на мелком-мелком, будто через сито просеянном песочке, гляжу в без единого облачка ярко-голубое, разрисованное самолетами небо и запоминаю, запоминаю этот прекрасный миг (остановись, мгновенье, ты прекрасно!), обозначенный всего двумя часами счастья на всю оставшуюся жизнь.
Конец мая. На пляже не очень многолюдно. Только-только начало сезона. Я встаю, прогуливаюсь по самой кромке моря. Прохладная вода тут же смывает мои следы. Вот так и жизнь...
Сколько таких следов смыто? Не сосчитать! Мой взгляд падает на удивительную парочку. Две очень пожилые, нет, две очень старые женщины. Одна поддерживает другую. Опускаются на песок. Раздеваются. Вот это да! Старушки решили загорать топлес! Без лифчиков. А точнее, они и пришли без непременного женского атрибута.
Надо сказать, довольно не эстетичное зрелище. Высохшие, болтающиеся пустыми морщинистыми мешочками, растянутые старушечьи груди спокойно предстали перед сияющим красотой миром.
А я-то, дурочка, постеснялась взять с собой раздельный, открытый купальник, продемонстрирующий бы мое большое, сильное тело и пышные формы в противовес увядающим представительницам прекрасного пола другой нации. Вот она, философия жизни! Ее сакральный смысл: рождение, расцвет, увядание и ...
Оголенные старушки (лет под девяносто) умиротворенно отдыхали, загорали и никто-никто не запнулся о них взглядом.
А что, если и я приспущу лиф моего сплошного, цельного, цвета морской волны купальника и тоже позагораю топлес?!
Ну уж, если французские или еще там какие бабки-страшилки нисколь не смущаются, не стесняются, то уж я-то попригляднее буду, посимпатичнее...
Оглядевшись по сторонам, не заметив никого из наших, я, выбрав местечко, прилегла, спустив бретельки купальника. Бархатное солнце ласково огладило мою прохладную грудь.
Я слышала плеск моря, разноязычный говор мужчин и женщин, звонкий, счастливый смех детей. Я наслаждалась морским бризом, пытаясь расслабиться полностью, полностью раствориться в этом необычном и непривычном для меня природном комфорте.
"Маре фредо" - холодное море. Не знаете вы, братцы-иностранцы, поистине холодной воды. Разве холодна она, эта южная курортная водица по сравнению с нашей, ключевой из небольшого уральского озерка?! Ту водицу в полной мере мне довелось прочувствовать, ощутить однажды совершенно неординарным способом.
Вспомнив прошлогодний августовский денек, я даже передернула плечами: так явственно дохнуло на меня холодом той самой озерной воды.
Я всегда любила купаться и загорать. Мое любимое летнее хобби - валяться на бережку с книгой в руке. И чем малолюдней бережок, тем и лучше.
В тот августовский денек плавать и загорать я не планировала. После Ильина дня вообще-то купаться не рекомендуется, но я не придерживаюсь этого правила, если у уходящего лета выпадает еще один славный теплый день.
В то утро я ушла за грибами. Небольшой перелесок находился сразу же за озерком, где мне и нравилось проводить свободное летнее время. Грибов, можно сказать, я не нашла, за исключением нескольких красноголовиков (так по-местному зовутся подосиновики), а ноги изрядно поистоптала.
Возвращаясь, я увидела, что берега озера пустынны и повернула к нему. Собираясь за грибами, я оделась соответственно и купаться в мои планы никак не входило. Сейчас же, вдруг, возникла мысль о плавании в одиночестве. К тому же лето пошло на убыль, поплескаться в озере больше навряд ли случится... Нет купальника? Ну и что! Рядом же никого нет! Мочить же плавки и лифчик мне не хотелось.
Я обошла наше небольшое озерко кругом и, выбрав самый удаленный в сторону мысок, расположилась там. Местечко было очень укромное, уютное, с мягкой шелковистой травкой и невысокими кустиками краснотала. Уставшая, я торопливо поскидала с себя куртку, спортивные брюки, сдернула с ног резиновые сапоги, затем сняла трусики и бюстгалтер и нетерпеливо шагнула в спокойные, чуть подернутые рябью, прохладные воды озера.
О, какое непередаваемое блаженство! Каким атласом обернула меня, огладила зеленоватая прозрачная вода! Как приятно, вольготно чувствую я себя в ней! Воистину, как рыба! А ведь знак мой вовсе не водный! Я - воздух! Я летаю! Бывает до сих пор во сне. Но я не верю в гороскопы - все это придумано людьми. Ах, как ныряю я, переворачиваюсь в воде, кручусь, словно веретено и совсем не чувствую моего большого тяжелого тела.
Наплававшись, я вышла на бережок. Хожу, обсыхаю. По всей окружности - никого! Растелив куртку и платок, легла загорать. Но просто так лежать непривычно. Книги с собою нет. Решила запечатлеть вдохновляющую атмосферу пока еще теплого августа в своих стихах.
Начала придумывать, а коль ни листка, ни ручки рядом не оказалось, сочинять пришлось вслух. Читаю-рифмую, так сказать вслух, чтобы не забылось. Припекает солнышко, свежестью тянет от травушки-муравушки, рыбка поплескивает в озерке... Жарко. Я - снова в воду.
И снова плаваю в свободной воде, в свободной расслабленности. Кручусь, верчусь, переворачиваюсь. Легла на спинку, смуглые от июльского загара груди мои большими поплавками качаются на поверхности; нырнула уточкой, куда там - большой, жирной утицей ушла под воду, мелькнув белым незагоревшим задом. Хорошо, ах, как хорошо! Славно! Плыву наконец к своему берегу.
Но что это? Вернее, кто это? И откуда? И когда появился? На моем бережку стоит мужчина. И совершенно... голый. Как и я, грешница в данный момент.
Боже мой, что делать?! Пропала! С неба ли, что ли, он упал? Я ведь не видела его. Получается, будто бы я специально выделывалась перед ним на воде и так и сяк. Будто бы вызывала его, призывала... Как самка самца...
Самец и не замедлил быть. Ой-ей-ей, срамотища-то какая! Что же делать, как же быть? К берегу ведь надо плыть!
Я повернула от берега к середине озера. Кувыркаться и нырять уточкой желание пропало. Я плыла легким неторопливым брассом, оглядывая берега озера. Хотя бы кто-то появился! Нет, все испугались холодной воды после Ильи Пророка - пописал святой угодник сразу во все водоемы и теперь купаться ни у кого нет охоты.
Я пересекла озеро от "моего" берега до противоположного, немного передохнула на мели, сидя в воде по самую шею.
Озеро имело почти правильную круглую форму и потому мне пришлось курсировать по диагонали. Я долго плавала, меняя направления, а мой "коварный искуситель" так и стоял, не меняя позы. Выжидал. "Не будет же она ночевать в пруду, все-равно вылезет!"
И вот тут-то я и почувствовала всю прелесть остывающей августовской воды. Вначале я всей кожей ощутила холод, все усиливающийся и усиливающийся. Потом меня начал колотить легкий озноб, приведший при очередном пересечении водной акватории к легкому же постукиванию зубов.
Что оставалось делать? Утонуть у красовавшегося на берегу Апполона прямо на глазах? А это, судя по моему переохлаждению, могло запросто произойти. Нет, не доставлю такого удовольствия! Надо выходить на берег.
Во мне вскипела злость, а вместе с нею родилась и смелость. Я гордо попыталась выйти из воды, с высоко поднятой головой, но от долгого кружения-плавания меня качнуло и я плюхнулась у самого берега.
Выйдя из озера, все-таки настроила себя на волну смелости и наглости, и твердо зашагала в первозданной нагой красоте к месту своего "привала". Я не смотрела теперь в ту сторону, где стоял голый мужик, целеустремленно шла в заданном направлении, но и беда-то вся в том, что в том же направлении и располагался-красовался новоиспеченный "Адам".
Когда же, при приближении, посмела поднять взгляд, моего спутника-наблюдателя (простите за каламбур) не наблюдалось. По бережку лихо катил-укатывал велосипед - только спицы сверкали! Ба! Да он еще на "велике"! Ну как же я не могла услышать! Наверняка, в момент его приезда я как раз громко декламировала, была увлечена сочинительством, потому и не обратила никакого внимания. А он-то, он-то...
Ну, конечно, определенно не маньяк, что в минуты отчаянного бултыхания в воде приходило мне в голову. Теперь я шла и громко хохотала. Не сдерживаясь. Вслух.
Боже мой, да он наверное сам испугался! Ожидал молодую девчонку, так легко управляющуюся со стилями плавания, а на берег выползла вовсе не Афродита - пожилая тетка с отвисшим животом и здоровыми сиськами. Да еще и не стесняясь прет, шурует прямо на него! А еще быть может она и сумасшедшая - вон как выкрикивала на берегу какую-то хреновину...
Вот что напомнило мне сейчас это "маре фредо". Время наслаждения каннским пляжем подошло к концу. К своему "полосатику" я прибежала последней. Завспоминалась. Впереди была Ницца. Ах, мне даже не снилось и в снах, что я буду в этих местах!
Курортная Ницца всего в 20 км. от Канн. Она основана в 4 веке до н. э. греками и была названа Никейя в честь богини Ники в ознаменование победы над лигурийцами. Ницца намного больше Канн. Ее площадь 71, 92 кв. км., население около 400 тысяч. Ницца расположена в 30 км. от Франции и Италии. Расстояние до Парижа - 960 км., до итальянской Генуи - 200 км. Английская набережная в Ницце, на которой расположен отель "Негреско", Соборы, церкви и Дворцы в стиле итальянского барокко включены в списки объектов исторического значения.
Нас поселили в "Новотеле". И нам крупно повезло, так как нашей группе предназначался совершенно другой отель, как я догадывалась, уровнем ниже. Но случилась какая-то неувязка, накладка, наши места были заняты и нашу рускоязычную, далеко невысокопоставленную группу решили поселить в одном из самых красивых и престижных отелей города. Это было как бы моральным вознаграждением, бонусом русским туристам.
Надо признать, все это свершилось достаточно быстро, без всяких проволочек (что, зачастую, свойственно нашему родному, русскому сервису) и совсем не омрачило нашего первого впечатления. Скорее, наоборот - порадовало, удивило современное девятиэтажное здание отеля с открытыми бассейнами наверху. Вся Ницца, море отсюда, как на ладони...
Комфортабельные номера с телевизором, почти во всю стену, двумя холодильниками, отдельными ваннами-джакузи, мини баром-рестораном... Да, даже в самом Париже наш отель был намного скромнее.
Предстояли экскурсии по городу. Вместе с сопровождающим мы гуляли по знаменитой Английской набережной, протянувшейся почти по всему побережью Ниццы. Посетили музей Массена, находящийся в красивом и дорогом квартале "Золотой квадрат". Меня покорила, восхитила площадь с таким же названием - площадь Массена. Удивили необычные скульптурные сооружения в виде высочайших  столбов-колонн с человеческими торсами наверху. В сумеречное, темное время на площади довольно необычная картина: голые светящиеся торсы в вышине. Своеобразные фонари...
Фешенебельный отель "Негреско" - один из самых замечательных в мире. Конечно, нашему "Новотелю" до него далековато, хотя, казалось бы, уж чего лучше...
Осматривать русскую церковь в Ницце мы с Ольгой не пошли. Весьма насыщенный с самой рани экскурсионный день притомил нас. Гулять и познавать в один день сразу два города, признаюсь вам, не очень-то просто и легко.
Ольгу опять мучили ноги да и меня стало тревожить "молчавшее", слава богу, до сих пор колено. Мы валялись-отдыхали на мягких широченных кроватях с горкой разноцветных подушек и подушечек самого разного размера. Блаженство!
Ближе к вечеру решили сходить искупаться в море. Хотя стоило нажать кнопку лифта и мы бы тут же очутились на крыше отеля с бассейном. Но разве сравнимо это с морем?! Со средиземным морем в Ницце!
Никогда не забыть мне случившийся со мной в девятом классе конфуз, связанный как раз со словом "средиземный". Я только что начала учебу в чужом для меня девятом классе чужой же школы, так как в моем родном селе была только восьмилетка. Отвечая на уроке географии о морях, я произнесла "средиземное" с ударением на второй "е", превратив ее в такую же букву, только с двумя точечками наверху; почему-то сейчас нигде не пишется эта буква "е" с двумя точками наверху, при произношении которой рот вытягивается в трубочку, образуя в конечном звучании букву "о" (при произношении обычной буквы "е", без точек наверху, рот как бы растягивается).
Так вот, произнеся название этого моря - средизе(о)мное - весь девятый, новый мой класс, я повалила в повальный хохот. (Простите, опять же, за каламбур).
До  сих пор щеки мои вспыхивают жаркой краской стыда за ту оговорку бедной деревенской девочки, попавшей в городскую школу. Но это так, просто лирическое отступление, которое почему-то мне захотелось "озвучить".
Солнце еще светило вовсю, не по-вечернему голубело небо, на пляже было полно народа. Я сразу отметила, насколько этот пляж отличается от каннского: в первой половине дня я нежилась на золотом мягком песочке, а сейчас, в предвечерней Ницце, осторожно захожу в море по крупной, острой гальке. До чего различно Лазурное побережье Франции!
Купались-загорали мы с Ольгой где-то около двух часов. Засобирались "домой". Еще отходя от отеля, я просила Ольгу запоминать маршрут нашего движения дабы без проблем вернуться назад. Сама же обратила внимание на красовавшуюся над нашим отелем надпись: "Nice". Прочла, запомнила. В моем произношении это прозвучало как "Нике". (Ах, это мое неправильное произношение! Опять играет со мною злую шутку.)
С отдохнувшей, а потому повеселевшей казачкой Ольгой мы были отчаянно самоуверены: "Да где тут блудить-то? Городок чуть больше утренних Канн!"
К тому же у казачки имелся справочник-разговорник.
Сейчас, уходя с пляжа, мы пересекли Английскую набережную, вошли в открытый торец узенькой улочки, одной из очень многих здесь, представляющую собой целый ряд маленьких магазинчиков, сувенирных киосков, лавочек и кафешек. Нам запомнилась эта тесная улочка, где втроем даже и не развернуться.
Я еще останавливалась у сувенирной лавки, выбирая себе на память кружку. В этом турне по Европе я решила обзавестись кружками, то есть собрать небольшую коллекцию, и именно покупка кружек была для меня необременительна. Я уже приобрела три кружки: "Варшава", "Берлин", "Париж". Кружки "Ницца" в сувенирах не значилось.
Мой взгляд упал на снитку из прелестнейших кукол-негритянок. Кучерявые головки украшены цветными бантиками. Черномазое целлулоидное тельце одето в белые трусики и полоску подразумевающегося лифчика. На этой тканевой полосочке тоже написано: "Нисе", что меня как-то насторожило. "Надо же! - подумала я, - такое же название как и у нашего отеля!"
Куколка-негритянка стоила немного-немало целых 15 евро! Совсем недешево для нашего брата - "рашен туриста". Ольга отговаривала меня, но я купила куколку. Вместо кружки.
Мы направились, как полагали, ближе к отелю. И как-то так получилось, что выйдя из этой улочки,  оказались в совсем незнакомом месте. Мы старались вспомнить, как шли к набережной, морю; как запоминали примечательные места даже останавливаясь для этого. Казалось, все было довольно просто и до пляжа мы дошли довольно быстро - всего один раз Ольга обратилась к русско-французскому  словарю: как пройти к морю, помогая себе при этом жестами пловца-пловчихи.
Мы помнили, как "нырнули" в узкое чрево одной из улиц, запомнив место входа, и как, повернув дважды внутри ее, "вынырнули" прямо к Английской набережной, к морю, опять же запомнив "отверстие" выхода.
Сейчас мы находились на улочке, которой вроде бы совсем не проходили. Те же сувенирные лавчонки и магазинчики, то же многообразие, разнообразие всякого мелкого товара: шарфов, кошельков, платков, зонтов, всякого рода бижутерии. Но это была совершенно другая улица.
Спутница моя заметно заволновалась. Я успокоила Ольгу, уверяя, что мы сейчас выйдем к трамвайным путям, а там, по ходу линии сразу же определимся с нашим местонахождением. В Ницце всего одна трамвайная линия, так что она нас и выведет к нужной остановке. "Здесь же негде блудить!"
Мы прошли эту улочку, никуда не сворачивая, и уперлись в монолитную стену какого-то здания.
- Ну вот, тупик! И п---ец! - сильнее заволновалась гарная казачка Ольга, выругавшись русским известным матерком, - Заблудились, все-таки, овцы!
- Оля, успокойся! Нам нужно было просто внутри улицы сделать два поворота. Помнишь, мы ведь поворачивали? - мелькнула у меня догадка.
- Куда, где поворачивали? На этой, что ль, улице? - начинала злиться Ольга. - Дура я, пошла с вами. Лежала бы сейчас в отеле.
Я убедила ее вернуться на прежнюю улицу и сделать в ней два поворота. Повороты оказались длинными, такими же тесными улочками. И совершенно незнакомыми.
Меж тем уже начинало темнеть. "Ой, все, заблудились, пропали! Нас теперь все потеряли!" - причитала Ольга, виноватя меня взглядами, красноречивее слов. А мне вдруг стало смешно - бывает такое со мною в, казалось бы, экстренних ситуациях, где смеяться совсем ни к месту. Я старалась не смотреть на Ольгу, а саму разбирал смех от ее суеты, задыхающихся возгласов: "Ой, вечер уже. Скоро темно станет. Что делать, что же делать?"
Мне же опять ни к месту вспомнилась понравившаяся площадь Массена и так захотелось попасть туда: интересно, как в темноте будут светиться эти вознесенные в небо торсы-скульптуры?!
Неожиданно мы вышли на небольшую торговую площадь. Нашему взору открылась трамвайная линия.
- Ну вот видишь, - обрадовалась я, - теперь пойдем вдоль нее и обязательно выйдем!
- Да, только в какую сторону пойдем? - осадила мою радость Ольга. - У линии этой два конца.
- Давай будем спрашивать людей? Я видела над нашим отелем вывеску "Нике", значит, он так называется. Вот и будем спрашивать отель "Нике".
И мы, не теряя из виду трамвайную линию, медленно пошагали вдоль нее. Стали спрашивать у прохожих, кое-как изъясняясь с помощью жестов и разговорника. Никто никак не мог нас понять.
Вот тут-то я почувствовала, каково это "без языка" в чужом, иностранном городе! Какие же мы дикари необразованные! 
Останавливая и пожилых людей, и молодых, мы пытались объясниться, но, странное дело, при моем произношении слова "Нике", с добавлением не без гордости знаемых мною "силь ву пле, бонжур, мсье, мадам", и пожилые, и молодые французы и француженки как-то удивленно, даже смущенно осматривали меня и поспешали удалиться.
- Надо идти в полицию! Где у них полиция? Совсем стемнеет, что делать будем? - растерянно бормотала Ольга. Тут уж подрастерялась и я. Стало не до смеху. И про площадь Массена забыла.
- Олечка! Подожди! Сейчас вон у того презентабельного мужчины спрошу.
- Дак то ж не француз, то негр! - зло укорила меня казачка. Я, все-равно, подошла к атлетически слаженному черному красавцу:
- Бонжур, мсье! Силь ву пле отель, отель "Нике".
Негр неожиданно замахал руками:
- Нон, нон, мадам!
Что же это такое?! Действительно, как нам быть?
- Что ты пристаешь ко всем со своим долбаным "Нике"? Может, вовсе это и не название отеля, - одернула меня казачка, забыв уважительное "вы", когда мы повернули, не сговариваясь, в противоположную сторону трамвайной линии.
- Знаешь, Оля, я предлагаю нам найти ту тупиковую улицу, вновь выйти к морю, а там надо будет вспомнить... Я думаю, там сразу станет видно и понятно.
- Кого там вы будете вспоминать? Ведь ни черта не будет видно! Ночь ведь будет! - несмотря на раздражительный тон, Ольга вернулась к вежливому обращению ко мне на "вы".
Тут и у меня на сердце потемнело и похолодело. Паника Ольги перекинулась на меня. Но я не показывала виду. Теперь мы шли молча. Не зная, куда.
- Да где же у них тут участковые? - прервала паузу Ольга. - Где ихняя долбаная милиция?
- Полиция, Оленька, - поправила я ее. Ольга бросила на меня уничижающий взгляд, который должен был обидеть меня, но мне опять стало смешно. В самый неподходящий момент. Я подавила смех в себе, боясь искреннего гнева моей молодой подруги по несчастью.
Мы дошли до трамвайной остановки и увидели на ней... нашего гида Татьяну и водителей, Алексея и Дмитрия. О, что это было! И Ольга и я бросилиськ ним, обнимая, чуть не плача. Татьяна и парни улыбались, успокаивая нас. Мы же были так счастливы, будто спаслись от гибели на необитаемом острове.
Ольга рассказывала Татьяне, как мы блуждали, как переживали, как спрашивали и как я всем твердила: отель"Нике", отель "Нике".
- Как, как вы говорили, Любовь Васильевна? - повернулась ко мне удивленная, с загадочной улыбкой Татьяна.
- Просила подсказать отель "Нике".
- И как вы спрашивали, у се трув? Где находится?
- Да какое там у се трув! - вмешалась Ольга. - Она только одно и долдонила: силь ву пле, отель "Нике", силь ву пле "нике"...
Татьяна не сдержалась, громко рассмеялась. Захохотали и наши водители Алексей с Дмитрием. Они подозвали к себе Ольгу, что-то ей объясняя. Громко, на всю остановку теперь захохотала Ольга. Я ничего не понимала. 
- В чем дело? Скажите и мне, - обратилась я к ним. Они рассмеялись пуще прежнего. Тут подошел городской трамвайчик. Ехать нам оказалось одну остановку. Татьяна посоветовала не тратить один евро за проезд: как знаток, уверила нас, что кондукторов здесь как таковых почти не бывает. Вот где коммунизм!
Когда подходили к отелю, все вновь заулыбались, поглядывая на меня. Я же просто расстроилась. Вот тебе наказание за неуместный смех! Я даже обиделась, не понимая их веселья. И только в номере Ольга прояснила ситуацию.
Тут, действительно, и смех и грех. Я, зная всего несколько слов по-французски, решила однако блеснуть этим моим словарным запасом, потому и смело обращалась к горожанам с просьбой об отеле "Нике". Я совсем упустила из виду рассказ нашей Татьяны о том, что произношение, разговорная речь севера Франции очень сильно отличаются от южного лексикона. Так сказать, север и юг Франции  разительно разнятся своим диалектом, иной интонацией общения.
Случалось так, что француз севера страны изображал полное непонимание своего южного соотечественника в разговоре, гордясь принадлежностью именно к северной части Франции. И наоборот.
Что удивительно, сама страна-то, Франция, хотя и Великая, но по площади, все ж, такая маленькая, что не мешает однако противостоянию различных разговорных интонаций.
Так вот, во-первых, это слово "Нике", увиденное мной над вершиной отеля, вовсе не означало его название, еще смешнее, что неправильно было мною прочтено. Название нашего отеля, как вы помните надеюсь, было - "Новотель". Сама-то я как раз и выпустила это из виду, совсем не вспомнила, да и надписи, как таковой, на отеле не было - надпись была на одном из развевающихся над отелем флагов. Попробуй тут догадайся! А "Нике" - вот оно, рядом! Потом-то я видела, что в городе повсеместно пестрит: Нисе, Нисе... И означает оно название города - Ницца. Ах, наша простота - хуже воровства да плюс к тому элементарная безграмотность.
Во-вторых, и это-то и послужило смехом надо мною - слово "Нике" я умудрилась произнести совершенно по-другому. Я удосужилась говорить это слово на манер какого-то небольшого французского этносообщества.  И обозначало оно, это "Нике", не больше и не меньше как "совокупиться". То есть я горячо и эмоционально предлагала добропорядочным прохожим Ниццы себя, любимую. Вот это выверт! Вот это казус! Нарочно не придумаешь!
Я хохотала от души, сама над собой, хотя где-то глубоко внутри саднила червоточинка обиды за неловкий, досадный конфуз. Я попросила Ольгу никому не рассказывать о моей оплошности, умолчать о подробностях нашей вечерней прогулки по Ницце, та, улыбаясь, вздохнула:
- Да што там! Ладно уж!
(Забегая вперед скажу, что теперь, всякий раз, глядя на свою куклу-сувенир из Ниццы с подписью на ее "лифчике" - "Niсe", я вспоминаю тот тревожный и смешной вечер на южном побережье Франции).
После такого приключения, поужинав в шикарном ресторане, спали мы с Ольгой как убитые. В изолированных друг от друга номерах ни шума ни шороха; красивые ковры с длинным мягким ворсом скрадывают шаги проходящих.
Мы чуть не опоздали на завтрак. До обеда отводилось свободное время. После вчерашнего нас с Ольгой на море не тянуло. Мы решили посетить бассейн на крыше отеля. К нам присоединилась и Фая-Фаина.
Хотелось рассказать Фае о вчерашнем вечере - я чувствовала вину перед ней за отрыв от ее общества в Каннах, за "измену" с Ольгой в Ницце, но, все ж, что-то мешало мне.
С высоты девятого этажа (по-европейски: уровня) я любовалась счастливой, благополучной Ниццей, белоснежным полукружьем раскинувшейся по гористому побережью, утопающей в зелени бессчисленных пальм и целых садов, произрастающих и цветущих прямо на крышах зданий.
Перед самым отправлением нашего автобуса в маленький городок Граас на фабрику духов, я успела прогуляться по близ лежащим магазинчикам. Уже без Ольги. Та, видать, гулять со мной больше не решилась. Но зато прицепилась ко мне моя тезка, бизнесвумен Любовь.
- Ну как вы там с Ольгой? Ладите? - спросила она.
- А чего нам делить? - удивилась я ее вопросу.
- А то, что молодая она, а очень наглая! - определила Любовь. Мне не особо хотелось разговаривать с бизнесвумен, хотелось избежать ее общества, но она шла рядом со мной.
- Подожди меня! - уже совсем по-свойски крикнула несимпатичная мне тезка, юркнув в какую-то лавчонку. - Внуку никак подарок не выберу да и деду надо бы. А у тебя внуки есть? - вызывала меня на беседу.
- Да-а, целых трое! - не зная почему, начала я сочинять. - И имена все на одну букву - "А"! Андрей, Артур, Артем.
- Надо ж, - улыбнулась бизнес-леди, - И вся тройка казаков!
Мы остановились у одного из бутиков, засмотревшись на написанное на бумажке объявление. Поняли, что речь идет о продаже квартиры, домика. Стоимость обозначалась огромной суммой евро.
- Ах, мне бы добавить только один нолик - и квартира моя! - проявилось вдруг во мне нерастраченное актерское дарование.
- Как! Ты смогла бы купить? - неподдельно искренне удивилась Любовь и мне показалось, что даже побледнела.
- Да конечно же!
- Ничего себе! У меня в Сочи поместье ничуть не хуже, чем здесь. И деньжата имеются, но чтобы купить в Ницце недвижимость...
- Да успокойтесь вы! Пошутила я. Откуда у меня такая валюта? - поспешила я с объяснением, чтобы моей собеседнице не стало совсем дурно. Но тут же и подъязвила: - Разве б тряслась я ночами в этом автотуре, будь у меня деньги?! Это же экономтур! Сами понимаете, что здесь путешествуют самые бедные!
- Да што же вы такое говорите! - от такого наглого унижения казачка Люба перешла на "вы". - Да у меня и магазин свой, и дома в Краснодаре и Сочах, так какая же я бедная?! Это вон Шурка с Ольгой. А автобусом я поехала ради интереса, да, ради интереса.
- Побежали,побежали! - прервала я Любовь, уже жалея ее и ругая себя за импровизированный спектакль, - А то наш "полосатик" уедет без нас! - рванула я к отелю. Бизнесвумен пыхтела где-то сзади.
Мы прибыли в Граас, где на вилле "Бельведер" с 1923 года по 1939 год жил и творил великий русский писатель Иван Алексеевич Бунин. Сейчас здесь никто и не знает, никто и не помнит ни виллы "Бельведер", ни самого писателя Бунина.
Нас привели на одну из самых знаменитых парфюмерных фабрик. Она была открыта еще в 1747 году Жаном Галимаром, хорошим другом Гете, и вскоре лавка Галимара стала излюбленным парфюмерным магазином местных аристократов, обеспечивая их качественной парфюмерией, душистыми мазями, оливковым маслом.
Фабрика до сих пор функционирует.
Нас провели по лабораториям, где ознакомили с различными способами получения эфирных масел. Удивило то, что аппарат перегонки духов - чистый аналог нашего самогонного аппарата. Потом нас пригласили на второй этаж, где в роскошном зале, усадив полукругом на мягкие бордовые диваны, мадам Сандра проинформировала нас, проиллюстрировав наглядными флаконами, о своей продукции. Как композитор с помощью клавиатуры инструмента извлекает необходимый музыке звук, так и парфюмер Сандра из букета, целого запаха духов, выбирает нужную композицию. 
Каждому из нас было предложено оценить весь букет духов, понюхав все это великолепие и выбрать себе самые-самые... Все мы, как "добрые сволочи", по любимому выражению одной из моих теток, приложились носами к благоухающим пузырькам, будто что-то понимающие в этом, но не более того.
И как не старалась рекламировать свой товар, как не расшаркивалась перед нами представительница отдела сбыта граасской фабрики, сей парфюм был нам не по зубам, а точнее, не по носам, а если еще точнее, не по нашим деньгам, русским деревянным рубликам, временно превращенным на иностранной территории в тонюсенькую пачечку евро.
Я прицельно смотрела на "богатенькую буратино" из Краснодарского края, давая ей понять мою мысленную направленность, но бизнесвумен Любовь лишь дольше остальных внюхивалась в дорогой флакончик, вертя его и так и сяк, меняя гримасу лица, в свою очередь давая понять, насколько хорошо она разбирается в духах - купить же так и не осмелилась. 
При спуске в небольшой фабричный магазинчик, я, все ж, уколола высокомерную казачку:
- Все ж, дороговаты для нас духи, правда?
На что горделивая казачка занозисто бросила:
- Да просто не понравились!
Ах, как мне хотелось приобрести "Шанель №5"! Как мечталось! Но самую крупную сумму из своих запланированных расходов я уже "бухнула" на "Мулен Руж". Как раз, стоимость духов - сто евро. В переводе на наши рублики выходит целых четыре тысячи  - баснословная сумма! Пришлось только понюхать. Признаться, я ожидала на родине духов совсем незначительную их стоимость, но, увы... И, все-равно, я не очень печалилась по этому поводу. Духи, когда разбогатею, могу купить и у себя на родине, а вот в "Красную мельницу" уже навряд ли попаду.
В магазинчике за 15 евро я приобрела коробочку с малюсенькими флакончиками духов и небольшие пластинки душистого туалетного мыла. Это мыло истачало такой приятный, восхитительный аромат, что мне хватило наслаждаться им всю дорогу до переезда в Монако.
В это совсем крошечное государство-княжество из Ниццы  можно добраться на электричке всего за двадцать минут. Наш "полосатик" вез нас по южному побережью Франции - французской ривьере.
Я любовалась, восхищалась, удивлялась. Все гористое побережье, где только можно, утыкано творением рук человеческих; даже в самых, казалось бы, совсем непригодных для жилья, очень высоких местах теснятся, лепятся друг к дружке каменные строения. Как же мало площади, полезной, удобной земли в этих по-своему прекрасных европейских районах!
И как тут не закрасться мысли о завоевании дополнительных земель?! И почему бы не поделиться моей огромной родной России (естественно, без всяких стычек и войн) своими брошенными, запущенными и запустелыми обширными землями?!!
В конце концов, мы все живем на одной, такой маленькой, планете! Надо, друзья, делиться, надо! И тогда наш земной шарик для всех будет родным, счастливым домом...
(Вот какую "крамолу" навело на меня путешествие по Лазурному берегу "средизеомного" моря! Такие же, "непатриотические" мысли утвердительно одолевали меня в дальнейшем путешествии по гористой Италии).
Итак, мы в Монако. Помимо того, что это карликовое государство (площадь всего - 1,81км.) - эта одна из самых густонаселенных стран мира. Население Монако - 35 тыс. человек.
Чтобы пройти через всю страну, не понадобится и одного часа. Конечно, при условии хорошей ходьбы и не блуждая. А заблудиться здесь, как это ни странно, дважды два! После нашего блуждания с Ольгой по Ницце от группы я теперь не отставала. Боялась.
Княжество Монако представляет собою город, состоящий из четырех слившихся районов: Монако-Виль, Монте-Карло, Фонвьей и Ла-Кондамин.
Монако-Виль, или "Старый город" расположен в центре княжества, на скале, на мысе Сент-Антуан. Бедный Монако-Виль, вскарабкавшийся (опять же, за неимением земли!) на высокую скалу! И здесь совсем не разрешено селиться иностранцам. Понятное дело - своим не хватает!
Монте-Карло - центр ночной жизни и азартных игр. Он и был предоставлен нам для остановки. Центр района - Казино - дю - Монте - Карло, первый игорный дом в Европе и одно из старейших игорных заведений в мире.
Некоторые из нашей группы изъявили желание поиграть. На меня этот шаг, на мой взгляд, небогатых российских туристов, произвел впечатление. Значит, наш экономтур не только для бедных... А, наверное еще, и для ... жадных. Может в чем-то и права бизнесвумен Любовь.
Вход в Казино всего 10 евро, ну, подумаешь, на наши - 400 рублей! Ко мне вновь прибилась Фая. Пожилая башкирка, оказывается, азартная игроманка!
- Пойдем! Ну, пойдем! - тянула она меня за руку, - Хоть красоту посмотрим! Говорят, там мех у ковров по двадцать сантиметров. Картины! Ну, подумаешь, проиграем 20 евро!
- Да там и ставок таких, наверное, нет - двадцать евро! Двести не хочешь? - старалась я сбить ее азарт. Сама же и секунды не думала: идти, не идти - занятий таких я боюсь. Хотя азарт мне тоже свойственнен, но рассудок сильнее. В моих планах-расходах статьи на посещение Казино не предусматривалось.
Фая, все же, скрылась в портале сомнительного, обманного, на мой взгляд, заведения. Мы с Ольгой, подошедшей ко мне, любовались им издали. Владелица домов, Любовь не рискнула расстаться с капиталом, тоже кружилась-крутилась возле Казино, лицезрея его извне. Втроем постояли у входа в самый престижный отель "Париж" - неброская, вроде бы тихая Шурочка, коллега и землячка торговок, ушлепала-таки в подозрительный игровой объект. Вот и разберись тут в людях!
Мы наблюдали за входившими в "Париж", в то "царство", следили за выходившими оттуда. Кто они, эти люди? Небожители? За что обласканы, одарены судьбой?
Живя в таких отелях, они даже не представляют, как можно жить иначе, например, подсчитывать последние копейки... Что значат для них эти сто евро, которые не смогла выплатить я за любимые духи?!! Да, для них это вовсе не сумма...
Из "Парижа" вышла необычная парочка: пожилой, холеный мужчина, шею которого украшало длинное цветное кашне и совсем юный, лет семнадцати, ангелоподобный паренек. Шли они, взявшись за руки, с нежностью глядя друг на друга.
- Отец и сын, - шепнула я Ольге.
- Да вы што, Васильевна, не видите, што ли? Это же гомосеки! - осведомила меня она, и, глядя с укоряющей иронией, добавила: - Не замечаете, што ли, как этот папашка держит своего любовника за ручку? А этот, этот, посмотрите-ка как идет, как вертит жопой, аж ноги заплетаются...
Пока часть группы играла в Казино, оставшихся туристов Татьяна повела в центральный парк княжества. Я увидела необыкновенный сад с множеством редких тропических растений, какие-то фантастические оригинальные скульптуры. Например, гротесковые Адам и Ева. Отлитые из металла, окрашенные в темно-коричневый, шоколадный цвет (под мулатов), их толстые, неуклюжие фигуры притягивали к себе и смешили. Считалось, кто подержится за маленький, несоответствующий пропорциям большого тела детородный орган "Адама", тот обретет счастье и удачу в жизни. "Затроганный", отполированный несчетным количеством женских рук, смуглый член нашего "первоотца" блестел первозданной белизной. Прикоснулась к нему и я, грешница, осторожно потрогав его двумя пальчиками, будто он был "живой", настоящий - какая женщина не хочет быть счастливой?!
Затем мы гуляли по центральной площади Монте-Карло и даже умудрились сфотографироваться на фоне флага Монако у княжеского Дворца. Кто-то пошутил, когда меня снимала Ольга, что во Дворце шевельнулась занавеска - это Его Величество князь Альбер Второй подглядывал за нами, русскими туристами.
Князь Альбер Второй - наследник князя Ренье Третьего, женатого на голливудской актрисе Грейс Келли, трагически погибшей при гонке автомобиля. Поговаривали, что это самоубийство. Альбер Второй вступил на престол после смерти отца в 2005 году. Это 13-ый князь Монако. Дата рождения - 1958 год. Дети (внебрачные): дочь Жасмин Грейс Ротоло, сын Эрик-Александр Кост.
В светской хронике распространено множество рассказов о любовных похождениях, историях, скандалах и трагедиях, разыгрывающихся в замке Гримальди. (Вот уже более 700 лет княжество управляется династией Гримальди).
Интересный факт! В Монако нет собственной армии, кроме королевской гвардии, состоящей всего из 65 человек. Будучи принцем, Альбер Второй чуть ли не каждый день появлялся на газетных фото с новой возлюбленной, год за годом. Но вот стала известна дата бракосочетания Альбера Второго и его избранницы, 32-летней южноафриканки Шарлен Уиттсток. Венчание состоялось 2 июля 2011 года.
Вообще-то, в Монако, как и во всей Франции все очень просто и демократично. Можно спокойно прогуляться под окнами князя всего Монако и никто не укорит тебя, не тронет, не столкнет с "княжеской" тропы. Как не столкнул нас с Ольгой молодой служащий в офицерской форме, охраняющий Казино, когда мы уселись с нею прямо на ступени этого заведения.  Юный французик-охранник только улыбался, поглядывая на нас. Я же опять не отказала себе в удовольствии блеснуть малыми крохами познания французского, может быть, тем самым хоть как-то реабилитировать себя за тот конфуз в Ницце с "NIKE".
Показывая на свои усталые ноги, вытянутые вдоль ступеньки, я оправдывалась:
- Пардон, мсье! Раша турист. Силь ву пле...
Молодой служитель Казино по-доброму отвечал:
- Уи, уи, силь ву пле.
Ольга одернула меня:
- Гляди, Васильевна, не сморозь опять чего-нибудь. Француженка вы наша!
 - Вот видишь, Оленька, - горячо заговорила я, не обращая внимания на ее "укол", - разве мы б сидели с тобою где-нибудь в России в известных местах? Да нас тут же бы за шкирку, как щенков, выкинули! А то бы и в милицию загребли! А тут, а здесь... Нет, что ни говори, а Франция - колыбель демократии и свободы.
Мой пафос казачка то ли не поняла, то ли не приняла. Она подхватилась со ступенек: "Все, наигрались наконец! Наши вышли!"
Моя фотограф Фая выиграла 30 евро, а вот Шурочка потерпела неудачу: минус двадцать евро! Побывавшие в Казино делились-рассказывали о какой-то особой, негативной ауре, царившей в нем - как будто бы воздух пропитан отрицательной энергией - следствие страданий, переживаний, финансовых потерь неудачных игроков. Я же восхищалась посещением необычного парка и сада-дендрария.
Татьяна одобрила мой восторг, поддержала меня, предложив бывшим игрокам Казино не упустить такую возможность и тоже полюбоваться достопримечательностями Монако. Остальным же наша гид посоветовала потихонечку двигаться по направлению к автобусу.
Легко сказать: двигаться по направлению. А где оно, то направление, если маленький кусочек суши, высоким полуостровком вдавленный в море с множеством уступов каскадного вида, перевит, переисчерчен узкими улочками, до отказа забитыми авто разных марок и конструкций.
Татьяна указала нам нужную дорогу, которая, собственно, дорогой и не являлась. Мы прошли метров тридцать и спустились на лифте вниз, на автостоянку. Этот трехуровневый автомобильный "ангар", то есть, автостоянка в три этажа, расположен у подножия высокогорного берега Монако; автостоянка прямо-таки врублена, "впещрена" во внутрь выступающего в море горного массива.
На каждом этаже огромное количество машин. Что только не придумаешь из-за неимения земельных площадей!
Жить, радоваться жизни в этом злачном, райском приморском местечке люди готовы хоть на горных скалах, хоть внутри их. Непонятно все это было нам, привыкшим к русским просторам, русскому раздолью, неприемлемо как-то. Пусть даже и красоты вокруг неописуемые...
Выезжали мы из княжества по городской трассе, используемой для гонки Формулы-1 Гран-При Монако. Трасса используется с 1929 года и проложена по дорогам общего пользования. Здесь каждый поворот - легенда, каждый километр - феерия. В длинном портовом туннеле смельчаки развивают скорость до 300 км. в час. Я раньше слышала в спортивных новостях о Формуле-1, но никогда не помышляла, что буду вот так, запросто сидеть в автобусе на территории сказочного княжества Монако в ожидании расчистки этой самой известной, престижной гоночной трассы. Воистину, пути господни неисповедимы!
Теперь наш "полосатик" держал курс на Италию. А она оказалась совсем близка! Ах, маленькая, добрая, уютная Европа! Как удивительна ты для большого сердца русского человека, широкой, летящей в неоглядном пространстве его души!
 
      "... И вот случилось в моей жизни чудо,
          Которое уже не повторится,
          Я, будто та актриса Голливуда,
          Гуляю по Парижу, Каннам, Ницце...
          На берегу Лазурном грею пузо,
          А рядом в море яхты олигархов,
          И странам Европейского Союза
          Ни холодно от этого, ни жарко...
          Им все-равно, что женщина России
          В Монако, на ступеньках Казино,
          Раскинув ноги толстые, босые
          Жизнь представляет будто бы в кино!
          И молодому, стройному ажану
          Она, краснея, молвила: "скъюзьми"!
          Он улыбнулся женщине глазами
          И... подмигнул! Вот так-то, черт возьми!
          Ему тела усохшие обрыдли.
          Всех чопорных мадмуазель, мадам,
          За естество и пышность форм он, видно,
          Довольно многое бы подарил, отдал!
          Я видела престижные отели,
          Гуляя в Монте-Карло по Монако,
          Усталая, валилась на постели,
          Все восхищаясь красотой однако.
          Со мною рядом были немцы, негры...
          И речи иностранные повсюду:
          Французы, англичане, чехи, венгры...
          Тебя, Европа, я не позабуду!"

... Из окна автобуса, мчащегося по высокой горной трассе, то и дело ныряющего в бесконечные туннели и опять выскакивающего на многочисленные длинные мосты, я еле успевала разглядывать белые таблички с указанием оставшихся километров до Генуи, Вероны, Милана. Улыбалась в душе: как спокойно я воспринимаю сейчас эти далекие когда-то мне названия, будто бы еду из родного Брянска до своего села, читая названия встречающихся других сел и деревень. 
Далеко внизу, под мостами кипела ярко-пестрая иностранная жизнь. На какой-то миг в голову закрадывалась мысль: а вдруг сорвемся в эту пропасть, прямо на тесные жилые кварталы приморских счастливчиков?! И я зажмуривала глаза, пока автобус мчался по довольно широким мостам. И опять туннели, темные туннели с редким проскакиванием фонарей освещения.
Проехав около 300 километров, где-то в десять часов вечера мы были в Милане. Что меня поразило - это почти полное отсутствие людей на улицах. Лишь кое-где, у кафе и магазинчиков случались прохожие.
После молочно-белого Парижа и сверкающих белоснежьем красок Канн, Ниццы, Монако, итальянский Милан предстал пред моими очами серым, скучным, темным...
Светились неоном лишь незакрывшиеся еще магазины, бары-рестораны да кафе. Казалось, освещение на улицах отсутствует вообще.
Расселили нас на окраине города, в бывшей тюрьме. Да-да, вот такие перипетии нашей туристской судьбы! В Ницце ночевали в люкс-отеле, а тут...
Нет-нет, это был вполне сносный отель, вот только не стоило нам говорить о его первоначальном предназначении. Мы бы и вовсе не догадались, потому как номера в гостинице-отеле соответствовали отдыху и расслаблению - мягкие чистые диванчики, уютные креслица, небольшие, правда, телевизоры...
Кстати, у нас с Ольгой телевизор оказался без пульта, но мы и не намеревались его смотреть, так как необходимо было выспаться перед очередным броском - Милан, Верона, Венеция. Все в этом отеле было маленьким. Маленькие номера, неширокие длинные коридоры и, самое интересное, узенькие прорези-оконца с зарешеченными жалюзи.
Нам, туристам, прибывшим из страны, где тема несвободы, а проще, человеческого заключения - тюрьмы совершенно неотстраненна и даже многим (к великому сожалению) очень близка, было интересно гадать: что это за тюрьма и кто в ней сидел.
Мы с Ольгой немного поразглагольствовали на эту тему да, утомленные, и свалились, уснули.
Только сон наш продлился совсем недолго: за окном бабахали выстрелы. Мы, вскочив, сели в своих кроватях. Где-то совсем рядом громко простучал-прокатился трамвай. Наверное, самый последний. Но еще громче, прямо за нашими окнами: трах-трах-трах-бабах!
- Стреляли! - с выражением Саида из известного советского боевика "Белое солнце пустыни" промолвила Ольга и неожиданно захохотала. Меня, признаться, удивило и порадовало чувство юмора Ольги, но было не до смеха. Нет, я вовсе не испугалась стрельбы. Черт с ними, с этими миланскими разборками. Я переживала за оставленную в автобусе сумку. Многие туристы захватили багаж с собой в номера, в том числе и моя соседка Ольга. Не поленилась, приперла огромную сумку-чемодан, изрядно уже подзатаренную. Мое же богатство было невелико, но тем не менее, кое-что я тоже приобрела в сувенирных лавках Германии и Франции. И хотя наш автобус находился в безопасности (ворота перед отелем были закрыты), Ольга, еще в самом начале, подрасстроила меня:
- Запросто раскурочат! Знаешь, какие случаи бывали?! За ночь полностью автобус очищали! До тряпочки!
Как тут было не запереживать! А тут еще эта перестрелка! Стрелять, все же, закончили, разобрались бандюги-миланцы, а вот бедной "рашен туристке" до утра не пришлось сомкнуть глазки.
Понятное дело, на следующий день после завтрака, я первая ринулась к нашему "полосатику". Слава богу, все было на месте, никто не посягнул на мое добро. О ночной перестрелке кроме нас с Ольгой почему-то никто не слышал, странно... Может быть, мы были так далеко поселены друг от друга, в каком-нибудь другом крыле...
Вроде ничего такого объемного я не покупала, однако небольшая, спортивная моя сумка толстела и толстела, пухла и пухла. "Надо, все-таки, купить чемодан на колесиках", - вслух решилась я на разорение, а втискивающаяся в автобус со своими баулами молодая казачка поддержала мое решение.
- Вот в Вероне и купим! Я слышала, они там очень дешевые, - убедила меня Ольга. А мне подумалось: куда же ей еще? Как же все это она будет перетаскивать?
Утренний Милан оставался вечерним - такой же серый и малолюдный. Может быть, у миланцев был выходной и они (настрелявшись!) отсыпались, а, может, просто не было солнышка.
Мы мчались по городу. Не выходя из автобуса совершали обзорную экскурсию. Как таковой, Милан не входил в посещаемые нами объекты туризма. Однако мимо такого чуда как Миланский Кафедральный собор быстро не промчишься. Мы тормознули, застигнутые врасплох белой готической сказкой. Высоко-высоко в голубое небо устремился целый лес шпилей (135), мраморных остроконечных башенок и колонн, сплетенных вместе ажурной паутиной парящих опор. На самом высоком шпиле (108,5 м.) установлена позолоченная статуя Мадонны, кому и посвящен Миланский Дуомо. Собор является одним из крупнейших соборов мира. Он занимает второе место в Италии по вместимости (сорок тысяч человек) после собора Святого Петра в Риме. Строился он около 600 лет. Это сердце Милана, его гордость и главный символ.
Еще один символ Милана, но уже его культурной, светской жизни - известный на весь мир, оперный театр "Ла Скала". Здесь пели, учились, проходили стажировку все самые известные басы, тенора, баритоны. Осчастливил своим присутствием престижный театр и мой любимый певец Муслим Магомаев. "Ла Скала" для него стала еще и испытанием чувств, любви в тот трудный и счастливый момент, когда в нем стажировалась именитая оперная дива Тамара Синявская. Переговоры Муслима Магомаева с Тамарой Синявской из Москвы в Милан телефонистки слушали как прекрасный роман в звонках - так еще общались Владимир Высоцкий с Мариной Влади. И любовь победила расстояния и житейские проблемы - покорившая итальянскую искушенную публику невероятно красивым голосом Тамара Синявская отдала чудесному баритону свое сердце.
Само же здание театра очень скромное, без всяких архитектурных излишеств. Созданный в 1778 году "Ла Скала" выдержан в неоклассическом стиле. Татьяна по ходу движения автобуса рассказывала нам о других достопримечательностях Милана, его историю, а мы уже находились в предкушении очарования знакомства с Вероной.
И вот мы в Вероне - романтической столице всех влюбленных в мире. Она раскинулась на реке с обаятельным именем Адидже. Площадь Вероны - 206, 63 кв. км. Население чуть больше 300 тысяч. В Вероне у нас пешая экскурсия, но я бы определила ее как беговую, потому как, нигде быстро мы так не передвигались, не ходили, как в этом небольшом итальянском городке.
Итак, чтобы ознакомиться с обилием древних исторических объектов, мы просто бежим. По количеству и сохранности памятников Верона может соперничать с самой итальянской столицей. Иногда ее так и называют - "маленький Рим", из-за хорошо сохранившегося Амфитеатра-Арены, размером чуть меньше знаменитого римского Колизея и Арены в Капуа. Вот к этому Амфитеатру - Арене мы и бежим по самому старому мосту - Понте-Пьетра.
Хочется постоять, полюбоваться неспешной Адидже, но куда там - в отличие плавных вод реки нам нужно поспешать!
Самый значительный памятник римских времен, Амфитеатр - Арена, прежде находился за пределами города. Сорок пять зрительных рядов вмещали двадцать две тысячи человек. И хотя снаружи грандиозная постройка более чем на два метра "вросла" в землю, впечатление производит незабываемое. Особенно, когда осознаешь, что свои прямые функции она непрерывно выполняла в течение двух тысячелетий. В римские времена здесь проходили гладиаторские бои, в Средневековье - рыцарские поединки и турниры. Последняя реставрация проводилась в начале прошлого века.
С тех пор Амфитеатр, теперь вмещающий 16 тысяч зрителей, стал театральной площадкой для ежегодных фестивалей оперного искусства. Здесь пели Мария Каллас, Пласидо Доминго, Лучано Паваротти.
Далее мы "прибежали" на Пьяцца делле Эрбе - "Травяную площадь", к фонтану веронской Мадонны. Для сопутствия успехов в бизнесе нужно кинуть в него монетку. Затем местная экскурсовод София, очень плохо говорящая по-русски, подвела нашу группу к базилике Сан-Дзено-Маджоре и кое-как рассказала нам интересную легенду, связанную с расположенным наверху фасада базилики круглым окном, носящим название "Колесо фортуны".
Это окошко украшают статуи, служащие свидетельством самых счастливых моментов жизни человека. Чтобы обрести счастье, надо лишь совместить разглядывание этого окна-розы с высказанным вслух пожеланием. Какое там разглядывание! "Раша" туристы опять - ноги в руки и бежать! (Потом уже, дома, на одной из веронских фото я увидела себя такой замученной, такой усталой, такой "убегавшейся"! Но тем памятней Верона!)
А бежали мы теперь по узким веронским улочкам к самому главному, самому интересному и очень близкому каждой душе и сердцу - домику юной чаровницы Джульетты.
Великий наш Уильям Шекспир никогда в Вероне не бывал, но именно благодаря ему этот итальянский город стал центром паломничества влюбленных. Здесь вся атмосфера пропитана этим неземным чувством, здесь вся атрибутика посвящена этому чувству; различные брелки, значки, зажигалки, кепки, футболки и прочее - все в рисунках, наклейках, фотографиях целующихся юных дев и принцев, соединившихся алых сердец и сплетения рук...
На мгновение мы остановились у древнего, неохватного четырехсотлетнего дуба. Охватить его могут только шесть человек, взявшись за руки! Наверняка этот могучий дуб помнит и Ромео и Джульетту. Так захотелось заснять красавца, но ... группа моя уже была далеко.
На секунды попридержали мы шаг возле предполагаемого дома семейства Монтекки, где и страдал молодой влюбленный Ромео. Сейчас же здесь на дряхлом облупившемся кирпичном доме трепыхался флаг какого-то общества-организации.
Мы приближались к улице Капелло - звучит-то как певуче, а на самом деле всего лишь улица Шляпная. И весь род Капулетти наверняка имел связь со шляпным производством. Как подтверждение тому, герб в изображении шляпы красуется над кирпичным зданием - домом Джульетты.
Несмотря на то, что самоотверженные чувства юных влюбленных лишь художественный вымысел великого мастера, семейства Монтиколи (Монтекки) и Даль Капелло (Капулетти) действительно жили в Вероне. И даже выявлены средневековые постройки, принадлежавшие в 13 веке этим семьям. Но тот ли это домик с балкончиком, под которой Ромео пел любимой серенады или не тот - разницы смысловой нет. Любовь-то безрассудна!
Мы вошли в небольшой дворик, где у входа в дом Джульетты установлена бронзовая статуя четырнадцатилетней героини. По легенде, прикосновение к правой груди этой статуи гарантирует удачу в любовных делах, а также считается, что, если влюбленные поцелуют друг друга под знаменитым балконом Джульетты и продекламируют строчки шекспировских признаний, они всегда будут вместе. Боже, что началось у этой скульптуры!
Толкая, опережая друг друга, охочие до любви "рашен" туристы, стремились вскочить на невысокий пьедестал и дотронуться рукой до бронзовой груди Джульетты. Кто-то целовался под балкончиком, кто-то вспоминал шекспировские сонеты, что было не очень-то легко... Не скрою, мной тоже завладело общее настроение и я тоже толклась у памятника вечной любви, установленному вообще-то совсем недавно, в 1963 году, но вспрыгнуть на помост оказалось непросто и меня опережали и опережали более молодые и, наверное, более озабоченные. Выдалась было секундочка, но тут передо мной выскочила моя молоденькая землячка, из Березников, та самая, которую хватил обморок у "Мулен Руж" в Париже. Ну, конечно же, я уступила - она молоденькая, ей это больше надо!
От всего этого спектакля мне стало весело, даже прошла усталость. На какие только  ухищрения не идут устроители экскурсий, организаторы и владельцы туристского бизнеса! Какими легендами и байками не оболванивают заезжего любопытствующего!
А, все-равно, нам интересно и мы ведемся на это!
На противоположной стене двора я рассматривала цветные граффити, пыталась прочесть надписи влюбленных на всех языках мира. Ага, вот и наши. Читаю: Марина и Саша - вместе навек! Волгоград. 1999 год. Во многих местах в кирпичные трещинки стены ( ну, совсем как у "Стены Плача" в Иерусалиме. Только здесь - это стена любви) втиснуты записочки желающих любви и счастья, а к неприкрытой груди бронзовой Джульетты, до солнечного блеска отполированной тысячами касаний и объятий, вновь и вновь тянутся человеческие руки... Что поделать?! Человеку хочется счастья, хочется верить в него! А кому-то хочется успешно и прибыльно поиграть на человеческих чувствах...
К своему автобусу мы возвращались уже спокойнее: наверное уложились в программу досрочно. Даже постояли на мосту Адидже, полюбовались окном-розой, сфотографировались. На площади Эрбе посмотрели башню Ламбретти. И еще мы с Ольгой успели свершить приобретение: купила по чемодану. Одинакового цвета, но разной вместимости. Понятно, чей был больше. Я опять подивовалась: как она все это дотащит?! Да с больными ногами... И еще: да, торговка не бедна, коль чемодан набьет до дна! Да и силою, видать, бог Ольгу не обидел!
Мне же чемодан был необходим для передвижений в будущем, а в этом самом будущем я планировала перевезти достаточное количество экземпляров моих книг на малую родину. Чемоданчик мой был синего цвета, очень легкий и удобный, с множеством отделений, кармашков, секций на блестящих застежках-молниях. И вся эта красотища стоила всего 20 евро. Теперь мои плечи отдохнут от неизменной спортивной сумки. Эту сумку, перед самой поездкой в Европу, я выбирала долго и тщательно, с интересом. Казалось бы, незначительный факт, ан нет...
В этой ситуации выбора присутствовала некоторая трагедийность состояния моего родного общества - назвать ли его русским, советским или постсоветским...
Надо сказать, я всегда была патриоткой своей страны:
               Я росла девчонкою бойкой,
                пионеркой достойной была,
                Откликалась всегда комсомолкой
                на большие в стране дела...

Но, когда великая страна моя развалилась, то есть, развалили мы ее сами, русские-советские, когда Союз стал называться "бывшим" -
 
                Режет душу такое слово,
                Как каменьями бьет по нервам,
                Я на подвиг теперь не готова,
                Никогда я не буду первой!

И не только у меня одной болит сердце за рухнувшую державу - множество честных, простых трудяг, создавших ее, страдают непоправимостью случившегося. И до сих пор не понимают и удивляются: как, зачем, почему?!! Не понимает и удивляется и весь честный, прогрессивный европейский мир. Ведь вся Европа стремится к объединению, а не распаду!
Итак, к чему я это все подвожу? А вот к чему. Я долго бродила по базарным лабиринтам, выбирая себе сумку. В вышине торговых палаток висели-болтались на вешалках целые шеренги ярких, цветных спортивных сумок. Я было выбрала одну - ярко-синюю, с такой же яркой, красной надписью "Россия". Красивая спортивная сумка.
Но тут шевельнулось в душе моей сомнение. Ярко-кричащая надпись на сумке вызвала смутное раздражение: поздно хватились, господа! Реабилитировать свою принадлежность некогда великой нации, с помощью громких патриотических слов без искреннего осмысления, навряд ли получится.
Мне, обычной русской женщине, гордящейся страною раньше, теперь за нее горько, стыдно и обидно. И я не хотела таскать на своем плече эту красочную сумку с кричащим именем моей неудачницы-страны, зная, как неоднозначно относятся к ней на западе. Мне не хотелось, чтобы в эту подпись-надпись "Россия" тыкали сзади меня пальцем, презрительно-насмешливо, а быть может - кто знает - даже и пульнув в нее из доступного, к сожалению, сейчас оружия...
Я купила обыкновенную и "беспроблемную", черную сумку "Адидас". С нею проще, может и безопасней, да и к Европе ближе.
В автобусе я переложила все содержимое сумки в мой новенький синий, на колесиках чемодан да и саму сумку запихнула в него.
Ольга долго растирала уставшие ноги, тихонько чертыхаясь и матерясь. В нашем заднем "отсеке" автобуса воздух насыщенно пропитался остро-ядовитым запахом какой-то мази. Белокурая казачка Шура и я стоически переносили этот "аромат", бизнесвумен же Любовь морщилась, брезгливо поджимая губы.
Автобус развил скорость. За один световой день мы должны были посетить два итальянских города. Пробежавшись по Вероне, теперь мы держали курс на Венецию.
  "О, Венеция неповторимая!
         В целом свете ты - единая!
          И на площади Святого Марка
          Человечества - живая карта!"
Да, на всем земном шарике Венеция одна- единственная, хотя во многих других его местах это напевно-сказочное "венеция" стало словом нарицательным.
Наш любимый Ленинград, ныне громоздковато именуемый Санкт-Петербургом, считает себя русской северной венецией; да что там, Ленинград - в родном Пермском крае, отдаленном от столиц, имеется своя "уральская венеция", а побывав на "Музейном острове" в Берлине, я услышала из уст немецкого гида также это красивое, светлое, солнечное определение - Венеция... Но, то знающий немецкий экскурсовод. Каково же было мое удивление, когда я услышала это словцо от простого деревенского мужика, забитого перипетиями непростой, можно выразиться, дурацкой российской жизни, запутавшегося в ней и уже потерявшего надежду выкарабкаться из ее различных "зависимостей": финансовой, алкогольной, семейной... Мужик еще оказался и моей дальней родней. Юрик. Весьма неопределенного возраста. А как тут этот возраст определишь, если уже забыто, как давно человек умывался и подстригался. Юрик сам подсказал мне - хорошо, что хоть это помнит. Но тридцатилетний мой родственник весьма непрезентабельной наружности имел очень добрую душу и сердце, был открыт и искреннен. На своей мохноногой лошадке он подвозил меня от станции до дома. Я везла большой чемодан, набитый книгами, который доставил мне много неудобств при пересадках в метро в Москве, но, слава богу, находились добрые люди, помогали. Один молодой человек схватил мой чемодан, а мне вручил большую красную розу. Толпа разделила нас и я не успела за ним на лестницу-чудесницу, эскалатор. Думала: ну все, пропали мои книги, мой продолжительный труд, спер парень чемодан! Поднимаюсь наверх опечаленная, с розой в руке, а молодой человек меня дожидается...
Вот так, верить надо людям! А розу он, конечно, забрал - ехал встречать свою девушку. Мой земляк и родственник Юрик вез меня ухабистой дорогой, сплошь залитой весенними водами. Чувствуя мои переживания за дорогу, Юрик "успокаивал" меня:
- Ето, Люб, еще ничаго. Вот чичас подъезжать к деревне будем - ты увидишь настоящую Венецию! Удивил меня Юрик знанием этого термина. Но еще больше удивила и поразила сама "венеция". По сельской улице было ни проехать ни пройти! Наша лошадка по самое брюхо утопала в воде. Я же мертвой хваткой держала чемодан с книгами, боясь опрокидывания в мутные воды.
- Вишь, какая у нас "венеция"? - улыбаясь смотрел на меня Юрик, ожидая реакции, - Наверно, покруче той, которую ты видала... У меня не находилось слов; я мысленно помогала мохноногой поскорее выбраться из грязной талой воды, ведь я издалека  везла такой ценный для меня груз, надеясь, что и земляки мои оценят его при дарении им; с такими трудностями и уже почти довезла и, не дай бог, у самого дома потерять его.
Но земляк Юрик знал свое дело: доставил меня с багажом в целости и сохранности, за что и получил заслуженное вознаграждение (читатель догадается о каком вознаграждении речь, потому как предложенная мною книга Юрику, к сожалению, удовольствия не доставила б, о чем он честно мне и признался). Вот такая еще существует "деревенская венеция".
Венеция... Один из самых необычных городов мира. Он расположен на 118 островах. Островная Венеция - это морской курорт, центр международного туризма, место проведения международных кинофестивалей.
Промышленно-торговая часть Венеции - Местра - материковая. Здесь развиваются судостроение и судоремонт, цветная металлургия и легкая промышленность. Известно всему миру ремесленное производство художественных изделий из стекла, что на острове Мурано и производство венецианских кружев и мозаики на острове Бурано.
И, что страшно сейчас прозвучит, Венеция постепенно уходит под воду. С этим фактом столкнулись еще древние поселенцы, дважды перестраившие город, перебираясь на более высокие острова. На протяжении 20 века Венеция довольно быстро (до 5 мм. в год) погружалась в лагуну, в результате суша погрузилась на 23 см. По расчетам ученых Венеция может стать непригодной для жизни уже в 2028 году.
Многие факторы влияют на погружение города под воду: это и возрастающее давление наземных объектов, зданий, сооружений, самих людей и увеличивающиеся наводнения, которые размывают почву и давят на поверхность суши.
Дома построены на сваях и, как правило, имеют два выхода - на сушу и на воду. Они обладают необычайной легкостью. Внешняя отделка выполнена из известняка, внутренние перегородки деревянные.
Само название "Венеция" связано с обоснованием здесь около 1200 года до нашей эры племени венетов. Республика Венеция просуществовала как самостоятельное образование 1100 лет при правлении 120 дожей. Слово "дож" происходит от латинского "дуце", что означает вождь.
Согласно легенде, евангелист Марк, чьим символом является лев, нашел спасение от сильного шторма на одном из небольших островов венецианской лагуны. Здесь ему во сне явился ангел и предрек, что именно в этих краях Святой Марк обретет вечный покой. И это весьма близко оказалось к истине, поскольку в 828 году сюда из Александрии были доставлены мощи евангелиста Марка, который и стал официальным небесным покровителем Венеции. Прирученный им золотой крылатый лев с нимбом навеки остался в гербе города...
Это немножко необходимой истории, к которой я еще обращусь в конце главы о Венеции. Теперь же, как говорится, ближе к делу, ближе к настоящим истинным ощущениям от сказочного пребывания в этом необычном северном городе Италии, находящимся в четырех километрах от "твердой суши" и в двух километрах от открытого моря.
Небольшой корабль с нашей группой ееще издали приветствовала и встречала венецианская кампанила (колокольня), что на площади Сан-Марко, Святого Марка или Пьяцца Сан-Марко.
Это самое высокое сооружение в Венеции (98,5 м.) Отсюда открывается один из самых красивейших в Европе видов. В 912 году кампанила служила колокольней для собора, постом наблюдения за портом и маяком для морских кораблей. В свое время на ней установил свой телескоп Галилео Галилей. На протяжении веков кампанила не раз подвергалась перестройкам, которые, к несчастью, не затронули фундамент здания, уходившего вглубь едва ли не на двадцать метров.
Под воздействием ветра, дождя, соленой воды, землятрясений, ударов молний колокольня становилась все менее устойчивой и в 1902 году она рухнула. Совет города решил восстановить башню на том же месте и в том же виде, и десять лет спустя, в 1912 году венецианцы снова лицезрели свою величайшую кампанилу.
На набережной Сан-Марко нас встретила синьора Луиза. Меня, признаться, поразил внешний вид синьоры. Ей было далеко за восемьдесят!
Видно же, что очень старый человек - морщиниста, худа, сутула, но до чего же, братцы, ухожена! На голове шикарная прическа (конечно же, парик), щеки чуть-чуть тронуты румянцем ровно как и тонкая полоска губ; темно-коричневая старческая шейка стянута модным бантом воздушного платка. Старушенция-синьора удивительно стойко держалась на высоченных каблуках - сантиметров двенадцати, не менее...
Водить экскурсии в восемь десятков лет - многого стоит! Наша будущая гид, покорившая старость, синьора Луиза по-русски говорила еле-еле. Мы плотной стайкой облепили ее, стараясь хоть что-то понять, уловить в ее рассказе, но произношение старушенцией русских слов бросили нас и в смех и в панику. Что же это за экскурсия будет! Единственное, что я поняла, это сообщение синьоры Луизы о нашем везении, удаче, фортуне. Потому как, всего три дня тому назад здесь было наводнение. Вода доходила до полуметра и везде были устроены высокие настилы. Мало того, что гид плохо говорила по-русски - многоязыкий говор туристической толпы вовсе мешал восприятию ее "повествования" о Венеции.
Она провела нас к самой знаменитой площади Святого Марка, где, как я уже упомянула в стихотворном вступлении "человечества живая карта". Боже мой, сколько люду, какое смешение рас, наций, народностей! Я загляделась на ярко-пеструю кучку смуглых женщин с кудрявыми ребятишками на руках: то ли индийки, то ли какие-нибудь мавританки...
У высоченной колонны золотого крылатого льва каждому из нас синьора Луиза выдала по аудиогиду, без которого бы, конечно, экскурсия не состоялась. Теперь мало-мальски было понятно, что старается донести до нас престарелая итальянка.
Вообще-то, мы находились сейчас меж двух колонн. Одна увенчана золотым крылатым львом Святого Марка, а другая - статуей Святого Теодора, одного из покровителей Венеции. Когда-то здесь проходили публичные казни и жители Венеции до сих пор считают плохой приметой проходить между колоннами. Но что теперь современности до древности! Туристический люд непрерывно движется меж колоннами, не задумываясь о страшных легендах; туристический люд наслаждается архитектурной экзотикой.
Синьора Луиза указала нам на главные достопримечательности: Собор Святого Марка и Дворец Дожей, составляющие единый прекрасный архитектурный ансамбль. Собор Святого Марка - это бесценный памятник архитектуры. Его история начинается с девятого века; тогда это была маленькая базилика, где хранились мощи Святого Марка. А в двенадцатом веке был воздвигнут великолепный храм, который стал резиденцией Дожа, подчеркивая, таким образом, его авторитет. Дож - правитель венецианской республики. Очередной Дож перестраивал, достраивал свою резиденцию по своему вкусу. До наших дней сохранился этот великолепный Дворец Дожей. Он инкрустирован золотом, драгоценными камнями, эмалями, мозаикой.
Меня поразила древняя часовая башня на Соборе Святого Марка. Башня была построена архитектором Мауро Кодуччи в 1496-1499 годах, боковые пристройки были выполнены в 1500-1506 годах по проекту Пьетро Ломбарди, а надстройки сделаны около 1755 года Джорджо Массари. Башня увенчана плоской крышей, на которой две бронзовые фигуры, из-за потемневшей бронзы называемые "маврами", ударяя молотами по колоколу уже в течении четырех с половиной веков ежечасно отбивают время. Под венчающим элементом башни установлен герб Венеции - крылатый лев. Под гербом находится полукруглый уступ с нишей и двумя боковыми дверцами. В нише помещена Мадонна с младенцем из позолоченной меди. В дни празднования Вознесения и на протяжении всей торжественной недели, боковые дверцы при ударе часов открываются и из них, вслед за ангелом, выходят волхвы, которые проходя перед Девой Марией, кланяются ей.
Под уступом в 15 веке были установлены часы со сложным механизмом, работы отца и сына из Падуи. Часы указывают смену времен года, прохождение солнца в знаках зодиака, время и фазы луны. Итальянцы называют их астрономическими часами. Удивительно, но они до сих пор действуют безошибочно!
Саму площадь Святого Марка (Пьяцца Сан-Марко) Наполеон назвал красивейшим салоном мира, волшебным местом, а Жан Кокто сказал: "здесь львы летают, а голуби ступают по земле". Площадь имеет форму трапеции, длина ее мраморной мостовой составляет 176 метров, ширина - 82 метра.
Я удивилась огромному, бессчетному количеству голубей на Пьяцца Сан-Марко. Наверное, ни в каком другом уголке мира голуби не чувствуют себя так вольготно как в Венеции, на этой грандиозной площади. Они совсем ручные: садятся на руки, головы туристам; клюют, пьют прямо с ладоней тысячей людей - белых, смуглых, желтых, черных...
По легенде голубей привез с Кипра один из правителей Дожей для своей возлюбленной. Сам Дворец Дожей олицетворяет собой вершину архитектурного изящества венецианского стиля. На балкон Дворца Дож, верховный правитель Венеции, избираемый на этот пост пожизненно, являлся народу с представлениями своих указов, планов и так называемой отчетности правления. Дворец восхищает своей отделкой. Верх - сплошной разноцветный мрамор, низ - многочисленные изящные арки. Внутри украшен полотнищами великих итальянских мастеров. Самое большое полотнище длиной 22 метра, шириной - 7 метров.
Портал Дворца украшают статуи Марса и Нептуна - богов суши и воды. Внешний и внутренний вид Дворца был призван поражать своей роскошью и элегантностью иноземных королей и послов.
Синьора Луиза, увидев, как бросаемся мы к сувенирным палаткам, попросила нас "нэ купатца на китацкие пуделки", что означало не купиться на китайские подделки, не идти-гнаться за дешевизной.
Простите, дорогая синьора, а где же нам покупать подарки, сувениры?! В дорогих итальянских бутиках?! На это у нас очень мало "евриков"! А плата за сувениры в 5-6 евро вполне устраивает нашего брата, "рашен туриста". И мы, не обращая внимания на удивленное, озабоченное лицо синьоры (разве ей нас понять?), ринулись за сувенирами. Площадь огромная, на ней полно соблазнительных торговцев, а кто они там, китайцы ли, корейцы или достопочтенные итальянцы - попробуй, разберись! Но, конечно же, итальянской нации здесь меньшинство. Каждый второй венецианец живет за счет туризма. И живет, по всей видимости, вполне неплохо.
Я не теряла из слуху дребезжаще-старческий голосок нашей синьоры Луизы - он звучал в моих наушниках, а вот из виду саму синьору я потеряла. И не только я одна ошалела от красот, обилия разноязыкой и разноцветной толпы - гид Луиза уже просто кричала, просила собраться всех вместе. Кое-как, с грехом пополам "рашен туристы" сбежались к колонне золотого льва. Отсюда шустрая старушка повела нас живописными переулками Венеции.
В них запросто можно потеряться, хотя имеется большинство стрелок-указателей, нарисованных прямо на мостовых. Об этом строго-настрого предупредила синьора Луиза непредсказуемую нашу группу. Улочки в Венеции до того узки, что пройти по ним можно только по два-три человека в шеренгу, да и то прижимаясь к стенам зданий. Навстречу нам, также притиснувшись к сырым стенам, двигались другие туристы.
Я засматривалась на выставленные в витринах бутиков женские наряды, украшения, вскользь отметив цену в немалых нулях евро, и бежала за бодро шагающей группой. Не дай бог, здесь отстать, заблудиться! Из этого венецианского лабиринта тогда не выбраться и никакие стрелки не помогут!
Мы прошли к знаменитому мосту Вздохов, "нависающим" над улицей Рио дель Палаццо, которая находится прямо за Дворцом Дожей и соединяет его со зданием бывшей тюрьмы. На самом деле у моста много названий, а это самое распространенное.
Слово "вздохи" в названии совсем не указывает на романтические вздохи влюбленных, проходящих через этот мост. Мост этот подразумевает совершенно иные вздохи. Да, вздохи, да ни те! Глубоко трагические, печальные...
Через этот мост проходили заключенные на смертную казнь, потому что мост был единственным выходом из Дворца Дожей (тогда это было здание суда и городская тюрьма). Мост построил итальянский архитектор Антонио Конти в 17 веке.
Как в Москве Тверская улица, в Париже - Елисейские поля, в Нью-йорке - Пятая авеню, так и у Венеции главная "улица" - это Гранд-канал, самая главная и длинная водная артерия. Его длина почти 4 километра, ширина - от 30 до 70 метров, глубина доходит до 5 метров. В самом узком месте Гранд-канала между берегами всего 28 метров.
Синьора Луиза вела нашу группу вдоль канала, попутно сообщая, что раньше его берега украшались частными особняками, дворцами и виллами. Сейчас же ничего этого не осталось (чему в душе я, простолюдинка, очень рада, рада за всеобщую демократию!). Здесь находятся современные отели, многочисленные кафе и рестораны, служебные здания.
На канале существуют специальные правила движения. Основной вид транспорта - это вапоретто -  водные маршрутки и гондолы. Стоимость проезда - 5 евро. Передвигаться в Венеции лучше и проще по воде, чем бродить и плутать в многочисленных узких переулках.
Итак, достопочтейнейшая синьора Луиза привела нас к еще одной венецианской достопримечательности - Понте ди Риальто. Мост Риальто - один из вечных символов Венеции и одна из самых фотографируемых достопримечательностей Венеции.
Мост был построен в его нынешнем виде в 1952 году по проекту архитектора Антонио де Понте, сменив прежние деревянные конструкции. Эта элегантно изогнутая мраморная дуга с длиной пролета 48 метров до 1854 года оставалась единственным связующим звеном между берегами Большого канала. В разные времена на этом месте строили мосты деревянные, но они гибли во время пожаров, а последняя версия и вовсе обрушилась в 1444 году под тяжестью толпы зевак, собравшихся посмотреть на жену маркиза Феррары.
Каменный Риальто был надежно построен в конце 16 века. Днем на мосту всегда оживленно. Здесь расположены маленькие магазинчики сувениров, кожаных сумок и ювелирных изделий.
Мы стояли на знаменитом венецианском мосту, любуясь проплывающими внизу разноцветными гондолами. Через несколько минут мне предстояло прокатиться в одной из них, но, забегая вперед, скажу, что итальянский мост Риальто теперь украшает и мою комнату. Я специально поклеила фотообои (хотя ремонта и не требовалось) с его изображением, наколов на них фотографии, подтверждающие мое пребывание на нем.
Мы удивительно быстро вернулись на набережную Сан-Марко, где нас уже поджидали знойные итальянские гондольеры. Татьяна пошутила, чтобы мы выбирали самых-самых, но где там было разглядывать: все делалось очень быстро.
Я, охая и ахая, вступила в покачивающуюся подо мной гондолу, поддерживаемая под руку помощником гондольера. Сам гондольер уже стоял на корме лодки, поджидая, пока заполнится его гондола. Я не успела выбрать гондольера, да и никто из нас не выбирал, но лично мне повезло. "Мой" гондольер был в моем вкусе. И в моем возрасте. Вылитая копия нашего Будулая, героя-цыгана одного из известных советских фильмов, поставленного по повести А. Калинина "Цыган".
Загорелый, статный, кудрявый. В расстегнутой белой рубахе, обнажившей смуглую, могучую волосатую грудь. Истинный пятидесятилетний мачо! Он помог нам усесться в его гондоле, при этом троих туристов посадил перед собой, на стоящую в середине гондолы скамейку, а меня одну, как царственную особу, поместил в носовую часть. Конечно же, я поняла, для чего гондольер применил такую рассадку своего "груза". Середину гондолы заполняли три молодых и худых "рашен" туриста; на корме стоял сам, довольно увесистый "кормчий", то есть венецианский гондольеро, и, соответственно, для баланса в носу лодки восседала я, пышная русская "матрона". Признаюсь, мне стало смешно, что я одна равняюсь всему остальному грузу. Гондольер заметил мою улыбку и наверняка понял ее неверно, улыбнувшись мне и подмигнув. Я засмущалась, отвела взгляд, приняв серьезный вид.
Мы вавьировали по большим и малым каналам и протокам среди многочисленных гондол. Всего в Венеции более 150 каналов, через которые переброшено более 400 мостов. Наш гондольер упирался длинным шестом, сделанном как и гондола из лиственницы, в стены зданий, чтобы развернуться и обойти теснящуюся к нам другую гондолу. В некоторых местах каналов я видела скопление гондол, слышала громкие выкрики гондольеров при так называемом разруливании. Гондолы обычно придерживаются постоянных размеров: в длину - 11 метров, ширина - 1,5 метра.
Это узконосая, с довольно высоко приподнятыми кверху краями плоскодонная лодка с одним веслом-шестом, управляемым с правой стороны. Сидения гондолы мягки и удобны; отделаны красочными материалами: плюшем, бархатом. В Венеции насчитывается более 2000 гондол. Гондольер - мужская профессия, требующая большого мастерства. Обычно передается от отца к сыну. Этой профессии не занимать романтизма, недаром у гондольеров есть даже особый вид песен, называемых баркаролла (от итал. barka-лодка). В 2009 году в Венеции появилась первая женщина - лицензированный гондольер. "Гондольерша"! А вот в Шанхае - управление гондолами - женская профессия.
В этот раз, правда, мы не услышали пение гондольеров. Мною облюбованному венецианскому Будулаю было не до песен: нелегко катить по каналам русскую пышную матрону. Пошучу: Матрену! То бишь, меня, Любовь Васильевну. Мне даже показалось, что его раздражало этакое своеобразное унижение перед толстой русской бабой, рассевшейся в носу его гондолы. Он теперь изредка посматривал на меня и взгляд его был серьезен. А может, он просто устал - не мальчик ведь уже! Катай тут вас, трясущих мошной, со всего свету! Ах, как он ошибался, если так думал! Мне самой было неловко, неудобно перед ним. Мне никого не хотелось унижать, обманчиво выглядевши состоятельной, солидной женщиной. Какая там состоятельность, какое богатство?! Заплатила 10 евро (400 рублей) за катание на гондоле. Для европейцев это малые гроши, но только не для бедного русского туриста, в какие веки вырвавшегося на волю, за границу!
Конечно же, мне сейчас нисколь было не жаль этих денег, я даже не думала об этом - мне думалось о мужчине-гондольере, о его, наверное, неверном, обманчивом представлении обо мне. Мне было даже  жаль его, изо дня в день месившего шестом гондолы тяжелую мутно-зеленую воду.
Да, я - советское дитя, не привыкшее к обслуге и прислуге, потому и испытывающая сейчас неловкость перед моим красавцем гондольером.
Я попыталась уйти от ненужных в этот час моих размышлений, чтобы насладиться прекрасным мигом прогулки по водным "дорогам" Венеции.
Конечно же, сам миг, сам факт, само явление катания на венецианской гондоле был незабываем и прекрасен, хотя, проплывая каналами, я видела совершенно прозаические темно-серые облупившиеся стены зданий, ржавые оградки, кривые проемы окон и дверей с натянутыми веревками, на которых трепыхалось, сушилось обыкновенное белье обыкновенных венецианцев. Простая обыкновенная жизнь Венеции... Завидовала ли я венецианцам? Признаюсь честно, нет! Жить постоянно на воде, можно сказать, в воде, постоянно вдыхать болотистый, не побоюсь сказать, канализационный ее запах - на это нужно иметь достаточно большую привычку. Сырость, влажность; во многих узких каналах нет солнечного света: не проникает...
Я попыталась пощупать эту мутную, темно-зеленую воду, но гондола резко накренилась на бок и я, испугавшись, отдернула руку. Виновато взглянула на гондольера. Он улыбался мне. Что ж, надо отплатить - я улыбнулась ему. Наша водная прогулка заканчивалась и, наверное, гондольер радовался этому: его гондола из-за лишнего веса русской мадам была сегодня тяжелее обычной, ему пришлось изрядно потрудиться, попыхтеть.
При выходе из гондолы он нежно попридержал мою руку и вдруг по-русски произнес: "Мой женщин Украйн". Вот те и на! И сюда добрались боевые украинские девахи! Что ж, тут уж мне ничего не оставалось делать, как позавидовать хохлушке, отхватившей такого гондольера!
Оставшееся свободное время я гуляла, бродила по площади Сан-Марко. Наслаждалась. Наблюдала. Размышляла. Как всегда, мне в такие моменты хочется быть одной. Наедине с собой и чужим, малопонятным миром. Действительно, нам повезло, что площадь не залита водой. Я купила сувенирные венецианские маски: белую, черную и бордовую. Стала приглядываться к кружкам для моей коллекции. В одной из лавок выбрала свою "Венецию".
Голуби сидели на моей голове, руках, мешались под ногами. Когда-то Анна Ахматова назвала Пьяццо Сан-Марко "золотой голубятней на воде". Именно на площади Сан-Марко Хемингуэй пил кофе, а Джеймс Бонд рассекал на мото-гондоле. Но с Бондом это был единственный случай, а так площадь Святого Марка никогда не видела и не слышала звуков автомобилей и даже велосипедов.
Ежегодно в Венеции останавливаются хотя бы на пару дней около трех миллионов гостей, а однодневных туристов, таких как я и мои соотечественники из группы, бывает в три раза больше. И получается вот такое вавилонское столпотворение на площади Сан-Марко.
Напротив друг дружке здесь находятся самые известные в городе кафе. Кафе "Флориан" открыт в 1720 году. Его описание мы найдем в романах Пруста, Гете, Марка Твена, Томаса Манна.
Популярен среди гостей и кафе "Квадра". Множество красных и белых столиков выставлено у кафе. Играет настоящий оркестр. Музыканты в праздничных фраках. Стоимость чашечки кофе 10 евро плюс 5 евро за оркестр, итого, на русские рублики - 600! Совсем не хило - удовольствие за 600 рублей выпить чашку кофе и послушать оркестр на самой знаменитой площади мира. В этом удовольствии я себе на этот раз отказала. Чашка кофе за 400 рублей?! Что-то дороговато. А послушать оркестр я могу и бесплатно. Также как и другие несостоятельные гости Венеции. Вон, музыка звучит на всю площадь!
Нагулявшись, я, как и многие другие туристы со всего света, присела на ступеньки в дальнем углу площади и, протянув ножки, кормила оставшейся булочкой облепивших меня голубей. Вдруг обратила внимание на необычную парочку. В воздушных розовых платьях, обнявшись, шли два юноши. Я смекнула, что это за парочка и торопливо стала копаться в сумочке. Но пока доставала фотоаппарат, транссексуалы растворились в толпе. С другой стороны, может бог и миловал: нельзя без спросу снимать людей! Потом проблем бы не избежать.
Встречалась наша группа и прощалась у того же крылатого золотого льва, которому две с половиной тысячи лет.
Прощай, Венеция! Королева Адриатики!
Тот же кораблик увозил нас с ее набережной. Дул свежий, даже пронизывающий ветерок. Наши туристы спустились во внутрь судна. А я никак не могла расстаться с Венецией, упустить ее из вида. Долго я смотрела назад с верхней палубы кораблика. В вечерней полумгле все сияла-подмигивала мне удаляющаяся венецианская кампанила. Между ею и мной возник сейчас, был  наведен незримый "мост". Еще один "мост" в Венеции. Самый чувственный и романтичный, самый индивидуальный и личный, самый человечный в сознании мост...
Эту ночь переезда из Италии в Германию я спала как убитая. Насытившись впечатлениями Венеции, нагулявшись по площади Сан-Марко, надышавшись адриатическим бризом, я наконец-то в автобусе расслабилась, и "дала разрешение на объятия моему ночному любовнику Морфею". Крепко же я соснула!
Мои соседки-казачки поочередно толкали меня в бока и в секунды моего пробуждения я улавливала недовольный моим всхрапыванием гул туристов в близ лежащих креслах. Но в тот миг я была совсем невольна собою - таким сладким оказался мед Морфея!
За ночь наш "полосатик" проскочил Австрию и я легко оказалась опять в Германии, на сей раз в не менее известном Дрездене.
На Дрезден нам отводилось совсем немного времени, всего полдня. Самой первой информацией оказалось то, что именно в этом немецком городе проходил службу наш сегодняшний президент Владимир Путин. И еще - Владимир Путин любил бывать в Дрезденской галерее. И потому нам первым делом было предложено посетить ее. Мне же опять было жаль времени. Мне хотелось увидеть город, хотя бы немного познакомиться с ним.
Нет, я совсем не неравнодушна к живописи, особенно люблю пейзажи, но провести много времени в закрытом помещении, пусть даже таком именитом как Дрезденская художественная галлерея нового, интересного для меня города, который навряд ли придется увидеть еще раз, моя душа все-равно не позволяла, противилась. 
Считается, когда разговор идет о Дрездене, каждый думает о Цвингере. Признаюсь, я не только не думала о Цвингере, я вообще о нем ничего не знала и даже не слышала. Но тем удивительнее оказалось его восприятие. Это сооружение считается самым красивым в Германии. Оно построено в стиле барокко и стало символом Дрездена. В 1711-28 годах на бастионе городских укреплений было создано место для проведения празднеств. Более 100 лет двор Цвингера  был открытым к Эльбе и только в 19 веке Готтфриду Земперу и музейному зданию, названному в его честь галереей Земпера, он был закрыт.
В юго-восточной части доминирует Глюкеншпильпавильон. Звон создается 40 колокольчиками из мейсенского фарфора. Напротив расположен Валльпавильон, на котором Август Сильный позволил себя увековечить в виде Геркулеса с глобусом. Импозантно смотрятся ворота Кронентор. На куполе четыре орла несут польскую корону.
Находясь внутри ансамбля двора Цвингера, нужно повернуться вокруг своей оси, чтобы по-настоящему оценить гениальную гармонию шедевра архитектуры. Невозможно представить, насколько сильно были разрушены здания после 1945 года. К 1964 году они были восстановлены благодаря удивительной работе художников и ремесленников. От осматривания двора Цвингера, от моих круговых оборотов закружилась голова.
Далее гид Марта повела нас в направлении Альтмаркта, впервые упомянутого в 1370 году как место собраний и рыночная площадь. Мы осмотрели церковь Кройцкирхе и Новую ратушу. После войны рыночная площадь была расширена в пять раз! В день пребывания на ней нашей группы здесь было установлено огромное количество белых шатров и палаток - это паломники всего мира совершали свой хадж.
На театральной площади мы посмотрели итальянскую деревушку (Итальенише Дерфхен). Название указывает на то, что на этом месте строили себе квартиры итальянские мастера.
Дрезденский гид провела нас на Аугустусштрассе к зданию Фюрстенцуг (шествие фюрстов). Его длина 102 метра. На 24.000 плитках из мейсенского фарфора с 35-ю марграфами, герцогами, курфюрстами и королями представлена 800-летняя история династии Веттинов.
Затем нам было дано два часа свободного времени. Мои напарницы-казачки тут же рванули по дрезденским универмагам: они так долго этого ждали. А я гуляла по красивейшей набережной Эльбы, поднималась на изящный мост и любовалась оттуда городским пейзажем. Меня это очень устраивало и удовлетворяло.
Случился небольшой конфуз с покупкой сувенира-кружки. Зайдя в небольшой магазинчик, я выбрала себе подарок за пять с небольшим евро (недешево!) и поприветствовала немолодую фрау продавца. Наверное приветствие на немецком языке получилось у меня бойким и довольно удачным, за что вначале немка и приняла меня за "свою". (К этому времени мой немецкий лексикон пополнился еще несколькими всплывшими в памяти словами - что значит, хоть немного помнить азы изучаемого в советской школе иностранного!) "Гутен Таг, фрау! Ихь битте кауфе..." и т.д. Как я осмелилась аппелировать небольшим набором немецких слов! Фрау подала мне кружку и начала быстро тараторить со мной по-немецки, то бишь, вести разговор.
Но в быстром мелькании-звучании ее слов я никак не могла поймать смысла. Я подала ей две купюры: в 5 и в 1 евро. Она должна была сдать мне сколько-то сдачи и что-то спрашивала у меня. Я тут же растеряла весь запас немецких слов, они повылетали у меня из головы и мне ничего не оставалось делать как стоять истуканом перед удивленной фрау. Наконец до нее дошло, что я не понимаю ни бельмеса, она резко вырвала из моих рук облюбованную мною кружку, ушла куда-то внутрь магазина, принесла и вручила мне уже другую, ровно за пять евро, сунув в нее бумажку с оставшимся одним моим "евриком".
От смущения я горела и трепетала, когда выскочила на улицу из этого магазинчика. Только отдышавшись, глотнув свежего воздуха, я поняла, чего от меня хотела продавец. У нее просто не было сдачи за эту кружку и она просила у меня разменную монету.
Боже мой! В который раз я понимала: вот что делает с нами незнание языков! Как завидовала я, как уважала сейчас тех людей, которые обладают этими знаниями!
Чтобы как-то унять смущение и возвратить себя к романтическому настроению, я со своей злополучной кружкой "Дрезден" возвратилась на Театральную площадь. Побродила по ней, посидела на скамейке, любуясь на памятник Фридриха Августа Первого.
Завершалось мое небольшое турне по Европе. Десять дней пролетели как один миг. Я думала, вот уже завтра буду на своей родной территории.
Было грустно, очень грустно. Было жаль расставаться с цветущей, улыбающейся, гостеприимной, чистой и благородной Европой. Ах, до чего ж ты, оказывается, мала, матушка Европа! Всего за декаду месяца, за десять дней я объехала несколько европейских стран!
Часто приходиться слышать, "добрая старушка Европа". Да, добрая, но не старушка! И пусть мое познание европейских стран довольно верхоглядно,как говорится, галопом по "европам", тем не менее, я нигде здесь не видела нищих, увядших, обездоленных стариков и старух! Да, мне встречались пожилые люди, но лица их были просветленны, улыбчивы, жизнерадостны. Честно потрудившись на благо своих стран, европейские старики и старушки получили теперь право на достойное проживание в своем преклонном возрасте. Взявшись за ручки, совсем как юные влюбленные, ухоженные и интеллигентные, они путешествуют по всему земному шару.
Моя же Россия, крикливо называя себя самой богатой и культурной, обрекла свое старшее поколение, именно сделавшее ее такой, некогда богатой и культурной, на самовыживание, нищету, болезни и страх. Вновь и вновь возникают вопросы о нашей русской сущности: душе, характере, менталитете. Почему так живем, зачем так существуем?.. Кто виноват и что делать - извечный "русский вопрос". Веками досужие умы стараются постичь тайны русского бытия, бьются над этим вопросом, над тайной и загадкой своеобразного русского пути-дороги. Хотя простому человеку все давно ясно и понятно...
Для отправления обратно мы собирались у Новой ратуши Дрездена. Мои казачки приволокли по нескольку баулов с вещами. У подножия ратуши они раскинулись цыганским табором, вывалив из сумок все содержимое, в который раз пересматривая каждую новую вещь и восторгаясь ею. Что ж, богу - богово, кесарю - кесарево. Я улыбалась, глядя на них. Молодцы, заботливые бабы: дешевых дрезденских курточек куплено было про запас. Базарная торговля обеспечена.
В автобусе мои казачки вновь переругались, деля места для многочисленных небольших сумок, набитые же вещами, раздутые до огромных размеров баулы и чемоданы их хранились на первом этаже нашего "полосатика". Автобус двигался в сторону Польши. На границе нам предназначался отель. Наш последний отель.
Вот уж в этот вечер "рашен туристы" развернулись! В ресторане отеля по-русски были сдвинуты столы, и пиршество началось! Все были радостно возбуждены и веселы. Наконец-то, казалось, вся туристическая группа объединилась, сдружилась. Все благодарили нашу Татьяну, прекрасного гида в нашей поездке.
В минуты ее отсутствия было решено сброситься по "еврику" для приобретения Татьяне подарка. В пылу же и шуме гуляющих туристов этот вопрос как-то завис, а потом и вовсе был снят с повестки дня, а вернее, вечера. У меня же оставался осадок на душе - хотелось по-настоящему отблагодарить нашу Татьяну.
Я подходила к тем и другим веселившимся группкам и компаниям, на которые вновь разделился наш путешествующий коллектив, предлагая собрать хотя бы по одному-два оставшихся евро, все, улыбаясь, согласно кивали головами, но денежки отдавать не торопились.
В этот праздничный вечер деньги так и не собрали. Я, все ж, надеялась на утро нашего последнего следующего дня. Но назавтра туристы рассаживались какие-то мрачные, скорее всего, невыспавшиеся после вчерашней гулянки - так что, ни о каких сборах денег разговаривать было нечего.
И вот мы мчимся к дому, к России, все ближе и ближе. Я опять засматриваюсь на аккуратные польские поля и луга, нечастые перелески.

           "На обочинах польских, германских дорог
            Не растут лебеда и чертополох,
            Не Иссык-Куль это однако,
            Но кругом маки, алые маки...
            Цветочные поляны близки-далеки,
            И еще васильки, васильки, васильки..."

Да, по краям дорог море маков, море васильков. Глаз радуется. А что же по обочинам русских, российских дорог? Да все та ж лебеда да и чертополох...
Но не будем вновь затрагивать "русский вопрос", не будем возвращаться к нему. Ничего, в сущности, это не даст.

       "Я побывала на другой планете,
        С которой неохота возвращаться,
        Где счастливы и взрослые и дети,
        И как, Европа, мне с тобой прощаться?!
        Но польские поместья проезжая,
        Я вспомнила вдруг васильки во ржи...
        Все ближе, ближе сторона родная,
        За что тебя люблю, ты мне скажи!"

До посещения Европы в моем мозгу, как я и писала в самом начале, оставалось светлое, белое, никчемное пятно. Я не имела представления, чем и как разрисовать  и наполнить его. Теперь же, так называемое "пятно в мозгу" имело цвет и запах, пространство и время. Теперь ни Париж, ни Венеция, ни Верона не были для меня сказочными и таинственными - запредельными, нет, это были обыкновенные древние города, овеянные духом романтики, любящими их, самими жителями.
Я смотрела на эти города глазами превозносивших их, сравнивая с книжными ассоциациями великих писательских имен и находила то, что заново открываю их. Эти города стали мне роднее и ближе. В моей душе вдруг обозначилось некоторое успокоение. Я пыталась спросить себя: а что же меня волнует еще? Что еще хочется для себя открыть, посмотреть? Римский Колизей, Тауэрский мост? Нет, особого желания побыстрее оказаться в Риме или Лондоне пока не возникало. Может, недостаточным ореолом лиризма и романтизма овеяны они? И хоть Европа была охвачена мною лишь на малое зернышко, ибо как сказал Козьма Прутков: "Нельзя объять необъятное" - в душе моей воцарилось пока приблизительное спокойствие. Лишь где-то в глубине тлела-теплилась искорка, но это было опять же не в отношении Европы. Египет... Пирамиды... Непознанное, неизведанное и таинственное влекло меня...
При выезде из Польши мы очень долго простояли. Оказывается, в нашей группе нашлось-таки три человека, которые закупили в Европе какой-то там товар высокой стоимости и с которого при въезде в Белоруссию нужно скинуть проценты. Эта финансовая операция заняла больше трех часов! За все это время автобус перенервничал: из-за каких-то трех богачек мы теряем драгоценное  время - уже давно бы перешли границу.
В состав богатой троечки попала и моя ... фотограф Фая. Вот тебе и скромная невзрачная башкирочка! А ведь в руках у нее только небольшая спортивная сумка, той же фирмы, что и уменя - "Адидас". Что же такого драгоценного приобрела она в Париже, Берлине?..
Потом, оказавшись в поезде "Брест-Москва" в одном со мной купе, скромная башкирка Фая совсем неожиданно устроила нашему прелестному гиду Татьяне настоящий скандал. Фая ни в какую не хотела влезать на верхнюю боковую полку, доставшуюся ей. Она укоряла Таню, что та вообще не смотрит в паспорта туристов, что ей, Фае, уже шестьдесят пять и по верхним полкам она скакать  не желает.
Мне досталась нижняя полка. Удивляясь агрессивному поведении Фаи, пугающей гида Татьяну жалобой в высшие инстанции туризма, жалея Татьяну, предлагающую Фае перейти на ее служебное место, я предложила башкирке занять мою полку, сдобрив свой альтруизм еще и комплиментом. Я сказала Фае, что ей ни за что не дашь ее возраст, что она выглядит даже  моложе меня, и что она должна сказать "спасибо" своим веснушкам-рыжинкам, украшающим ее лицо, скрывающих истинный возраст.
Вот последних слов лучше бы я не говорила! Откуда же мне было ведать, что у Фаи эти самые "веснушки-рыжинки" и есть та главная проблема, ее боль и досада. И что дорогостоящий крем от этой "рыжести" она как раз и приобрела в Париже.
Кое-как мы уладили этот конфуз-скандал, но в момент последних минут перед отправкой поезда в наше с Фаей купе втиснулись, втолкнулись огромные клетчатые чемоданы, баулы, сумки, за которыми, напрягаясь, пыхтели чуть было не отставшие от поезда казачки: Шура, Люба, Ольга. Куда же мне без них?!
Квадратные чемоданы метра по полтора-два в длину-ширину-высоту заполнили все пространство купе. Из-за них не было видно самих хозяек. Теперь они не ругались между собой, а, скорее наоборот, подружились, так как каждую ждала проблема доставки такого "ценного" груза. То одна, то другая, то третья  с волнением названивали по мобильникам своим домочадцам и недовольные, видимо, ответами, интересовались друг у дружки предстоящей транспортировкой. У Ольгиной сумки к тому же сломалось колесико и она ползала возле нее, стараясь его исправить, при этом задевая нас с Фаей. Свой, не до конца выброшенный на Татьяну, гнев Фая направила на торговок-казачек:
- И кто же вам позволил такой багаж помещать в купе? Вы, что же, кроме самих себя никого больше не видите, не замечаете!
- Гляньте-ка! Мы что, мешаем тебе, рыжая конопатка?! - огрызнулась красная от усердия поправить колесико Ольга, выглядывая из-за своего богатыря-чемодана. Любовь и Шура бросились вдруг в защиту своей коллеги по базару. Да, здесь к месту казачье братство. (Вернее, сестринство).
- Девочки! Не переходите на личности! - я протиснулась среди казачьей поклажи и пошла в купе нашего экскурсовода Татьяны. Еще в автобусе я решила подарить ей свой сборник стихов, но все как-то не выходило. В наш последний день путешествия группа сидела отрешенно, и мне было обидно, что так и не собрали Татьяне "евриков". Нет, наша туристическая группа так и не сдружилась, не стала единым целым за время путешествия.
Я нашла Татьяну и вручила ей книгу с самыми добрыми словами за состоявшуюся поездку. Бедная, уставшая наша гид даже прослезилась, а моя душа успокоилась: нет, все-таки, самым лучшим подарком остается книга! Какие там, к черту, еврики!
Мы поговорили с Татьяной, я успокаивала ее, вновь и вновь благодаря за доброе, очень хорошее к нам отношение и интересный, насыщенный автотур.
Когда я вернулась в купе, там стоял дружный храп: поезд уже давно отстукивал монотонно-убаюкивающе. Башкирка Фая спала, аж постанывала на своей верхней полке. Я еле-еле втиснулась к себе, на нижнюю, нырнув в нее, как в клетчатый туннель, потому как моя полка оказалась огороженной со всех трех сторон высокими тугонабитыми, клетчатыми чемоданами-сумками казачек - (в изголовье моем также громоздился клетчатый баул).
Впереди ждала Россия, Москва, Пермь, Соликамск...