Страхи
Владимир Пясок
Дневная смена заканчилась, оставался последний клиент и, как назло, лифт был сломан. Забросив косу по-киношному за спину, волоча по ступенькам черную хламиду, Смертушка поднималась на восьмой этаж.
Постояв перед выкрашенной в кастюльный цвет железной дверью, дав тем самым две лишние минуты жизни, она костяшкой пальца нажала на — задребезжавший звонок. Еще через минуты две, без дурацкого вопроса "кто там?", дверь открыли.
— Сидоров?
— Да.
— Тыну АбраАмович?
— Да, он самый.
— Собирайтесь, я ваша — Смерть.
Обычно после этих слов клиенты падали, если не с разрывом сердца, то, как минимум, с обмороком.
Однако Тыну АбрАмович сверкнув золотой фиксoй, широко улыбнулся и, щелкнув подтяжками по пузу, радостно заявил:
— Очень приятно, я уже заждался, вот и припасики заранее заготовил, проходите, не здесь же.
Такое случалось, когда приходилось забирать монахов-затворников, возомнивших из себя святых, или особо измученных жизнью. Но Тыну таким не выглядел. Обычный пенсионер, с лысой, как банка головой, сливовым носом и татушкой в виде якоря на левом плече.
Вытерев сандалии о коврик в коридоре, поскрипывая суставами, Смертушка пошла на кухню, уже и не мечтая, когда им вместо вечно за все цепляющихся кос, выдадут чего по-удобней.
Обычная кухня обычного панельного дома, все, как у всех, хоть зажмурься. "Припасики" — был не гробик, а ящик водки. Тыну завел чайник и профессионально начал мельчить огурцы, пока закипала вода.
— Совсем страх потеряли? — Спросила Смертушка безразлично, как спрашивают: — "Хав а ю"
— Понимаешь, конечно, было страшно, очень даже страшно, и так страшно, что, однажды проснувшись, вдруг ощутил себя совершенно свободным от всех страхов. — ответил Тыну, уже расправившись с огурцами и ловко разливая по рюмахам водочку, — вся жизнь из страхов и состояла. Вам бестелесным этого не понять…
Выпили, кто как мог. Тыну смачно захрустел, перемалывая редкими зубами огурцы, Смертушка изображая — "с удовольствием".
— А я думала, что страшней страха, чем Я, и не существует.
— Ты не торопишься?
— На сегодня ты у меня "последний".
— Ну, тогда посидим, пофилософствуем, если не к спеху.
— Часик-два, тудым-сюдым, а что за страхи такие?
Словно это была вооброжаемая пешка, Тыну, двигая по столу рюмку - признался.
— Помню, первым моим страхом было, что вдруг отнимут соску. Я прятал ее в самые укромные места и сосал, когда никто не видел. Потом был портрет деда с бородой. Днем, он был просто дедом, черно-белой фотографией в рамке, на стене, а вот ночью превращался в сущий кошмар, и засыпать всегда приходилось на левом боку. Я боялся, что в садике на обед опять будут клецки, что воспитательница догадается о том, что в хоре я только раскрываю рот, и всегда закрывал глаза, когда пулеметчик стрелял в плывущего Чапаева. Потом, в школе, боялся усатую завуча, боялся показывать родителям свой дневник, боялся, что империалисты так-таки нападут на СССР, много было страхов…
— Тоже мне страхи. Разве это страхи по сравнению со мной?
— На весах, конечно, страх перед тобой перевесит все, но у меня, чаши выровнялись. Мне было страшно когда учительница брала в руки журнал, Пусть даже я все выучил. Я боялся быть побитым и боялся высказать свое мнение, боялся ответственности и даже боялся сказать слова любви. Боялся перемен, и, когда они пришли, мне было страшно подумать самому. Меня пугали КГБ, империалистами, массонами, киллерами, террористами-исалмистами-сепаратистами, аль-кайдой и игилом, птичьим-звериным гриппом, эболой и бразильскими комарами, черной и озоновой дырой, коровьим бешенством. Путиным пугают, русской аннексией. Смешно сказать, огурцами ядовитыми, испанскими пугали. Потепления глобального. А теперь, когда за полтинник, женщин боюсь, вдруг какая останется. И, гей парадов опасаюсь - изнасилуют Самое ужасное, старости боюсь. Уволят, работы нет. Болезней боюсь. Ведь лечить не будут. Денег таких нет. Счета приходят. Жуть. Судебных исполнителей во сне вижу... А теперь вот панде, панде ... мия, ёп её, коронная, всем пипиц! — Что, уже? Может еще … по стопочке?
— Нет, а то Смерть уважать перестанут, подумают, что и договориться с ней можно. У меня знаешь, какие были? Умоляли, откупиться думали, иные и Черта не боялись в друзья ко мне набивались. На верную смерть миллионами клиентов подгоняли. Но все, заметь ВСЕ … как миленькие дохли. Собирайся!!!
Из черных глазниц черепа словно вынырнули две мурены.
Сидоров Тыну АврАмович — скончался.
Спускаться, всегда легче, чем подниматься. Рабочий день у Смертушки закончился. Такая вот работа, без выходных и вечно…