Векша 5

Денис Навий
Батя вернулся где-то через часок, малость уставший и огорчённый.
- Все следы затоптали, - сказал он. – Собаки тоже ничего не найдут…
- Ну да, народу было слишком много, - Инга вздохнула, чувствуя нервный зуд нетерпения – хотелось поскорее рассказать отцу про то, что случилось. Но мама никак не уходила с кухни, стоя у печки, желая услышать новые детали. Однако вряд ли детали последуют – тем более, что батя их и не знает. И мама всё равно уйдёт не скоро – всякая беда, случавшаяся близко, словно цепью приковывала её к мужу, и она старалась оказаться там, где находился он – благо и домик-то небольшой.
Так что по душам удастся поговорить не сейчас.
Ладно, хоть в огороде пока можно не ковыряться – в свете сегодняшнего кошмара пара кочанов капусты, атакованных гусеницами, кажутся невеликой потерей.
- Я на чердак, - сказала Инга. – Почитаю стрелковые таблицы…
- Иди-ка малину пособирай, - велел отец непреклонно. – Попрощалась с лесом – попрощайся и с участком.
- Есть, - Инга, приуныв, вышла из дома, не утруждаясь обуванием.
Огород располагался сразу за домом. Две невеликие грядки с морковкой, несколько кочанов капусты, густые заросли малинника вдоль забора. Хоть домашней живности нету, и то хвала лешему. Воспитанная, преимущественно, батей, Инга не испытывала ни малейшего желания возиться со скотиной. Лес прокормит, говорил батя, а огород – про запас.
Батя также не желал отягощать семью овцами или, там, коровами – и жена с дочерью знали, отчего. Наёмник, даже бывший, привык странствовать налегке, а обрастать имуществом, зная, что может настать момент всё бросить – непозволительная роскошь.
Так что Инге ещё везло – загрузка по домхозу была невелика, что становилось порой объектом зависти сельских девчонок, вынужденных с младых ногтей помогать по хозяйству взрослым.
Лениво спохватившись, что не взяла корзинку, Инга, ничтоже сумняшеся, стала просто закидывать спелые ягоды в рот. Всё-таки домашняя малина – это домашняя. Крупнее и слаще.
Выбирая ягоды побольше, Инга ходила от куста к кусту. Всё равно её отправили ради того, чтоб родители могли поговорить о чём-то, что ей пока слышать рано.
С чердака слышно хорошо, что в доме говорят, а вот из огорода подслушать уже сложнее…
- Пап, тебя слышно, - лениво бросила Инга с набитым ртом. – Тебя земля выдала…
- Ну да, - сказал батя. – Что ты хотела мне рассказать?
- Я? – Инга состроила недоумённую гримасу.
- Ага, - кивнул батя. – Я ж видел, как тебя распирало… И не мотай своей головёнкой, знаю я тебя как облупленную, это маму можно обмануть, а вот со мной такое не пройдёт. Давай, рыжая, колись.
Инга засмеялась невесело, предчувствуя реакцию отца.
- Это не связано с Андреем, - быстро сказала она. – Если ты о том подумал…
- Каюсь, был грех, - согласился батя. – Уж больно часто я его около тебя вижу… Ты поаккуратней с ним, дочка, мутный он тип. Охочи мужики до юных цветочков, так и тянутся руки сорвать…
- Я полынь, - вздохнула Инга. – Так что замучаются рвать… Да нет, пап, тут не в Андрее дело… хотя в нём.. не совсем в нём, конечно… да нет, что я… в Андрее дело…
- Так, - батя взял Ингу за подбородок двумя пальцами, по-змеиному немигающим взглядом вперился в глаза дочери. – Ну-ка, четко, ясно, папа ругать не будет, ты ж знаешь, в крайнем случае, убьёт…
Инга хихикнула – скорее, нервно, нежели весело.
- Андрей меня спас! - выпалила она и замолкла под тяжким отчим взором.
- От кого или от чего? Продолжай, хорошее начало, достойное, мужик неплохой он, я давно знал…
- От тех, кто убил Фрола и Лёшку… - гораздо тише продолжила Инга, не выдержав и опустив ресницы.
- Рассказывай… - негромко сказал отец спокойным, ничуть не изменившимся тоном, разве что чуть наполнившимся металлом – но такой тон из его уст можно было смело сравнивать с грозным рычанием разъярённого волка. Рычанием, не обещавшим обидчику дочери ничего хорошего.
Инга рассказала всё, благо весь рассказ уложился в пару минут. Особо и рассказывать нечего – проведя добрую половину пути с мешком на голове, деталей не углядишь. Пришлось сказать и про винтовку Андрея, и про трофейный автомат, и про то, что это горинцы – если верить Араксину, конечно.
- А не верить ему причин нет, - сказал Векшин, поникнув головой. – Только вот не верю я, что случайно он увидел, как тебя спеленали… Не верю, и всё тут.
- Почему нет, пап? – спросила Инга тихо.
- Очень мало таких совпадений я видел в жизни… - сказал батя, качнувшись с пяток на носки. – Очень мало… хотя и повидал жизнь эту…
- Но всё-таки? – Инга пытливо уставилась на него.
- Надо мне с Андреем поговорить, - сказал отец. – С глазу на глаз… Да не бойся, не буду я ему ребра ломать, - он поднял ладонь, упредив Ингин вопрос. – Он же тебя спас, как-никак… И поставил под вопрос переезд в Горинск.
- Я в этот милый город и с ножом у горла теперь не поеду, - решительно сказала Инга. – Лучше пусть сюда приходят, я им пару стрел загнать успею в причинные места, чтоб неповадно было…
- Он точно всех убил? – спросил вдруг батя.
- Всех троих, - сказала Инга уверенно. – Видела ранения…
- Хм… а вдруг с ними четвёртый был, а? – глава семьи поиграл желваками. – И он всё видел, а?
Инга почувствовала лёгкую дрожь в коленях. Этого вот ещё не хватало…
- Не бойся, папа тебя в обиду не даст, - он подмигнул дочери, взлохматив волосы, улыбнулся насколько можно беззаботно. – Ну, и Андрюшка, думаю, в стороне не останется.
- Ты так ему доверяешь? – ехидно осведомилась Инга.
- Нет, - сказал батя. – Зато ему явно доверяешь ты… И ты к нему неравнодушна…
- С чего ты взял? – Инга сама услышала, как фальшиво прозвучало её удивление.
- Он же твой спаситель, - батя смотрел на неё с выражением полной невинности.
- И что? – Инга с вызовом взглянула на отца.
- Да не, ничего, ничего, - он вновь вернулся к роли доброго, можно сказать, плюшевого папочки, позволяющего любимой доченьке повышать голос. – Не мечи молнии, а то спалишь старика ещё.
- Какой ты старик! – Инга прильнула к крепкой груди бати. – Вон, как коряга, твёрдый.
- Ага, ссохлись мои косточки, не гнусь уже, - запричитал он. – Ладно, собирай малину, да корзинку не забудь.
- Да кому уже эту малину-то, раз уезжаем, - Инга обречённо отлипла от него.
- Пока не уезжаем, - батя похлопал её по плечу. – Безопаснее пока поторчать в нашей глухомани.

Водрузив полную малины корзинку на стол, Инга быстро зашагала на улицу.
- В лес ни ногой! – прилетел ей вдогонку батин голос из родительской спальни.
- Конечно, - ответила Инга. Она и не собиралась, если честно – но торчать дома в столь погожий денёк тоже не было ни малейшего желания. Может, с девчонками на речку сходить? Да нет, солнце ещё высоко, наверняка ковыряются по огородам да хлевам…
Весть о гибели Фрола и Лёшки, конечно, всколыхнула посёлок, но на то сельский житель и прагматичен, что понимает – хоть сам помирай, а поле засеивай.
Возвращались из поиска охотники, следопыты всех возрастов – кого-то специально призвали искать, кто-то добровольно согласился помочь, а кто-то углядел в том возможность смыться в лес от домашних дел, в частности, мальчишки.
Только Лютого с бойцами не видать. Инге подумалось, что посёлок остался почти беззащитен – арбалеты, луки, винтовки, конечно, могут себя показать. Но ведь на вражеской стороне могут оказаться ещё и пулемёты, и гранатомёты, и даже пушки. А против этого воевать луком и стрелами наверняка затруднительно.
Впрочем, стратег из тебя, Инга, хреновый, сказала себе Векша, направляясь к дому Андрея.
Дом Араксина располагался на отшибе – крепкий, бревенчатый дом с маленькими окнами, больше похожими на бойницы. Невысокий плетень окружал небольшой участок земли. За домиком темнел слегка покосившийся дощатый сарай – мастерская, скорняжная, оружейная под одной крышей. А ведь наверняка это мрачноватое местечко играло ещё и другие роли, пока неизвестные. Если Араксин не пропадал на охоте, то торчал в мастерской – вытачивая нож или обрабатывая шкуру дикого зверя, которую потом продаст в Горинске втридорога.
Инга и сама не знала, что её вело к Араксину – нет, никаких высоких чувств, просто интерес. Скорее всего, его сейчас дома нет, обтяпывает тёмные делишки в лесу, может, грабит покойных убийц…
- Инга! – окликнул её негромкий знакомый голос. Векша обречённо вздохнула – от деда Михалыча не отобьёшься, если на глаза попался. Впрочем, почему бы и нет? Почему бы не посидеть с умным человеком за кружкой чая с мёдом? Тем более мёд отборный, душистый…
Крепкий низенький дед призывно махал рукой от ворот дома, опираясь на посох – с клюкой старый науковед ходить отказывался наотрез, предпочитая посох. Длинная суковатая палка, с Ингино запястье толщиной, была неизменной спутницей старика, куда бы тот ни направился. Поговаривали, что в посохе том чего только нет – даже выкидное лезвие. Инга предпочитала верить слухам. А почему нет? Пасеку, понятное дело, в посёлке не поставишь, наверняка пчёлы кого из односельчан покусают, придётся довольствоваться местечком, удалённым от посёлка. А пока туда доберёшься – мало ли каких неприятностей, двуногих и не только, повстречать можно.
Старый пчеловод был в своём неизменном парадном наряде – рубаха, штаны, когда-то белые, но потемневшие от окуривания пчёл, кожаный пояс, мягкие сапоги. Эдакий деревенский колдун, вон, даже волосы и бороду отпустил.
Конечно, никакой он не колдун – травы знает, это да, но их только совсем молодые не знают. Всякими молитвами не пользуется, да и вообще совершенный атеист, не в пример многим, открыто насмехавшийся над иными набожными старушками, за что приобрёл славу ядовитого на язык…
Но, что интересно, с молодёжью ладил прекрасно – может, оттого, что детей своих не нажил. И ребята к нему тянулись – сказывался недостаток умелых рассказчиков, мало кто травил байки увлекательно.
- Чего не заходишь, внучка? – ядовитый дедушка улыбался сквозь роскошную бороду. – Или прискучил старый со своими баснями?
- Скажешь тоже, - Инга засмеялась, проходя в ограду. Рубленый дом высился громадой посреди неширокого участка, старый, но крепкий, как хозяин. Ставни изрезаны затейливым узором в стиле самой народной флористики (сам дед так сказанул), все в листьях, цветах, вьюнках, выполненных с большим старанием и мастерством, наличники же покрывал простой волнистый орнамент – волны плавные, волны острые. На коньке двускатной крыши поскрипывал, вращаясь, флюгер-петушок, ровесник дома и, наверняка, хозяина.
- Располагайся на веранде, сей же час чайку принесу, с мятой, и лепёшек с мёдом…
Отказываться смысла не имело – если не хочешь смертельно обидеть старика.
Инга взошла на огромную веранду, оглядываясь с любопытством. Раз сто тут была, но всё равно интересно. Простор стен занимали полки с книгами, пучками трав, полосками змеиной кожи. Магия, конечно, не причём – из змеиных шкур он делал затейливые ремешки, раздаривая либо обменивая на какую-нибудь мелочевку, за которой в Горинск ехать накладно: кремень для огнива, там, иголки с нитками…
Мощный дубовый стол непоколебимо громоздился у стены в окружении стульев, под стать столу, больших и тяжёлых. Дом и мебель на века – не поспоришь.
Хотя кому достанется потом – не вечен же старик?
Инга уселась на стул, не утруждая себя попыткой сдвинуть его с места, выглянула за окно.
Огород пустовал – лет как пять, наверно. Только яблоня с грушей одиноко стояли посреди.
Защитный вал примыкал к дальнему концу огорода, вздымаясь сразу за плетнём. По гребню вала кустились шипастые заросли боярки. Там и сям среди ветвей виднелись змеистые извивы колючей проволоки… На гребень вала поднималась узкая тропинка, ныряя в заросли. Там, за валом, и располагалась пасека деда.
Старик, держа в руках разнос со снедью, бодро протопал по ступеням веранды – ни одна половица не скрипнула.
Две большие глиняные кружки исходили мятным парком; запах мёда Инга учуяла метра за три. На широком блюде высилась горка лепёшек, замешанных на воде, оттого даже на вид твёрдых.
- Как знал, что ты заглянешь, - улыбался дед, ставя разнос на стол. Единственный предмет из столового серебра в кухонном арсенале Михалыча, он был предметом его гордости. Если Михалыч несёт угощенье на нём – значит, старик сегодня особенно в хорошем настроении, и без какого-нибудь подарка точно не уйти.
- Ну, угощайся, внучка, - он пододвинул Ингу кружку, внушительную, немножко грубой работы. – С мятой чай, полезно…
Инга, не успевшая проголодаться от домашнего застолья, взяла тяжёлый сосуд.
- Жалко ребят, - вздохнул он. – Пожить и не успели толком…
Инга неопределённо покачала головой, подумав про себя, что Фрол и Лёшка ещё легко отделались – по сравнению с тем, что могла пережить она, смерть казалась не такой уж и страшной участью.
- Лопухнулись солдаты Лютика, это точно, - продолжал дед, шумно прихлёбывая чай. – А я ему давно говорил – не бойцы твои ребятки, не бойцы, моторика ни к чёрту, только и знают, что баб да автоматы лапать без нужды…
- Чего ни к чёрту? – переспросила Инга.
- Увальни обычные, короче, - сказал старик. – Только и годятся видом пугать, не больше… Не то что горинские… Вот у тех выучка – да, на уровне.
- Откуда знаешь? Ты же в Горинск раз в год ездишь, да и то на ярмарку, - удивилась Инга.
- Хех, да как не знать-то – что ни месяц, то по лесу за валом шастают, - сказал старик с усмешкой. -  А слепошарые постовые ни сном ни духом…
- Вот те на! – Инга вытаращила глаза удивлённо. – Но я-то их тоже не видела, а я, сам знаешь, охотница…
- Твоё, деточка, ремесло, уж прости за сексизм, у плиты да на койке, ну и у кроватки… Оленя иль волка выследить тут каждый умеет. Батя твой, конечно, многих тут за пояс заткнёт – но и у змеи с возрастом яд кончается, особенно если змея в норе почти безвылазно сидит. Знаешь, кто в лесу опасней медведя и волколака?
- Кто? – спросила Инга машинально, задумавшись, кто такой этот сексизм.
- Человек, - сказал старик. – Нету у него ни когтей, ни клыков, ни яда – оттого вдвойне изощрённый и пакостный человек получается. Сила против злого разума – пустые акустические колебания воздушной среды.
Инга не сдержала усмешки – любил дед щегольнуть знанием умных слов.
- С медведем особо не поумничаешь, если он тебя в угол загонит, - сказала Инга. – Да и не побегаешь особо от медведя…
- Только дурак будет биться с медведем сила на силу, - сказал Михалыч жёстко. – И вообще на глаза показываться… Но да ладно, охотница у нас ты, а не я, так что не буду зря пустословить… Ты ешь, ешь медок, позавчера собирал, сбор хороший, клевер топтать и жрать некому, пчёлки стараются. Я тебе вот что скажу, Векшуня, - он чуть подался к ней. – Горинцы тут основательно тренируются, я тебе скажу так. Не спрашивай, откуда знаю, у тебя свои охотничьи секреты, у меня свои… Всё как у людей – выживаловка, всё такое, от глаз подальше… Как бы к худу игры эти не привели.
- Думаешь, Горинск к нам полезет? – тихо спросила Инга.
- Всё может быть, про Землю тоже говорили, что плоская, а вон что оказалось… - Михалыч улыбнулся в бороду, усмешка вышла злой. – Люди в Горинске живут не ахти как, всё с деревень кормятся, тамошние ремесленники – слизь, если честно.
Горинск живёт торговлей да ярмарками, объявил себя матерью окрестных посёлков… А какая же это мать, когда – одна семья, одно ружьё? Это, извиняюсь, не мать, это, так сказать, протекторат-мачеха уже, военная диктатура, то есть. Народец под каббалу попал основательно – вон, отчитайся за каждую гильзочку, за каждый патрончик, не отчитаешься – плати неустойку, не уплатил – получи плетей и работу на благо Горинска.
- Поганый городишко какой-то, - сказала Инга. – Араксин, вон, говорит, что в Спалашич лучше податься…
- Араксин тебе наговорит, - проворчал старик. – Ушлый парнишка, ничего не скажешь. Но тёмный, недобрым от него веет… И девки его сторонкой обходят, заметила?
Инга кивнула.
- Так что с ним будь осторожна… - дед вздохнул. – А то мало ли…
- Что- то зачастили про него мне предупреждениями сыпать, - Векша усмехнулась.
- Вот, значит, не напрасно, - сказал старик, наставительно воздев к небу узловатый палец.
- Ага, значит, бог предупреждает, - сказала Инга.
- Он тебе напредупреждает, - хмыкнул старик. – Себя не предупредил, а тебя предупредит…
- Ну как же? Молятся же ведь ему много кто…
- И чего? – дед посмотрел на неё строго. – Если много молятся, не значит, что все правы.
- Ну и всё же? – если честно, Инга свернула разговор на богословскую тропинку, чтобы уйти с прежней, более скользкой. События дня сегодняшнего вряд ли могли что-то иное, кроме плохого, предзнаменовать.
- Что всё же? Я бы на твоём месте к другим бы личностям обратился, - сказал старик. – Перуну, там, или Даждьбогу. Толку, может, больше выйдет…
- Обязательно обращусь, - сказала Векша. – Коль лешего об удачной охоте прошу, то, может, и к ним обращусь. Как хоть обращаться? «Пошлите рабыне божьей Инге зверья под стрелу», или как?
- Да не, в рабах они не нуждались, - сказал старик. – Вообще-то идиотизм, если честно – на кой всемогущему существу, создавшему весь мир, какие-то рабы?
Инга хмыкнула, пожав плечами.
- Не сильна я в вопросах религии, дед, честно, - сказала Инга. – Верить – верю, но не больше… А сам-то ты веришь в кого?
- Ни в кого не верю, - дед хитро улыбнулся. – Ты ж не веришь в облака – вон они, плывут себе по небу, когда есть, или как сейчас, не плывут, но ты знаешь, что такое природное явление, как облака, есть. Вот и я также…
- Веришь, стало быть? – Инга взглянула на него с подначкой.
- Знаю суть вещей, - сказал дед без улыбки. – И этого тебе, пожалуй, будет достаточно…