По воспоминаниям поэта Ивана Васильевича Кашпурова, в школу он пошел в 1935 году.
Шаловливым я был,
но не злым и не грубым,
и успешно закончил
четвертую группу.
С голопятой ватагой,
как ветер, веселой,
я ходил в Бочарову
начальную школу.
Почему Бочарова –
не думал об этом.
Просто принял название,
как эстафету.
Мне светило оно,
словно лучик из детства,
под огнем, где на жизнь –
сто смертей по соседству.
…Я гляжу – постарела
моя Бочарова,
где впервые стихами
я был зачарован…
(Бочарова школа, 1972 г.)
- В эту школу меня перевели во втором классе,- вспоминает одноклассник Кашпурова Игорь Васильевич Ершов.- Коллектив был очень дружный, и верховодил в нем Митя Коваленко. Он старше нас на два года и, кроме того, был не по годам умный, рассудительный человек. Ваня Кашпуров мог высидеть на уроке минут 15-20. Потом поднимал руку, отпрашивался по определенным нуждам, а на самом деле убегал гонять голубей или воробьев. И только в третьем классе, когда мы стали изучать «Родную речь», а затем и "Литературу", наш непоседа превратился в самого прилежного ученика. По этим предметам он всегда получал пятерки. Учительницей у нас была Антонина Андреевна Ершова, моя мама, женщина строгая, но справедливая.
После третьего класса она попросила нас с Митей «подтянуть» Ваню по математике. Я обещал позаниматься и без Мити, потому что знал, что Митя все лето будет в колхозе зарабатывать для своей многочисленной семьи трудодни.
А мы с Ваней все дни пропадали на гремучках (так называются в Калиновке многочисленные родники, из которых течет по трубам и падает на камни звонкими струями чистая прохладная вода). В промежутках между купаниями мы повторяли таблицу умножения, решали разные задачки. В общем, четвертый класс мы закончили на четверки и пятерки, а Митя Коваленко, единственный из класса, получил похвальную грамоту.
Моей маме Ваня Кашпуров посвятил стихотворение и с большой благодарностью вручил ей томик стихов. Мне он тоже подарил свою книгу. Я берегу ее как самый дорогой подарок. Читаю и перечитываю стихи, и вновь всплывают передо мной незабываемые картины далекого детства, где было столько радости и столько горя.
- С Ваней Кашпуровым мы троюродные братья. Я, действительно, был в классе самым старшим,- говорит Д. Коваленко.- У нас было три Мити Коваленко: Данилович (это ему посвятил Кашпуров поэму «Песнь о друге»), Парамонович и я, Михайлович. В школу-то я пошел вовремя, но так получилось, в первом классе произошел со мной несчастный случай. А потом голод. Так что второй раз первоклассником стал уже в 1935 году. Родители у меня были грамотными, и еще до школы я читал газеты. Первую книгу приобрел лет в десять. Мама дала два рубля на конфеты. На рубль купил леденцов, а на рубль – книгу с рисунками и описанием тракторов, косилок, сеялок. Я ее прочитал очень внимательно и с удовольствием. А потом стал брать книги у деда Тита Гавриловича Семенова – его дети учились в школе колхозной молодежи, так что дома была целая книжная полочка. Когда пошел в шестой класс, записался в школьную библиотеку – там я был самым активным читателем.
Учеба давалась мне очень легко. Да и стихи я первым написал.
«Стоят они сейчас рядом с механизатором Дмитрием Коваленковым, плотным невысоким человеком в клетчатой рубахе и, видно не один год послуживших сандалетах, – и если бы не знать, не сразу угадаешь, кто из них поэт, а кто механизатор. Мне Иван Васильевич походя шепнул, что это тот самый Митя, который когда-то учил его стихи писать,- отмечала в очерке «Поездка в Калиновку» литературовед Татьяна Батурина (1986 г.).
-Было это давно, когда босоногими мальчишками бегали по калиновским улицам, а вечерами лазили к соседской бабке Макарихе за яблоками, за что не раз доставалось жгучей крапивой по ответственному месту. Однажды Митя прочитал ему стишок, написанный по этому самому поводу. Удивлению младшего по годам Вани не было границ. Слышал он, что есть на свете поэт Пушкин, но чтобы обыкновенный мальчишка, такой же, как и он сам, написал стихотворение! – это казалось невероятным.
…И вдруг – чудо! Его дружок Митька написал стихотворение, и хоть казалось оно не очень гладким, но все же слова были собраны в какой-то особый порядок, и слово «хлопать» потешно как бы вызывало вслед за собой другое слово.
…Так вот случилось, что именно Митя Коваленков забросил в душу мысль – и обыкновенный человек может творить со словами чудеса. Скоро и сам Ваня тайком от всех стал складывать из слов ладные и певучие строки. Легче это было делать на бегу, когда слова сами подчинялись ритму движения. Ему казалось, что они катились впереди него, как медные пятаки, а он только поспевал за ними, и не он их собирал вместе, а они сами стремились друг к другу, подчиняя его бег заключенной в них музыке.
Необыкновенное это чудо стало его заветной тайной, которую он начал постигать здесь, в Калиновке, бездумно и радостно. Все окружающее входило в него, переполняло душу и искало слов, чтобы выразиться. Исподволь воспитывала Калиновка своего поэта, чтобы в нем заново родиться в слове. Весь образный строй, вся лексическая структура, вся ритмическая организация стиха сложилась здесь».
- Стихотворения про бабку Макариху я не помню,- говорит Дмитрий Михайлович. Но зато до сих пор в памяти строчки из другого творения:
Даже вид далеких гор –
Посмотри же, как прекрасен.
Это с нашей горы я увидел в ясную погоду Эльбрус.
Ваня удивился и спросил: «А меня научишь?» «Научу,- говорю.- Вот только узнаешь, что такое ямб и хорей…» Тогда же я понял, что хорошее стихотворение получится только тогда, когда все сам увидишь и прочувствуешь. Напишешь душой… И наш будущий поэт не с неба, а из жизни брал темы. Мы ведь все выросли в садах да в степи. Любовь к земле у него в крови была от рождения, первородную слитность с землей он ощутил тоже здесь. Такого поэта, как Ваня, в России больше не найдешь. Он был очень трудолюбивым и грамотным человеком. Как-то уже в зрелом возрасте сказал мне: «Видишь вон тот дом? Столько книг я прочитал».
Так вот о детстве... Когда фашисты захватили Испанию, стали мы с друзьями вооружаться. Было нас человек двадцать. Обустроили базу в балочке, составили карту местности, запаслись спичками, обзавелись подзорной трубой. Даже разведчики у нас свои были. Попробовали изобрести порох (причем инициатором и главным консультантом был Иван Кашпуров). Получилось. Только заинтересовалась нашей деятельностью милиция. Сообщили в школу, вызвали родителей. На этом подготовка к боевым действиям закончилась.
В первые дни войны Дмитрий Михайлович по комсомольскому набору попал на учебу в ремесленное училище в г. Георгиевск, получил специальность токаря. Оттуда уже в конце 1941 года отправили ребят на завод в г. Севастополь.
- Голод и война – самое страшное,- говорит Коваленко.- Работали по 12 часов, делали мины и минометы. Кормили нас один раз в день из расчета 10 г жиров, 50 г мяса да 80 г круп, да черного хлеба 900 г на сутки. Первый раз завод бомбили в марте 42-го. Потом кто-то железку нечаянно в цеху уронит – все вздрагивают. Бомбежки были ужасные, однажды мы насчитали 57 самолетов. Когда нельзя было работать днем, работали ночью. Потом вместе с заводом нас эвакуировали в Батуми.
После войны Дмитрий Михайлович работал мастером на заводе им. С. Орджоникидзе в Севастополе, преподавал в ремесленном училище. Когда заболела мама, вернулся в Калиновку. Трудился в МТС колхоза «Комсомолец» токарем, механиком, много лет был секретарем партийной организации, занимался рационализаторскими предложениями, был активным селькором районной газеты. Награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны», орденом «Знак Почета».
- Когда пришла пора идти на заслуженный отдых, не мог смириться с тем, что придется расстаться с любимой работой,- рассказывает он.- Настраивал себя на пенсию постепенно еще несколько лет…
Сейчас Дмитрий Михайлович живет в селе Грушевском вместе с дочерью Наташей. У него пятеро детей, одиннадцать внуков, четырнадцать правнуков и одна прапраправнучка.
- С Ваней встречались мы каждый раз, когда он приезжал к родителям, любили ходить в сад,- продолжает Коваленко.- Там ведь и белки бегали, и дятел себе место облюбовал и чувствовал себя хозяином. И синицы крошки с рук ели, и снегири прилетали, и горлинки жили. А вы хоть раз задумывались, о чем горлинки говорят? Вот прислушайтесь: «Пожалуйста, Наташа, Надежка, дед Мишка, ведерочко». Как-то одна птица жаловалась женским голосом: «Убийца! Убийца!» Наверное, где-то подслушали… «Папарацци, папарацци» они стали выговаривать задолго до того, как у нас это слово прижилось. А некоторых горлинок не понять, наверное, на иностранных языках разговаривают, которых я не знаю.
Несладкая жизнь досталась нашему поколению. Было в ней много трудностей и горестей. Но была и большая любовь. Со своей будущей женой Анной Гавриловной я познакомился еще во втором классе Бочаровой школы и не расставался до ее последнего дня. У меня хорошие дети, мне спокойно рядом с ними, но вот живу в Грушевке, а душа осталась в Калиновке. Лежу, все вспоминаю, где по каким камушкам ходил…
На снимке: победители социалистического соревнования (г. Севастополь, 1947 г., Д. Коваленко – слева).
1. Батурина Т.П. Поездка в Калиновку // Пока дышу… - Ставрополь, 1987. – С. 116 – 117; Ставрополье. – 1986. – № 5. – С. 76 – 84.