25 Проводник в Мертвый мир

Павел Разводовский
25  Проводник в Мертвый мир

Даниил понял, что жизнь его кончилась. Он никогда не умрет, но теперь всегда будет мертвым.
Он шел по молчаливому полю в ту сторону, где начиналось царство мертвых.
Он хорошо видел перед собой только один-единственный куст – все остальное расплывалось перед его глазами.  Может оттого, что он плакал? Но умеют ли ангелы плакать? Может оттого, что  он стал близорук?  Но ведь ангелы видят не глазами, а душой.
Скорее, этот куст был его высшим предначертанием. Если бы ангел умел читать иероглифы в этих очертаниях ветвей, он бы прочел: «Здесь тебя ждет тот, кто поведет тебя в царство тьмы».
Не успел Даниил приблизиться к кусту, как из него выскочил невысокий мужичок в черной рубахе и сапогах. У мужичка была борода до земли, нос, точно белый гриб, а руки – тонкие, как ветки рябины. Существо выросло будто из-под земли.
- Я – твой проводник, - сказало существо. - В царство мертвых лучше заходить с другой стороны. Туда мы будем идти пешком. Это недалеко. Хотя все относительно, и до вечера, до полной тьмы мы дойдем.
Судя по всему, что вечер наступал через два часа, идти было недолго. И Даниил даже удивился, что совсем рядом с городом есть Мертвый мир.
Они шли по безжизненному полю, потом вдоль леса, издали наблюдая, как по шоссе бегут автомобили совершенного технического мира.
Проводник был молчалив. Да и что он мог говорить? Этот человек, может, навсегда остался между суетой города и Духом, он всегда в дороге. Эту неопределенность души Даниил хорошо знал, и ему показалось, что люди по своему порочному духу – больше проводники, всегда стремящиеся всех живых увести в свой Мертвый мир.
От проводника слегка несло спиртным, и Даниил догадался: он иногда задерживается, прячется за куст, чтобы отпить глоток-другой порочной воды.
Наконец, они приблизились к каменной арке – одинокой, среди бескрайнего поля. За ней начинались каменные ступеньки, которые вели вниз. И Даниил понял:  это путь в подземное мертвое царство.
Они спускались минуту-другую и оказались в многолюдном городе. Как много людей умерло за все прошедшие века! Здесь были те, которые при жизни стремились жить в больших городах.
О, как тесно было им теперь. Мертвые души буквально проталкивались среди множества себе подобных. Терлись друг о друга животами, спинами, им тяжело было пошевелить рукой, а каждый мелкий шажок в этой толкотне был для них большим достижением.
- Куда они идут - эти люди? – спросил Даниил.
- О, они идут в разные стороны: идут на работу, в магазины, в больницы, в игорные дома, в храмы. Но мы туда не пойдем. Наш путь другой. Тем, у кого ангельские души, полагается тихий уголок, удаленный от всей этой суеты.
И они свернули на малолюдную улицу – такую знакомую Даниилу с детства - и пошли по каменной дороге.
Во дворах копошились люди. Даниил стал к ним присматриваться.
Странно, это все были души людей, которые умерли при его жизни. Он всех знал, видел, все они теперь умерли. И Даниил удивился, что и здесь у них было точно так же, как и в жизни.
- У нас здесь настоящий город, - говорил проводник, - люди все смертны, - они прибывают к нам, в вечность. Мертвому оттого хорошо, что ему умирать больше не надо. Пожалуй, там, на Земле, они малые дети, которые не могут поделить между собой все свои игрушки. Они все боятся попасть сюда.
Мертвые люди подходили к заборам, приветствовали Даниила и говорили ему: «Мы сами были детьми, а теперь повзрослели. Мы все видим и все понимаем, нам надо пахать, надо сеять, нам тоже надо жить, если мы не будем сознавать себя, все, что вокруг нас - пропадет, останется лишь наш темный дух в пустоте.
Даниил всматривался в глаза людей и удивлялся их чистоте. Другая психология! Это другие люди. Как они все светло видят! Им было стыдно за ту прошедшую жизнь. И они оправдывались, что в живой жизни они были просто детьми.
 Какой  был их возраст? И младенцы, и старики. Они были просто молоды. Примерно одного все возраста, каждый сохранил свои особенности земных очертаний, но все в них было прекрасно.
- Что можно сказать живым? – спрашивали они. – Умеют ли они жить без отрицательных эмоций? Это присуще только мертвым, только мы спокойны. Они, живые, еще так мало знают о жизни, они могли бы жить в тысячу раз лучше, но для этого надо понимать, что это зависит только от него – живого человека.
У нас особые тела, особые чувства – у нас большое преимущество: нам не надо бояться смерти, потому что мы и так мертвы.
Здесь, под землей, они повторяли нашу земную жизнь, - и если бы вместо облаков по небу не плыли гробы, Даниил бы поверил, что вернулся назад на пятнадцать лет.
Они жили в его же городе, в знакомых домах. И все же это был не совсем город его детства.
Он удивлялся и радовался тому, что мертвые были совершенно лишены чего-то отрицательного. Они были даже веселее, радостнее живых, с более живыми, чистыми сердцами, хотя лица их оставались серьезными.
Даниил ходил по их улицам со спокойным сердцем. Ему не было страшно. Здесь не было  злых, нечистых душой людей.
Все они двигались медленно, плавно, они не улыбались. Но это компенсировалось красотой их душ.
- Здесь нет совсем отрицательных эмоций! -  сказал Даниил.
- У мертвых нет отрицательных эмоций! Им неестественно причинять хоть малейший вред собственным душам, - ответил проводник. – Жизнь тут происходит в спокойствии души, а у кого душа  самая спокойная  как не у мертвого? Живые существуют, а мы живем. Мудрецы живых призывают  умереть для жизни, чтобы жить. Да, вы, живые, существуете, вы не получаете радости от своей собственной души. Если бы над живыми плавали гробы, а не облака, им бы стало все ясно. Здесь мы умерли для всякого зла. У нас, рассуждающих о вечности – все добрые. «Мертвые знают меру», - эта мысль меня довольно глубоко затронула. У них нет больших запросов, желаний, у них чувство так страшно не исковеркано, как у живых. Часто живые люди отчаиваются, они сами, не зная, почему, желают быстрее стать мертвыми. Спешат в это царство, когда в живой жизни можно жить и жить, но живым это не объяснишь.
- Живые, которые попадают сюда,  в большинстве своем малые дети. Им приходится учиться всему с самого начала, за свою живую жизнь они так мало чему научились. Живые не знают, кому верить, некоторые верят в светлое будущее, а какое тут светлое будущее в царстве мертвых? Вскоре живые отвыкают от этой идеи. Им, пожалуй, ближе теперь темное настоящее. Мы ничего не знаем, но все же у нас не так плохо, как там на Земле. У нас тут одна вера: вера в вечность! Мы верим, что в вечности не растаем, как мороженое, а будем опять чем-то целым, и будем иметь какую-ту форму и какой-то дух. Однако в них удобнее и легче, чем в телах живых. Чем же наши тела отличаются от земных? И сердце бьется - правда, более спокойнее, и желудок работает - правда, он не такой ненасытный, и дух у нас – правда не такой безумный! И хоть одно мы-то знаем в отличие от живых – что только живые творили глупости на земле, а не мертвые.
 На маленькой черной площади, знакомые люди окружили Даниила, чтобы только выразить свою радость, что он теперь с ними, а затем дали понять, что он совершенно свободен, и никто не помешает ему наслаждаться их Мертвым миром. И когда они разошлись, Даниил почувствовал себя одиноким в этом Мертвом городе. Внешнее однообразие скоро наскучило. Ему было вовсе непонятно, чем живут эти люди и в чем их радость жизни.
Небо над городом напоминало ему черную бумагу. Ни солнца, ни звезд, ни облаков. И сам город, несмотря на обилие домов и людей, был страшно пуст. Когда душа побудет в Мертвом городе, ей так сильно захочется жизни.
Наконец, Даниил устал ходить, стал как вкопанный, не зная, куда деть свое бренное тело. Захотелось назад, в живой мир, в свою комнату, на свой диван. Он был уверен, что это сон и вот-вот настанет пробуждение.
Он стоял и смотрел в одну точку, видя перед собой лишь пустой черный квадрат площади. Но было такое чувство, что если этот квадрат раздвинуть как ширму, за ним будет стоять что-то прекрасное. Он закрыл ладонями лицо, затем вновь открыл. В трех метрах от него стоял проводник, он не торопил Даниила, только время от времени вынимал из кармана свою бутылочку и отпивал глоток-другой бодрящей воды. Здесь, в Мертвом мире, он не прятался. Ведь «мертвые сраму не имут».
- Как тебя зовут? – спросил проводника Даниил.
- А Харон его знает, - ответил тот, пожав плечами.
- И давно ты умер?
- Да разве я умер? – спросил старичок, высморкавшись в длинную бороду, - я ведь вроде как кладбищенским сторожем работаю. Тут, среди могил и ночую, и бодрствую. Все мертвые вокруг, живых почти не вижу, а после этого разберись попробуй, - живой я или мертвый.
Проводник опять отпил два глотка бодрящей воды и сказал:
- Раз ты уже покойник, то отправляйся в свой белый домик по этой тропинке, - показал он рукой в сторону какого-то островка в поле, - там рос маленький райский сад, и благоухало множество цветов.
Проводник оставил Даниила, и он остался один.
Он понял, что живого мира больше нет. Он исчез невероятно просто: сколько кошмаров, сколько видений, причинивших боль, было его реальностью – а смерть пришла – и не была вовсе смертью. Прошлое состояние, каким оно мощным ни было, теперь ни имело никакой силы.
Он обрел свободу. Он заставил исчезнуть то, что казалось ему единственной реальностью. Он преодолел самоубийство, ибо через него невыносимо трудно уходить и очень противно  - но никто не в силах помешать освободить его сознание от жизни.
«Я хочу радости! Бесконечной радости! Хочу проникновения и постижения! Я хочу тот же мир без боли. Мир, где я один – реальность, я – творец. Я не хочу абсолютного мира, я хочу жизни, идеальной жизни!» – говорила его душа.
Наступила истинная радость. Вот оно – началось! Свет! Впереди свет! Он приближался к саду, его душа оживала. Вот мир, где царствую я, ибо я здесь – один. Так бывает во сне: не надо больше рождаться, ибо я уже родился из чрева матери. Теперь все как во сне. Я не ангел, я родился из чрева – и это основа, без которой фантазии не были бы полноценны. Чрево! Оно породило не только одну тяжелую фантазию по названию – жизнь, и миллионы других фантазий – проявляющихся во сне и глубоком подсознании. Как хорошо, что я не помню, совершенно не помню, как я оказался в том мире.
Просто рассвело, и я родился.
Тогда я шел по Мертвому городу – была ночь, и я уснул, просто уснул  или забылся. Материя растаяла и теперь опять появилась.
Черное, вспаханное поле… Мирные, тихие бело-вуалевые облака плыли над ним… Вокруг было тепло – вечное лето… В этом его убеждал  летавший высоко в небе соловей.
 Даниил  вошел в сад. Здесь росло множество плодов: яблоки, груши, апельсины, бананы. Пальмы, березки, дубы и магнолии росли вместе. Пели птицы, и играла музыка, тихо аккомпанируя пению птиц.
Белый домик стоял, окруженный кустами сирени. Даниил понял – вот место, где его ждет вечность. И здесь будет бесконечно продолжаться его жизнь.