Глава тринадцатая.
Когда татары пытались подойти к людям, они отнюдь не могли этого, так как перед ними было распростёрто некое облако, за которое они никоем образом не могли пройти».
«Хроника Плано Карпини»
Нельзя прыгнуть через время. Можно попасть в опасное заблуждение.
Тувимский шаман Николай Ооржак
Все вышеописанные события вплоть до момента пленения незадачливого змееборца увидели Семён Лукич и Просфоров на любезно включённом чёртом экране обзорной системы, устройстве на манер телевизора, когда они выбрались из леса и с ужасом обнаружили, что ящик открыт, а машина включена.
«Грамотный, чёрт»!- зло усмехнулся Семён: «И в электронике шарит»…
Николай же Иванович слова не мог произнести от изумления, но, наконец, придя в себя, прошептал: «Сеня, но ведь кроме меня, тебя и покойного доцента Кабанова никто на свете не знает, как с этим обращаться, кто тогда это сделал? Неужели американцы? И нас не зря пугали происками ЦРУ»? «Какое тебе ЦРУ? Я же сказал чёрт, а ты не веришь. И не какой ни будь там, а наш, местный, видишь, какое слово на панели гвоздиком накарябал».
«Слово то матерное я вижу. Его должно быть, пока везли, какой шутник написал, да и, вообще не смеши ты людей своим религиозным дурманом. Черти ему, понимаешь, мерещатся»!- не поверил ему Просфоров: «Видишь, что всё включено, как положено. На шкале выставлен десятый век. Времяпоглощатель наведён точно, а молодой человек, которому сейчас на экране вяжут руки, очевидно персонаж из того времени. Оставлять его тут никак нельзя, но если я отключу питание, отправится наш лейтенант со своими бойцами служить вместо стройбата в кавалерию, но это нехорошо - их же из лука стрелять не учили». Николай Иванович глянул на датчики и ужасно расстроился: «Питания осталось на полчаса, максимум. Пешком не успеть. Что мне делать, Семён»?! «На полчаса, говоришь»?- переспросил его Сапонин, и, осенённый некой мыслью быстренько затопал к дому. Открыв дверь, он увидел то, что и ожидал увидеть. На столе, свесив хвост, восседал чёрт, самозабвенно вылизывая банку болгарского яблочного джема, похищенную из рюкзака Просфорова.
«Что это»?!- воскликнул, пристально следящий за событиями на экране, Николай Иванович. До сей поры Змей в кадр не попадал, но теперь, когда Просфорова заинтересовала замеченная им в кустах труба магистрального газопровода, и он, чтобы рассмотреть её получше, раздвинул экран пошире, да так и застыл с открытым ртом, узрев маячащую над ельником голову Амзука Горыныча. Голова эта, маленько успокоившись после пережитого ужаса, разъясняла Перевалову великую ценность и опасность изъятого у Ивана меча, так называемого меча-Кладенца, несмотря на свой непритязательный внешний вид, мощнейшего оружия своего времени, обладающего высокими тактикотехническими данными. Судьбу этого меча, впоследствии утопленного в Сити последними богатырями Великого князя Владимирского, Николай Иванович знал досконально. Но как-то не вязался этот рассказ с замшелой физиономией змея, вопреки всем законам биологии исторгающей членораздельную речь. Настолько не вязался, что изумлённый опрокинутой реальностью Просфоров даже не услышал визга застигнутой врасплох нечистой силы. «Попался, гад! На сладеньком попался»!- со всей силы Семён брякнул пленного беса на землю у самых носков перемаранных рыжим торфом городских штиблет Просфорова: «Вот он, всего виновник»! Выйдя из оцепенения, Николай Иванович, внимательно рассмотрел чёрта. Ему, с его сугубо научным складом ума стало легче - хотя с раннего детства он знал, что чертей не бывает, на траве, потирая зашибленную пинком поясницу, сидело, отравляя утренний воздух навязчивым запахом серы, вещественное доказательство противного. «Ну, и много здесь такого добра»?- спросил Просфоров. «Полно»,- отвечал ему Семён: « Но не в этом дело. Времени терять нельзя, надо лейтенанта выручать. Лети скорей, а здесь я сам разберусь. Ещё помню пока, как этим управлять». Усадив Николая Ивановича чёрту на спину, Семён отвесил нечистому прощального пинка под зад.
«Сеня! Ноги не распускай, да»!- взвизгнул чёрт: «Это я тебе вспомню! Встретимся ещё»! «Встретимся, конечно»,- засмеялся Сапонин: «Но больно я тебя боюсь. А сейчас доставь товарища учёного, куда он прикажет. И, не дай Бог, хоть рубль с него сдерёшь, как у тебя принято»! «Нет! Мы ещё встретимся с тобой! Ещё встретимся»!- вопил чёрт, с натугой поднимаясь к озарённому первым солнышком небу, ибо, как известно, днём черти не летают, а предпочитают отсиживаться в тёмных углах - оврагах, кочегарках и складах готовой продукции спиртзаводов. Сегодня же лететь ему пришлось, и, неуклюже преодолевая воздушное пространство, чёрт клял всё и вся, лейтенанта, старшину, кота, Семёна и всю их родню до седьмого колена, издавал непристойные звуки и зловоние. Николая же Ивановича он обещал извести отдельно и с великим старанием клеветническими анонимками во все инстанции от Академии Наук СССР до жилконторы включительно…
В эти минуты Сергей, наконец, вспомнил о почти забытом им за сумятицей прошедшей ночи «гражданском товарище» Просфорове и сделал абсолютно правильный вывод о том, что легендарный змееборец явился на поляне не без участия умной машины Николая Ивановича. Он попытался рассказать об этом старшине, но не смог привлечь к своему рассказу его внимания.
Тот был занят. Душою профессионального и закореневшего в грехе своём матерщинника он будто губка впитывал в себя десять веков как забытые выражения из тёзкиных пространных обличений. Слушал, записывал на сигаретной пачке, вежливо просил повторить самые интересные выражения, чем навлекал на свою голову новые потоки ругательных слов и выражений. Поняв, что это надолго, Перевалов попытался разъяснить солдатам суть просфоровского эксперимента, но солдаты эти, видавшие виды, и принимавшие как должное трёхглавого змея, водяного, чёрта и прочие чудеса, поверить в машину времени не желали. Змей, и тот усмехнулся криво: «Что-то, ты, зёма, загибаешь»! «Всё, сказанное лейтенантом, верно»!- раздалось вдруг с неба. Сергей, полностью сбитый за последние часы с атеистического толку, готов был от неожиданности поверить, что это глас Божий, когда, вдруг, на поляну приземлился, не приземлился, а скорее сказать, шлёпнулся чёрт, выбрался из-под пассажира, и, судорожно вылакав ближайшую лужу, нырнул куда-то под корягу, только его и видели. Николай же Иванович отряхнул испачканные при такой неаккуратной посадке брюки и повторил: «Да-да, всё верно, товарищи! Вы чем-то обидели чёрта, и он, нейтрализовав нас, решил отомстить вам посредством моей машины. Вам повезло. Ещё десять минут, и оказались бы вы, мальчики, в десяти веках назад на этом самом месте».
«Здравствуйте»,- вежливо обратился он к Змею: «Будем знакомы, Просфоров Николай Иванович, доцент кафедры русской истории, специалист по трансвременным перемещениям»,- и добавил на древнем змеином наречии: «Камбара шименти кыр тышмак»! «Яки тур кымак ошимба тын»,- удивленно ответил Змей. На родном языке говорить ему не приходилось уже с лишком пять веков. Левая голова ринулась будить успевшие закемарить с расстройства две другие: «Колы туру город-тер академика карман гон»! Это означало - «вставайте, из города приехал академик по змеям».
На русском же левая голова сказала так: «Вы извините нас, уважаемый, стар, стал, чуть что, в сон клонит. Я очень рад вам. Я, и верно, стар и, знали бы вы, сколько всего я могу рассказать о прошлом. Ваше людское представление о своей истории убого, летописцы пристрастны и боятся начальства.
Правду знаю только я. Так что я для науки всей душой, спрашивайте скорее»! Средняя же голова, весьма представительная с виду, зарычала на левую: «Чего расшумелся, дурень»!- и добавила, обратившись к Просфорову: «Вы извините его, он с детства такой. Вопросы всё задаёт, критикует, авторитеты подрывает. Никакой солидности. Я думаю, нам с вами, как с представителем передовой советской науки, лучше, чем в болоте, встретиться где-нибудь в спокойном и уютном месте. В Валках, например, на центральной усадьбе колхоза. Там культура, чистота, знаете ли, стол накроем. Не всякий день у нас встречи с научными работниками вашего уровня».
«Верно, верно»!- поддакнула третья голова. На том и порешили.
Завершив переговоры со змеем, Николай Иванович потребовал, чтобы войска отошли с поляны не менее как на сто метров, посмотрел на часы и, склонившись к пленному, спросил: «Ваня, домой хочешь»?
Иван давно уже понял, что его занесло совсем не туда и не в ту кампанию, и потому, согласно закивал. «Не до жиру, быть бы живу»,- думал он: «А со змеем мы потом разберёмся». Пока он кивал, Просфоров продолжал: «Мы тебе зла не желаем. Давай по-мужски договоримся. Я тебя развязываю, возвращаю коня и оружие, а ты взамен, обещаешь с этого места не сходить ровно час». «Годыну одну»,- подсказал из-за плеча Пащенко, не решившийся оставить учёного один на один с мастером художественной резьбы по змеям.
Предложение, сделанное Просфоровым Ивану, было вполне в духе представлений о справедливости, бытовавших в среде средневековых витязей, так что договоренность была вскоре достигнута.
Аккумуляторы машины садились, она из последних сил удерживала систему в равновесии, не в силах замедлить мелких трансвременных мутаций, и на глазах мёркли краски ясного дня. Времени почти не оставалось. Пащенко перерезал ремень, Николай Иванович сунул в руки Ивану повод уздечки его коня, меч же они на всякий случай положили подальше, и, не медля более ни секунды, оба они побежали с поляны.
У недальних ёлок Просфоров обернулся и увидел, что и коня, и Ивана обволок сиреневый туман, затем в воздухе повисла, сгустившаяся из ничего, плёнка. Грань, блеснув росой, скрыла прошлое, напружинилась ветром и вдруг пропала, а позади неё всё осталось по-прежнему, только без коня и Ивана, лишь сойка шумно возилась в кустах, набивая брюхо ягодой, не то наша сойка, не то залётная из былинных времён. Семён Лукич Сапонин на последних остатках энергии аккумуляторов выполнил свою задачу успешно.
«Вот зараза, ремень на ветке забыл»!- кинулся, было, на поляну Петя Ворожкин, но Варюхин вовремя остановил его: «Куда? Теперь поздно, остался твой ремень Ивану на память. Пусть со звездой на брюхе красуется»! Николай же Иванович, услышав об этом, строго заметил: «Поосторожнее, ребята, надо. Любая вещь, даже мелочь, из настоящего, попав в прошлое, может кардинально изменить ход истории».
«Впрочем, на сегодняшний день это всего лишь голая теория, а с ремнём я и сам не доглядел»,- добавил он и продолжил, обернувшись к лейтенанту: «Кстати, интересный факт, Серёжа: «Была у меня газета военной поры. После нашего первого эксперимента, о котором я вам рассказывал, открыл я её и глазам своим не поверил. Чёрным по белому было напечатано сообщение о действиях партизан на Курылевских болотах. Название деревни на всю жизнь памятное, а командир героических партизан - товарищ П. Но главное не это, а то, что до эксперимента на этом самом месте размещалась совсем не это сообщение, а заметка о тружениках тыла на патронном заводе. Так-то вот».
Пока он рассказывал, ветер унёс последние клоки сиреневого тумана, а утреннее солнце засияло ярче, чем прежде.