На фотографии Борис Поплавский.
Как я уже говорила, книга представляет собой беседы российского писателя и виднейшего французского историка русской эмиграции. Собеседники- люди, жившие в разных странах. Их память сохранила разные воспоминания. Но они - единомышленники, хотя их оценки не всегда совпадают. Продолжается разговор о мемуарах.
Рене Герра называет имя ЮРИЯ ТЕРАПИАНО.* Имя не впервые, но редко слышанное мною. Его книга «ВСТРЕЧИ», изданная еще в 1953 году, содержит богатейший литературный материал о периоде легендарного Монпарнаса, где кипела литературная и художественная жизнь русских изгнанников. В 1986 году Рене Герра собрал, скомпоновал и издал заново сборник статей и эссе Терапиано, куда включил и не вошедшие в первый сборник некоторые стенограммы собраний «Зелёной лампы». Называется эта книга «Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-1974). Эти статьи и эссе носят мемуарный характер.
« Совершенно незамеченной, извините за невольный каламбур, прошла мемуарная книга ВЛАДИМИРА ВАРШАВСКОГО* «Незамеченное поколение»… Позже книгу издали в России, и опять она осталась как-то в тени. Издали плохо, небрежно, без справочного аппарата, который для такой книги совершенно необходим. Вот такая судьба… а книга достойна внимания, в ней много того, чего не найдешь в других мемуарных книгах. Особенно интересны страницы, посвященные Борису Поплавскому, поэту, так и не получившему заслуженной оценки и по сей день» (Р.Г.) Имя Бориса Поплавского, по словам А.Ваксбега, в одной из анкет, проводившихся среди российских писателей, было включено одним из участников анкет в первую десятку русских поэтов ХХ века. Р.Герра подтвердил, что о Поплавском написано обидно мало. «Даже женщина, которая его беззаветно любила и могла бы рассказать о нём то, чего не знали в такой мере другие,- даже она не написала ни строчки». (Р.Г.)
Оказалось, что Аркадий Ваксберг был хорошо знаком с этой женщиной- Натальей Ивановной Столяровой. Она жила напротив редакции «Литературной газеты, где он работал. Какие-то обрывочные сведения об этой любви доходили до него. Он знал Наталью Ивановну раньше, ещё тогда, когда она была секретарём Эренбурга. Тогда у него сложилось впечатление, что она была не бессловесным сотрудником Эренбурга, а лицом, имеющим на него определённое влияние. И сам А. Ваксберг признаётся, что испытывал «необъяснимый её магнетизм» Это ведь тоже драматичная эмигрантская судьба. Возвращение из Парижа в СССР после гибели Поплавского. ГУЛАГ. Активное диссиденство. Она знала, что за каждым её шагом следят, прослушивают каждое слово. Беседы между ней и Ваксбергом велись с помощью грифельной доски, слова с которой удалялись. О Наталье Ивановне писал Солженицын, которому она безотказно служила. «И архив её, похоже, пропал. Она жила одиноко, умерла внезапно. Первыми нагрянули в опустевшую квартиру товарищи из спецслужб» (А.В.)
Я заинтересовалась Поплавским, попыталась найти его стихи и литературу о нём. Это оказалось не сложно. Вот краткие сведения о поэте.
Родился он в 1903 году в Москве. Родители были музыкантами, позже отец стал заниматься коммерческой деятельностью. В семье было четверо детей. Старшая сестра рано умерла, успев издать в 1917 году сборник стихов «Стихи зеленой дамы». Борис в совершенстве знал французский язык. После революции отец с Борисом уезжают в Харьков, потом в Крым. В январе 1919 года в Ялте в Чеховском литературном кружке состоялось первое выступление молодого поэта.
После наступления Добровольческой армии, вернулись в Россию и поселились в Ростове-на-Дону. Там Б. Ю. Поплавский посещал литературный кружок «Никитинские субботники».
Во время Гражданской войны Поплавский вместе с родителями отплыл в Константинополь.
Помимо творчества занимался религиозной философией, также его привлекала живопись, много времени он уделял искусству. В конце мая 1921 года Поплавский вместе с отцом уезжает в Париж. В 1922 году он несколько месяцев провёл в Берлине, там он работал в живописном ателье над портретами. В дальнейшем он не возвращался к живописи. Интерес к портрету у него проявлялся только в художественной критике, которую он размещал в журналах «Воля России», «Числа» (многие его статьи посвящены художникам русского Парижа: Марку Шагалу, Михаилу Ларионову, Абраму Минчину и др.)
В эти годы Поплавский осознаёт литературу делом всей жизни. С 1921 года он активно участвуют в литературной жизни русского Парижа. В начале 20-х годов он является членом авангардистских «левых» объединений. В то же время поэт продолжает образование, посещая занятия на историко-филологическом факультете Сорбонны. Вскоре эти занятия приходится ему прекратить, и в дальнейшем университетом для него стала библиотека святой Женевьевы, где он изучал книги по истории, философии и теологии. Литературная жизнь в 20-е годы концентрировалась в кафе, где собирался весь «Русский Монпарнас». Там Поплавский выступал на литературно-философских диспутах, читал свои стихи.
Поэзию Поплавского неоднократно соотносили с живописью Шагала и, отмечая мощное мелодическое начало, все-таки находили ее «более живописной, чем музыкальной».
В скором времени выяснилось, что он замечательный оратор. Словом, все складывается в литературной судьбе Поплавского весьма успешно.
Для прозы и поэзии Поплавского характерно влияние творчества Артюра Рембо, французского сюрреализма и русского символизма (прежде всего Блока), в начале 20-х годов Поплавский испытал сильное влияние Ильи Зданевича* и позже писал, что был в то время «резким футуристом».
Основная тема его поэзии — смерть, а мотив — наслаждение смертью, умиранием. Поплавский известен тем, что разработал этот мотив через знаменитый пятистопный хорей (К. Тарановский)*, что позволило М. Л. Гаспарову* назвать его «мастером хореической смерти».
Маргинальное положение Поплавского и послужило причиной возникновения особого мифа о нём – единственном русском сюрреалисте, поэтическом наследнике Блока, слышавшим мистическую музыку, писавшим о «литературе как жалости», розановском «домашнем делании». Поплавский намеренно стирал грань между собой и литературой, возможно, он не столько хотел литературного признания, сколько жизненного воплощения своего Слова, (как Александр Блок периода «Стихов о Прекрасной Даме»), исполнения простых желаний и надежд.
Из советских поэтов того времени по структуре своей поэтики Борис Поплавский наиболее близок к Борису Пастернаку и поэтам ОБЭРИУ*, в первую очередь Заболоцкому*.
Впервые стихи Поплавского были опубликованы в 1928 г. в пражском журнале «Воля России».
С 1929 года стихи Поплавского постоянно печатаются. Б. Ю. Поплавский также регулярно публикует стихи, критические статьи.
В 1931 году выходит первый поэтический сборник Поплавского «Флаги». К этому времени Поплавского всюду «приняли», в том числе у Мережковских.
В стихах Б. Ю. Поплавского 30-х (посмертный сборник «Снежный час») меньше формальной «умышленности», а «трагический импрессионизм» лучших заставляет говорить о Поплавском как о достойном продолжателе традиций русской метафизической лирики.
Проза становится следующим этапом развития для «поэта самопознания». Но и сама проза Б. Ю. Поплавского претерпевает аналогичную его поэзии эволюцию: от изобилующего блестящими стилистическими играми «Аполлона Безобразова» (1932) — к жестоко исповедальному, автобиографичному характеру.
Статьи 1933—34 годов — новый этап в творчестве Поплавского-критика. Встреча с Н. И. Столяровой не внесла особых перемен в жизнь поэта, но в его творчестве иной стала тональность мироощущения.
Поплавский скончался в Париже 9 октября 1935 вместе со своим случайным знакомым — С. Ярхо от отравления наркотическим веществом (по одной из версий, это было самоубийство, по другой — с собой покончить решил приятель Поплавского, захотевший «прихватить» кого-нибудь на тот свет).
Библиография.
Произведения:
Флаги: Стихи. Париж: Числа, 1931
Аполлон Безобразов. Гла¬вы из романа «Числа», № 2-3, 1930. № 5, 1931; «Опыты», № 1, 5, 6, 1953—1956
Статья "Вокруг «Чисел», 1934
Снежный час: Стихи 1931—1935. Париж, 1936
Домой с небес. Главы из романа «Круг», № 1-3, 1936—1938; «Русская мысль», 1982, 14.1., 21.1., 28.1. и 5.2.
Из дневников. 1928—1935. Париж, 1938
В венке из воска: Четвертая книга стихов. Париж: Дом книги, 1938
Дирижабль неизвестного направления. Париж, 1965
Собрание сочинений. В 3-х т. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1980—1981 (под редакцией Симона Карлинского)
Под флагом звёздным: Стихи. С.-Петер¬бург, 1993
Домой с небес: Романы. С.-Петербург: Логос; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993
Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма. М.: Христианское издательство, 1996
Стихотворения: "Флаги". "Снежный час". "В венке из воска". "Дирижабль неизвестного направления". Томск: Водолей, 1997
Покушение с негодными средствами: Неизвестные стихотворения. Письма к И.М. Зданевичу. М.: Гилея, 1997
Дадафония: Неизвестные стихотворения 1924-1927. М.: Гилея, 1999
Автоматические стихи. М.: Согласие, 1999
Сочинения. М.: Летний сад; Журнал "Нева", 1999
Неизданные стихи. М.: Терра, 2003
Орфей в аду: Неизвестные поэмы, стихотворения и рисунки. М.: Гилея, 2009
Куски. Париж: Гилея, 2012 (тираж 50+50 нумерованных экз.)
Небытие: Неизвестные стихотворения 1922-1935 годов. М.: Гилея, 2013
Литература:
Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. СПб, D;sseldorf, 1993
Ливак Л. "Героические времена молодой зарубежной поэзии". Литературный авангард русского Парижа (1920-1926) Диаспора: Новые материалы. VII. СПб.; Париж: Atheneum; Феникс, 2005. С. 131-242
Менегальдо Е. Поэтическая вселенная Бориса Поплавского.. — СПб.: Алетейя, 2007. — ISBN 978-5-903354-54-2
Токарев Д. «Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе. М.: Новое литературное обозрение, 2011
Ссылки:
Борис Поплавский: поэзия, проза, критика, воспоминания (рус.)
Поплавский Борис Юлианович (рус.)
Борис Юлианович ПОПЛАВСКИЙ (1903-1935) (рус.)
Могилы ушедших поэтов
Михаил Рахунов. Смерть Бориса Поплавского (рус.)
Очень интересной оказалась беседа о своеобразной, по словам Герра, книге памяти ВАСИЛИЯ ЯНОВСКОГО * «Поля Елисейские». Эмиграция к ней относилась неоднозначно. Рене Герра дал перечитать с пристрастием эту книгу одному из ее героев - поэту Борису Григорьевичу Заковичу,* которого Яновский называет »Пуся» и попросил написать на полях всё, что он думает об этой книге. Этот раритет – книга, испещрённая пометками Заковича, хранится в библиотеке Герра.
Далее привожу текст Герра: « Мне так понравилась эта моя придумка, что я купил ещё один экземпляр и попросил сделать на нём свои пометки Зинаиду Шаховскую. Она тоже охотно согласилась. Так что у меня теперь два раритета, связанные с воспоминаниями Яновского. Вывод такой: безмерно интересны и его воспоминания, и критические замечания двух сведущих читателей, которые те же события видели и воспринимали порой иначе. Их замечания ни в коей мере не перечёркивают рассказы Яновского. Разнообразие не только суждений и мнений, но ещё и иное видение одного и того же события, создают ту объёмность, которую не в состоянии передать никакой мемуарист в одиночку». Ни у кого не было цели опровергнуть друг друга. Все стремились запечатлеть увиденное так, как увиделось и сохранилось в памяти. Все мемуаристы были убеждены, что ни одна чёрточка на этой странице истории русской культуры двадцатого века пропасть не должна.
В связи с этими мемуарами Яновского разговор заходит о трагической странице из жизни М. Цветаевой и её семьи.
А. Ваксберг зачитывает закладку, сделанную им в воспоминаниях и предлагает собеседнику обсудить строки Яновского:
«Марина Ивановна держала Алю поистине в чёрном теле. Почему так, не ведаю, без Фрейда здесь не распутать клубка. Это было тоже проявлением недомыслия?» - Рене, причём здесь недомыслие? Неужели Яновский плохо понимает значение слов, которые употребляет? И А.Ваксберг продолжает цитировать : « В особенности, если принять во внимание нежное восхищение, с которым Цветаева прислушивалась ко всякой отрыжке своего сына – грузного, толстого неопрятного вундеркинда лет пятнадцати. Он вёл себя с наглостью заведомого гения, вмешивался в любой разговор старших и высказывался довольно развязно о любых предметах, чувствуя себя авторитетом и в живописи раннего Ренессанса, и в философии Соловьева. Какую бы ахинею он не нёс, всё равно мать внимала с любовью и одобрением. Что, вероятно, окончательно погубило его. Аля добросовестно ухаживала за этим мифическим увальнем. Цветаева в быту обижала, эксплуатировала дочь, это было заметно и для постороннего наблюдателя».
Эта цитата вызвала у меня неприязнь. И Ваксберг воспринял слова Яновского с неодобрением.
Я читала вышедший несколько лет назад двухтомник сына Цветаевой, Мура, успевшего написать свои воспоминания в девятнадцать лет.Он совсем молодым погиб на фронте. Поразительно талантливый, непривычно наблюдательный для своего возраста человек. Может быть, его поведение в пятнадцать лет и было самонадеянным. Но надо учитывать возраст мальчика. И тут Ваксберг резюмирует и произносит слова, которые меня удивляют. Он объясняет, что и без Фрейда всё понятно: « Аля была дочерью нелюбимого Эфрона, а Мур, сколько бы не отрицали берегущие её честь современные цветаевоведки - сыном любимого Родзевича*. Куда уж яснее». Рене Герра согласился с этим замечанием.
Но я не удивилась вопросу, который задал Ваксберг собеседнику в связи с упоминанием воспомининий Варшавского :
«Это только Цветаева - её повседневная жизнь, повседневный быт её семьи привлекали к себе столь пристальное внимание окружающих, вплоть до мельчайших деталей внутрисемейных отношений, или в эмиграции вообще вся жизнь была на виду, все двери распахнуты, все и всех, и спальня, и кухня у всех на виду, все друг за другом наблюдают и перемывают друг другу косточки? Если так, то это была не жизнь – ад какой-то…»
Рене Герра ответил: « Справедливо думать, что случай с Цветаевой всё-таки особый и исключительный… Даже у доброжелательной Н.Б. Соллогуб – Зайцевой в её воспоминаниях тоже горькая правда: «Аля была в доме матери прислугой, чернорабочей. Там была жуткая грязь, кошмар. И Аля, тогда ещё совсем ребёнок всё это скребла, мыла. У неё всегда были крупные, натруженные, такие тяжелые руки…»
Примечания:
Варшавский Владимир Сергеевич (1906—1978) — прозаик и публицист русской эмиграции.
Гаспаров Михаил Леонович ( 1935, Москва — 2005, там же) — российский литературовед и филолог-классик, историк античной литературы и русской поэзии, переводчик (с древних и новых языков), стиховед, теоретик литературы. Академик РАН. Автор фундаментальных работ о русском и европейском стихе. Переводчик античной, средневековой и новой поэзии и прозы. Эссеист.
Закович Борис Григорьевич ( 1907, Москва — 1995, во Франции) — русский поэт «первой волны» эмиграции, близкий к кругу «парижской ноты».
Эмигрировал с семьёй в Литву (1920), с 1923 г. — в Париже, где принимает активное участие в литературной жизни русской общины. Член Союза молодых поэтов и писателей, входил в кружок «Кочевье»; печатался в «Числах» и других журналах. Стихи включались в большинство антологий русской зарубежной поэзии. Единственный прижизненный сборник — «Дождь идет над Сеной» (Париж, 1984). В истории литературы русского зарубежья известен также как близкий друг Поплавского, адресат многих его стихотворений.
Заболоцкий Николай Алексеевич(Заболотский) (1903, Кизическая слобода-1958 Москва) — русский советский поэт.
Раннее творчество 3аболоцкого сосредоточено на проблемах города и народной массы, в нём сказывается влияние В. Хлебникова, оно отмечено предметностью, свойственной футуризму, и многообразием бурлескной метафорики. Конфронтация слов, давая эффект отчуждения, выявляет новые связи. При этом стихи 3аболоцкого не достигают такой степени абсурда, как у других обэриутов.
19 марта 1938 года Заболоцкий был арестован и затем осуждён по делу об антисоветской пропаганде. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и клеветническая обзорная «рецензия», тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации, куда якобы должны были входить Николай Тихонов, Борис Корнилов и другие.
По просьбе НКВД критик Николай Лесючевский написал отзыв о поэзии Заболоцкого, где указал, что „творчество" Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, против советского народа, против социализма».
«Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…» Это строки Заболоцкого из мемуаров «История моего заключения» (опубликованы за рубежом на английском языке в 1981 г., в последние годы советской власти напечатаны и в СССР, в 1988).
Срок он отбывал с февраля 1939 года до мая 1943 года в системе Востоклага в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях. Частичное представление о его лагерной жизни даёт подготовленная им подборка «Сто писем 1938—1944 годов» — выдержки из писем к жене и детям.
С марта 1944 года после освобождения из лагеря жил в Караганде. Там он закончил переложение «Слова о полку Игореве» (начатое в 1937 г.), ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло в 1946 г. добиться разрешения жить в Москве. Снимал жильё в писательском поселке Переделкино у В. П. Ильенкова.
В 1946 году Н. А. Заболоцкого восстановили в Союзе писателей. Начался новый, московский период его творчества. Несмотря на удары судьбы, он сумел вернуться к неосуществлённым замыслам.
Зданевич Илья Михайлович (псевд. Ильязд, Эли Эганбюри, (1894, Тифлис — 1975, Париж) — русский и французский писатель, теоретик русского авангарда и дада, издатель, художник.
Отец — поляк, преподаватель французского языка Михаил Андреевич Зданевич, мать — грузинка, пианистка, ученица П. Чайковского, урождённая Валентина Кирилловна Гамкрелидзе. Закончил юридический факультет Петроградского университета (1917), познакомился с М. Ларионовым, Н. Гончаровой, В. Маяковским, А. Кручёных, переписывался с Ф. Маринетти.
ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства — группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927 — начале 1930-е-х гг. в Ленинграде.
В группу входили Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев, Дойвбер (Борис Михайлович) Левин.
ОБЭРИУты декларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновления методов изображения действительности, культивировали гротеск, алогизм, поэтику абсурда.
В своём стремлении наряду с политической революцией осуществить революцию в искусстве обэриуты были под влиянием футуристов (в особенности В. Хлебникова), А. Крученых и И. Терентьева. выступали, однако, против «зауми», заумного языка в искусстве. Их методом изображения действительности и воздействия на неё было искусство абсурда, отмена логики и общепринятого времяисчисления в поэтических произведениях, необычное противопоставление отдельных частей произведений, которые сами по себе реалистичны.
В своих пьесах Хармс и Введенский почти отказываются от последовательности действия и идентичности персонажей, действие калейдоскопично и раздроблено, вплоть до отдельных реплик в диалогах. Персонажи, действующие как марионетки, служат отражением разношерстности людей и бездуховности их существования.
Нападки со стороны официозной критики, невозможность печататься заставили некоторых обэриутов переместиться в «нишу» детской литературы (Введенский, Хармс, Владимиров и др.). Многие участники ОБЭРИУ были репрессированы, погибли в заключении.
К обэриутам были близки поэт Николай Олейников, филолог Николай Харджиев, писатель Евгений Шварц, философы Яков Друскин и Леонид Липавский, а также художники Казимир Малевич, Павел Мансуров, Владимир Стерлигов, Павел Филонов и члены его коллектива МАИ , художницы Татьяна Глебова и Алиса Порет.
Родзевич Константин Болеславович (2 октября 1895 — март 1988, Париж) — юрист по образованию, сын высокопоставленного военнослужащего императорской армии России, в эмиграции агент НКВД, близкий друг С. Эфрона. Переводчик, скульптор по дереву и художник. Герой поэм М. Цветаевой «Поэма Горы» и «Поэма Конца». В конце 1926 года Родзевич уже в Париже, где возобновляет знакомство с Мариной Цветаевой и её мужем Сергеем Эфроном. Он поселяется в том же доме, где живут Цветаева, Эфрон и их дети. В Париже Родзевич продолжает своё юридическое образование в Сорбонне, намереваясь стать доктором права. Под именем Луи Корде был активным участником левых французских партий.
С 1936 года Константин Родзевич участвовал в гражданской войне в Испании под именем Луиса Кордеса, где в качестве военного специалиста участвовал в организации «Интернациональных бригад», по официальной версии был командиром батальона подрывников, однако в действительности был агентом НКВД. По окончании гражданской войны в Испании вернулся во Францию.
Во время второй мировой войны находился во Франции, где стал активным участником антифашистского Сопротивления.
В 1943 году был арестован немецкими оккупационными властями и отправлен в концлагерь Заксенхаузен. В лагере Родзевич, в совершенстве владевший немецким, был назначен переводчиком группы молодых заключённых-французов, работавших на целлюлозном заводе треста «ИГ Фарбен».
В 1945 году был освобождён советскими войсками, но в СССР не вернулся, а по указанию разведки остался жить во Франции.
После войны Родзевич длительный период находится на излечении в туберкулёзных санаториях, преимущественно в Швейцарии. Существует версия, что Константин Родзевич — агент НКВД, а впоследствии советской разведки.
Умер в глубокой старости в белогвардейском Русском доме престарелых под Парижем в начале марта 1988 года.
Семья
Первой женой Константина Родзевича была Мария Сергеевна Булгакова — дочь религиозного философа Сергея Николаевича Булгакова. Они поженились в Праге в июне 1926 года. Также, по мнению людей, близко знавших Родзевича, в частности, К. Хенкина и Д. Сеземана, многие считали Константина Родзевича отцом Мура (Георгия) — сына Марины Цветаевой.
Литература о Родзевиче.
Лидия Анискович. София Парнок и Константин Родзевич. Две стороны одной луны. М.: Кириллица, 2005. — 336 стр. — ISBN 5-87317-236-6
Примечания
Петербургский «Арлекин» — К. Б. Родзевич.
Цветаева М. — Письма к Константину Родзевичу
Тайная любовь Марины Цветаевой
Д. Л. Бургин Рыцарь на голой горе
Ивинская О. Годы с Борисом Пастернаком: В плену времени. Париж: Fayard, 1978. — 437 с. Русское переиздание: М.: Либрис, 1992 — 464 с.: 7 л. илл. — ISBN 5-86568-028-5
Полное имя — Луис Кордес Авера. Имел на это имя военный билет бойца интербригад № 44982.
Кирилл Хенкин. Советский шпионаж. Дело Рудольфа Абеля.
А. Бросса. Групповой портрет с дамой. Глава из книги «Агенты Москвы» // Иностранная литература. 1989. № 12. С. 226—249
«Как живётся вам с простою Женщиною? Без божеств?..»
См. также
Очарование зла (телесериал)
Зеркала (фильм, 2013)
Тарановский Кирилл Фёдорович (серб. Кирил Тарановски, англ. Kiril Taranovsky.(1911, Юрьев — 1993, Арлингтон (англ.)русск., Массачусетс) — югославский и американский филолог-славист русско-польского происхождения, один из наиболее известных стиховедов XX века.
Терапиано Юрий Константинович ( 1892, Керчь — 1980, Ганьи под Парижем) — русский поэт, прозаик, переводчик и литературный критик «первой волны» эмиграции, организатор и участник ряда литературных объединений Парижа.
Яновский Василий Семёнович(1906—1989) — русский эмигрантский писатель, жил в Париже и в Нью-Йорке, автор мемуаров «Поля Елисейские».
На этом сегодня остановимся.
Читайте продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/08/1323 .