Свинцовая хрупкость сентября

Володя Наумов
Мокриды разгулялись не на шутку. Порывистый ветер швырял в лицо крупные ледяные капли. Озябли руки. В сапогах хлюпало. Роман передернул плечами. "Паскудная погода!" В подтверждение его мысли небесная хлябь разверзлась, и на сиротливо бредущих патрульных обрушился яростный поток. Загнал Романа с Яром под жалкое подобие козырька. Лавка подержанных чипов гордо именуемая "Компьютерные интеллект" принадлежала Давиду Ситникову. Владелец лавки, старый хакер, отталкивающей наружности, заметив притулившихся у дверей патрульных, нахохлился. Сдвинул на лоб очки с насадкой. И отчаянно жестикулируя, разразился гневной тирадой по поводу лоботрясов, которые задарма получают деньги честных налогоплательщиков, при этом увиливая от своих прямых обязанностей. Ситников временами перескакивал то на английский, то на эсперанто, с него на идиш и лингву, обильно сдабривая, сей словесный винегрет отборной русской матерщиной.
- Чего разорался, скотина? - тихо выругался Роман, натягивая на глаза капюшон.
Хозяин лавки догадался, что речь идет о его персоне, и выдал еще более заковыристую фразу.
- Пойдем отсюда, - Яр шагнул на мостовую, - от греха подальше.
Старый район отчего-то назывался Ганзейским. Паутина грязных улочек с дешевыми барами, ломбардами и тайными притонами сбегала на набережную. Две понурые фигуры в серебристых плащах пересекли улицу братьев Корешковых. На обочине Яр запнулся. Провалился по колено в водосток, скрытый бурлящим потоком.
- Осторожней. Так недолго и ноги переломать.
Роман подхватил напарника за локоть. Грифельный небосвод распорол зигзаг молнии.
- Как тебя угораздило?
- Не заметил...
Косая усмешка скривила губы Романа.
- Я не об этом. В охрану как попал?
- По знакомству. Можем возвращаться. Сегодня ничего не произойдет.
Роман встрепенулся.
- Ты мне объясни, откуда ты всегда знаешь, как пройдет дежурство? И надо признать, ни разу не ошибся.
Одинокий бедолага прошмыгнул через улицу в подвальчик "У Нинон". На крыше потемневшей от времени двухэтажки поскрипывал старый флюгер. Перегоревшая неоновая вывеска периодически выплевывала сноп искр. Веяло тоской и упадком.
- Книга у меня есть. "Отреченная". Подарок Громича. Знаешь такое славянское божество?
- Ну, ты загнул. Не хочешь - не говори.
- Вернемся - покажу.
На Казачьей площади десяток прохожих создавал иллюзию оживленности. Патрульные свернули на улицу Правосудия. Миновали помпезное здание городского суда, несколько нотариальных контор, пустующий блокгауз тюрьмы. Пятидесятою метрами ниже по улице поднырнули под шлагбаум. За массивными чугунными воротами, гласила надпись, находится казарма городского патруля "Барс". Продрогшие "барсики" быстренько отметились у дежурного. Горячий душ и сухое белье - предел мечтаний.
Многие после службы спешили в город, к семьям. Яр предпочитал жить в казарме, хотя тоже мог снять квартиру, как зачастую и поступали холостяки. Но зачем? Здание больше напоминало средней руки отель. От казармы осталось одно название. Устало, растянувшись на кровати в одних трусах, Яр с тупым безразличием перелистывал "Плейбой". Стук в дверь вывел его из оцепенения.
- Не спи - замерзнешь.
В светлом твидовом костюме, кремовой рубашке, распахнутой на груди, на пороге комнаты возник Роман. В руках он держал аляповатый китайский термос.
- Ты обещал показать книгу. Или так... сболтнул для красного словца.
- А что, за мной это водится?
- Да вроде не замечал. Войти-то можно?
- Конечно.
Роман осмотрелся. Смахнул с журнального столика стопку "Stars". Поставил термос.
- Интересуешься?
- Можно и так сказать.
Повсюду валялись всевозможные издания, посвященные манекенщицам и топ-моделям. Яр поднялся, достал кофейный сервиз того же производства, что и термос. Вынул из тумбочки бутылку рома, пластиковые стаканчики.
- О-го-го. Гуляем!
Внимание Романа привлекла обложка "Медведя". Носком теннисной туфли он подтянул журнал к креслу. На лицо набежало хмурое облачко. Фотограф запечатлел сенатора Юрьева в обнимку с "Мисс Грацией".
- Обаятельный мужик. Чувствуется сила. Такой должен нравиться женщинам, - бросил через плечо Яр, откупоривая тростниковую водку. Наполнил стаканчики.
- И отменная сволочь, - добавил Роман.
- Политика никогда не отличалась стерильной чистотой, - Яр пожал плечами. Разлил по чашечкам кофе. Вдохнул аромат. - Банально, на факт. И от него никуда не деться.
Он сделал маленький глоточек, темного до густоты напитка. Глаза лихорадочно забегали в поисках сигарет. Пачка "Голуаза" оказалась погребенной под залежами "Спид-Инфо". Роман наклонился к столику. Кресло жалобно скрипнуло. После худощавого Яра девяносто два килограмма старого "барсика" пришлись ему не по нутру.
- Политика здесь не при чем. Она просто отражает его внутреннее содержание. Петр с детства был паскудным ребенком.
Прикурив от бронзовой настольной зажигалки, Яр блаженно зажмурился. Первая затяжка всегда от бога.
- Мы росли вместе. Наши родители дружили семьями, а потом...
- Женщина, - не задумываясь, выпалил Яр.
- В яблочко! Софья. Под стать Петру. Вырвет сердце и скормит собакам, с невинной улыбкой наблюдая, как ты будешь корчиться. Глубоко личностная откровенность порождает либо встречную откровенность, либо полное неприятие. В какой-то мере Яр сам спровоцировал создавшуюся ситуацию, пообещав показать заветную книгу.
Стихия за окном как на ксилофоне выстукивала по карнизу мучительно-сладостную сюиту имени: Ва-а-ле-ри-я... Ва-ле-рия... Ва-л-ле-р-ри-я...
Ослепительный росчерк молнии, взрыв... затухающий рокот-кода.
Перечеркивая возникшую неловкость, Роман ткнул пальцем в сторону окна:
- Твой знакомый, похоже, шутить не любит. Ишь как разошелся. Как его там - Дождич?..
- Громич.
Вновь повисла неловкая пауза.

Судя по всему Яр застрял в патруле надолго.Приятелями за полгода тоже не обзавелся. Держался отстранено. Солидный, скупой на выражение чувств, пятидесятилетний "барсик" олицетворял собой стабильность. Приземистый, широкоплечий, с кучерявой, побитой изморозью сединой он вызывал у Яра чувство симпатии. Но... Мужская дружба штука тонкая. Она может годами стоять, как гранитная стена, а потом внезапно рассыпаться от легкого дуновения.
- Что-то мы налили, а не пьем.
- И то верно.
Роман взял двумя пальцами стаканчик. Не торопясь, глоточками выпил.
- Недурственно.
Яр замахнул залпом. По-другому он не умел. Отхлебнул остывший кофе. Прислушался. Горячая волна добежала до желудка. Растеклась приятной лужицей.
- Промозглым днем в теплой комнате пропустить стопарик... Милое дело!
Яр решительно встал. Снял с антресолей дипломат. Положил на кровать. Черный пластик, хромированные замки. Замки, реагирующие только на его отпечатки пальца. Серьезная вещица. Дорогая. Однако то, что в ней хранилось, было несоизмеримо дороже. Бесценно! После серии манипуляций Яр извлек солидный телячьей кожи фолиант.
- "Волховник". Книга отреченных. Сколько  ни пытались вытоптать, выкорчевать славянские истоки, ан нет. Извините, господа хорошие, живехоньки они. Тому наглядный пример...
- Дай-ка, поближе посмотрю.
Роман протянул руку.
- Не могу. Да и не будет с этого толку. Ты увидишь только чистые листы.
- Хитро. И что, ты можешь по ней все предсказать?
- Нет. Не все и не всегда. Сложно объяснить.
- Ну, значит, и не надо.
Роман оглядел комнату. Может, обиделся? Заметил сиротливо стоящую в углу гитару.
- Споем?
- Из меня тот еще певец. Так, тренькаю помаленьку.
Но гитару принес. Подергал басовые струны. Подтянул колки.
- Осень жизни - она всегда внезапна.
Осень жизни - как много дел назавтра.
И смолк.
- Не знал, что ты любишь лирику.
- Я люблю осень.
Яр отложил гитару. Сунул книгу на место. Наполнил стаканчики ромом.
- И ненавижу осень.
Стиснул зубы, нахмурился. Порывисто встал. Прошелся по комнате, распинывая журналы.
- Давай выпьем, и я расскажу тебе историю о дружбе, любви и осени. ...Это произошло несколько лет назад. В городе... впрочем, неважно где. Я работал в одном небольшом, но с хорошей репутацией журнале. Вел криминальную хронику. Так... раз от раза. И вот однажды, подготовив репортаж, я заглянул к Марии Семеновне. Оказалось, что на ее место взяли молодую секретаря-машинистку. Ее звали Валерия. Чем не устроила руководство Смирнова, способная заменять корректора, редактора, да и кое-кого из учредителей, я, признаться, поначалу не понял. Новенькая-то даже печатала с грамматическими ошибками. С этого и началась вся история. Подкупила ее детская непосредственность, некая беззащитность вкупе с бесшабашностью. Разница в возрасте показалась мне достаточным основанием, чтобы предложить ей свое покровительство. Вскоре поползли слухи о ее безотказности. Они, точно раковая опухоль, подкашивали одного за другим членов нашего, в основном, мужского коллектива. Истории, одна пикантней другой, всплывали, чуть ли не каждый день. Справедливости ради скажу, что большинство соответствовали действительности. Узнал я об этом, конечно, позже. Из "Волховника". А тогда поражало, как Валерия воспринимала происходящее. Полное безразличие плюс неразборчивость в связях. У нее была маленькая тайна - цель стать фотомоделью. И она ни на йоту не собиралась отступать от намеченного. Мнение других ее не интересовало. Как ни прискорбно, но и мое в том числе. Мне же стала по настоящему дорога девчушка с глазами цвета расплавленной меди с вкраплениями прозелени. Ее ямочки на щеках. Ее родинки на... Ну, это уже частности.
Я побил все мыслимые рекорды красноречия. Короче, кое-кого подмаслил, кое-где надавил... и она получила свой шанс. Да еще какой! Рекламный ролик! Съемка на берегу моря. Издательство оплачивало двухнедельную поездку... из моего гонорара. Таковы были условия, и я их принял. Она, кстати, тоже не возражала. Две недели в моем обществе не велика цена.
К тому времени чувства, обуревавшие меня, были далеки от братских. Сомневаюсь, что она этого не понимала. А что может быть лучше для воплощения мечты, чем ласковое море, знойное солнце и темные южные ночи?.. Перспективы ослепили меня, заставили потерять рассудок. Валерия весьма умело этому способствовала. Расплывчатые полунамеки, многообещающие взгляды, робкие волнующие прикосновения... Берите меня голыми руками!
Так продолжалось до прибытия на место съемки. Жестокая действительность настигла меня в первый же вечер. Мои несмелые притязания были выставлены на всеобщее осмеяние. Я, наверное, забыл сказать, что группа, с которой Валерии в числе прочих предстояло работать, состояла из наших хороших знакомых. Продюсером проекта был мой старый друг Денис Моржухин. Не для кого не составляли секрета мои пылкие чувства. Так вот еще до вечернего фиаско вся честная компания устроила  грандиозную попойку. В силу традиции мы с Денисом совершили "восхождение на пьяную пальму". Все честь по чести - пальма наличествовала. Фокус в том, что в кроне больше двух человек не умещалось. Опыт, сын ошибок трудных, подтверждал - третий срывается, как переспелый кокос. Более спокойного места для поглощения пива и бесед, не предназначенных для посторонних ушей, трудно было найти. Секретов у нас 
не было, пива и без того хватало на всех, включая два прилежащих санатория. Однако традиция - это святое.
Так вот, пока мы молчком отдавали дань английским пивоварам, Валерия выпала из моего поля зрения. Однако совместное проживание в двухместном номере гарантировало, что рано или поздно она туда вернется. Поздно меня не устраивало и поэтому, покинув гостеприимную пальму, мы с Денисом разошлись - он в свой номер, я - на пляж. Там Валерии не оказалось. И еще в куче предполагаемых мною мест тоже. Опечаленный и немного взвинченный я направился к Денису. Пропустить стаканчик вина и безмолвно поделиться обидой. За годы дружбы мы научились прекрасно обходиться без слов. К чему, если и так друг друга понимаем.
На подходе к коттеджу я услышал разухабистое пение под аккомпанемент гитары и звонкую россыпь Валериного смеха. Забыв про огорчения, я взлетел на крыльцо... Дверь оказалась закрытой. На стук смолкла гитара, утих смех. Дверь отворилась, и я нос к носу столкнулся с Денисом. Попытка проникнуть в номер не увенчалась успехом. Мой старый добрый друг в весьма популярных выражениях объяснил, что я являюсь нежелательным элементом для данной компании. И захлопнул перед моим носом дверь. Какими словами передать то унижение, которое я испытал. С досады я шарахнул по окну кулаком. Стекло вдребезги. Рука в клочья. Звон, визг, кровища...   
Под утро, как ни в чем, ни бывало, Валерия вернулась в наш номер. С порога, заявив, что никаких обязательств она мне не давала, и что я зря оскорбил Дениса. Он, дескать, по ее просьбе меня не впустил. Таким образом, она хотела хоть на один вечер избавиться от опеки. Я был начисто раздавлен и повержен в прах. О последующих неделях даже вспоминать не хочется.
Помнишь строчки из старинной пиратской песни: "Мы спина к спине у мачты. Против дюжины вдвоем". Это о нас с Денисом. И вдруг... Я не мог ему больше доверять. Ведь если он смог меня выставить за дверь ради смазливой мордашки, то неизвестно, чего ожидать от него в следующий раз. Так Валерия повстречала джентльмена, а я потерял друга.
Яр ожесточенно затушил окурок, прикурил следующую сигарету.
- Поэтому ты собрал весь этот хлам? Валерию ищешь?
- Да, - нехотя ответил Яр. - Как оказалось, я до сих пор ее люблю.
Он чувствовал себя опустошенным.
- Только я не понял, а откуда взялась книга?
- Громич в утешение подарил.
Роман хмыкнул.
- А при чем тут осень?
- Так дело происходило в сентябре.
Тут уж "барсик" не смог удержаться от смеха. Ошарашенное лицо Яра на миг окаменело, но мало-помалу расслабилось. На губах появилась улыбка. А в следующий миг оба патрульных, размазывая слезы, сотрясались от хохота.
На дворе внуку Громича вторили Мокриды.