* * *
На часах 4 часа, и в дверь звонят. Высокий худощавый Злобин, поправив волосы рукой, идет открывать. Он в темном костюме, белой рубашке с черным галстуком.
- Здравствуйте, проходите, пожалуйста.
Гость раздевается в передней и проходит в приемную с множеством книг на полках. Первым приходит философ Бахтин, за ним появляется Георгий Адамович - поэт и литературный критик, член петербургского «Цеха поэтов», сотрудник газеты «Звено». Первые гости усаживаются на кресла. Понемногу приемная наполняется народом: Марк Алданов, критик Вейдле, Илья Фондаминский, поэт, живописец Шаршун и давний знакомый поэт Николай Оцуп.
Зинаида в темном открытом платье с накинутым шарфом, густо напомаженная, с высокой прической рыжих волос, помахивая лорнетом, появляется в приемной.
- Здравствуйте! Вот, решили мы возобновить наши «воскресенья», чтобы узнать, чем дышит наша молодая смена, наше молодое поколение, какие у них цели. И мы послушаем их, Илюша. В Петербурге я любила наблюдать за студентами и гимназистками, были у меня очень любопытные типажи. Присаживайтесь.
Она садится и сама, ее изумрудная капелька на лбу смещается, и она ее поправляет.
- Николай Михайлович,- обращается она к Бахтину,- я уже год наблюдаю за вашими публикациями в «Звене». За год вы заняли достойное место в литературном Париже. Статьи о проблеме существования поэзии привлекли меня.
- Поэзия превратилась в ремесло, исчез смысл и слово умирает.
- Ваша рубрика «Из жизни идей», как творческая лаборатория ваших философских замыслов. Как вы оказались здесь?
- Еще петербургским студентом я попал в армию, потом служил в Иностранном легионе в Африке 5 лет.
- В Африке? Интересно, интересно, расскажите.
- О, я был там счастлив и душевно спокоен, чего не могу сказать о последующих годах во Франции.
- А вы, молодой человек, такой худенький и высокий, как спаржинька,- обращается она к Юрию Фельзену, молодому прозаику.- Вы совсем недавно в Париже?
- Да, только год.
- Чем занимались до Парижа?
- Я окончил Петербургский университет, учился в Михайловском артиллеристском училище, потом были Рига, Берлин и Париж. Работаю банковским служащим, а пишу вечерами.
- Чем мы вас прельстили?
- Вы единственные из тех, кто свои идеи пытаются претворять в жизнь, как вы делали это еще в Петербурге в религиозно-философском обществе.
- Интересно, что вы это отметили. Что еще?
- У вас есть культ воли, ведь вы всегда утверждаете, что мало иметь талант, надо прежде всего обладать твердой волей, только тогда это принесет результат.
В приемную заходит Мережковский, он одет совсем не так, как наряжается для первого выхода Зинаида. На нем мягкие домашние тапочки, он шаркает ими.
- Здравствуйте,- с поклоном приветствует он всех.- Рад вас видеть. Зина, хватит говорить о пустяках, идемте пить чай. Прошу всех в столовую.
В узкой длинной столовой за большим столом все усаживаются. Разложены на столе булочки и пирожные, стоит сахар в вазочках. Чай разливает и подает гостям Злобин. Зинаида садится справа от Дмитрия.
- Зинаида Николаевна,- звучит вопрос от молодых поэтов,- как пишутся стихи?
- О, это трудный вопрос, друзья мои! Каждый пишет по-своему. В вашем возрасте стихи пишутся очень легко, без рассуждений, почти всегда кому-нибудь подражая. Писать стихи в любом возрасте полезно. Заметьте: любое ненаписанное стихотворение прекраснее написанного. Мой вам совет – читайте учебники по стихосложению, это бесспорно полезно.
- Это все, что вы нам посоветуете?
- А давайте читать стихи. Начнем с Оцупа. Когда-то Гумилев говорил, что он даже вас научил писать стихи, но научил писать хорошо. Вот и докажите нам.
Николай поднимается и читает:
О, жизнь моя. Под говорливым кленом
И солнцем проливным и легким небосклоном
Быть может, ты сейчас последний раз вздыхаешь,
Быть может, ты сейчас как облако растаешь…
И стаи комаров над белою сиренью
Ты даже не вспугнешь своей недвижной тенью,
И в небе ласточка мелькнет без сожаленья
И не утихнет шмель вокруг цветов шалфея.
Звенит звонок, Злобин выходит и возвращается с Тэффи. В ярко-красном платье, изящная и красивая, она улыбается всем приветливо и усаживается за столом.
- Милости просим на наше первое «воскресенье», Надежда Александровна. Мы слушаем стихи. Попрошу Адамовича почитать что-нибудь новенькое.
За все, за все спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно-светлую страну,
В которой мы теперь «влачим существованье».
Нет доли сладостней – все потерять,
Нет радостней судьбы – скитальцем стать.
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви, в Париже…
- Отличные стихи! Надежда Александровна, просим вас?
- Хорошо, я прочту.
На острове моих воспоминаний
Есть серый дом. В окне кусты герани,
ведут три каменных ступени на крыльцо.
В тяжелой двери медное кольцо.
Над дверью барельеф – меч и головка лани,
а рядом шнур, ведущий к фонарю.
На острове моих воспоминаний
я никогда ту дверь не отворю!..
- Очень хорошие стихи, как всегда у Тэффи.
- Зинаида Николаевна, теперь вас просим, не откажите.
- Ну, я не думала, что буду читать… Хорошо, последнее, в Каннах написала.
Недолгий след оставлю я
В безвольной памяти людской.
Но этот призрак бытия,
Неясный, лживый и пустой,-
На что он мне?
Живу – в себе,
А если нет… не все ль равно,
Что кто-то помнит о тебе,
Иль всеми ты забыт давно?
Пройдут одною чередой
И долгий век, и краткий день…
Нет жизни в памяти чужой.
И память, как забвенье,- тень.
И на земле, пока моя
Еще живет и дышит плоть,
Лишь об одном забочусь я:
Чтоб не забыл меня Господь.
Гости поднимаются, уже 8 часов и начинают уходить.
- Приходите в следующее воскресенье и приводите с собой кого угодно. Единственное условие – чистота в смысле анти-большевизма.
С каждым воскресеньем народ прибавляется, появляются все больше молодых поэтов, некоторые приходят просто из любопытства посмотреть на знаменитую литературную чету.
* * *
Зинаида надевает пестрое платье, прикрепляя к нему ярко-зеленую розу, закалывает пышные волосы и повязывает на шею коралловую ленту. Она любит все яркое: красит щеки румянами и губы красной помадой. Встает и обувает остроносые, бронзовые туфли, осматривая себя в большое зеркало, довольная своей стройностью. «Изумруд сегодня не одену»,- думает она, поправляя волосы на плоском лбу и повязывая на лоб розовую ленточку.
- Здравствуйте!- приветствует она сегодняшних гостей.- Рада, Иван Алексеевич, что и вы сегодня пришли, надо шефствовать над молодыми.
- Русская литература на чужбине нами и закончится, Зинаида Николаевна,- утверждает Бунин.
- Вы не верите в молодые литературные силы?
- Нет, на чужой почве они лишены тех соков, питающих любое творчество. Они приехали сюда без литературного опыта, а здешний книжный рынок не даст его приобрести, слишком он узок.
- Молодым не дают возможность печататься в журналах.
- Журналов очень мало, даже известным писателям не везет, не то, что начинающим.
- Мне в «Современных записках» заявили, что из молодых печатают только Алданова! Что я мог ответить?- вступает в разговор молодой автор.
- Николай Александрович,- поворачивается Зинаида к Бердяеву,- давно вас не видела, вы редко из Кламара выезжаете. Читали ли мои дневники?
- Что тут скажешь, про ужасную жизнь после Октябрьской революции? Сама революция – кара и возмездие за пороки русского прошлого.
- Вы утверждаете, что революция не может быть религиозна.
- Да, всякая революция по природе своей антирелигиозна, и низки все ее религиозные оправдания. Русская революция есть тяжелая расплата за грехи.
- Чьи же?
- Близоруко и несправедливо обвинять в этом только большевиков. Виновны все. Большевики только наглядно показали, к чему ведут все наши идеи.
- Вина всегда,- по степени сознания. Раз мы сознаем это, то грех лежит на нас. Но ведь, большевики никогда революционерами не были, да и большевицкой революции – не было.
- Тут я согласен с вами, Зинаида Николаевна.
- Георгий Викторович,- обращается она к Адамовичу,- что это у вас за брошюрка в руках?
- Да, вот, нашел у себя. Троцкий выпустил ее в самом начале революции.
- С какой целью?
- Он объявил борьбу с религиозными предрассудками.
- Вот еще что выдумал! Вы зачем ее храните?
- Завалялась просто. Сегодня почитал и нашел у него место, где он упоминает о вас.
Зинаида берет книжицу в руки и направляет лорнет на страницу.
- Ну-ка, дайте, почитаю. Интересно, хотя хорошего про меня этот тип не напишет. «Пора товарищи понять, что никакого Бога нет, ангелов нет, чертей и ведьм нет. (Нет, впрочем, одна ведьма есть – Зинаида Гиппиус». Вот идиот! Надо же такое выдумать!
Она хмурится и ворчит, но недолго. Вскоре, Зинаида весело и задорно смеется.
- По крайней мере, остроумно!- восклицает Зинаида.