У Павелецкого всегда толпа, меж тем не совсем обычная - хотя, возможно, как раз наоборот - существующая по убогому тоталитарному закону расписания, мечущаяся в поисках своего места под тусклым искусственным светом электрических ламп, склонившая плечи под тяжестью нош. За вокзалом, метрах в пятидесяти всего, церковь. Белая, а все же невзрачная какая-то, затерявшаяся в мирском, поглощенная людским аллюром, не способная своей одухотворяющей силой притормозить век.
Пришел я туда закономерно случайно. Хоть и считал всегда, что для большинства религия - это не вера в Бога, а неверие в себя, я все же постоянно возвращался в церковь — удивительное крестово-купольное архитектурное сооружение, выделяющееся на фоне многоэтажных хат мощным духовным фундаментом.
Необязательно смотреть, чтобы слышать. Я повернулся спиной к белоснежному каменному исполину и почувствовал как тёплые невидимые лучи, свет божественный согревает меня. Впереди мостовая, истоптанная резиновыми подковами, подгоняющими ветер. Надо мной зимнее московское небо, серое, унылое и безжизненное как и душа этого города. Свист и шум проносящихся, шаркающих и рычащих. Пар и дым от пролетающих и снующих.
- Переведите через дорогу..., - послышалось позади.
Я обернулся. На узкой полоске между тротуаром и мостовой, чуть согнувшись по тяжестью небес, стояла старушка. Седая совсем, опрятно одетая, сухонькая, жилистая. По внешнему виду её невозможно было определить ни возраст, ни род былых занятий и увлечений, ни эмоционального, ни духовного состояния.
*
- В своём уме, старая?! Тут три метра прошагать всего-то. Асфальт чистый. Ни льдинки. Нахрена тебе моя помощь?!
Свет одежд ослепил меня в тот же миг. Молния разорвала небо и из расщелины хлынул крупными тяжёлыми камнями ледяной дождь, обжигаю ударами кожу. Выдохнув тонны пыли, осели с шумом и свистом многотонные коробки светящихся окон. Залпы невидимых гаубиц сотрясли бытие и земля треснула под моими стопами. Лишь храм Божий устоял и луч света, вырвавшись с небес, выжег вокруг него всё живое. Жар, исходящий от земли, опалил кожу. Мир рухнул. Вода, льющаяся с небес, превратилась в кровь и, засыхая на лице, склеила ресницы.
*
Я перевёл её через неширокую дорогу, посередине перерубленную железными рельсами, аккуратно поддерживая за руку, и удивлённый, заворожённый странным мистическим образом, вдруг явившимся мне в чужом, диком городке, отпустил, провожая жестом и взглядом, сам оставшись стоять на дорожном полотне в свете фар, оглашаемый воем бесфундаментных жестяных опоссумов.