Двойник

Игорь Багров
     Ладога штормила уже третьи сутки. Северный ветер порывами разбрасывал дождь. Солнце утонуло в белёсой мути облаков. Всё это вызывало апатию у обычных людей, но только не у Конана.  Конан – Константин Андреев, крепкий двадцатишестилетний  парень, в прошлом морской пехотинец, а ныне любитель подводного плавания – дайвингист, если выражаться по-иностранному. 
     Конан не любил это слово, как и прочие иностранные названия, которые заполонили в последние годы русскую речь. Он был одиночка. Замкнутый, молчаливый, житель Санкт-Петербурга, работающий охранником в баре,   приехавший сюда в Приозёрск на время отпуска.
     В Питере он снимал комнату. Снимал с того самого момента как вернулся из армии. Его родной дом, на окраине города, сгорел во время пожара, который произошёл от взрыва бытового газа. Тогда погибла вся его семья…
     Приозёрск, привлекал Конана тем, что находился, как говориться «на краю географии». В прошлом Финский Кякисяльми, а до 1948 года – Кексгольм город, вмещал в себя около 20 тыс. человек. Деревообрабатывающая промышленность – вот что связывала большую часть жителей. Деловые и немногословные, и самое главное не любопытные. Здесь Константин чувствовал себя как дома…   

     * * *

     – Ну, вот флотоармеец картошка готова, – улыбаясь, произнесла бабка Ольга, вытаскивая из печки чугунок с аппетитно пахнущими и дымящимися кругляшами. Эта была одинокая бабка, и её ветхий домик так же одиноко стоял на краю городка. Озеро было рядом, казалось, протяни руку, и ты коснёшься  пальцами до огромных валунов лежащих на берегу. Само озеро было тоже огромно. Объём воды составлял почти тысячу кубических километров. Это было настоящее море с глубинами в отдельных местах превышающих двести метров.   
     Константин служил на северном флоте. Там-то он и познакомился с подводным миром. Это был совершенно другое измерение, полное тишины и красок. Погружаясь под воду, Костя чувствовал себя тем самым Ихтиандром, о котором когда-то написал известный писатель-фантаст.
     – Ну, чего задумался то. Думай, не думай, а сто рублей при теперешней жизни – ни деньги.
     Эта милая бабуля, которая  уже разменяла восьмой десяток, была необычно для своего возраста подвижна и молода душой. Казалось, что холодные северные ветра заморозили её старость. У неё было своё хозяйство – куры и две козы. Она сама косила сено и рубила дрова. А Константин, который приезжал сюда на время отпуска уже четвёртый год, кое-что помогал ей по ремонту ветхого дома. Бабушке нравилось звать этого высокого сильного парня «флотормейцем». Она любила рассказывать, особенно ей нравилось говорить о своём муже:
     – Он ведь у меня такой гренадер был. Голос как гром небесный. Бывало, сядет за стол, выпьет чарку, да как запоёт. А работник то какой был. Ведь один в кузнеце работал, не доверял никаким подмастерьям. Говорил:
     –  Я Ольгунь в работе люблю точность и правильность. И кроме как самому себе никому не доверяю.
     – Как ушёл осенью с басурманами то биться, так и безвестно где теперь…
На этом месте рассказа на глаза бабки Ольги всегда накатывали слёзы, и Конан тут же менял тему разговора.
     – Баб Оль, – я тут заметил, печь то, как наклонилась, наверно нужно укреплять.
     – Подпорки голубчик, подпорки. Я тут зиму то подумала, и уже кое-что припасла, – с этими словами бабка Ольга повела постояльца в сарай, где с гордостью показала ему несколько аккуратно выстроганных брусков.
     – Это где же ты их раздобыла?
     – У Юрия выпросила. Пришла к нему как-то уж не помню зачем. Ах да,  Зинка его козьего молока просила. Встретились мы в проулке, она и говорит, что малой у неё хворает, а лекарь то какие то лекарства прописал жутко дорогие, да ещё редкостные. Вот, а тут кто-то ей возьми да скажи, что самым лучшем средством от этой хвори то будет как раз козье молоко. Вот я и принесла Юрию бидончик. А он на пилораме работает, начальником.
     Конан с улыбкой смотрел на эту энергичную, находчивую и очень оптимистичную женщину, которая так любила рассказывать. Эти рассказы были сравнимы со стайкой голубей, которые засиделись в холодном одиночестве, и теперь без устали парили на свободе.   
       
     * * *
       
     Конан не любил нырять с лодки, ему нравилось заходить в воду постепенно, как Ихтиандр на последних кадрах фильма, который Костя смотрел бессчётное количество раз. В первый свой приезд Константин не захватил, а вернее попросту не приобрёл тепло костюм, надеясь на крепость организма и закалку. Но он просчитался. Вода озера была очень обманчива, если на поверхности она прогревалась до двадцати градусов, то на глубине десяти метров её температура составляла не более семи. В то лето Костя едва избежал серьёзных осложнений со здоровьем. А болеть ему было нельзя. В баре, где работал охранником, были очень строгие правила. Если отпускник вдруг подхватывал, какое либо заболевание, то он должен был решать свои проблемы не дольше трёх дней. Это было решенье хозяина. Кстати именно он и назвал Костю Конаном. Вернее вначале взглянув на этого крепкого парня с карими глазами и хмурым взглядом, он назвал его Марсом, но потом, обратив внимание на его имя – Константин и фамилию – Андреев, сказал с улыбкой:
     – Нет Марс, ты будешь Конаном.

     * * *

     Ладожское озеро относится к  гидрологическому типу реликтовых озер, где  водная масса создается за счет атмосферных осадков и подземных вод, вот почему она всегда такая холодная. Приехав сюда уже в следующим году, Конон приобрёл всё необходимое для комфортного пребывания в этой среде. Кроме того, он купил ещё и ружьё для подводной охоты.
     – Бабушку рыбкой буду кормить, – подумал он тогда. Но, этого не случилось. Сделав всего несколько выстрелов, ружьё сломалось.
     «Это, наверное, какой-то знак», – подумал он тогда и не стал предпринимать попытки починить ружьё.
     Вода скрывала прошлую жизнь. Она скрывала её на века, разрушая только то, что считало нужным, а в основном и в целом, сохраняла всё, что попало в её мир, покрыв толстым слоем ржавчины. Эта ржавчина была печатью союза воды и времени.   
Плавая в этой уникальной среде, Конан ощущал себя великим путешественником, и собирателем того, что сохранила для него вечность. Это были различные мелкие вещи: небольшие якоря, блёсны, колокольчики, старинные ложки, посуда… Всё это он вынимал на поверхность, чистил, и торжественно показывал бабке Ольге. Та с улыбкой рассматривала эти трофеи и говорила:
     – Костюш, ты бы ножей мне ещё насобирал. Да и вилок прихвати, если попадутся.
     – Обязательно, – так же с улыбкой отвечал ей постоялец, садился с ней рядом, что бы выслушать очередной рассказ о её улетевшей молодости. 
             
     * * *
             
     В этот раз Конан взял лодку. Будто какой-то внутренний голос подсказал ему сделать это, а может, просто захотелось, чего-то нового. Погода была ясная, ветра почти не было, и поверхность воды мягко колыхалась, приветствую долгожданного гостя.
 Отплыв от берега метров на пятьдесят, Костя бросил якорь. Дно в этом месте пологое. Судя по отметкам на шнуре, глубина была четырнадцать метров. Всё было как и прежде, глубокий вздох и плавное погружение. Якорный шнур был рядом. Отталкиваясь от него, Конан опускался всё глубже и глубже. С задержанным дыханием он мог находиться под водой до двух минут. При небольшой глубине этого времени вполне хватало, чтобы достичь дна и немного над ним попутешествовать. Вот и сейчас, достигнув песчано-каменистой поверхности, Костя огляделся по сторонам, и уже было хотел плыть дальше, как вдруг рядом, в песке, около округлого валуна заметил угол железного предмета, похожего на ящик.
     «Неужели клад?», – подумал он, и тут же почувствовал, как у него громко застучало сердце. Поднырнув в этой загадочной находке, Конан начал энергично разгребать песок. Да, это действительно был ящик, размером он был с чемодан средней величины. Нехватка воздуха заставила Константина всплыть на поверхность. После этого он совершил ещё три погружения. Наконец удалось высвободить ящик из песчаного плена. Обвязав находку якорным шнуром, Конан вынырнул в последний раз. Тяжело дыша, он забрался в лодку и долго отдыхал, прежде чем приступить к подъему.

     * * *

     Ящик оказался заполненный книгами. Они были толстые старинные, вода и время размыли буквы, образовав на страницах замысловатые узоры. Среди  книг лежал маленький пузырёк запечатанный сургучом и в нём находилась какая то жидкость.   
Когда бабушка Ольга увидела, что на этот раз отыскал Костюша, она всплеснула руками, сделала серьёзное лицо, и начала рассказывать:
     – Милок, ты это никому не кажи. Вези в музею, там люди честные.
     – А тут что обманули кого?
     – Годов как пять назад, Тихон, ну ты его не знаешь, сетями вытащил топор старинный. Очистил его, да и в дело применил. А топор такой ладный, скруглённый весь, говорит гвозди даже рубил, во какая сталь. И вот, рубит он как-то дрова, а тут как раз мимо проходили то ли туристы, то ли аферисты, ну в общем приезжие. Увидали у него топор, подошли и давай деньги за него предлагать. А кто ж такой топор продаст то. Ну, Тихон их и послал подальше. Так они его побили и топор забрали. Вот какие страсти.

     * * *
 
     Разложив книги сушиться, Конан забыл про пузырёк, и только уже перед сном вспомнил, и что бы, не откладывать на завтра, взялся за его изучение. Это был округлый прозрачный флакон из тёмного стекла величиной с луковицу. Горловина его была залеплена сургучом. Примерно до половины в нём, находилась какая-то жидкость. Какая? Этот вопрос и заинтересовал Константина.
     Осторожно отскоблив сургуч, и вытащив пробку, Костя поднёс пузырёк к носу. Жидкость была без запаха. Перелив несколько капель в тарелку, он пошёл за спичками, краем глаза заметив, что на край тарелки села муха. Когда он принёс спички, то увидел, что на тарелке сидят уже две мухи. 
     «Вкусно наверно», – подумал он с улыбкой, и осторожно поднёс горящую спичку к неизвестной жидкости. Спичка зашипела и потухла.
     «Интересно», – подумал Конан, и скорее машинально чем сознательно коснулся пальцем этого вещества.
     Какая то невидимая сила похожая на разряд тока ударила его через палец по всему телу. И всё тело задрожало, и внутри его как будто что-то лопнуло. Разум, как электрическая лампочка выключился на время. Когда Конан пришёл в себя, то увидел что он в комнате не один.
     Рядом, на расстоянии вытянутой руки стоял и с удивлением смотрел на Конана точно такой же человек. Человек, был до мельчайших подробностей  похож на Костю, и у того возникло такое чувство, будто бы он смотрится в зеркало, но это зеркало не плоское, а объёмное.
     – Кто ты? – спросил Конан, вглядываясь в собственное лицо.   
     – Я, это ты, – раздался ответ голосом, от которого у Кости пробежала нервная дрожь по всему телу.               
     – Как это так?
Растерянно и с испугом Константин рассматривал двойника и, наконец, дотронулся до его руки. 
     – Неужели, правда, я это ты, а ты это я? Значит, ты знаешь, всё, что известно мне? Номер части, где служил?   
     – 732912, – тут же раздался ответ.
     –  Только не надо командовать, – сказал двойник и отошёл к окну.
Это был Костин характер. Он очень не любил, когда ему приказывали, и требовали. Единственное с чем он смирился, то это со своей работой охранником. «Я должен там подчиняться, мне нужны деньги, без них я не проживу».
Бабка Ольга спала в соседней комнате, откуда доносился её монотонный стонущий храп.
     – А ей что ты скажешь? – неожиданно спросил двойник.
Конан тоже об этом подумал и, глядя в широкую спину, своего второго я, не знал что ответить.    
     – Скажи, а как это получилось?
     – Ты у меня спрашиваешь?
     Константин вытер вспотевший лоб. Да тут было о чём задуматься. Вероятно кто-то когда-то изобрёл способ раздвоения живых организмов. Вероятно на атомарном уровне происходила считка и мгновенное копирование биологической информации. Вероятно эта жидкость имела в себе колоссальную энергетическую массу, созданную вероятно очень давно и вероятно всё это  держалось в строгом секрете. Но зачем и для чего?
     – Вероятно для создания большой и могучей армии.
     «Значит теперь ты мой брат?» – подумал Конан.
     – Да теперь мы будем вместе. Тебе ведь всегда было одиноко.

     * * *

     Утром бабка Ольга, как всегда пошла кормить кур и, выйдя во двор, увидела там своего постояльца.  Рядом с ним на скамейке сидел точно такой же человек.
     «Это что у меня глюцинаций что ли?», – подумала она. 
     – Баб Оль, это ко мне брат Сергей приехал.
Бабка Ольга заулыбалась и, подойдя ближе, старалась определить, чем Сергей отличается от флотармейца.
     – Никак близнецы, что ли, а ты чего Костюш мне ничего про брата то не рассказывал?
     – Да я вот всё собирался, – замялся Костя и посмотрел на «брата».
     – Да я только вчера приехал из Америки, – неожиданно воскликнул «брат».
     – Ах ты, бог мой. И как же там эти мириканцы то поживают.
     – Да нормально. Такие же как мы, только говорят не по-нашему.
     – Во, во, к нам тут финны приезжали, ничего по нашему то не бельмесят, а как им сказали «водка», сразу уши навострили. Мериканцы то небось тоже такие?
     – Да всякие баб Оль, люди то они по всей земле и разные, и одинаковые.

     * * *

     Работать вдвоём было гораздо легче и удобнее. Подпорки, которые бабка Ольга выпросила у Юрия, оказались немного коротковаты. Пришлось их наращивать. Конан удивлялся сноровке и находчивости этого парня.
     «А чего я удивляюсь, ведь это всё моё. В любой работе главная движущая сила – это вдохновенье».
     После окончания работы бабка Ольга накрыла на стол, и во время обеда Сергей рассказывал ей о жизни американцев. Это был художественный фильм, который Конан смотрел месяц назад, и теперь с удовольствием слушал.
     Остаток дня прошёл быстро. «Братья» перекатили за дорогу огромный валун, который всё время мешал бабке Ольге, и который Конан в одиночку не мог сдвинуть с места. Перенесли поленницу на освободившееся место, и попив чайку пошли на рыбалку.
     – Можно будет теперь на дежурство по очереди ходить, – сказал Конан, и в глазах его яркими звёздами светилась радость. «Братья» поужинали и уже собирались ложиться спать.
     – Слушай, а ты как ...
     Костя не договорил, его двойник, который только что находился рядом, исчез.     Конан посмотрел на часы. С того момента как его второе я появилось на свет, прошли ровно сутки. Константин медленно сел на край табуретки, в его душе не было обиды и злости, он был абсолютно спокоен. На полке возле кровати стоял маленький и очень дорогой ему пузырёк.