Баюканский
«СОКОЛИНЫЙ ПОЛОНЕЗ»
РУССКО-ПОЛЬСКО-ЛИТОВСКО-АЙНСКО-ЯПОНСКО-НИВХСКАЯ САГА
Книга первая
«ЯНЕК, ШАМАНКА И «КРАСНАЯ ЛИСИЦА» -
КАТОРЖАНСКАЯ ЛЮБОВЬ»
Далеко в стране сибирской,
Меж крутых и мрачных скал
Приютился страх Господний
Александровский централ…
Посвящается главному шаману Сахалина, другу моей островной юности Владимиру Санги, который бросив ответственную работу в Совете Министров, тайно сбежал из столицы на остров Сахалин и стал привычно охотиться и ловить кету вместе со своими сородичами.
А также с благоговением посвящаю этот труд тем, что пронес свой крест от любимой Польши до каторжного острова и продолжает удивлять земляков отметив недавно почти год трудового стажа семьи и Красовских-Савельевых героев моего романа.
И последнее. Хочу сердечно поблагодарить трех тысяч читателей, которые прочитав роман «Ахтунт, ахтунг, евромафия» прислали 56 рецензий, от них я получил письма поддержки И Если их, моих новые друзей и коллег, на ПРОЗА РУ искре удивило. ТО В НОВОМ РОМАНЕ ВЫ ОКУНТТЕСЬ СО МНОЙ В МИР ТАИНСТВЕННОГО И НЕВАОЗМОЖНОГО. Итак, вперед!
Милейшие мои читатели. Прежде чем начать волнующее повествование, которое, надеюсь, с интересом будут читать русские, поляки, литовцы, японцы, малые народности Севера, да и все любители исторической литературы, хочу предупредить: я останусь на протяжении всей этой необыкновенной саги неслышно и почти незримо рядом с моими героями, которых я выносил в сердце, и был всегда с ними, во многих событиях лично принимал участие, как на Сахалине, так и в Польше, и Литве.
И короткая, но значительная христианская притча:
При рождении одного человека Бог сказал: «Иди по жизни смело и помни, что я всегда иду с тобой рядом». И, правда, человек все время видел позади себя следы двух пар ног. Но однажды все стало валиться из рук у человека, беды пришли по его душу. И он в сердцах выговорил Богу: «Господь, почему ты обманул меня, обещал быть всегда рядом, а я вижу в трудные для себя дни, только следы одного человека. «Эх, ты, глупый, это потому одни следы, что все последнее время я нес тебя на руках»…
Позвольте и мне, писателю, автору этой саги, также идти рядом с героями, изредка осмеливаясь вставлять некие малые пояснения. И пусть эти комментарии, будут хорошим дополнением к тексту саги, не мешают вам переживать. А дополнения эти назовем так
ТЫЛГУРЫ ОТ АВТОРА: Сказания, шаманы, былое.
Боже Правый! Как быстро летит время! Не успеешь оглянуться, как ты уже «возвращаешься с ярмарки», и невольно порой оглядываешься на прожитые годы, пробуешь подвести, к счастью, еще не окончательную, но уже близкую финишную черту. Давно известно, что любой человек, который появляется на свет Божий, незримо получает программу жизни, в ней предначертаны начало и конец, Альфа и Омега, а дальше белые пятна, ты уже должен самостоятельно пройти весь тернистый жизненный путь, преодолев любые преграды, и просто обязан постараться достойно пронести свой крест, данный тебе Господом
А теперь попробуйте представить себе край русской земли, старинный сахалинский город Александровск, известный в истории каторги своим страшным централом.
За стенами промерзшего барака яростно завывала пурга, белопенные волны разбивались о черные скалы мыса Жонкьер, едва ли не главной достопримечательности бывшей каторжной столицы о. Сахалин. Я, помнится, не слышал ни воя пурги, ни грохота волн, сердце мое яростно билось в груди. Сидя на поломанном стуле заброшенного чердака, я дрожащими руками перебирал пожелтевшие от времени связки документов и архивных записей бывшего Главного управления самой страшной на земле каторги. И перед моим мысленным взором вставали светлые образы не только великих людей, отбывавших там сроки заключения, но и открывались «белые пятна» народов севера, наших прародителей».
Я, сахалинец, открывал для себя нечто такое, чего прежде не замечал. «Синеватой глыбой из тумана выплывал тот страшный Сахалин»-пелось в одной их каторжанских стенаний. Однако, хватит предисловий, впереди самая настоящая житейская сага, когда на сей необычной, странной земле зародились иные отношения каторжников, государственных преступников и ссыльно-поселенцев, и, пожалуй, не менее важное , волею свыше образовались смешанные семьи разных народов и стран Итак…
ВЕЩИЙ СОН
«Я УМИРАЮ С ПЛАМЕННОЙ ЛЮБОВЬЮ К НАШЕЙ СЛАВНОЙ РОССИИ,
КОТОРОЙ СЛУЖИЛ ПО КРАЙНЕМУ МОЕМУ РАЗУМЕ¬НИЮ ВЕРОЙ И ПРАВДОЙ. ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ СМОГ ИСПОЛНИТЬ ВСЕГО,
ЧЕГО ТАК ИСКРЕННЕ ЖЕЛАЛ.
СЫН МОЙ МЕНЯ ЗАМЕНИТ. БУДУ МОЛИТЬ БОГА, ДА БЛАГОСЛОВИТ ОН СЫНА НА ТЯЖКОЕ ПОПРИЩЕ, НА КОТОРОЕ ВСТУПАЕТ...»
Из духовного завещания Российского императора Николая Павловича
своему сыну Александру.
Александр с утра чувствовал себя весьма неважно. То ли туманная погода подействовала, вторую неделю над Невой стоял густой финский туман, то ли навеял тоску странный сон, похожий на видение, случившийся под самое утро. Хотя и с вечера на душе государя было неспокойно, спал плохо, часто просыпался, открывал глаза и тотчас закрывал. А перед рассветом, когда появились первые смутные блики на тяжелых вишневых шторах, почувствовал резкий толчок в бок, разом проснулся и... совершенно отчетливо увидел покойного батюшку. Подумал, что померещилось, почудилось, заставил себя закрыть глаза, но... нет, император Николай, суровый, озабоченный, при полном параде, в мундире, при всех орденах, по-прежнему стоял в простенке между полукруглым столом и книжной полкой. Александр приподнялся на постели. Вспомнил: батюшка умер, посему глухо спросил отца: «Прости, но что нужно мертвому среди живых? Зачем пугать домочадцев?» Но в действительности Александр даже рта не раскрыл, ибо отец предупреждающе поднял правую руку, на пальце тускло сверкнул хорошо знакомый Александру фамильный перстень с бирюзовым камнем. Да и ордена на парадном мундире, если присмотреться, были смутные, будто нарисованные.
Голос батюшки зазвучал непривычно глухо, но каждое слово было отчетливо слышно: «Александр, сын мой, помнишь мои предсмертные слова? Сдаю команду, к сожалению, не в том порядке, как желал бы, оставляю тебе множество хлопот и тяжких забот, о чем, поверь, очень сожалею, Однако... есть и над нами Высший суд... Особенно держи под рукой царство Польское. Паны очень горделивы и мстительны... Не успеваешь подавлять их недовольство. Чуть зазеваешься и…»
«Да, да. Я все понимаю,– испуганно заговорил Александр, чувствуя, как трудно дается каждое слово, – но, помилуй, Господь, что все сие означает? Как понимать твое ночное посещение? Наверное, я свершаю какие-то ошибки? Возможно, зазря выпустил из крепости анархиста Михаила Бакунина? А он, обманщик, опять же с помощью поляков бежал в Англию. Однако ты же сам, батюшка, дал новое послабление польским бунтарям. А сколько лет ты самолично занимался занимался Царством Польским?
Молодому Государю захотелось поподробнее объяснить причины последнего восстания, но покойный перебил. – «Саша, друг мой, будь мужественен, тебя ждут серьезные испытания. Они были у каждого русского монарха, но... – отец сделал долгую паузу, словно не решался закончить фразу, – но у тебя доля особая, мученическая. И как мне нынче ведомо: в тебя стрелять будет тоже поляк».
«Объясни, отец, – едва сдерживая волнение, спросил Александр, – что сие означает?»
«Отсюда, из небытия, с высочайшей вершины, все будущее видно, как на ладони. Я горю желанием облегчить твою жизнь, только, разлюбезный мой сын, здесь такие великие и страшные мытарства, бедной душе трудно пробиться к свету. Ее тянут демоны во тьму. О, если бы люди знали на земле, что их ждет, они бы молились день и ночь».
«Почему душе так трудно пробиться к свету? – Александр находился в полубессознательном состоянии, пересохло в горле, голова кружилась.
– Ангелы добра тянут изо всех сил душу к себе, а демоны зла никак не уступают... Ладно, хватит, я и так напугал тебя. Умолкаю навеки. Но ты запомни: даже умирая, высоко держи честь дома Романовых. Прощай!..
«Батюшка! – заволновался Александр, с трудом сдерживая слезы, он чувствовал, как липкий, холодный противный пот струйками скатывается по спине, а волосы на затылке словно ожили, зашевелились. – Скажи, наконец, что происходит? Где ты теперь? Как отыскать возможность поговорить с тобой? Объясни, ради всего святого, неужели и впрямь после смерти ты во плоти и при языке? Ты видишь, что делается на грешной земле. И что, наконец, означает странная фраза: «великие и страшные мытарства?». Я полагал, что ангелы и демоны – это образы, а ты, говоришь, их видишь воочию».
Государя словно кто-то подтолкнул в спину, не помнит, как соскользнул с постели, уронив на пол одеяло, шагнул к отцу, испытывая непреодолимое желание дотронуться рукой до его мундира, чтобы удостовериться, что видение – не кошмарный сон, а самая настоящая явь. И почему-то исчез страх, ведь перед ним был не вурдалак, не еретик, а отец, родная кровь, но…
Крупная фигура отца, заполнявшая весь проем, вдруг стала быстро съеживаться, уменьшаться в размерах, расплываться и, когда Александр протянул дрожащую руку, изображение батюшки исчезло. Государю померещилось, будто у самого его лица что-то прошелестело, обдав щеки легким холодком. Сон как рукой сняло. Александр с трудом отыскал льняное полотенце, начал судорожными движениями вытирать шею, лицо, грудь. Потом, обессилив, сел на край постели, стал пристально всматриваться в то самое место в простенке, где пару минут назад стоял батюшка. Александру сделалось не по себе, звонко застучало в висках. Хотел было кликнуть царицу, позвать детей, охрану, но вовремя одернул себя: зачем будоражить домочадцев? Стоит ли делать достоянием всей страны то, что было твоим сугубо личным делом? Поймут ли его придворные, поверят ли? И потом батюшка ведь не просил трезвонить о своем посещении по всей столице.
Однако явление состоялось и покойный о чем-то очень тревожился. Он говорил о моей мученической доле. Нет, необходимо взять себя в руки, успокоиться, вспомнить буквально каждое произнесенное отцом слово, попытаться вникнуть в потаенный смысл сказанного. Александр самолично читал в религиозных книгах: после земной жизни буквально каждого человека ожидают великие мытарства, ангелы яростно спорят с демонами, доказывая, что покойный заслужил небесную благодать, демоны, наоборот, предъявляют свои свидетельства, считая, что покойному уготована прямая дорога в ад. Они рвут бедную душу на части. И страшнее этого якобы нет ничего на свете. Вот, оказывается, о чем предупреждал батюшка. Да, но ему, Александру, еще слишком рано думать о мытарствах.
Отец, великий император Николай Павлович, почти тридцать лет твердой дланью правил Россией, но впервые со дня своей кончины, явился к нему с запоздалыми наставлениями во сне, а, может и наяву. Как отделить ту тончайшую грань, которая порой отделяет сон от яви? В одном не приходилось сомневаться: видение было неспроста. О какой особой его доле говорил отец? И почему произнес фразу: «Даже умирая, высоко держи честь дома Романовых!»
В глубочайшей задумчивости просидел государь до рассвета, слушал, как прошагал по площади очередной развод караула, как тихо переговаривались
караульные офицеры у дверей его опочивальни. Прилег на диванчик, но сна не было. Чтобы скоротать время, государь принялся рассматривать новую карту Российской империи подаренную министром иностранных дел князем Александром Горчаковым. Хитроумнейший толмач Горчаков главный специалист по Польше, изучил все лисьи ходы и своротки европейской дипломатии. И аккуратнейшим округлым почерком на белом фоне вывел фразу: «Императору Всероссийскому, царю Польскому, князю Финляндскому и прочая и прочая Александру Николаевичу для умиротворенного созерцания своего царства».
И действительно, созерцание сие доставляло умиротворенную радость, он часто глядел на красочные значки-обозначения российских губерний, морей, омывающих великую страну, вокруг коей полукругом теснились чужие государства. В эти моменты хорошо думалось. А сегодня, глядя на карту, Александр тщательно пытался найти большую промашку в международной или внешней политике, осмысливал, в который раз проводимые им реформы. Господи! Да россияне должны быть ему благодарны, крестьянам дал вольную, немало успел сделать и для переформирования армии, потрепанной в позорной Крымской войне, с блеском провел судебную реформу, предоставил новые права Царству Польскому… но...
Наш народ любит поговорить о свободе слова и совести, о вольной воле, а втайне, государь это знал точно, мечтает о твердой руке в железной перчатке.
Александр закрыл глаза, положил обе руки на карту и сразу почувствовал, как пошло от карты тепло в его ладони, будто и впрямь русская земля благодарила за отеческую заботу, пыталась поддержать в минуты сомнений. О, как велика и своеобразна Россия, как могуча и как трудно управляема! От холодных морей до диких кавказских гор миллионы его верноподданных ждут помощи и послаблений, а о нем никто не думает. Странный, очень странный российский народ: чем больше для него делаешь, тем недовольнее оный становиться... Но поляки, поляки… Припомнилось, недавно князь Горчаков бегло докладывал ему о том, что на сахалинской каторге каторжане, лица польского происхождения, создают подпольную ячейку партии. Он как-то пропустил это сообщение мимо ушей, но сейчас подумал, что пора всерьез прощупать каторжные настроения. Ведь нынче поляков в северных поселениях тысячи и тысячи и это похоже на сухой порох, к которому не дай Бог вновь поднести спичку…»
Император вызвал дежурного флигель-адьютанта и приказал пригласить министра Горчакова с соответствующими документами о передвижениях польских ссыльных…
Казалось бы, для особых волнений у него нет оснований. Скорее, наоборот, медленно, но верно Россия возвращает утраченный на Крымской войне авторитет среди западных держав. Да и в личной жизни у него все в полном порядке – любящая жена, замечательные дети, душевная услада – княжна Долгорукова, которая тоже принесла ему ребенка. Чего еще желать? И все же, все же! Вряд ли кто-нибудь из западных королей и принцев может себе представить, как тяжела жизнь российского императора. Россия действительно, страна непредсказуемая. Вся наша история буквально пропитана кровью от бесконечных смут, войн, бунтов. И спокойно царствовать не пришлось ни Иоанну Грозному, ни Петру Великому, ни Екатерине, ни его дяде Александру I Благословенному, покорителю Европы. И недаром он, нынешний властелин страны порой откровенно побаивается будущего. Все у нас идет вроде бы нормально, но до поры, до времени. Вот и это предупреждение отца. Разве только батюшка предупреждает его? Недавно вместе с царицей прогуливались они по набережной Невы, мило разговаривали, раздавали нищим милостыню и вдруг, откуда ни возьмись, появляется сгорбленный юродивый с вывернутой заячьей губой, нагло схватил его за рукав мундира, сплюнул пену с губ и закричал: «Ноги, ноги оторвут тебе, батюшка! Ты им хлебушка кус, а они, проклятущие, тебе взамен бомбу!»
Охранники выгнали юродивого взашей, а ему слова божьего человечка сильно запали в душу: «ноги оторвут. Экое предсказание!»
Государь взглянул на часы. Скоро пора было выходить к завтраку, но еще оставалось в запасе полчаса. Сегодня вроде бы к завтраку он никого не приглашал. Облачившись в даренный турецким пашей Османом теплый небесно-голубой халат, государь прошел к письменному столу, присел, стал перебирать нумера свежих газет, приготовленные с вечера флигель-адъютантом Семерницким, невольно отыскивая сообщения из Польши…
«И если я припомню все, как было,
И воды моря превращу в чернила;
И, как пергаменты я расстелю
Все склоны гор пологие и дали,
И тростники на перья изрублю, –
То и тогда, при помощи письма
Я перечислю, Господи, едва ли
Свои грехи, которых тьма и тьма