Иллюстрация: Ася Додина и Слава Полищук "Время прощания", 2011
Из книги «Еврейские истории».
Опубликовано в газете «Новости недели», Тель-Авив, 16.5.2013
СЛАВА В НЬЮ-ЙОРКЕ
«Я не оправдывал надежд. Знал, на что способен,
и видел в зеркале ни героя, ни жертву – себя».
С. Полищук
Нью-Йорк, галерея Бруклинского колледжа, персональная выставка американского художника. Художник – Слава Полищук. Родился в 1961 в Клинцах, заштатном городке Брянской области. Унеча, Стародуб, Новозыбков, Сураж, а вот и Клинцы – на реку Ипуть путь, да порван лапОть. А лапоть латать, не валенки катать. На Ипуть-реку - не из варяг в греку.
«Не стало вокзала, вечных нищих, просивших милостыню, знаменитой пивной по правую руку у входа. Исчез и маленький скверик. Пыльный и чахлый, он всегда был прибежищем для выпивающих и закусывающих. Теперь здесь стояло новое, тужившееся быть современным здание. Без запаха, вокзального запаха сырых шпал, просмоленных и уложенных аккуратными штабелями, угля, буфетных жареных кур и уставших пассажиров…
Улицы лежавшего внизу городка, мощенные булыжником или засыпанные теплым серо-желтым песком, в котором утопали ноги, тянулись вдоль заборов, небольших деревянных и каменных домов, нескольких фабрик и памятников героям.
Время оказалось сильнее камня, да и заслуги героев теперь забыты.
Мой городок медленно умирает, и его смерть тиха и незаметна».
Срочную Слава отслужил в стройбате. Условия в военной части больше всего напоминали зону, в которой заключенные отбывают срок за несовершенные и неведомые им самим преступления.
«Майор, чтобы согреться, бил обутой в сапог ногой под зад пробегавших мимо него новобранцев, непрестанно матерясь… В тесном тамбуре было не увернуться от веселящегося сапога и, получив свою порцию, я вылетел на перрон… Проштампован в/ч 69768, как и моя телогрейка, пилотка и изнанка голенищ кирзовых сапог».
Это были очередные университеты, знакомившие будущего художника с многоликими реалиями советского бытия.
«Машины одна за другой сгружали горячую, иссиня-черную массу, которую мы растаскивали по бесконечной ленте дороги. Совок лопаты с трудом входил в плотную массу, поднимал ее и швырял в нужное место. Не разгибаясь часами, спина деревенела. Руки бездумно совершали одно и то же движение: воткнул- поднял-бросил. Ноги, казалось, плавились вместе с сапогами. Нагретый воздух дрожал, вибрировал, делая предметы невесомыми, бесплотными. Очертания размывались, переливающаяся, маслянистая поверхность асфальта расцветала радужными пятнами, сверкая на разломах дымящейся массы».
Потом он учился и жил в Москве. Рисовал. Выпустил две небольшие, но емкие книжицы.
«После возвращения учился. На выходе мне выдали диплом с отличием. Я стал художником и был им долгое время…»
А сейчас Слава умножает славу современного американского искусства своими неординарными картинами.
«Род моих занятий есть делание бесполезных вещей. Не было ни одного дня, чтобы я не сомневался в том, что делаю. Я стою перед холстом ни с чем, не накопивши ничего. Мне нечего взять из прошлого, будущее непонятно. Остается пребывать в настоящем, каждый раз начиная все заново», - пишет он о сегодняшнем периоде своего творчества.
***
Галерея Бруклинского колледжа Нью-Йоркского университета. В начало ХХI века из 1941 переместилось местечко Клинцы. Весь зал занимает цикл работ Плищука «Плач пророка Иеремии».
"Время, сталкиваясь с памятью, узнаёт о своём бессилии. Десять тысяч расстрелянных и закопанных в получасе ходьбы от их домов. Это ни диалог, ни просьба, даже ни мольба. Это – плач. Плач не страха – ужаса, не беды – горя! Это не желание быть услышанным или увиденным. Это шёпот в собственное ухо".
В торце – огромное черно-белое полотно из трехсот ячеек-клеток. Справа и слева многометровые вытянутые холсты, разбитые на соты-клетки. Человек, помещенный в замкнутое, скованное пространство неизбежности. Зло, творимое людьми, или нелепая предопределенность судьбы? Зарешеченный холст, который, как кажется, не оставляет надежды на спасение. Но Александр Глезер, бывший когда-то одним из лидеров художников-нонконформистов, воспринимает эти холсты по-другому. "Когда смотришь на выраженные художником переживания человеческих страданий в серии «Плач Иеремии» Полищука, в «Гернике» Пикассо или в фантастических ужасах Дали, то веришь, что однажды гуманизм преодолеет зло, а человеческие страдания перестанут быть неизбежной частью нашей жизни", - писал он в журнале «Искусство Нью-Йорка».
Были художники, пытавшиеся средствами реалистической фигуративной живописи передать боль и ужас тысяч разрозненных трагедий, слившихся в одну огромную Катастрофу. Москвич Ефим Симкин, фронтовик, потерявший руку под Сталинградом, родственники которого погибли в Бабьем Яру, изображал рвы и обнаженные тела жертв. Фронтовик Вадим Сидур создавал обобщенные фигуры-символы. Лев Саксонов, у которого со школьных «сороковых-роковых» запечатлелся в памяти нетопленный класс с замерзшими в чернильнице чернилами, на своей известной работе «Формула фашизма» воспроизводил тела-знаки. А Слава Полищук из следующего, уже послевоенного поколения, показывает метафизику зла.
Отзыв известного американского арт-критика Джека Флема: "Мощные, как слова молитвы, работы. Работы, где искусство перестаёт быть искусством и становится жизнью". Ему вторит искусствовед Мона Надлер: "Мощные, монументальные работы Полищука, как куски речи. Они окружают зрителя и создают "духовное пространство", пространство, где звучит молитва. Чёрно-белые квадраты нависают над зрителем, словно бесконечно повторяемые слова реквиема по усопшим в музыке Филиппа Гласса".
С 2003 года Слава работает вместе с женой, художницей Асей Додиной. Столь же оригинальны и последующие, созданные ими серии. «Конусы» - бесконечные цветные воронки, всасывающие человека и отпущенное ему быстротекущее время, красочные, но мрачноватые, «Химеры» - показывающие нестабильное тревожное состояние индивидуума в современном обществе, композиция «365» - объединенные вместе триста шестьдесят пять рисунков по числу дней в году.
А сейчас Слава увесистым молотком разбирает отработавшие свое\компьютеры. Полученные в результате такого диалога фрагменты помещаются на холст и заливаются краской – цикл «Реминисценции».
***
Моя молодая жена – большой спец в гастрономии и кулинарии. Она выросла в традиционной еврейской семье, ее дедушка, известный на Украине знаток Торы, даже в самые тяжелые советские годы не работал на государство, а оставался верен своей профессии шойхета. С детства она помнит много рецептов нашей национальной кухни, но даже она не знает некоторых еврейских блюд, которые описывает Слава в своей замечательной книге «Время радости. Этюды на кухне».
«Разве можно было просто назвать обедом то, что творила бабушка на двух керосинках в тесноватой кухне коммуналки, разве слово «пища» способно что-либо сказать о бульонах с клецками и пирожками, с нудлен и «бабкой», холодцах из говяжьих ножек, заливных щуках, хремзлах, картофельных латкес, о цимес, вишневых, сливовых, яблочных наливках, о смальце и шкварках, о нежнейших рыбных котлетах, о блинчиках с мясом, творогом, картошкой, капустой и рисом, о куриных шейках, о том, что мы в своем бессилии называем сладким, - тейглах, ингберлах, ангемахц, «хворост», хоменташен, о бисквитах, леках, струдель…»
Эта изданная двадцать лет назад книга давно уже стала библиографической редкостью, но знатоки еврейской книги ценят ее за замечательный, теплый и добрый текст, и не уступающие ему иллюстрации. Это было время, когда Слава подписывал свои картины псевдонимом «Иври» и не думал о том, что со временем будет считаться еврейско-советско-американским художником.
«Творог был, казалось, живой. Круглые, овальные, прямоугольные бруски белой упругой массы лежали на белых тряпочках, прикрытые белой марлей. Это был апофеоз белого на белом. Дедушка медленно обходил всех и останавливался возле молочниц. Он отщипывал кусочек творога, долго разминал его языком, чмокал, нюхал и обязательно покупал. Хозяйки ждали его, зная, что он никогда не торговался и покупал радостно, легко расставаясь с деньгами».
А посудите сами, чего стоит в век урбанизации, стандартизации и массовых технологий такой небольшой отрывок: «Курица выбиралась, как невеста. Дедушка заглядывал ей в глаза, дул на перья, а хозяйка клялась в таких достоинствах наседки, которые не снились не только курице, но и самой хозяйке».
«Этюды на кухне» художник превращает в «Этюды о любви» к ближним и дальним, к волшебному миру, в котором живут добрые и замечательные люди, к своему детству и молодости – безвозвратно ушедшим временам, о которых осталась только добрая память.
«Тонкие ломтики имберлах, будто сложенные из золотых крупинок, истекавшие медом, переливались отраженным солнечным светом; ломтики струдель сухой шершавой поверхностью с глазками изюма были похожи на мостовые моего городка; вздымались желтой янтарной тяжестью ромбы тейглах из плотно пригнанных друг к другу круглых шариков обжаренного теста, политых медом; медью горел круг леках; источали тепло горки кихелах; таяли на блюдечках переплетенные нити редиски в меду; царствовала сдобная хала, украшенная легким узором маковых крупинок».
Прекрасный мир еврейского городка. Еврейские местечки, как бы переживающие сегодня свое второе рождение на живописных холмах Иудеи и Самарии! Подонки, когда-то уничтожившие их в восточной Европе, теперь, от имени двадцати восьми государств Евросоюза, опять объявляют их вне закона и, уже в который раз, требуют их уничтожения. Впрочем, это уже другая тема, напрямую не связанная с данной статьей.
Остается только добавить, что работы Полищука находятся в собрании Третьяковской Галереи, Литовском Музее Искусств, в галерее Университета Пэйс, Нью-Йорк и в Бруклинском колледже Университета Нью-Йорка, а также в нескольких культурных учреждениях штата Нью-Джерси: Музее Современного Русского Искусства, Д. В. Циммерли Музее Искусств Университета Рутгерс и в Галерее П. Робсона Университета Рутгерс. А также в собрании Музея современного еврейского искусства в Москве, который был закрыт в 1999 году. Большая часть собрания этого музея в настоящее время находится в Израиле.
Долев, Матэ Биньямин, 5773 год