Зимы на Урале, как уже упоминалось, снежные и холодные. Были, по крайней мере, а сейчас, вон, даже навигация по Северному морскому пути продлилась – льды тают, да и вечная мерзлота потихоньку к северу отступает, создавая, как ни странно, не облегчение, а дополнительные проблемы. Однако, во времена Витюшкиного детства со снегом зимой проблем не было. Бывает, за ночь столько наметёт, что только крыши домов над сугробами видны, особенно, если дом на небольшом фундаменте построен. Такой домишко, как раз напротив, через улицу то есть, стоял. Тут уж откапываться надо, для чего на каждом подворье предусмотрены были специальные зимние лопаты – к деревянному черенку прилажен кусок фанеры, обитый у хорошего хозяина с переднего торца жестью, это чтобы лопата не так быстро изнашивалась, иначе её и на сезон не хватит.
Витюшкин отец – мужик додельный, работал на местном машиностроительном заводе токарем – точил всякие большие детали для турбобуров на станке ДИП-500. Когда Витюшке было ещё года два, дом, в котором они жили, отец перестроил, для чего была созвана "помочь" – это когда собираются человек пятнадцать мужиков, не обязательно родственники, а просто соседи, и строят хозяину дом дня за два. Дома в посёлке были сплошь бревенчатые, благо рядом уральская тайга, лесу в которой – бери не хочу. Однако, никто его не рубил без спросу – лес выписывался в лесничестве, а потом на отмеренной лесником делянке валили строго определённые деревья, это уж как лесной смотритель покажет, рубили сучья, кряжевали, шкурили и вывозили хлысты конной тягой к месту постройки, где готовили стеновые брёвна – рубили топорами на их концах, отрезанных в размер, специальные пазы-углубления для сборки "в лапу" и продольные желобки, для того, чтобы брёвна ложились друг на друга гнездо в гнездо. Между брёвнами при возведении стен для уплотнения-утепления укладывали паклю или, кто победнее, мох, который заготавливался заранее и предварительно высушивался, как и сами брёвна. Одним словом, сейчас бы сказали, что дом собирался, как конструктор "Лего", но в те времена, такого понятия не было, а домики, между тем строились и стояли веками, если пожар не случится, только бревенчатые стены становились со временем какими-то тёмно-серыми, почти чёрными.
Витюшкин дом отец не строил "с нуля", а перестраивал из старых "хором", для чего сам дом подняли, не разбирая, повыше на домкратах, подвели кирпичные фундаментные столбы, устроив потом между ними земляной цоколь-завалинку, обшитый досками. Достроили пристройку с сенями и всё это дело накрыли шатровой крышей из тёсаных досок с двумя желобками для стока дождевой воды. Получился дом в две комнаты, одна из которых называлась спальней, с кухней и сенями-прихожей, часть которой была отделена под кладовку-чулан. Вокруг дома по двум сторонам была пристроена веранда, которую называли коридором, и из которого кроме входа с улицы было два выхода – в огород и во двор, тоже крытый тёсом. Под домом вырыли подвал-голбец, в который был предусмотрен лаз. Одним словом, получился не просто дом, а "дворец" – далеко не каждый житель их посёлка мог похвастаться подобным жильём. Витюшкины родители, люди не богатые, пока это всё организовали, вытянулись, что называется, "в ниточку". Сам он хорошо помнил, как в первом классе под весну питались подмороженным, прогорклым каким-то, картофелем – другого-то просто не было.
Так вот, такой дом, конечно, никакой снегопад занести по самую крышу уже не мог, однако, сугробы полутораметровые вокруг построек наметало часто, и в Витюшкину обязанность класса этак с третьего входило отгребать снег от крыльца до самой дороги – метра четыре-пять, а по весне – рыть вдоль построек снежную траншею, отгребая его от стен, чтобы те не намокли при таянии. Впрочем, дорогу дорогой-то можно было назвать весьма условно – по улице их, выходившей на окраину посёлка, машины не ездили, да и была тогда на их "конце" всего одна легковая машина у инвалида войны, занимавшегося теплицами – "Москвич-407", по тем временам диковинка страшенная. У остальных были велосипеды да мотоциклы, и то не у всех. У родителей же был велосипед, который купили, когда Витюшка учился уже в третьем классе. То, как он учился на нём кататься – это уже отдельная история. Поэтому улица их летом была всегда покрыта невысокой травой и лишь посредине, там, где стояли уличные столбы с электропроводами, была натоптана тропинка. Зимой так же натаптывалась та же самая тропинка, только не в траве, а в снегу, которая по мере выпадения снега поднималась над землёй иногда до полуметра. Вот до этой самой тропинки Витюшка снег и отгребал до самой земли на ширину метра в два, а отгребаемый снег отбрасывал на стороны, так что за зиму вырастал по бокам этакий бруствер высотой метра в полтора.
Учился он класса с четвёртого во вторую смену, так что с утра делал уроки, а потом – на снежную физзарядку.
Приятель Витюшкин, Мишка Шилов, с которым стали учиться вместе с пятого класса, придя как-то к нему в тот момент, когда Витёк занимался борьбой с очередным бедствием после вчерашнего снегопада, посмотрел на этот бруствер, и в глазах его мелькнула озорная искра – Мишка вечно что-нибудь выдумывал и подбивал Витюшку на всяческие "подвиги", да и сам Витюшка на выдумки был горазд:
- Витька, а что если мы тут дворец снежный построим?
- Это как – дворец?
- Ну, не то чтобы дворец, а снежный дом, – в те времена, конечно, никто из них "Ледяной дом" Лажечникова не читал, да и взрослые-то вряд ли эту книгу читали. Однако, снежные крепости строились, и на Масленицу с горок не только дети, но и взрослые на кованках, сбитых по несколько штук в "поезда", катались и на столб за подарками на увенчивавшей его вершину крестовине лазали под смех и улюлюканье толпы зевак.
- Смотри. Расчищаем вот тут, – Мишка показал на свободное пространство слева от расчищенной дорожки место за бруствером, – всё до самой земли – это будет у нас зал, накрываем его досками, надо будет тебе доски у отца попросить, а сверху засыпаем снегом. А вон оттуда, от поленницы, делаем вход с прихожей.
- Так доски-то под весом снега провалятся, – Витюшка с сомнением посмотрел на приятеля.
- А чурки на что? Я у вас их, не колотых, штук пять возле крайней поленницы видел. Их-то сейчас снегом занесло, так мы откопаем и сделаем из двух центральную колонну, на которую доски и будут опираться.
Сказано – сделано. В ближайший выходной работа закипела. У Витюшкиного папы нашлись старые доски для перекрытия, чурбаки для центральной колонны отрыли из-под снега, зал сделали круглым – метра три в диаметре, между залом и поленницей соорудили прихожую, укрыв лаз в неё пологом из куска старой прорезиненной ткани, нашлась в отцовом хозяйстве и такая. А в снежных стенках зала выдолбили углубления-ниши, в которые поставили восковые свечи, их Мишка принёс из дому – его отец был охотником и пчеловодом, так что, поскольку с воском проблем не было, свечи делал сам – электричество-то, бывало, отключали.
Сверху всё сооружение засыпали полуметровым слоем того снега, который отбрасывали, вычищая пространство зала и прихожей до самой мёрзлой земли. Получилось здорово. В зале по-над стенами поставили несколько маленьких чурбаков для сидения на них, пространство зала при закрытом пологе и по вечерам освещалось свечами, которые помимо света излучали ещё и какое-никакое тепло. В прихожей в углу была заготовлена пирамидка снарядов-снежков на случай отражения нападения неприятеля. И так было в этом "дворце" уютно, что приятели после школы, а особенно по выходным, засиживались там допоздна. Ну и, конечно, гостей, соседских мальчишек и девчонок, в своих "хоромах" принимали. Самым ценным было ощущение того, что этот "дом" был построен их собственными руками.
Витюшка был влюбчивым, как это ни странно звучит для такого возраста. В детском саду оказывал знаки особого внимания девочке, которую звали Нина – сидели рядышком на горшках, во втором классе как-то поехал вместе с родителями в Оханск к папиным друзьям – добирались туда вместо автобуса на "такси", в крытом брезентовым тентом кузове грузового ГАЗ-51. Так вот там влюбился в соседскую девчонку Вальку Беклемышеву и с месяц после возвращения домой тосковал по ней. После третьего класса в пионерлагере влюбился в девочку, которую звали Наташей – осталась от неё одна память в виде общей фотографии, где его пассия отличалась от других девчонок тем, что у неё было смуглое лицо и какие-то "монгольские" глаза. Так вот, лагерная любовь довела мальчишку до того, что однажды ночью он пробрался в девчачий домик-палатку, прополз на четвереньках между кроватями, ориентируясь в свете горевших за окнами фонарей, в поисках Наташкиной кровати, а когда нашёл, склонился над лицом спящей девочки, ощущая как сердце оглушительно бьётся где-то под самым горлом. Наверное, поцеловать хотел, но в последний момент девчонка открыла глаза и отшатнулась от такого видения. Слава Богу, не закричала, а узнав Витюшку, только возмущённым шёпотом спросила:
- Чо пришёл?
- Влюбился, вот и пришёл! – более умного ответа он не придумал и тут же, включив заднюю скорость, ретировался из палатки. История эта огласки не имела и осталась их тайной. Впрочем, и любовь эта после того, как лагерная смена закончилась, продолжения тоже не имела.
В четвёртом классе Витюшка влюбился уже не в кого-нибудь, а в молоденькую актрису Татьяну Самойлову после просмотра фильма "Альба-Регия", где она играла разведчицу. Позже, классе в седьмом уже, на уроках географии с удивлением узнал, что альба-регия – это такой огромный водяной цветок, который вырастает только в мутных водах Амазонки. Так вот, это увлечение вылилось в то, что мальчишка вылил свою тоску по актрисе, старательно написав каллиграфическим почерком слово "Альба-Регия" на маленьком листочке из тетрадки в клеточку, заклеил надпись вторым таким же листочком и спрятал свою тайну под стопкой учебников на столе.
Ну, а в пятом классе, особого Витюшкиного внимания удостоилась уже одноклассница Валентина Пискунова, жившая за рекой, только не за протекавшей вдоль их улицы Смоленкой, а за Очёром, которая, наполнив своими водами заводской пруд, стекала по бетонному широченному лотку, минуя затворы плотины возле заводоуправления и несла их дальше, приняв в себя по пути где-то в двух километрах от плотины и тихую Смоленку.
И вот однажды, а было это на зимних каникулах, сидя с Мишкой в их снежном убежище, освещаемом колеблющимся от их дыхания жёлтым светом свечей, они обсуждали проблему любви – у Мишки в классе тоже была "симпатия", подружка Валентины Светка, по которым они за неделю каникул уже изрядно соскучились. Новогодние утренники с ёлкой в поселковом доме культуры и подарками в бумажных разрисованных кульках, где самым ценным были не конфеты, а пять диковинных грецких орехов с изумительно вкусной сердцевиной, похожей по форме на полушария человеческого мозга, изображение которого видел у мамы в какой-то медицинской книге, уже закончились. И домечтались приятели до того, что решили на следующий же день на лыжах форсировать две реки по льду и сбегать на свидание к девчонкам.
Ушли днём, а вернулись с прогулки уже затемно, замёрзшие и довольные, и ещё с полчаса делились впечатлениями, стоя на расчищенной накануне после очередного снегопада Витюшкой дорожке возле их снежного дома, укрытого свежим сугробом.
А на следующий день оба получили от родителей нагоняй: а) за то, что рано-де ещё им, сопливым, по девчонкам бегать, б) за то, что ушли без спросу и в) за то, что перебирались через речки по льду. Пацаны долго недоумевали, откуда родители узнали об их тайном походе. И только много позже выяснилось, что Витюшкин папа, потеряв в тот вечер сына, долго стоял на улице, выглядывая отпрыска, а завидев возвращающихся приятелей и, видимо, вспомнив свою армейскую молодость, быстренько нырнул в их снежное убежище, использовав его как засаду, и, сидя в нём, подслушал все их разговоры при расставании. Таким образом, тайное и стало явным.
14.07…23.09.2013