В жизни, наверное, каждого человека бывают моменты, когда хочется просто скрыться от внешнего мира и погрузиться в свои мысли, мечты и просто ничего не значащие рассуждения.
Минерей смотрел в окно, задумчиво вертя в руках и без того потрёпанное, испачканное в чернилах перо. Ночь, напавшая на город неожиданно, как неожиданно разбойники нападают на оставленные без охраны караваны, уже довольно давно утащила куда-то за горизонт пылавшее Солнце и водрузила на небо уныло сияющий Месяц. Шёл дождь, заставляющий понервничать ещё не вернувшихся домой обывателей, ныне метающихся по широким улочкам города, напоминая бледные тени.
Впрочем, за грязным от пыли и прихлопнутых насекомых стеклом едва ли можно было разглядеть и половину всего происходящего, и Минерей смотрел в окно лишь потому, что в убогой комнатушке дешёвой гостиницы было просто больше не за что зацепиться взгляду: дощатый пол и стены, испачканные, как чем можно, так и тем, чем лучше не стоило; деревянная кровать, изрезанная ножом неизвестно кем и с какой целью, с бельём, которое не меняли в лучшем случае год; чересчур высокий стол и кривой стул, под одну из ножек которого пришлось подложить средней паршивости романчик, купленный ещё на вокзале. Презентабельно смотрелась лишь сиротливо спрятанная под стол керосиновая лампа, хоть топливо для неё и пришлось докупать у трактирщика за неоправданно раздутую цену (подумать только, пять золотых за бутылку керосина!).
Минерей не помнил, зачем он приехал в этот убогий городишко: может, он искал свою возлюбленную, похищенную коварными разбойниками; может, укрывался от инквизиции, в своё время с ухмылкой спалившей всю его семью; может, прибыл сюда, чтобы разыскать эту неуловимую для него романтику бедности, всюду воспеваемую бардами. Он упустил смысл своего непродолжительного и кажущегося теперь бессмысленным путешествия.
Минерея не покидало лишь чувство, что он потерял всё. Что у него, когда-то богатого поэта, остался только худой мешок с золотыми, недорогая, но практичная одежда из хлопка, да верная сумка с пачкой бумаги, парой склянок чернил и связкой перьев.
Брезгливому Минерею было противно находиться в этой населяемой ранее лишь грязными бандитами и омерзительными пьяницами комнатушке; дышать воздухом, которым дышали они; лежать в кровати, на которой лежали они; сидеть на стуле, на котором сидели они. Но в ней он чувствовал себя умиротворённо, толстые доски не пропускали мимо себя ни звука, а тяжёлая дверь, казалось, отделяла Минерея от всего мира. Лишь в этой убогой дыре он ощущал себя в безопасности, лишь тут он мог думать, что он должен думать и переносить это на бумагу так, как это должно быть перенесено.
Вспомнил!
Минерей приезжал в этот городишко раз в три месяца, снимал именно эту комнату в именно этой гостинице на пять дней, в течении которых даже не прикасался к еде и воде, не покидал пределов этого своего островка изоляции от проблем: как своих, так и чужих.
Зачем?
Минерей не очень-то любил окружающий его мир: бесконечно тупых обывателей; высокомерных царей, бездумным взмахом руки отправляющих тысячи людей на верную смерть; инквизиторов, готовых, не моргнув глазом, убить любого, читающего что-то помимо Библейских Святых Писаний (как они это называют), человека. Да что уж там, его раздражал стук лошадиных копыт. Всё это мешало ему даже думать, не то, что творить.
Минерей нехотя поднялся с ветхого стула, лёгким дуновением затушил лампу и лёг на диван. Сон настиг его даже раньше, чем он успел накинуть на себя одеяло.
На сей раз внятной концовки не будет. Не будет и смысла.
29.04.2012