Дионис и другие. VIII. Демоны-воители

Вадим Смиян
   


   И вот разгорелось новое сражение, и в бой бросились оба – Фавн* и герой Аристей,
а с ними вновь устремился Эакос, сражающийся сразу двумя дротами, а щит меднозданный, работу, Гефеста-Лемнийца, забросивший себе за плечи. А за ними грозной стеной двинулось Дионисово ополчение. Вот возопили сатиры, и тотчас вакханки бросились в битву, груди прикрыв небридами, словно панцирем крепким; в ответ на их натиск труба зазвучала варварская, призывая сплотить боевые порядки. С оглушительным грохотом мечи и кинжалы обрушиваются на шлемы, с дротами тирсы столкнулись и выступают котурны против поножей; щиты со щитами сомкнув, сплотились для боя фаланги – пешие с пешими бьются, и над высокой гривой шлемов шлем мигдонийский спорит со шлемом пеласгов, и схватки противоборцев идут с переменным успехом…
   
      Вот взметается в воздух вакханка как будто бы в пляске – падает воин, стеная!
Вот топнул о землю стопою сатир – и противник валится наземь! Кто-то славит Ареса, воинственный клич испуская, кто-то заводит пэан* в честь Лиэя! Тут вакханка Энио кровь
с возлияньем смешала, а с пляскою – ярость сраженья! Роптры* в неистовстве битвы рокочут и, в бой призывая, кличет труба к сплочению строя боевого; в гущу врагов углубившись, мечет в Дериадея копьё герой Фаленей – уязвил он ударом панцирь железный и крепкий,
но смертоносное жало плоти и не коснулось, мимо скользнуло и в землю воткнулось. Воспламенившись видом Дериадея, вступившего в битву, огромный Коримбас* устремился навстречу ахейцу… Владыка индов всё-таки шею недругу успевает перерубить мечом, и вот
с головой, отсечённой от тела, Фаленей, обливаясь кровью, падает наземь. Бой закипает вкруг трупа свирепый, и в голову Флогиоса  герой Дексиох удар наносит железом, и от удара такого надвое шлем раскололся. Тот же, объятый страхом, отступает помалу, прячется за просторным щитом родимого брата… Коримбас же, свой меч обнажив, голову Дексиоха от тела отсекает немедля! Быстро, чтоб тело врагу не отдать, на защиту его устремляется ярый Клитий, пешим отрядом в бою предводящий, и бурно мечет дрот в надменного Дериадея! Только копьё ратоборца в полете Гера тотчас отклонила, ненавидя Клития самого и Диониса, но между тем воитель отважный бил не напрасно: он огромного зверя уметил в нижнюю челюсть – одного из слоновьей упряжки Дериадея. Зверь же двузубый, что был справа в повозку впряжён, от боли хоботом потянулся прямо к вознице, и, обливаясь кровью, рвёт недоуздок и упряжь! Опытный же возница с мечом под ярмо ускользает, постромки рубит мгновенно, что держат слона под оглоблей… он от ясель просторных преогромного зверя нового тут же приводит для той же упряжки. Клитий же духом воспрял: после смерти жестокой Дексиоха кличет он во весь голос гордое слово такое:
  - Стой же, пёс, не убегай, Коримбас! Я учить тебя буду – как надо биться на копьях с поборниками Диониса! Уведу тебя в рабство во Фригию! А после победы над вами Дериадея слугой Диониса я сделаю!
  Страшно разгневался Коримбас, услыхав такие речи: смешливый Клитий еще только договаривал свои дерзкие слова, а с его плеч уже голова прочь покатилась, настигнута страшной судьбою! Кровь хлынула ручьями из перерубленной шеи, орошая чёрный прах ярким пурпуром, а Коримбас, могучий индиец, оставив бьющееся в агонии тело, уже поразил нового противника – Себета, вогнав медное жало своей пики ему в подбрюшье; свалив Себета, бросился на героя Ойномая – тот не выдержал натиска и обратился в бегство, быстрее ветра устремившись к ополчениям Вакха. Видя такое, Коримбас вслед за ним погнался, дрот метнул боевой, и прямо в спину бегущему пика вонзилась, проникла во чрево и вышла наружу. Ойномай же, железом пронзённый, в прах, весь в крови, повалился, и вот смертоносное облако очи ему осеняет…
 
    Ратник огромный так и никем не сражён – он, единый, напротив, четверых поражает пеших ахеян: Тиндариоса, Тоона, Онитеса и Автесия. Вот афинянин некий правую руку теряет – поражённый железа ударом: отсечённая, прыгнула, будто бы в пляске десница, вместе с плечом, быстро кружась, полетела, бурый песок заливая кровью, бегущей из раны; раненый хочет вырвать длиннотенную пику и с дальнобойным оружием возобновить поединок, левой рукою желая снова и снова сражаться – но поперёк дороги вдруг недруг встаёт ненавистный, новым ударом меча отсекая и левую руку: падает длань эта наземь, и крови поток изобильный брызжет вокруг, орошая убийцу. Длань же, отсечена от тела, цепляется яро, судорогой сведена, за песок и, словно живая, скачет, залита кровью – пальцы скрючены, будто меча рукоять сжимать продолжают или за перевязь снова схватились щита боевого… крикнул он слово такое, лия бессильные слёзы:
  - Ну почему не имею я третьей длани – свершил бы подвиг, достойный хвалы от Девы Тритогенейи! Я еще биться желаю, даже оставшись безруким! Пусть же прославят афинян, кои, и длани теряя, бьются тем, что осталось у них – ногами своими!
  Выкрикнув это, он бросился в битву и безоружный сражался с врагами; встали вокруг, удивляясь, недруги тесной толпой и осыпали героя двойными ударами – он же, оставшись один пред оружием врагов беспощадным, до последнего вздоха бьётся под градом и дротов, и сулиц, и наконец, сражённый падает, ликом подобный богу Аресу…
   Но не только среди пехотинцев свирепый бой разгорелся, и средь конников-воинов резались страшно! Столкнулись всадник со всадником в битве свирепой противоборной: этот сражает пикой насмерть бегущего в спину, тот же в грудь поражает напавшего дротом, 
и, сражённый, повержен во прах с коня боевого! Вот жеребец, уязвленный в пах стрелою калёной, вскинулся и ездока он наземь, разнузданный, сбросил – точно как некогда конь, соперник бурного ветра, Беллерофонта* – Пегас, устремляясь в горние выси! Вот, сражаясь пылко, валится наземь наездник – сбит он с конского крупа, запутался в стремени тут же и, повиснув бессильно вниз головою, по праху волочится, оставив ноги свои на хребтине!
И конца не предвиделось битве…

   Но вот племя гигантских киклопов-бойцов, Диониса вспомощников грозных, против смуглого племени индов вдруг поднялось…Аргилип-киклоп в битву вступил, вздымая свой светоч, сияющий ярко! Вооружённый зарницей, кованной в кузне подземной, бьётся он этим оружием! Инды пред ними трепещут в страхе – кажется им, это пламя с небес устремилось на землю! Этим огнём и сражался воитель-киклоп: на недругов головы сыпались молнии эти от светоча в длани киклопа! Вражеские доспехи, мечи и копья сжигал он сулицей огненосной, пламенеющим жалом! Пламя вздымалось стеной, и нельзя перечислить – сколько же индов сгорели живьём в стрелах зарницы палящей!
  Вот и Стеропес бьётся, смертоносный огонь воздымая, испускающий блеск, с блеском спорящий звёзд поднебесных… пламя же он покровом, как облаком прикрывает – в блеске молний зрим переменно то блеск, а то угасание. Вот сражается Бронтес – молотом он вращает над своими плечами, главы врагов ненавистных поражая железом; кругообразно бьёт их кричащие толпы! Вот, оторвав вершину скалы с основаньем широким, с нею он ополчается на Дериадея – мечет глыбу всей силой дланей своих необорных во владыку всех индов в гуще сраженья! От удара о землю развалилась глыба на части - каменное оружье тяжким осколком мощную грудь поражает! И под ударом камня, что жернова тяжелее, зашатался владыка! Дериадей от удара роняет копьё, ужасное в битве, в десять локтей длиною, роняет и щит свой на землю из ослабевших рук и, испуская дыханье, снарядом сражённый, падает
с колесницы ниц на землю сырую – словно высокоствольный ветвистый падает кедр, распростёртый на поле обширном… Битва вскипела! Но индам на колесницу владыку-царя удаётся внести – страшились они киклопа: вдруг и другую скалу метнёт он снова, свирепый, и снарядом ужасным убьёт повелителя индов! Прямо посреди лба гигантского воина глаз округлоблестящий сверкает от пламени гнева!
  Вот ополчился Трахиос: с братом он вместе ступает, и глыбой вздымается в дланях щит огромный и тяжкий! Элатрей же схватил целый ствол сосновый вместо копья – этим могучим стволом крушит он шлемы и головы недругов ненавистных! Вот поднялся Эвриал: отрезав от главного войска индов отряд, он погнал их до моря, после, в бурные волны столкнувши их боевые порядки, он торжествует над ними в волнах, полных оружья – лезвием мечным вращая в двадцать локтей длиною, и над заливом скалу висящую срезав единым ударом, в недругов оную мечет… Многие рока ужасного в море изведали: и погребенья лишились, и Ареса морского стали добычей. Третий брат вместе с ними – доблестный Халимедес бьётся, огромный: сея страх меж врагами, тело своё защищая, держит прямо пред глазом единым щит свой выпукловидный! Видит его Флогиос: и, мстя за убийство индов, лук боевой напрягает, спуская стрелу ветровую – мчится, пернатая, метя прямо в око киклопа! Но ускользает проворно от разящего жала высокоглавый киклоп, а после скалу вырывает и во Флогиоса мечет снаряд каменистый, но воин бегством спасся к повозке рогатого Дериадея: он едва ускользает от мраморной глыбы, летящей в воздухе. Открывает во гневе глотку свою Халимедес и убивает двенадцать мужей могучейшим воплем – столь громогласным, что стал он поистине смертоносным! Рёвом своим киклопы свод сотрясли поднебесный – так был он ужасен!
 
  Но вот выступают Энио свирепой плясуны – диктейские корибанты!
  Бьётся Дамней, что в битве недругов укрощает; воин Окитоос – скольких убил он ударом смертельным! Дротом кого уметил, кого низвергнул стрелою меткою, а кого-то низринул мечом смертоносным! И бежавшего быстро противника, яростный, он настигает – ибо был он подобен в беге ветру, который только касался вихрем пенной поверхности зыби или верхушек колосьев, когда проносился над полем – и ни единый стебель при этом не колыхался – вот каков бурностопный Окитоос! Рядом сражался Мимас, плясун искусный в битве свирепой, сея во вражеском войске смятенье круговращеньем меча, согласуя прыжки с этим танцем зловещим – вот какова была пляска с прыжками в полном доспехе Мимаса, бурным дротом вращающего над главою! Недругов режет он шеи, жнец-воитель железный, смертоносной для индов секирой, кинжалом двуострым!
   Вот Идей остроглазый в честь Энио хороводит, битвы плясун неустанный, бурно вздымает стопою, неодолимый, убийством индов обуреваем! Здесь  Мелиссей в ополченьях индов сумятицу сеет, необорим в ратоборстве, он имя своё подтверждает*, уподобившись жалу острому пчёл разъярённых! Вот искусно стопою в круговой неустанной пляске, в высокогривом шлеме сражается Акмон, а рядом Окитоос – крепок, как в кузнице наковальня! Ведь это их предки щиты корибантские держали тогда пред собою, во время сна Зевса-малютки, спящего в каменной нише: жил тогда Дий-младенец в горной пещере, где молоком
от козы-Амалфеи* питался. Мудрости влага струилась, а щитоносцы гремели и с оружьем плясали, в доспехи свои ударяя, дабы никто не проведал о месте рождения бога!
     Вот во врага Мелиссея, ловкого в битве курета, быстро скалою бросает Моррей – но его не уметил! Ведь невозможно, чтоб камень погибелью стал корибантам, кои Рее-богине его подавать помогали вместо Кронида-младенца на стол кровожадному Крону! Так вот вступили они в свирепую битву, ярого бога Ареса зачинщики пляски, и подле колесницы теснятся владыки Дериадея, окружённого рядом щитов, и в кипении битвы башню они обступили повозки, в щиты ударяя! Шум громкозвучный боя возносится к дому Зевеса…

    Бьётся и сам Дионис неустанно в битве неистовой: тирсом он ратоборцев сражает, умечая их в самое сердце и, торжествуя, подъемлет вверх трупы. А после швыряет он мертвецов – чтоб узрела гневливая Гера!
   Рядом с ним – Аристей, далекомечущий муж Автонои*. Для доблестной схватки луком он вооружился, как славный лучник-родитель, а храбрость в нём закипает от матери, лучницы также, дочки Гипсея Кирены. Врагов низвергая на поле, мощной рукой он камни огромные мечет, недругов давит, будто оливки в давильне для масла! Страх на врага он наводит бронзовым громким кимвалом: потрясая той медью, он шумом гремящим как будто рой пчелиный пугает жужжащий!
   Братья с фракийского Самоса, огненной силой могучи, Кабейро-лемнийки* сыны, сражаются яро: от дыханья Гефеста отчего, полного жара, мечут их грозные взоры пламенные зарницы! Колесница для боя – из стали, вкруг жеребцов их прах клубится, вздымаясь ударом копыт меднозданных; глотки их коней прыщут ржанием алчно-свирепым – отче Гефест животных выковал с превеликим мастерством и умением. Эвримедонт* ими правит и огненною уздою огнепылкую медную пасть коней укрощает. Алкон сжимает в руках огненный факел смолистый – принадлежность шествий Гекаты в краю его отчем; дрот в деснице лемнийский, деяние кузницы отчей, держит он, воздымая; у бедра сильно-могучего меч широкий мерцает! Если же кто-то посмеет камень, хоть малый, метнуть и заденет меди поверхность, то от широкого лезвия и закалённого жала сами собой запылают пламенные зарницы!
  Вот, потрясая гребнями шлемов, корибантов диктейских отряд бросается в битву, алчно пылая сразиться. Звучно мечами бряцают, выхваченными из ножен в лад своей пляске военной, и движется вооруженье всё согласно их бегу стремительному по праху… О, плясуны Ареса! Пастыри с гор диктейских рубят воинство индов в куски железом куретов – валится недруг на землю, в прах головой повергаясь, только лишь рокот заслышав тяжкогремящих доспехов!
  Вот, воздымая дрот неистовой распри, мчится вперёд бассарида на индов, не знающих Вакха, головы тотчас срубая плоским лезвием тирса! И Эвпетала запела, сплетая Ареса и Вакха в песне, в битву вступая; железо доспехов в безумье крушит, племя индов враждебных тирсом она низвергает! Несколько недругов-индов сразу пронзает тирсом могучим Терпсихора, дева гроздолюбивая, в битве медь двойную кимвала вращающая над собою! Бьётся Калика-вакханка, рядом держась с Дионисом, впавши в безумие битвы… жуткие вопли несутся над полем! Вакханки, неистовством обуянны, яро на брань со смуглым индом бросаются страстно, за тобой, о лидийский бог! Вкруг кудрей вакханок сам собой полыхает возгоревшийся пламень…
   
    Братьев вновь побуждают с удвоенным пылом сражаться звуки авлоса, что вечно сопровождают Ареса, и от ладоней могучих грохочущих корибантов содрогаются бубны из крепкой кожи воловьей! Возгремели кимвалы, сладостные свирели Пана лад изменили,
в битвенный клич превращаясь. Вражье войско ответило яростным воплем, и засвистали
в воздухе потемневшем пернатые частые стрелы: лук зазвенел, праща приготовлена, трубы взревели! Только лишь войско достигло берега, где изливалась чистая влага Гидаспа, алым окрашена цветом, как Дионис испускает вопль громогласный из глотки, будто одновременно девятьсот воинов крикнуло кличем ужасным – тут же замерли в страхе инды, и разбежались: кто к струям кровавым потока, кто к равнине приречной! А войско, ведомое Вакхом, недругов истребляет и на брегах, и на водах! Вот божество чужеземное кличет индов владыку, грозное слово молвит из уст, изрыгающих ужас:
   - Что ж ты бежишь и страшишься? Коль ты из рода речного, то я – от крови небесной!
И хуже настолько Лиэя Дериадей, насколько Гидасп слабее Зевса! Коль пожелаю, достигну и туч, а коль прикажу я – дрот мой тут же достигнет орбиты богини Селены! Коль полагаешь величье  в лике своём ты рогатом, бейся, если ты в силах, с Вакхом-пришельцем!
  Молвил, и гул одобренья войска божества испустили: каждый стремится сразиться рядом с самим Дионисом! Грозная битва велась, пока не зашла Вечерница, Веспер, льющий сиянье над истреблением индов.
  В битве, как в пляске, бьётся Бромий* отважный и гонит народ смуглокожий то устремляясь к передним бойцам, их натиск встречая, то в середину сраженья бросается, тирсом изострым он собирает начатки жатвы своей темнокожей, то убивает, ярясь, недругов ненавистных! Сатиров Вакх ободряет для битвы с Дериадеем, как только видит, что войско индов Арес оставляет; воины яростно бьются – оставив кипение битвы ярой на правом крыле неистовому Дионису, Аристей устремился к левому краю сраженья.
 
   Ополчился Моррей на Вакхово войско… Эвримедонта он ранит, воина в пах поразив окровавленным дротом. Разрезало быстрое жало мощную плоть бедра и кожный покров разорвало – подогнулись колени, и наземь пал ратоборец! Алкон меднодоспешный заметил падение брата, бросился воину в помощь, длинным копьем потрясая, поединщика сразу прикрыл от ударов щитом круговидным, башнею возвышаясь над ним, грозя супостатам копьем длиннотенным, к себе их не подпуская: брат защищает брата! Встал он над раненым мужем, словно лев над котятами, пасть разверзающий яро, корибантийские вопли из глотки своей испуская! Только Моррей увидел, как тот изготовился к бою, в землю упершись подле поверженного кабира. Словно Тифон, взъярился Моррей могучий и ополчился на братьев обоих, дабы стенала Кабейро над двоими погибшими сыновьями, коих убьют за единый день железом единым! И убил бы обоих, когда б не взмолился Эвримедонт лемнийцу* и не молвил такое:
  - Отче, вождь огнепылкий тяжкого кузни искусства, помилосердствуй за службу; сына спаси! Исполинский Моррей его тяжко поранил…
    Молвил – и с горней выси пылкий Гефест устремился, пламенем многоязыким отпрыска окружил он, огненный дрот в руке воздымая! Вкруг шеи Моррея вспыхнул сам собою, будто умом наделённый, закрутился вкруг горла огненным ожерельем, после сбежал по телу от самого подбородка вниз и достиг за мгновение ока ступней и лодыжек, меж колен его вспыхнул, разливая сияние; вот уж и шлем охватило пламя, к вискам подбираясь; быстро погиб бы Моррей под огненным натиском ярым, сгоревши в костре без остатка, кабы Гидасп, отец повелителя Дериадея, не пришел бы на помощь. Наблюдал он за битвой со скалы, приняв человеческий облик. Сразу пришел на спасенье к Моррею прохладною влагой, свежестью угасил он лик горящий героя, смыл и чад, и копоть с доспехов его раскалённых – облаком свежим и чистым окутал мгновенно Моррея, ослабевшие члены укрыл мерцающей зыбью – так, что не смог лемносский Гефест спалить ратоборца! Гефест же, умелец, отогнав пламенем врагов от раненого сына, поднимает на плечи его и быстро уносит с поля сражения.
  А Моррей в это самое время продолжает сражаться: спасшись от пламени и от копейных ударов, он вперёд яростно устремился и поразил Флогия – известного зачинателя плясок на пирах Диониса. Повергнув его наземь, Моррей копьеносный над ним насмехался:
   - Вот тебе пляска иная, не та, что в весёлом застолье исполнял ты за чашей с винною влагой – может, теперь ты спляшешь, павши в свирепом сраженье? Коли желаешь, пляши у влаги Леты, пусть твоей пляске радуется теперь сама Персефона!
 
     Так он сказал и ринулся к сатирам, сея в них ужас и страх. Вслед за ним Тектаф,
муж-щитоносец стремится, угрожая врагам мечом смертоносным. Вот он сносит голову с плеч у храброго Пилаэя, Онтирия чело рассекает клинком беспощадным, широкогрудого Питаса ниспровергает железом… Многих воителей Вакха он погубил бы еще, если бы Эвримедонт быстроногий его не увидел, к недругу не устремился бы, меч корибанта вздымая, прямо бы
в лоб его не уметил! Из расколотой кости брызнула кровь струёю, разливаясь потоком; грянулся оземь воитель, прах орошая… А бой продолжался – Энио раздувает с удвоенной яростью битву! Вот Моррей убивает Дасиллия, щит свой пред врагами ни разу в бою не склонившим, воина-амиклийца*, страшного в поединках… правую меч ланиту пронзает, кость пробивая! Затем поражает Моррей Алкимахейю, горную вакханку, что красотою превосходила многих ровесниц: некогда в храм Геры Аргивской она посмела явиться, и богини кумир лозою она бичевала, оскорбляя бесчестьем мачеху Диониса! Не избежала гнева, жгущего Геру, Алкимахейя, лемнийка прекрасная: на чужбине во прахе она, родителя после битвы уже она не увидит… А Моррей свирепый на этом не остановился: он убивает Кодону – ту, что жила близ Олимпа у Алфея потока; не пощадил инд ни прядей ее головы, от плеч отсечённой, ни румяного лика, загрязнённого пылью, ни округлой груди, что так подобна яблоку, и грудные мечом рассек он повязки… Он красоту уничтожил такую! Грянулась дева оземь и дух испустила.
  Преследуя яростно многих длинноодетых вакханок, Моррей их мечом убивает:
  Эврипилу, Стеропу и Сойю убил он, настигнув; вот поражает Стафилу, пронзает Гигарто, а затем – Меликтену сразивши мечом, обагряет железо кипящею кровью. Неистовые тельхины тоже в битву вступают: ствол маслины вздымает один, кизиловый комель из почвы вырвал другой с листьями и корнями, третий с глыбою камня устремился на индов, над головою вращая сей страшный снаряд, супостата крушащий!
 
     Гера меж тем, что дышала ненавистью к Дионису, смелость придала и силу могучему Дериадею, наделив его, бьющегося с врагами, устрашающим блеском ( только лишь нападал он свирепо, как от доспехов его свет исходил смертоносный, а над шлемом гривастым блистали зарницы!). Даже и Вакх отважный затрепетал, завидев Дериадея доспехи, сияющие средь битвы, и пламенное мерцание по-над гривою шлема! Дионис изумлялся, узрев его доблесть, и в сердце сил не стало сражаться с врагом, вооружённым на битву самой Герой – стал он медленно отступать с поля битвы…
   Инды, отважные сердцем, мгновенно воспряли духом, увидев, как Дионис отступает вспять; это заметил также и Дериадей и врубился с удвоенным пылом в ряды Вакховых войск, вращая над собою своим наводящим ужас копьём! Медленно и неуклонно отступал Вакх в сторону древесных лесных чащ, и буйные ветры с моря стремительно уносили все надежды на победу прочь.
  Тут с неба явилась Афина, велением Зевса ведома! Брата, бегущего битвы, поражённого гневом Геры, желает она вернуть в пучину сраженья…Над сородичем встала, за русые кудри схватила его, видимая одному Дионису!
Грозная Дева метнула взорами пламень гневный, обратилася ликом к брату, стала внушать ему мужество жарким сияньем и, укоряя его, так возвестила:
  - Что ж ты бежишь, Дионис? Что битвы страшишься свирепой? Где тирс твой могучий, где длиннотенные дроты? Что о тебе смогу я поведать Отцу? Что я увидела мёртвым повелителя индов? Нет: Дериадей живёт, а Моррей неистово бьётся! Разве не обладаешь ты силой, дарованной Небом? Не был ты в Ливии? Не состязался с Персеем? Не заглядывал в око Сфенно*, обращающей в камень? Грозный рык Эвриалы непобедимой не слышал? Струсил ли отпрыск Семелы? Ибо Горгоноубийцу доблестного породила Акрисия дочь Зевсу, серп мой из дланей могучих Персей отважный не бросил! Славу поют Геспериды повергшему Медусу! А Эакос неустрашимый похож ли на Вакха? С Дериадеем схватился, от индов царя не бежал он! Снова тиран аравийский тебя напугал? Мне позорно яростного Ареса видеть, отца Ликурга, как он повсюду кричит о бегстве из битвы Лиэя! Твой же и мой родитель битв не боялся: он и Титанов низверг с кручи Олимпа! Если от Дериадея и индов ты убежишь, то тебе не сестра я вовеки! Так возьми же снова свой тирс и вспомни о битве; войско возглавь, и рядом с неистовой Бассаридой да увидит Афина меднодоспешного брата и поднимет эгиду - опору победам Олимпа!
   
    Услышав слова сестры, воспрянул духом Дионис и воспылал желаньем снова сражаться с врагами, надежду на победу вновь вдохнула в него Афина! Вновь бросился он в битву: десятки врагов убивает своим разящим тирсом, глубокие раны наносит, пикой вращая, или метая глыбу каменную вместо копья – и сражённые им бьются во прахе в агонии пляске! Фрингоса, уатокойтов вождя, тирсом изострым он поражает – тот покидает битву, но, Мелиссеем застигнут, падает от секиры двуострой! Целится Вакх в Эгретия, индов героя, неистовый дрот воздымая: мощно посланный Вакхом дрот несётся сквозь воздух, но ускользает Эгретий… А Дионис на племя болингов и доблестных арахотов страх насылает безумный; яростно гонит он войско салангов, и ариенов ряды разбивает! Он обращает вспять войско уатокойтов,  Лига-героя в единоборстве кровавом наземь свергает! Настигнув укрытого в чаще Меланея*, тирсом наповал его поразил: он ярых вакханок стрелами насмерть сражал, сидя в засаде: спрятавшись в тайном укрытье, всегда за скалой он скрывался или за древом высоким, ветвями прикрывши оружие, и, незамеченный, стрелы бесшумно метал в недругов тайно…
  Вот отступают уже инды в битве свирепой, трепеща перед силой и мощью непобедимого Вакха!

   Пока Дионис отчаянно сражался с войсками индов в восточных пределах мира, Гера замыслила злобное коварство. Пересекая небо над полем битвы, где войско индов снопами валилось наземь, противоставши гибельным натискам Диониса и его воинов, богиня воспылала неистовым гневом. Лютой злобы полна она на Лиэя, в сердце богини ревность и ярость вскипели… и решила она прельстить сердце и очи Зевса страстью сладкообманной под Гипноса крылами, и над заснувшим Зевсом козням предаться против сына его Диониса.
  И вот проникла Гера во всеприимные домы мрачного Аида, нашла там Персефону и сказала ей хитрое слово:
   - Ты, блаженнейшая, живёшь вдали от Бессмертных и не видишь, как правит Олимпом дева Семела! Как бы Лиэй, я боюся, что от смертного чрева рождён, не завладел бы громами, смертной дланью не взял бы молний огненных силу! Только гневит меня больше то, что Кронид поднебесный свод предоставил Семеле, а Тартар – тебе, Персефона! Для Аполлона – небо, горний дом – для Гермеса, а в мрачном доме подземном ты должна обретаться! Зевс на Олимпе владычит, полном созвездий, брату власть над простором морским предоставил, твой же супруг во мраке бездны земной пребывает! Так ополчи же Эринний на проклятущего Вакха – зреть не могу недоноска владыкою на Олимпе! Пусть храбрые инды отдохнут хоть немного от натиска Диониса! Смилуйся над оскорблённой богиней, ибо Кронион нектар судил Дионису, кровь же распри – Аресу!
    Сказала так Гера и пробудила сочувствие в сердце грозной Персефоны.
Богиня преисподней одолжила повелительнице Олимпа Эриннию Мегайру в спутницы. Возликовало злобное сердце Геры – свирепым оком Эринния будет ей в помощь! Прянула Гера из бездны, трижды шагнула она бурной стопою и на четвёртом шаге явилась у Ганга; Мегайре она с ликом суровым показывает на индов мёртвых, на смятение, царящее в войсках Дериадея, на мощь натиска Диониса. Видит Мегайра деяния Вакха Индоубийцы, в сердце ее закипает гнев еще больший, чем у Геры небесной! Возрадовалась Гера змееволосой спутнице и, засмеявшись ужасно, молвила мрачно Мегайре:
   - Вот как свершают деяния новые боги Олимпа, недоноски Зевсовы вот как воюют! Семеле Зевс единого сына дал, дабы всех погубил он индов невинных и кротких – неправедному Зевсу вместе с Вакхом яви же силу Мегайры-девы, ибо и боже всевластный Зевс преступает законы! Он с лихим тирсенийцем не бьётся, что только умеет воровать и купцов на разбойных стругах грабить; не карает он племя дриопов* бесстыдных, у коих жизнь – лишь убийство да драки; он индов казнит благочестных! Горе! В уме божества беззаконье! Бессмертного бога Гидаспа поражает зарницами смертный, рождённый небесным отцом, всевластным Зевсом!

      Молвила так Гера и в небо поспешно прянула. Тихо скользнула Мегайра к горным высям, спряталась там в глубокой пещере, лик змеевласый сменила, грозного ужаса полный, на совы оперенье; и там ожидала, пока величайший Зевс не забудется сном – так ей велела державная Гера!


_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

*Фавн – сын Посейдона и Цирцеи, один из храбрейших воинов в войске Диониса;

*пэан – песнопение праздничного или религиозного характера;

*роптры – ударный музыкальный инструмент;

*Коримбас – предводитель эфиопов в войске индов;

*Беллерофонт – великий герой старшего поколения, сын Посейдона. Победитель чудовища Химеры, ликийского племени солимов и амазонок. Ослеплённый собственной славой, возжелал на крылатом коне Пегасе взлететь до вершины Олимпа, однако Зевс наслал на Пегаса бешенство, и тот сбросил Беллерофонта на землю, после чего гордец лишился разума и скитался по земле безумным бродягой до самой смерти;

* Мелиссей в ополченьях индов сумятицу сеет, необорим в ратоборстве, он имя своё подтверждает… - один из корибантов, его имя означает «пчелиный пастырь» или просто «пчеловод»;
 
*коза-Амалфея – коза, чьим молоком был некогда вскормлен младенец-Зевс. Вознесена на небо в виде созвездия, известного под именем Коза;

*Автоноя – одна из дочерей Кадма Фиванского, сестра Семелы;

*Кабейро-лемнийка – некая смертная фракиянка, родила от Гефеста Алкона и Эвримедонта;

*Эвримедонт – корибант, сын Гефеста и Кабейро;

*Бромий – (шумный) – одно из имён Диониса;

*лемниец – (здесь) – Гефест;

*воин-амиклиец – воин из Амикл, города в Спарте, известного древнейшим культом Афродиты Вооружённой. Амиклиец означает – спартанец;

*Сфенно – (сильная, могучая) – одна из Горгон. Их было три сестры: Сфенно, Эвриала и Медуса (владычица). Из них первые две были бессмертны, только Медуса являлась смертной, и только ее можно было убить, что и сделал Персей с помощью меча-серпа(хопеша) Афины;

*Меланей – один из индов, сын Арета; его боевая тактика недвусмысленно свидетельствует о том, что Меланей был древнейшим в истории войн снайпером;

*дриопы – древнее фессалийское племя, известное своей воинственностью и разбойничьим нравом.