ХРАНИТЕЛИ ДУШИ И МУДРОСТИ НАРОДНЫХ
С годами, вероятно, у каждого из нас изменяется отношение к окружающему миру, к людям, к природе, ко всему, с чем мы сталкиваемся, с чем имеем дело. Все прожитое просеивается через сито памяти, и крупное остается, а мелкое – уходит и выветривается, бывает, без следа.
Но что такое – крупное, и что такое – мелкое?
Почему воспоминание детства по какому-то незначительному поводу важнее иногда для нас, чем иные события мирового значения? Не значит ли это, что первое – действительно крупнее второго?
Все чаще и чаще вспоминаются мне детские впечатления периода 1956-1958 годов и этот человек, запомнившийся всем моим односельчанам. Ничем с виду не отличавшийся, небольшого роста, с тонким голосом, худощавый, он быстрее походил на подростка, чем на взрослого мужчину, но мы, тогдашние пацаны, смотрели на него восторженными глазами, ловили каждое его слово, готовы были выполнить каждое его поручение.
Это был для нас маг и волщебник – заведующий клубом села Данул Зенон Басараба.
Он вызывал у нас какое-то дикарское удивление своим умением перевоплощаться на твоих глазах совсем в другого человека. Это было ощущение чуда! Вот перед тобой дядя Зенон со своим голосом, своими движениями, жестами, хорощо известными, со своими привычками. Но стоило тебе отвернуться на секунду и не заметить, как он взял из шкафа какой-то платок, и ты вытаращиваешь глаза и тупо смотришь перед собой, глядя на эту пожилую женщину, которая что-то объясняет, чему-то смеется, кого-то проклинает. И уже это не Зенон, а Зина, и ты, а с тобой кто-то еще, ошарашен этим преобразованием. Ошарашены настолько, что некоторые люди постарше стали поговаривать о том, что не замешана ли здесь нечистая сила?
В выходные дни почти с самого утра вокруг клуба, которым он заведовал, начинали собираться хлопцы, а туда, после обеда, по две, по три – девчата.
Обычно сначала приходили любители шашек и шахмат. Затем собирались музыканты. Кто-то играл на баяне или аккордеоне, но всегда с нетерпением ждали духового оркестра.
Духовой оркестр – это второе чудо моего детства. Руководил им покойный Георгий Ильич Панько, а среди музыкантов были известные во всей округе Гавриил Нагорняк, Николай Бач, братья Дущаки и другие чародеи, способные разбудить мертвого и заставить плакать камни. О, медные трубы духового оркестра! С каким восхищением смотрели мы на вас, как ярко и притягательно вы блестели, какие струны будили ваши звуки в наших сердцах во время марша “Прощание Славянки” или какого-нибудь бессмертного вальса, или “Молдовеняски”, или искрометной сырбы!?
Кто может утверждать, что эти события тех лет по своему значению менее весомы, чем строительство домов, посадка сада, копка колодцев и покорение космического пространства? Глядя на них с высоты прожитых лет, я бы этого не сказал. И не сказал бы потому, что они относятся к разряду событий, имеющих вечное значение. Если не для нашей материальной, то для нашей духовной культуры.
Зенон Басараба был режиссером в одном из затерянных сельских клубов, в нашем украинском селе Данул. Он поставил на клубной сцене “Наталку-Полтавку” и “Сватання на гончарівці”. В этих пьесах играли девушки, юноши, дети, люди пожилого возраста. Это было в условиях, когда мои односельчане не могли читать по-украински, так как в Молдове тогда не было украинских школ, газет, театров, писателей.
На спектакли не каждому удавалось попасть. Клуб бывал переполнен, и одна из причин, по которой мы хотели туда быстрее вырасти – это было желание попасть в клуб во время представления.
Зенон играл Грицька, и стены нашего клуба дрожали от хохота. Игралась другая какая-то сцена – и в клубе стояло мертвая тишина. Это было так красиво и так «переживательно», и так хорошо, и так тоскливо и грустно, что никто не стеснялся вытирать набежавшие слезы.
Таков был Зенон Басараба – кумир сельских мальчишек. Много лет прошло с тех пор, затерялись его следы, кто знает где он, есть ли , жив ли, какова у него судьба? Но спросите любого данульца моего поколения, и он обязательно скажет вам, что он помнит этого человека, такого незаметного и невзрачного с виду.
Сколько раз мне, занимавшемуся четверть века собирательством фольклора, приходилось укорять себя за то, что я не успел записать голос, мысли, песни или высказывания того или иного яркого человека!
Я не успел записать своего соседа деда Захарию Урсула, который был живой копилкой пословиц, поговорок, юмористических рассказов, разного рода баек и бесподобных сюжетов. Он копал колодцы, залезал на самое дно , выгребал оттуда глину, строил «цебреня» и оставил о себе память тем, что добрая половина колодцев в Дануле вырыты его руками. А мы, пацаны, ходили к месту этой работы, чтобы помочь покрутить, опустить бадью или побежать за чем-то по поручению взрослых, но главная цель наща была – послушать деда Захарию Урсула.
Я не успел записать народную мудрость, приметы, пословицы и поговорки, знатоком которых был дед Михайло Руснак, шутки и прибаутки деда Томы Руснака.
Не успел зафиксировать на магнитофонной пленке мелодии Георгия Ильича Панько и Гавриила Даниловича Нагорняка.
Не успел записать сказки старой Русначки, рецепты, применяемые для лечения, моей бабкой Олей(Еленой) Урсу.
Мне кажется, что я не успел очень многого.
Я собрал более 700 украинских, более 400 молдавских, 65 цыганских песен. Мои материалы опубликованы в ряде книг. Но это – такой пустяк по сравнению с тем, что упущено, что упускается, и что будет еще упущено!
Каждый день кто-нибудь умирает, и среди них – те, кто явдяются хранителями души и мудрости народных – знатоки и ценители фольклора, обычаев, традиций народа.
Давно нет в живых Константина Ильича Баланюка – первого человека, к которому я когда-то обратился как к знатоку украинских народных песен. Первому, который понял и помог мне в 1968 году. У него я записал песню «Ой в неділю пораненько”, в которой поется о том, как в старину ловили рекрутов, вязали им руки и отправляли в Хотин.
Нет Гавриила Георгиевича Тучака, 1886 года рождения, который рассказал мне легенду об основании села Дану.
Нет Ольги Федоровны Кадельник, знавшей много песен о чужбине:
“Соловею рябенький,
В тебе голос тоненький,
Защебече-ж ти мені,
Бо я в чужі стороні...”
Нет Марии Григорьевны Нагорняк, бывшей сельской учительницы, хорошо знавшей и тонко чувствовавшей музыку.
Нет в живых ее мужа – известного музыканта Гавриила Даниловича Нагорняка, любимой песней которого была:
“По дорозі камінної
Голуби літают.
Я ще розкіш не зазнав,
А літа минают...”
Нет прекрасной песенницы Марии Дионисиевны Лупашко:
“Мій Іване, Іваночку,
Житний колосочку,
Ні по чим тя не пізнаю,
Лиш по голосочку.
Голосочок як дзвіночок –
Далеко йго чути,
Аж на тім подвіррячку,
Де я маю бути...”.
Нет в живых незрячей Веры Григорьевны Епурь, потерявшей зрение в детстве от разрыва гранаты, знавшей множество песен, обычаев и обрядов нашего родного села.
Нет рано ушедшей из жизни заведующей сельской библиотекой Валентины Николаевны Савчук, знавшей новогодние и рождественские обычаи, у которой я записал “Маланку”.
Нет Лидии Фоминичны Руснак, множество песен которой запомнил и сохранил художественный руководитель нашего сельского Дома культуры Павел Николаевич Мотря, её сын.
Если мы взяли у них хоть немного того богатства, которым они обладали, то это и будет память о них, о наших дорогих чародеях и кудесниках, которым несть числа, и которые являются гарантами “непотопляемости” народа.