(продолжение)
Начало:
http://www.proza.ru/2013/07/24/1612
ЧЕТВЁРТАЯ ГЛАВА
Часы в гостиной пробили мелодичным стеклянным звоном восемь раз. Виктор открыл глаза. Новое утро. 2 января. Начинается Новый, 1900 год. Кто-то утверждает, что это последний год XIX-го века, кто-то – что это первый год грядущего ХХ-го.
Уже прошло полтора года, как Виктор стал студентом университета и изучает юриспруденцию.
В первый семестр Виктор посещал лекции прилежно и внимательно слушал профессоров, впитывая новые слова и понятия, и с гордостью носил фуражку с синим околышем, николаевскую утеплённую шинель на белой подкладке и шпагу с золочёным эфесом – знаки принадлежности к студенческому сословию. Затем ощущение новизны прошло, потянулись скучные будни с нудной зубрёжкой.
Без охоты сегодня поднимается Виктор с постели. Вчера он поздно вернулся домой и сегодня не выспался. Оттого у него отвратительное настроение и нет желания ехать в университет, слушать лекции.
Постучав, в комнату вошла горничная Катя. Она принесла Виктору свежую рубашку и отглаженные брюки.
– Пётр Петрович уже позавтракал и уехал, – сообщила она. – А маменька ваша ещё спит.
От Кати всегда пахнет свежестью и молоком. Она вся в округлостях: круглая голова с пышными светло-каштановыми волосами, округлой грудью, обтянутой блузкой, округлой попой.
Повесив брюки и рубашку Виктора на спинку стула, Катя встала перед ним, обольстительная с весёлыми чёртиками в глазах и кривящимися в усмешке сочными губами. Недаром отец соблазнился ею.
– Маменька вами недовольна, что вы поздно возвращаетесь домой, – продолжала Катя. – Она думает, что вы развлекаетесь в «том доме» с гулящими девками.
Виктору послышалась в её словах насмешка. За два года она уже в их доме освоилась. Ну, как же, спит с хозяином, подменяя в постели хозяйку.
– Подойти ко мне, – приказал ей Виктор.
Катя подошла. Виктор схватил её за руку и дёрнул на себя. Она ойкнула и, не удержавшись на ногах, рухнула на него.
Виктор подмял девушку под себя, запечатал её рот своими губами. Из груди её послышалось приглушённое, невнятное:
– Ммм…
Виктор попытался расстегнуть Катину блузку, но она упёрлась руками ему в грудь, с силой оттолкнула его и вскочила на ноги.
– Снасильничать меня захотели? – тяжело дыша, проговорила Катя, поправляя на себе одежду, и, шаловливо усмехнувшись, добавила: – Не на такую напали, Виктор Петрович. Попросили бы по-хорошему, глядишь, и дала бы разок… за «Катеньку».
Сказала и выскочила из комнаты.
Виктор потряс головой, ругнулся вслед непокорной Кате:
– Дура, не очень-то я тебя и хочу… Может тебе «Петрушу»* ещё дать?..
(500 рублей. На них был изображён Пётр Первый).
Он встал с постели. Отказ горничной разозлил его, хотя, действительно, на хрена она ему сдалась, когда у него есть Вера, девушка, не чета этой ****и. Злило его не неутолённое желание Катиного лона, злило то, что та посмела ему, Виктору Репьёву, хозяину, отказать в, казалось бы, его законном праве.
– Дура, – ещё раз Виктор ругнул горничную.
Позавтракав, он вышел на крыльцо. Кучер Степан уже подкатил лёгкие санки и ждал его, выпуская изо рта пар.
По небу в дымчатом нимбе плыло бледное солнце, высекая искры из свежевыпавшего снега. Пар шёл от лошади. Пар вперемешку с дымом поднимался над Москвой.
Виктор сел в санки, укрыл ноги меховой полостью, скомандовал Степану:
– Поехали.
Ох, как быстро пролетела рождественская неделя. Зато это была неделя беспрерывного блаженного наслаждения. Вера…
***
Виктор познакомился с Верой в начале весны. Он занимался в университетской библиотеке, когда там вдруг появилась Она, прелесть с точёной фигуркой, с толстой русой косой до самой попы, с большими голубыми глазами, тёмными соболиными бровями, с пунцовыми вишнями губ и маленьким женственным подбородком.
Она села напротив Виктора и принялась конспектировать какую-то толстую, похожую на кирпич, книгу. Весь вечер он наблюдал за нею и, кажется, влюбился. В следующий вечер девушка снова сидела на прежнем месте, и перед нею была та же книга.
Виктор, до этого бывавший в читальном зале от силы раз в неделю, теперь зачастил, чтобы снова и снова видеть прекрасную незнакомку. Он давно бы познакомился с нею, но его отпугивал её серьёзный, неприступный вид. На третий день ему удалось подсмотреть название этого тома, который девушка так настойчиво изучала. Им оказался «Капитал» какого-то Маркса на немецком языке.
Виктор решил пойти на хитрость. На следующий день он пришёл в читальный зал пораньше и затребовал у служителя «Капитал». Книга в библиотеке была в единственном экземпляре. Положив её на край стола, Виктор, делая вид, что занимается изучением римского права, с нетерпением ждал прихода незнакомку.
Она пришла, обратилась к служителю. Тот ей что-то тихо сказал. Незнакомка обернулась от стойки, отыскала глазами Виктора и направилась к нему.
– Простите, – обратилась она, подойдя к Виктору, – вы взяли Марксов «Капитал». Но я вижу, вы пока не пользуетесь книгой. Вы не позволите пока мне поработать с ним? Я вам верну её, как только скажете.
Виктор с радостью отдал ей книгу:
– Пожалуйста, она, кажется, мне сегодня не понадобится.
Библиотеку он покинул вместе с девушкой. Её звали Вера Осипова. Виктор напросился к ней в провожатые. Жила Вера в Дорогомилово рядом с дорогомиловскими банями.
Они шли вдоль Москвы-реки окутанные зелёными сумерками. Мимо пролетали извозчики, поодаль через мост тянулась конка.
Вера держала Виктора под руку и рассказывала ему о том, что она вычитала из Маркса, что-то о первичном капитале и о прибавочной стоимости. Виктор слушал её, не вслушиваясь в смысл произносимого ею, и думал только о том, как бы её поцеловать.
У палисадника, за которым скрывался её дом, Вера протянула ему руку и попрощалась:
– До свидания, Виктор. Надеюсь, мы с вами ещё увидимся.
Он не рискнул в тот вечер поцеловать её, ограничившись предложенным ею товарищеским рукопожатием.
На обратном пути Виктор поймал извозчика и отправился на Трубную к «Эрмитажу». Там всегда прогуливались уличные девушки. Они нравились Виктору своей беззащитностью и откровенностью, их не требовалось занимать умными разговорами. Ночь с помятой проституткой у неё в комнате успокоила Виктора.
Всю неделю из вечера в вечер Виктор провожал Веру до дома, так и не решившись её поцеловать. И только на шестой раз девушка пригласила его в дом. Их встретил молодой мужчина в поношенной студенческой куртке. Он был хорошо сложен, прям, белокур и походил на Веру. Вера представила их друг другу:
– Познакомьтесь. Это мой товарищ Витя. Это мой брат Дмитрий.
Она накрыла стол в небольшой комнате, служившей гостиной.
За чаем зашёл разговор о смысле жизни. Он вызвал спор между Виктором и Дмитрием. Дмитрий говорил о том, что образованный человек должен нести знания простому народу, рассказывать ему о лучшем устройстве общества, чем царизм, о социализме, и указывать путь к нему. Виктор сомневался и говорил, что люди, имеющие капиталы, не станут добровольно делиться ими с неимущими.
– У моего отца фабрика. Он её так просто никому не отдаст, – сказал он Дмитрию.
– Мы заставим капиталистов поделиться с народом, – убеждал Виктора Дмитрий. – А будут сопротивляться, отнимем.
– Как?
– Силой.
– Но это – разбой, – ответил Виктор.
– Не разбой, а социальная революция. Экспроприация у богатых нечестно нажитых богатств, – сердито проговорил Дмитрий.
Спор мог вылиться в ссору, но Вера их прервала:
– Довольно, мальчики, спорить, – сказала она. – Давайте я вам лучше спою. Хотите?
– Пой, – согласился Дмитрий, продолжая хмурить брови.
Вера взяла гитару, висевшую на стене, провела по струнам, послушала их, подкрутили колки и запела:
Маргариточка цветочек
Пышно в поле расцвела,
И сама того не знала,
Что сводила всех с ума.
У Веры был приятный грудной голос. Лицо Дмитрия подобрело, и он стал подпевать ей:
Маргарита, пой и веселися,
Маргарита, смейся и резвися,
Маргарита, бойся ты любви!..
Потом она спела:
Вот мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой…
И колокольчик, дар Валдая,
Гудит уныло под дугой…
– А ну-ка, спой нашу, – попросил её Дмитрий, когда она закончила петь про ямщика.
Перебрав струны, Вера тряхнула головой и негромко, почти шёпотом, но чётко запела:
Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе.
Дмитрий подпевал ей:
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе…
– Вот так-то, Виктор, – сказал Дмитрий. – Поднимется народ с колен. Мы его поднимем, революционеры.
В тот вечер Виктор не поехал к проституткам. Мысли его были далеко от сиюминутных удовольствий. Он вдруг понял, как непрочно положение богатых, его отца и его самого, если такие люди, как Дмитрий и Вера подводят под него мину. Сколько их топчет русскую землю этих самых Болотниковых, Разиных, Пугачёвых, нищих и голодных, готовых вцепиться в горло богатым. Достаточно найтись кому-то, кто эту страшную, но пока разрозненную массу сможет организовать и повести за собой и тогда… Виктору не хотелось думать о том, что будет тогда, угадывая, что разольётся море крови…
Он понял, что Вера не та девушка, с которой можно закрутить интрижку и увлечь в постель, но, тем не менее, продолжал встречаться с нею. Их разговоры были далеки от любовного трёпа. Не во всём она была согласна с братом.
Они шли майским вечером по берегу Москвы-реки. Речной воздух смешивался с запахом цветущей сирени. Как обычно
– Он всегда был торопыжкой, – говорила она. – Он всегда требовал: вынь и положь. Вот и общественный строй он готов в одночасье смести с лица российской империи. А с кем и чем? Личным примером. Он показал уже себя, попытавшись поднять студентов против нового дискриминационного закона об университете. И что вышло? Недоучившись, вылетел с третьего курса с волчьим билетом. А его однокурсники уже получили дипломы, стали врачами. Это его, конечно, тоже задевает и ещё больше настраивает против власти.
– А вы как думаете переустроить общество? – поинтересовался Виктор.
– Образованием большего количества простых людей, их детей. Вот они, эти дети из низов, повзрослев и образовавшись, займут ведущие места в государстве и в хозяйстве и начнут преобразовывать общество, – ответила Вера.
– Не верю, – усмехнулся Виктор. – Мои дед и отец были крепостными. У них тогда уже была фабрика. Не такая, как сейчас, но давала хорошие прибыли. Дед пытался выкупиться у барина, но тот не отпускал его потому, что дед платил ему богатый оброк. Зато после освобождения дед развернулся во всю, а отец, окончив коммерческое училище, продолжил и стал миллионщиком. Но я не замечаю, чтобы он думал о переустройстве общества. Его, кажется, устраивает нынешнее положение, и ему, отнюдь, не нужны бунтари, покушающиеся на его пирог. Делиться с нищими он добровольно не станет, а если кто попытается отнять у него его фабрику, будет защищать её с оружием в руках. И не только он.
– Пусть не все дети, получив образование, станут впоследствии миллионщиками, а будут простыми врачами или инженерами, учителями или присяжными поверенными, агрономами или квалифицированными рабочими. Это избавит их от бедности. Они станут хозяевами своей жизни.
Виктору не хотелось спорить с Верой. Он обнял её, но она отодвинулась от него, негромко и твёрдо сказав:
– Не надо, Витя… Не спеши…
Почему он тогда не повернулся и не ушёл, поняв, что дальше разговоров о бедствиях угнетённого народа отношения с Верой у него не продвинутся? Возможно, остановило его её обнадёживающее «не спеши» и неодолимое желание добиться своего, хотя он сам не знал, чего он хочет – просить её руки и сердца или просто переспать с нею.
Он не ушёл тогда. Они расстались на лето, которое Виктор провёл на даче, время от времени удовлетворяя свою бунтующую плоть плотью тёти Оли. Она выдала Лидочку замуж за своего любовника сорокапятилетнего барона Стакельберга. Молодожёны проводили свой медовый месяц в путешествии по Европе.
– Он слаб в постели, но зато Лидочка теперь состоятельная дама и осенью будет представлена их величествам, – сказала тётя Оля с оттенком гордости в голосе.
Да, дочь купца, сирота Лидочка вознеслась в заоблачные высоты.
(продолжение следует)
http://www.proza.ru/2013/07/26/1044