Тролленыш Глок

Светлана Таова
                Тролленыш Глок



        Высоко в горах, в темной и сырой пещере жили тролль с женой. Пещеру окружал дремучий лес и, чтобы повидаться с родней, горным троллям приходи-лось каждый раз расчищать себе дорогу, ломая кусты и молодые деревца.
       Троллиха была ленива, неохота ей было ходить к источнику за водой или на болото за лягушками для супа. То и дело гоняла она с поручениями своего му-женька, сама же валялась на жесткой соломе, да всё стонала и жаловалась на судьбу, дескать, очень тяжело ей, бедняжке живется. Ведь нет-нет, да приходи-лось котел для супа вымыть. За уборку троллиха принималась лишь тогда, когда кучу мусора было уже не перешагнуть. Троллиха выталкивала кучу мусора за порог пещеры, и он гнил там привлекая сорных мух, своим жужжанием мешав-ших ей спать.
       Когда у троллей родился детеныш – темнокожий, как лесной орех, с глазка-ми угольками и копной непослушных черных волос – троллиха и вовсе отказа-лась что-либо делать по хозяйству.
     - Теперь сам здесь убирай, - заявила она мужу. - Я детенышем занимаюсь, уж так устаю, ни на что больше сил нет.
      Хотя занималась она лишь тем, что отвешивала оплеухи орущему от голода малышу. Недолго бы прожил на свете тролленок, если бы папаша иногда не кормил его.
     Когда тролленок самую малость подрос, мать стала отправлять его за лягуш-ками и болотной тиной, но сын был неуклюж и нерасторопен, вот и пришло в голову троллихе поменять его на человеческое дитя. От старых троллей она слыхала, что крестьянские дети проворны и к любому труду привычны. Пото-му-то тролли и крали иногда детей в деревнях, оставляя взамен своих тролле-нышей. Тем изрядно доставалось от родителей, лишившихся своего ребенка, но троллей это ничуть не беспокоило. Они не слишком пеклись о троллятах, а те платили им той же монетой.
       Неохото было троллихе тащиться вниз к подножию горы, да только крестьяне с детьми в горах не частые гости. Взяла троллиха сына под мышку и отправилась с горы в долину. Тролленку не понравилось, что его тащят почти что вниз головой. Колючие ветки царапали лицо и цеплялись за волосы, поэтому тролленыш всю дорогу визжал и брыкался, к концу пути он обессилел и уснул.
       Троллиха со спящим сыном вышла из лесу и направилась к речке, на берегу которой женщины поласкали белье. Чуть поодаль в траве приметила она мальчонку. Он, видимо, сомлел от жары и уснул, как маленький тролль. Троллиха бросила своего детеныша в траву, подхватила человеского малыша и, никем незамеченная, припустила в лес.
       Пыхтя и оттдуваясь, поднялась она в гору и влезла в свою пещеру, держа в руках плачущего мальчика. Её муж не мог взять в толк, зачем менять одного орущего малыша на другого. К своему он уже привык, а этот показался ему таким бесцветным и тощим, что тролль задумчиво почесал свою косматую голову:
      - На что он сгодится? Что с него проку?
      Троллиха прикрикнула на муженька, что ей, мол, виднее и тот замолчал. Спорить со сварливой женой ему не хотелось.
      Так маленький Йонас остался у троллей. А его матушка Мария нашла в траве вместо сына тролленка. Сначала женщина кинулась к лесу, закричала, запричитала. Её крикам вторили и остальные женщины, да только, что толку кричать и плакать. Дело сделано, нет сына – есть подменыш – делай с ним, что хочешь.
      Одна из крестьянок схватила здоровенную палку и уже хотела огреть тролленка по спине:
    - Заорет он от боли, небось, троллиха вернется за своим отродьем! - выкрикнула она.
      Но мать Йонса заслонила тролленка собой.
    - Бить его не дам, - твердо сказала она. - Он, хоть и тролль, но совсем ребенок еще.
     - Может, вы с Петером разыщите его родителей и поменяете на Йонса, - с надеждой произнесла одна из женщин.
      Остальные промолчали, пряча глаза. Бывало, что подменышей затравливали собаками или прибивали камнями, но чтобы удавалось обратно сменять – нет,  этого никто припомнить не мог.
      От горя Мария состарилась на за эти минуты на несколько лет. Взяла она тролленка за волосатую длинную руку и повела в деревню. Бедная женщина шла и думала, как скажет своему мужу – кузнецу Петеру, что их Йонас, их сынок, такой славный и смышленный исчез, а вместо него появился вот этот уродец.
       Взглянула она на тролленка, шагавшего рядом и залилась слезами. Так, не переставая рыдать, вошла она в дом. Петеру и без слов стало ясно, что случилось. Глубокая морщина залегла у него между бровями. Суровым и печальным было его лицо, когда жена подняла на него заплаканные глаза:
      - Что нам делать теперь?
      - Будем жить дальше, и молиться о том, чтобы наш мальчик вернулся к нам.  Ну, а что с этим делать, решай сама, - кивнул он в сторону подменыша.
        Мария вздохнула и опять посмотрела на тролленыша. Тот, понимая, что говорят о нем, съежился у порога, испуганно глядя на людей глазами-угольками, так непохожими на голубые глаза маленького Йонса. Как ни горько было глядеть женщине на того, кто достался ей вместо любимого сыночка, но ввгнать за порог тролленка она не смогла.
      - Собаки его задерут или мальчишки прибьют камнями да палками, - тихо сказала Мария и по-старушечьи сгорбившись, стала стелить подменышу постель. Набила тюфяк соломой, бросила его на пол у печи, а когда тролленыш немного повозившись, свернулся клубком и задремал, наклонилась, чтобы укрыть его одеялом. Тролленыш, прикрыл голову привыкший к материнским рукам и оплеухам вздрогнул, ожидая удара. Мария, сама того не ожидая, погладила его по черным спутанным волосам:
      - Бедняжка, тоскуешь, наверное, по маме своей.
        Бедная женщина даже не догадывалась, что тролленыш был даже рад этому обмену. Ещё бы – ему дали поесть каши и не разу не съездили по уху. Соломенный тюфяк был мягкий и сухой, не то что в его пещере. Тролленок уснул, надеясь, что никогда не вернется в родное жилище.
        Маленький Йонас тоже спал. Он долго плакал и просился к маме, оказав-шись в ужасной пещере и, если бы троллиха не надеялась заставить его рабо-тать на себя, она точно прибила бы мальчонку. Но нового она не сумела бы добыть, ведь у троллей было принято выменивать детей на троллят, а других троллят в пещере не было. Вот и терпела троллиха детский плач, правда, троллю злобной ругани досталось за двоих. В конце концов, мальчишку накор-мили орехами и ягодами и он уснул на подстилке из старой соломы, стуча зубами от холода.
        Утром троллиха объяснила малышу, что он должен делать. Йонас был смышленный не по годам, иначе ему нипочем бы не понять, что хочет от него эта уродина. Разумный малыш отправился к болоту, прыгая с кочки на кочку и наловил лягушек для троллей. Для себя он нарвал сладких ягод.
        Йонас как мог прибирал в пещере, и вскоре она превратилась во вполне сносное жилище. Мальчик выкинул сопревшую солому, постелив вместо неё свежий мох, ветки ели и душистую траву. Теперь полчища мух не летали у входа, мешая троллихе спать, и это очень радовало её. Йонас смастерил удочку и теперь ловил рыбу. Правда, тролли больше любили лягушек, поэтому весь улов доставался мальчику. Он ел орехи, грибы, дикий мед, а тролли – крапиву, болотную ряску и лягушек, удивляясь, что мальчуган отказывается от такой вкуснятины.
        Однажды тролль подбил палкой птицу и хотел бросить её в котел, но Йонас не дал ему этого сделать. Он спрятал раненую птицу у себя на груди, пообещав взамен наловить змей, считавшихся у троллей особым деликатесом.
         Йонас научился понимать троллей, а человеческую речь не забыл лишь потому, что как бы ни устал за день, каждый вечер напевал себе песенку, что пела ему матушка. Мальчик тихонько пел и мечтал о том, как он вернется домой и обнимет отца и мать.
         Мария и Петер по-прежнему грустили о своем потерянном сыне. Тролленок подрастал, глядя на него, родители думали, как гед-то вдали растет их малыш Йонас. Поначалу Петер даже сердился на Марию, глядя как она кормит тролленка или стелит ему постель. Тот спал теперь на лавке, как раньше Йонас.
       - Может, он тебе сына заменил? - как-то в сердцах сказал Петер жене и тут же пожалел о своих словах, увидев в глазах Марии тоску и боль.
       - Он всего лишь ребенок, хоть и тролль, - повторила женщина в который раз и Петер ничего ей не ответил.
         Тролленок и впрямь стал похож на обычного ребенка, чем на тролля. Не слишком пригожего собой, правда, но тут уж поделать было нечего. Мария и Петер стали называть его Глоком – так он от удовольствия бормотал, когда его кормили: глок-глок-глок. У троллей, как известно имен нет, а звать тролленка человеческим именем было как-то неловко. Прозвище пристало к подменышу и вся деревня звала его теперь Глоком. Поначалу соседи удивлялись, уж не сошла ли Мария от горя с ума, что возится с троллевым отродьем.
           Но время шло и постепенно все привыкли к Глоку. Даже Петер перестал ворчать, когда подменыш пытался помочь ему в кузне. Силы у Глока было немеренно, и он справлялся с работой лучше многих деревенских мальчишек. А когда у Марии родилась дочка – малышка Анна-Марии лучшей няньки были не сыскать. Вот уж удивлялись соседки, глядя как неуклюжий Глок качает на ладонях эту кроху.
       Когда Анна-Мария чуть подросла, Глок стал её любимой лошадкой. Усевшись ему на шею, малышка запускала пухлые пальчики в копну вечно спутанных волос, крепко держалась за них, весело кричала:
     - Но-но, - колотя Глока по груди круглыми розовыми пяточками.
       Появление в доме малышки разглядило морщины Петера, но в глазах                Марии по-прежнему пряталась тоска по сыну.      
       Ещё несколько лет прошло.
       Однажды, ранней весной Мария слегла. Вчера ещё совсем здоровая и крепкая, хлопотала она по хозяйству, а наутро неведомая хвороба одолела женщину.
       - То стужа ледянная, то жар огненный, - еле слышно говорила она мужу.
       Ни дочькины слезы, ни захаркино снадобье не помогали. Мария таяла на глазах. Когда она забылась тяжелым сном, Глок подошел поближе и услышал как женщина шепчет: “Йонас, мальчик мой, не уходи, останься сынок”.
       Как и все тролли, глок родился не слишком умным, да и пожив среди людей, стал соображать не слишком быстро. Мальчишки бывало дразнили его: “Глок-тугодум”. Но сейчас Глок сообразил быстро: “Видно, в сердце Марии накопилось так много боли, что оно может не выдержать этого и разорваться. Надо во чтобы то ни стало вернуть ей сына!” Да только где его искать?
       Никогда в жизни не плакал тролль, хотя доставалось ему изрядно, но сейчас слезы заволокли глаза. Глок шел, сам не ведая куда. Ноги несли его все дальше и дальше от деревни. Вот он уже у подножия горы, но гора высокая, лес, что растет на ней дремучий. “Как найти тут мальчишку? Да и жив ли он вообще?”
       Такие мысли мельничными жерновами вертелись в голове Глока. Вдруг на плечо ему слетела птица. Глок вздрогнул, а птица, нетерпеливо переступая с лапки на лапку, выплясывала у него на плече и что-то требовательно выкрики-вала на своем птичьем языке.
        В конце концов, ей надоело сидеть на плече тролля. Она вспорхнула, пролетела чуть вперед, уселась на ветку и оглянулась, словно маня Глока за собой.
     - Что ж, - пожал плечами Глок, - пойду за ней, всё равно куда-то идти нужно.
        Птица привела его к пещере, что была высоко в горах. Хотя прошло несколько лет, Глок всё же узнал её. С глухим ворчанием вошел он в родное жилище. Птица осталась снаружи.
       
         Троллиха-мать, еще больше обленившаяся с тех пор, как у неё появился смышленный работник, растолстела так, что не могла подняться с места, да и папаша-тролль был ей под стать. Они не сразу узнали своего сына, а узнав очень обрадовались. Тролли как раз думали как им быть. Йонас ловил на болоте для них лягушек и сильно простыл. Сейчас он лежал в углу пещеры и метался в бреду. “Видно, Мария почуяла как плохо её мальчику, потому-то и захворала”, - понял Глок перстав быть тугодумом.
        Он подошел к Йонасу, словно пушинку подхватил мальчика и взвалил себе на плечо. Поняв, что он уходит, троллиха подняла громкий вой, требуя, чтобы сын остался и кормил её. Глок лишь рыкнул в ответ, что сына она бросила много лет назад и теперь нет у неё сына. Троллиха заюлила, говоря, что хотела для своего сыночка лучшей доли, потому и отнесла его к людям, но Глок уже не слушал её.
        Покинув пещеру, теперь уже навсегда, он торопливо шел следом за птицей. Свою драгоценную ношу Глок оберегал от колючих веток, вспомнив, как его самого они ободрали до крови.
         Петер глазам своим не поверил, когда Глок вошел в дом с Йонасов на руках. Мальчик совсем не изменился, только подрос. Но сейчас, измученный болезнью, он опять показался отцу малышом. Петер взял сына на руки и поднес к постели Марии.
      - Вот он, наш малыш, - шептал он, не замечая слез, что катились по лицу. - Глок отнял его у троллей, слышиш. Йонас опять с нами.
         Мария открыла глаза, увидела Петера с сыном на руках и болезнь отпустила её в ту же минуту. Женщина поднялась с постели, куда теперь уложила мальчика и тут же принялась хлопотать возле него.
        Лечебные припарки и материнская любовь сделали свое дело. Йонас открыл глаза – и поскорей зажмурил их снова. Он подумал, что видит сон и решил не просыпаться как можно дольше, чтобы хоть во сне быть рядом с родными. Как же он был рад, когда матушка, обнимая и целуя его, уверила сына, что он не спит.
        Прослышав о чуде, вся деревня собралась у дома Петера и Марии. Все хвалили Глока, а он смущенно переминался с ноги на ногу, и кивал в сторону птицы, что сидела на ветке старой яблони.
        Малышка Анна-Мария прыгала от радости, что у неё появился такой большой брат и мама больше не болеет. Мария смеялась и порхала по дому, словно не было тех горьких лет, когда она ночи напролет плакала о сыне. Вся семья в сборе, все буды позади – пело её сердце.
        А верный Глок, согретый человеческим теплом, остался в деревне помогать Петеру в кузнице.
        Много лет спустя встретилась ему Хульдра, и кузнец Глок, бывший тролль, женился на ней. Пошли у них ребятишки – красивые как мать, сильные как отец. Как все дити, любили они сказки и истории, а больше всех ту, как одна добрая женщина, пожалев подменыша, помогла ему стать человеком.