Маша на картошке

Эмиль Кравчин
               
               

        (Имена героев выдуманы, а описываемые события, не смотря на изрядную долю авторской фантазии, в начале семидесятых прошлого века имели место.)

    -Погода плохая, как назло..
    -Это точно. Льёт во-всю.
    -Сколько ещё ехать?
    -Думаю, полчаса. Скажи спасибо, что автобус комфортабельный.
    -Я вот думаю, пока по шоссе, всё идёт отлично. А съедем на просёлочную дорогу, там же всё размыло, представляешь, что будет? Застрянем.
    -Ну и пусть. Tогда пойдём пешком.
 
    Такой разговор вели два приятеля Миша и Эдик, удобно сидя в автобусе, мягко катившему по асфальтовому шоссе. Oни oба работали конструкторами.  Миша был молчаливый и серьёзный, любимыми его изречениями были: „лучшее - враг хорошего“ и „я, как сберкасса, храню любой вклад.“  С Мишей многие делились душевными тайнами.  Эдик был „вещь в себе“- замкнутый и не очень общительный, но с Мишей любил рассуждать о чём угодно. 

    Ни Миша, ни Эдик не любили выезды  на картошку, ну а кто мог любить такое? Вместо привычной работы за конструкторской доской копаться в грязи под моросящим дождём...
    Всего в автобусе ехалo пятнадцать человек, однa молодёжь. Слева у окна сидели два друга Витя и Петя. Оба любили похулиганить, но в допустимых пределах. Сейчас они дремали, автобус их укачал. Сзади них сидела хорошо упитанная девица, её звали Маша. Она слыла весёлой и легкомысленной, могла слегка поиздеваться над Витей-Петей.
    Витя прославился тем, что очень заботливо отводил своих подружек к врачу на предмет аборта, иногда даже двух сразу, как утверждали злые языки. Раз, о чём-то  разговаривая с Эдиком, проболтался:
    - Я стрелял из рогатки через дом до тех пор, пока не раздался звук разбитого стеклa в следующем доме.
    - Зимой? - уточнил Эдик.
    - Ну да, а что?
    - А если в доме в это время спал ребёнок, а родителей не было? Малыш мог замёрзнуть. Витя задумался. Хулиганство, переходящее в преступление, ему казалось нереальным.  „Жаль, - думал Эдик, - что я не милиционер“.
Правда, что он сделал бы в этой ситуации, будь милиционером, Эдик не мог представить. Витя был, безусловно глуп, но и чем-то располагал к себе.

    Петя казался более серьёзным, он воспитывал уже близнецов, но мог, впрочем, иной раз и опуститься до уровня Вити. Так, Петя с удовольствием рассказывал о своих детях:
    - Сидит под столом, я говорю: „Вылезай!“ А он встаёт и головой снизу в стол „бум!“ И ревёт. Я повторяю опыт, а он снова „бум“. Ну, непонятливый какой-то...
    А однажды Витя с Петей, пообедав в студенческой столовой чужого института и собравшись уже уходить, обратили внимание, что один стол накрыт скатертью. Для студенческой столовой это было весьма необычно. Они стали наблюдать. За стол сел солидный мужчина (позже выяснилось, это был декан).
    Декан приготовился кушать.
    - Что это вы едите? Неужели мясо? - громко высказался Витя.
    - Конечно, мясо, - вступил Петя, - люди голодают, а этому ещё стол накрыли.
    - Да скатерть постелили, - возмущённо добавил Витя.
    Декан опешил, нo быстро сориентировался. Рядом находились его студенты. Они завели Витю-Петю в пустой класс и заперли их, но Петя сумел удрать, а Витю передали в милицию.

    На собрании отдела Витю взяли на поруки. Но сначала была борьба: Костя Елисаров, интеллектуал и руководитель группы заявил:
    - Витя - это раковая опухоль нашего отдела. Предлагаю его уволить.
    После собрания Витя жаловался Эдику:
    - Он дал мне однажды разработку деталей его конструкции, я думал целый день, и придумал свой вариант, намного проще. И он согласился, а потом подал заявку на авторское свидетельство под своим именем. Он же украл мою идею, а теперь я для него раковая  опухоль.
    Витя не ругал его, он просто не понимал, как можно было так поступить?
    - Витя, - сказал ему на это Эдик, - жизнь состоит из  белых и чёрных полосок. Постарайся проскочить побыстрее чёрные, а на белых задержись.
    „Не бывает только умных, или только глупых, и даже только подлых людей, - думал Эдик, -  в жизни всё перемешано, очень может быть, что у Кости своё мнение, я же не знаю подробностей и не могу судить“. 

    Кстати, насчёт изобретений. Существовала в те годы практика  вписывать в число изобретателей начальников отделов и даже управляющих из министерства, которые вообще никакого отношения к изобретательству не имели, но от них многое зависело в отношении заказов, распределения премий и прочих льгот. Эдик помнил, как, поступив в отдел, наткнулся на шикарную доску изобретателей. Будучи тогда ещё наивным, он восхитился количеством изобретений у солидных работников министерства, начальникoв отделoв и лaбoрaтopий. 
    - Что ты? - улыбаясь, сказал ему Миша, с которым Эдик поделился своим восхищением, - да это всё враньё, чем выше должность, тем больше у каждого чужих изобретений.
 
    Но вернёмся к началу нашей истории. Внезапно автобус съехал на грунтовую дорогу, всю в кочках и ямах, наполненных бурожёлтой водой. Пошла тряска. Показался бугор, на нём редкая рощица. Дорога пошла чуть вверх, и вот тут-то мотор заглох, a кабина водителя оказалась неестественно низко над землёй.
    - Всё, - сказал водитель, - приехали. Дальше невозможно. Ваша деревня за той рощей, дуйте, ребята, пешком.
    Все влезли в привезённые с собой резиновые сапоги и, чертыхаясь, выбрались под мелкий, осенний дождь. Эдик взглянул на оставленный автобус, его передние колёса глубоко провалились в колдобину. Он оставался теперь, как брошенный памятник исчезнувшей цивилизации. И люди, понуро тащившиеся в гору, вызывали чувство тоски и печали.
    Эдик поскользнулся на мокрой траве, тут же на ум пришли бунинские строчки:

                "Скользкими иголками
                Устлан косогор,
                Сладко пахнет ёлками
                Потаённый бор."

    Косогор, то есть обычный холм со скосом вправо, выглядел вполне нормально. Вместо потаённого бора торчали pедкие деревья, а мелкий дождь не прекращался.
    „Со времён  Бунина, - подумал Эдик, - погода сильно ухудшилась“.
    Идти надо было прямо, все двинулись как придётся, кто левее, кто правее. Эдик шёл справа, в трёх метрах правее от него шла Маша. На середине косогора Эдик почувствовал, что его сапоги начали вязнуть в почве, которая при этом ползла вниз и вправо. Такого Эдик никогда ещё не встречал. Каждый шаг давался с трудом. Эдик попытался двигаться выше и левее.
    -Эй, помогите! - донёсся крик справа.
    Маша увязла почти до колен. Она беспомощно стояла, балансируя руками, чтобы не свалиться в жидкую грязь. На её лице было написано только удивление. Она не понимала, что возникла опасная ситуация.
    „Что делать?“ - пoдумал Эдик.
Все остальные шли слева, там былo получше. Двигаться в сторону Маши означало тут же увязнуть ещё больше.
    -Держись! - крикнул Эдик, и, с трудом выдёргивая сапоги, сделал два шага вправо. Он сбросил рюкзак, снял куртку, снова нaдел рюкзак, и, зажав один рукав, бросил свободную часть куртки Маше. Она удачно поймала другой рукав и Эдик потащил её влево, преодолевая сопротивление вязкой почвы.
    -Мои сапоги! - заорала Маша.
Эдик взглянул нaправо. Так и есть. Маша осталась без сапог, справа торчали лишь их верхушки, но дотянуться до них не было возможности.
 
    Поднявшись на косогор, стали думать, как обуть Машу, вид которой был несколько грязноват. Да и Эдик выглядел не чище. Умный Костя Елисаров распорядился:
    -Машка, беги в автобус и сиди там.
    Маше дали несколько пар запасных носков и она, натянув их, побежала.

    К вечеру все благополучно собрались возле автобуса. Он стоял уже ближе к дороге, вытащить его помогли проезжавшие трактористы.   
    -Можно я сяду с тобой? - спросила Маша, обращаясь к Эдику.
    На её ногах уже были нормальные туфeльки. Народ был весел, вокруг шутили и, конечно, подсмеивались над Машей, но кое-кто и завидовал, потому что её глаза уж очень благодарно смотрели на Эдика, так благодарно, как  Вите-Пете  и не снилось.  Эдик вдруг почувствовал ответный интерес к легкомысленной Маше. „Может быть, она совсем и не легкомысленная, - думал Эдик, наблюдая за качающейся серёжкой на щеке Маши и ощущая тепло её тела, -  наверное, в глазах девушки можно прочесть её чувствa,“ - окончательно решил Эдик, и, храбро взглянув Маше в глаза, встретил её взгляд, от которого его душа, как он тут же решил, устремилась,.. но куда, понять он даже и не пытался...


    Намучившиеся на уборке картофеля сотрудники под мерное движение автобуса затихли, за окнами было уже темно, Маша теснее прижалась к Эдику, a её голова покоилась на его плече.
               
                Сентябрь 2012                -oOo-