Мимика, запах, звук, жест в лирике Ахматовой

 









К. Чуковский писал: "Главное очарование её лирики не в том, что сказано, а в том, что не сказано. Она - мастер умолчаний, намёков, многозначных пауз. Её умолчания говорят больше слов. Для изображения всякого, даже огромного чувства она пользуется мельчайшими, почти неприметными, микроскопически малыми образами."

Детали увидены очень зорко, нередко к ним даны по два-три уточняющих эпитета; это - звуки, запахи, цвета, вещи... Таким образом, деталь у Ахматовой создает психологический подтекст.
Детализация предметного мира в литературе не просто интересна, важна, желательна - она неизбежна. Говоря иначе, это - не украшение, а существенная часть образа. Способ и средство воссоздать предмет во всех его особенностях, а не просто упомянуть. Вот почему художнику так важна деталь, совокупность деталей. Именно детали включают для читателя разнообразные ассоциации, они являются источником эстетического потрясения и наслаждения от восприятия текста. Автор рассчитывает при этом на воображение, опыт читателя, добавляющего мысленно недостающие элементы.

По этому пути шла и Анна Ахматова.

Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

"... Деталь - интенсивна. Подробности - экстенсивны."
И потому так естественны в стихах Ахматовой, так необходимы точные подробности каждодневного хода вещей.

Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа...


Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанье столицы во мгле.


Легкий шелест, слышишь,
Справа от стола?


Но сердце знает, сердце знает,
Что ложа пятая пуста!


Самые, казалось бы, заурядные мелочи вводились в стих:

На стволе корявой ели муравьиное шоссе.

Ноги ей щекочут крабы, выползая на песок.

И везут кирпичи за оградой.

Едкий, душный запах дегтя.

И не только примелькавшиеся, "непоэтические" штрихи быта, но прямо-таки серые, неказистые, затрапезные: "туфли на босу ногу", "убогий мост, скривившийся немного", "стынет грязная вода"...

В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках...

На истёртом красном плюше кресел...

Ахматова имеет склонность к краскам не броским, не изысканным, к полутонам: "листва ещё бесцветна и тонка", "под бесцветным ледком", "край неба, тусклый и червонный", "мутный фонарь", "на древнем выцветшем холсте", "глаза, глядевшие тускло", "липы нищенски обнажены"...

Не в "несказанности", не в "безмерном", не в "безбрежности тоскующих миров", не в загадочной, отрешённой таинственности черпала она энергию, орнаментальность, атрибуты своей лирики. А в самой гуще невзгод, радостей, треволнений живого сердца.
Сердца, ждущего любви. Сердца, жаждущего любви. Сердца памятливого любовью: "О, память сердца, ты сильней..." (Батюшков)

Дорогу вижу до ворот, и тумбы
Белеют чётко в изумрудном дёрне.
О, сердце любит сладостно и слепо!
И радуют пестреющие клумбы,
И резкий крик вороны в небе чёрной,
И в глубине аллеи арка склепа.

"Весенним солнцем это утро пьяно"



Сердца, опьяненного любовью. И сердца, раненного любовью.

Хорони, хорони меня, ветер!
Родные мои не пришли,
Надо мною блуждающий ветер
И дыханье тихой земли.
Я была, как и ты, свободой,
Но я слишком хотела жить.
Видишь, ветер, мой труп холодный,
И некому руки сложить.
Закрой эту черную рану
Покровом вечерней тьмы
И вели голубому туману
Надо мною читать псалмы...

"Хорони, хорони меня, ветер"



Ахматова искала и находила старые и новые поэтические ценности в самой доподлинной жизни, обступающей со всех сторон бесчисленными вещами и сооружениями, пёстрыми нагромождениями быта, множеством житейских обстоятельств.

Странными и чуждыми прозвучали бы в "идеально-лирическом" мире Ахматовские строки:

Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

Или:

Ты зацелованные пальцы
Брезгливо прячешь под платок.

И всё это богатство возвращается реальности не в качестве контраста, не в качестве пыльных будней, на фоне которых возникают поэтические видения, а нерасторжимой связи, в неразделенном сплаве с самой проникновенной лирической нотой.

"Припала я к земле сухой и душной, как к милому, когда поет любовь" - так вот Анна Ахматова не могла "петь любовь", не припав к земле. Пусть даже к сухой и душной.

Как соломинкой, пьешь мою душу
Знаю, вкус её горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.
Когда кончишь, скажи. Не печально,
Что души моей нет на свете.
Я пойду дорогой недальней
Посмотреть, как играют дети.
На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.
Как светло здесь и как бесприютно,
Отдыхает усталое тело...
А прохожие думают смутно:
Верно, только вчера овдовела.

"Как соломинкой, пьешь мою душу"

Её метафоры не возносятся над обыденностью, а наоборот, неожиданно и остро приближены к каждодневности. Именно благодаря им еще приметней поразительная драматическая ёмкость и лирическая насыщенность стихотворений Анны Ахматовой.

С годами всё больше в её лирику вторгается драматическое начало и философская глубина, придавая неведомый дотоле облик и наполнение.

Созерцание, раздумья, порывы, томления, ожидания - все это, разумеется, было и ранее. Но застучал, заколотился гулко пульс живой человеческой судьбы. Лихорадочно затрепетала чья-то доля, чья-то участь. Она решалась здесь, рядом, рукой подать.

Все тебе: молитва дневная,
И бессонницы млеющих жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.

Драматическое связано с мимикой, жестом, движением. Редко у какого поэта наблюдалось такое тяготение к жесту, такое богатство жеста, как у Ахматовой. И такое тончайшее проникновение в душевное состояние через жест.

Как красноречивы руки в её текстах:

И слёзы со щеки стереть
Ослабнувшей рукой.

И моя их терзает без цели
Восковая, сухая рука.

Столько раз рукой помертвелой
Я держала звонок-кольцо.

Моя рука, закапанная воском,
Дрожала, принимая поцелуй.

Сжала руки под темной вуалью.

И сухими пальцами мяла
Пеструю скатерть стола.

Руки ослабнувшие, сухие, "восковые", помертвелые, дрожащие, сжатые, холодеющие... Анна Ахматова, мастерски владеет необычайными оттенками, градациями, смыслами, заключёнными и одновременно освобождёнными через эти оттенки.


Для драматической речи чрезвычайно важен диалог.
Не случайно Ахматова любит живую речь, любит слово произнесённое.

Только спросит: "Ненаглядная! Где молилась за меня?"


Просто молвила: "Я не забуду".


И тогда, побелев от боли,
Прошептала: "Уйду с тобой!"


Шутил: "Канатная плясунья! Как ты до мая доживешь?"


И если нет живого собеседника, то дар речи дан вещам:

Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:
"Взор твой не ясен, не ярок..."


И пусть не всегда этот диалог, этот мысленный разговор состоялся, дошел до адресата, он вполне реален. По интонации:
"О, вы приедете к нам
Завтра по первопутку."

По обстановке - предметной, обжитой, сращённой с человеком:

Свечи в гостиной зажгут,
Днём их мерцанье нежнее,
Целый букет принесут
Роз из оранжереи.

В разреженном, горном воздухе "чистой лирики" такой разговор произойти не может.

Тяготение Ахматовой к живой речи, разговорность стиха и точность деталей, и обычность обстановки, и видение человека в жесте, в движении, как и отсутствие особого "лирического мира" - всё это следствие основного отличия поэзии Ахматовой от символистской.

С обострённой чуткостью к вибрациям чувств связана ещё одна отличительная черта ахматовского стиля в те годы - любовь к оттенкам, к "чуть-чуть":

Чуть начатую обрывает речь.

Трещит лампадка, чуть горя.

Чуть слышный запах табака.

Как будто тёплая волна.

И с тех пор все как будто больна.

Здесь дом был почти что белый.

Еле слышный шелест шагов.


Как следовало ожидать, это "чуть-чуть" выражено и в жесте, и в мимике:

А бледный рот слегка разжат.

Мне чудился полуоткрытый рот.

Почти не дрогнувшей рукой.

Он слегка потрогал цветы.

Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся.


Вспоминается и известный "автопортрет" Ахматовой: "У меня есть улыбка одна: так, движенье чуть видное губ".

Было бы, однако, ошибочно усмотреть здесь акварельную мягкость, притушенность, сглаженность. Под "слегка", под "почти", под "полу-" бушевали страсти, вступали в единоборства чувства.
"А бледный рот слегка разжат". Что таилось с этим "слегка"?

На шее мелких четок ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледней
От лиловеющего шёлка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая челка.
И не похожа на полет
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы небывшего свиданья.

"На шее мелких четок ряд"


Только две строчки прямо говорят о пережитом разочаровании: "Глаза рассеянно глядят и больше никогда не плачут", но как красноречивы все косвенные детали. "Незавитая чёлка" - не к чему ее завивать. Неуверенная походка - "как будто под ногами плот". "Трудное дыханье". Цветы, дрожащие на груди. И руки, спрятанные в муфту - холодеющие, застывшие руки.

И когда встречаешь строки:
Я, с утра угадав минуту,
Когда ты ко мне войдешь,
Ощущала в руках согнутых
Слабо колющую дрожь,

то безошибочно чувствуешь сильное душевное потрясение.

Стихи Ахматовой - не фрагментарные зарисовки, не разрозненные психологические этюды: острота взгляда сопровождена остротой мысли. Велика их обобщающая сила. Стихотворение может начаться как непритязательная песенка:

Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде
Лебеду полю.

А заканчивается оно библейски:

Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Надо мною только небо,
А со мною голос твой.

Личное - "голос твой" - восходит к всечеловеческой притче и от неё – выше, к прекрасной ясности.