(продолжение)
Начало:
http://www.proza.ru/2013/07/24/1612
СЕДЬМАЯ ГЛАВА
Весной 1900 года всегда преуспевающего Петра Петровича Репьёва настигла неудача – играя в клубе в карты, он крупно проигрался. Это был первый звонок, надвигающейся на его благополучие беды. Известно, что беда не приходит одна.
В середине лета на его фабрике случился крупный пожар – сгорел недавно построенный цех с новыми ткацкими станками, за которые не был ещё выплачен кредит. Срок уплаты наступал в сентябре, но выплачивать его Петру Петровичу было нечем – его счёт в банке был на нуле. Банк отказал ему в выдаче нового кредита на восстановление цеха. Страховая компания «Россия» воспользовавшись подозрением полиции в умышленном поджоге цеха, отказала фабриканту Репьёву в выплате страховой суммы. Возможно, причиной пожара и был поджог, но не в интересах хозяина, а его конкурентов. Истинного виновника не нашли и обвинение повесили на Петра Петровича.
В конце октября всё его имущество было описано и пущено с торгов. Пётр Петрович, не дожидаясь суда, застрелился. Мать не перенесла смерти мужа, повесилась.
Тётя Оля ради экономии своих мизерных доходов, чтобы не тратиться на съёмную квартиру, жила с Лидочкой в особняке барона Стакельберга. Туда же перебрался и Виктор, в крохотную комнату для прислуги.
Барон жил на широкую ногу. Поскольку был он человеком любвеобильным, обожал актрис и певичек, то издерживал на них тысячи рублей.
Однажды у себя в подмосковном имении он для приятелей устроил концерт, на котором три молоденьких певицы предстали перед зрителями в прозрачных газовых накидках. Певицу Дейшу-Сионицкую барон купал в шампанском. Для чего в кабинет ресторана, где он гулял, специально доставили ванну. Правда, Маша отказалась снимать корсет и панталоны, и купалась в них на глазах у всей честной компании. А вот в следующий раз актриса Комиссаржевская, умолявшая дать ей деньги на её театр, который она мечтала открыть в Петербурге, нырнула в ванну голой. Видимо, обещанная ей Стакельбергом за это удовольствие сумма стоила того.
Так живя и веселясь на миру, дома барон был прижимист. Лидочка, знавшая о шалостях мужа и смотревшая на них сквозь пальцы, страдала от безденежья.
– Я не могу купить себе сама даже панталоны и чулки, – жаловалась она Виктору. – Он не даёт мне на руки ни копейки.
Как-то в минуты отдохновения, придя с себя от оргазма, Лидочка призналась Виктору:
– Я мечтаю поскорее стать вдовой.
– Будешь, – ответил ей Виктор.
– Чёрта с два, – вздохнула Лидочка. – Барон здоров, как бык.
– Если ты попросишь меня, то станешь, – усмехнулся Виктор. – При одном условии…
– Каком?
– Мне нужно окончить университет и встать на ноги.
– Я помогу тебе, – пообещала Лидочка Виктору, поглаживая его член, наблюдая, как тот наливается силой. Потянув к себе вновь восставшую плоть любовника, попросила: – Давай повторим…
***
Ночь. Особняк барона Стакельберга затих. Вторые часы бьют в соборе: дон-дон!.. И вновь воцаряется в особняке немотная тишина.
Здесь, в кабинете негромко тикают часы – старинные, восемнадцатый век – бронзовые пастух и пастушка уже сто лет смотрят друг на друга и никак не могут сойтись, чтобы слиться в любовном экстазе. В кабинете темно – только свет от керосинового фонаря за окном у ворот лениво бороздит его потолок.
Ровно вспыхивает багровый огонёк папиросы в глубине комнаты. Виктор сидит в кресле, курит. Тётя Оля нервно ходит поперёк кабинета в одной сорочке. Она знает, что сегодня должно произойти и оттого ей делается страшно.
– Сядь, – говорит ей Виктор.
В половине третьего за окном послышался цокот копыт и, заглушённые затворенными окнами, голоса – прибыл из клуба барон. Сейчас он проследует мимо кабинета в свою опочивальню.
– Я боюсь, – говорит тётя Оля. – Мне ещё ни разу не приходилось…
– Ерунда, крошка, – отвечает ей Виктор. – Мёртвые не потеют.
Он вывёртывает фитиль керосиновой лампы, стоящей на столе, а сам становится к стене за дверью.
Шаги барона. Он весел и что-то мурлычет себе под нос. Тётя Оля распахивает дверь, белея сорочкой в тёмном проёме, зовёт барона:
– Николя, зайди ко мне.
– А, Олинька, – останавливается барон. – Что ты, ма шер, делаешь в моём кабинете и в таком виде?
– Зайди, у меня к тебе важный разговор…
– Оставь его до зав… нет, до обеда…
– Не могу. Дай мне твои две минуты и иди спать…
Барон входит в кабинет.
– Ну, выкладывай, что у тебя?
Виктор отделяется от стены и тихими шагами за спиной барона делает шаг, второй. Лицо тёти Оли искажает страшная гримаса ужаса от того, что она видит: руку Виктора с зажатым в ней наганом. Ствол нагана приближается к виску ничего не подозревающей жертвы.
В последнюю секунду, барон, увидев на лице женщины ужас, делает движение, чтобы обернуться, но не успевает – раздаётся выстрел. Выстрел сливается с гулом соборных колоколов: дон-дон-дон!.. Три часа.
Барон подгибает колени и падает на ковёр. Тётя Оля выскакивает в коридор.
Виктор вкладывает наган в безвольно упавшую кисть барона и быстрым шагом покидает кабинет.
Через минуту он уже в комнате у Лидочки. Она лежит на постели, свернувшись клубочком.
– Всё! – говорит Виктор, быстро раздеваясь и ныряя под одеяло. – Ты слышала?
– Слышала, – отвечает та слабым голосом. – Я боюсь.
Дом спал, словно никто не слышал громкого хлопка.
– Успокойся, – сказал ей Виктор, клоня её голову к своему паху. – Сделай мне минет. Заслужил…
Лидочка взяла губами напрягшуюся плоть Виктора.
(продолжение следует)
http://www.proza.ru/2013/07/28/693