Святой Патрик, храни Ирландию!
В одной из пекарен Гринфилда редко кто с кем ругался. Пока однажды коса не нашла на камень:
-Итак, Иван. Вчера ты делал тринадцать замесов масла. Это хорошо. Сегодня будешь делать четырнадцать.
-Но, пан Януш, я просто физически не успею. Нельзя же каждую неделю увеличивать объём работ. Неделю назад я делал только двенадцать замесов. Потом – тринадцать. Теперь вы говорите – делай четырнадцать. За те же самые восемь часов!
-Тебе что-то не нравиться? Тогда проваливай назад, в Россию.
-С каких пор Америка стала польской вотчиной? Не тебе указывать, где мне жить и где работать. Понял?
- С завтрашнего дня ищи другую работу. Ты уволен.
- Когда ты успел стать владельцем пекарни?
- Может я ещё и не владелец пекарни, но тебя, москаль поганый, уволить смогу. Будь спокоен. Для меня это раз плюнуть.
-Хорошо!
Ну а что тут еще скажешь? Не устраивать же очередной русско-польский мордобой, в самом-то деле?
Ваня, молодой нелегальный рабочий, недавно приехавший в Массачусетс из России и до того не желающий окончательно ссориться со своим новым бригадиром, паном Янушем, остановил работу и направился к хозяину пекарни. Жаловаться. Обида на Януша была настолько сильной, что Ване стоило огромных усилий сдержаться и не окунуть своего бригадира в чан с маслом.
Дойдя до офиса хозяина пекарни, Ваня остановился и постарался успокоиться.
По сути дела в душе он до сих пор оставался простым провинциальным русским парнем, которому претило «стучать» на обидчика. Уж лучше действительно затеять драку, а уж потом, если потребуют, объясниться. С другой стороны затевать драку здесь, в Гринфилде – чревато. Могут депортировать. Остаётся одно – терпеть. Терпеть и идти просить прощения у Януша, если он, конечно, согласится выслушать.
Постояв напротив двери офиса Ваня развернулся и уже было направился назад, на рабочее место, как услышал приглушённый старческий голос позади себя:
-Стой, русский. Зайди ко мне.
Обернувшись на голос, Ваня ожидал увидеть в дверях офиса старика-хозяина, но дверь была по-прежнему закрыта.
-Ты что парень, глухой? Я сказал, зайди ко мне. Быстро.
Голос раздавался из-за двери, но так, как будто говоривший был не в офисе, а стоял рядом с Ваней, что самого Ваню, признаться, неприятно поразило. Он слегка оробел и направился в офис уже без всякого энтузиазма.
Хозяина пекарни Ваня никогда в глаза не видел. В пекарне о нем ходили слухи, один страшнее другого. Говорили, что ему уже пошёл восьмой десяток, что он еле таскает ноги и очень скоро загнётся. Говорили, что он в своё время, несколько десятков лет назад, кого-то «покрошил» в Старом Свете и до сих пор скрывается от полиции. Говорили, что он разругался со всеми своими детьми и теперь ему некому оставить своё дело, свою пекарню. Говорили, что он ужасен собой и что единственное существо, которое живет с ним в его большом загородном особняке – это огромный черный дог, страшно хозяину преданный.
Виной всех этих слухов был сам хозяин, который приходил в свой офис всегда с заднего двора, через дверь, которая соединяла офис с его личным гаражом, вел дела в пекарне через своего управляющего и сам никогда не появлялся на людях. Рабочие часто видели его «Фольцваген» с затемненными окнами, но самого его никто никогда в пекарне не видел.
В офисе, в отличие от других, ярко освещённых помещений пекарни, царил полумрак. С трудом и не сразу Ване удалось разглядеть аскетическую обстановку офиса. В наиболее удаленном от Вани, самом тёмном углу, в большом старом кожаном кресле за письменным столом кто-то сидел. Кроме кресла, стола, небольшого шкафа и стула рядом с дверью в офисе ничего не было. На одной из стен висел старинный католический крест с ирландским орнаментом и несколько фотографий молодых людей, очевидно, детей хозяина. Больше в этом помещении не было ничего.
-Ты хотел поговорить со мной? Садись.
Эти слова были произнесены сидящем в кресле стариком. Они прозвучали сурово и властно. Ваня невольно опустился на стул. Казалось, говоривший не хотел, чтобы его узнали. Человека в кресле невозможно было разглядеть да и голос был какой-то неестественный.
-Тебя что, Януш достаёт, да?- хохотнул сидящий в кресле.
-А откуда вы знаете?
-Я, парень, всё знаю. Знаю всё, что происходит в моей пекарне и всё, что её касается. Ты не сердись на Януша. Он, в общем-то, не плохой парень. Несчастный просто. Жизнь, знаешь ли, не удалась. Он думал, что тут рай на земле. А, чего греха таить? Мы все так думали... Не он первый, не он последний...
-Жизнь не удалась? Понимаю. Довольно веская причина портить жизнь другим. Скотина ваш пан Януш, если хотите знать моё мнение...
В английском словаре нет термина, полностью соответствующего русскому ругательству "скотина", поэтому Ваня произнес это слово на Русском языке. Беседа же вся велась на английском...
- Ско-ти-на? Что это значит? Это значит "животное"? Ты всех поляков ненавидишь? Всех считаешь животными? Понимаю. Мы, малые народы, ирландцы, поляки, финны, только и делаем, что мешаем вам, великим, французам, англичанам, русским...
-Вот только не надо делать из меня великодержавного шовиниста, ок! Мне сдает комнату полячка пани Кристина. Прекрасная старушка, которая относится ко мне как к собственному внуку. А пастор польско-украинской баптистской общины, Николай Колушок, так тот вообще только и думает как бы женить меня на одной из своих внучек. Прекрасные, очень симпатичные мне люди. Не то, что ваш Януш...
-Довольно странно слышать от тебя ругательства, - вдруг сменил тему хозяин пекарни, - Почему ты ругаешься? Не ожидал! Я думал ты добрый христианин. Когда устроился в мою пекарню – подарил мне Библию, мне передал её от тебя управляющий, а теперь ругаешься...
Кстати, почему ты мне её подарил? Зачем? Экземпляр дорогой, хороший. Хотел, чтобы я тебе побольше платил? Или заботишься о спасении моей грешной души?
-Не знаю. Скорее последнее. Просто у меня обычай такой – дарить Библии своим работодателям в момент устройства на работу. А для чего я это делаю – это уж вы сами решайте. Многие из тех, кому я дарил Библии, впоследствии были мне благодарны. Там, в Библии, много ценных советов по ведению бизнеса...
-Знаю, знаю! «Не обижай наёмника твоего и не обманывай его». Всё это хорошо, но зачем же ругаться?
-Простите, вырвалось. Мне далеко до совершенства.
-Отрадно это слышать. Янушу тоже далеко до совершенства. Не держи на него зла. А теперь иди домой, отдохни сегодня, погуляй вечером по нашему городку, а завтра в свою смену выходи на работу. Твоя смена начинается после обеда? Вот и отлично! С Янушем я разберусь, больше он тебя не обидит.
-//-
В этой же пекарне работал один старик. Он был ирландцем по происхождению, добрым католиком в душе и уборщиком по призванию. Звали его Патрик.
Каждый вечер, часов в шесть, Патрик приходил в пекарню и часа за три успевал помыть полы, вынести пакеты с набравшимся за день мусором, протереть стены, где они были за день запачканы. В общем – навести полный порядок в пекарне. Работал он быстро, со знанием дела, что было для его возраста почти подвигом.
Старику уже давно стукнуло семьдесят, но он не сдавался, вот уже много лет появляясь в назначенный час на пороге пекарни. К своей работе Патрик относился настолько ответственно, что можно было подумать, что это его пекарня. Другие рабочие любили старика, любили его шутки и его оптимизм. Глядя, как этот представитель эпохи "холодной войны" лихо справляется со своими обязанностями, они тоже старались работать веселее, лучше, быстрее.
На следующий день после ссоры Януша и Вани Патрик в своё обычное время приступил к работе. Проходя мимо Вани, он остановился и спросил:
-Почему, мой друг, тебя не было на работе вчера? Ты не заболел?
-Нет. Я поссорился с Янушем и меня отпустили домой. Сегодня, наверное, уволят.
-Тебе так сказал хозяин?
-Нет, хозяин мне ничего такого не говорил.
-Значит пока не время думать об увольнении. Больше оптимизма, мой друг, больше оптимизма...
-Эх, Патрик. Добрый ты человек. Жаль, что не ты хозяин пекарни.
Патрик расхохотался. За время работы старик для Вани стал добрым другом, всегда выслушивал бедного парня, давал советы, часто рассказывал про свою жизнь. Не будь в пекарне Патрика, Ване в Гринфилде было бы совсем одиноко.
Часто Патрик рассказывал Ване о своей родине, рассказывал с надрывом, иногда чуть не плача. Ирландия в рассказах Патрика была самым прекрасным местом на земле. Старику нравилось, когда рабочие расспрашивали его о его родине.
Единственно о чём Патрик не любил распространятся, так это о том, почему он оставил свою Ирландию. Всегда, когда задавали этот вопрос, Патрик прерывал беседу, становился мертвенно бледным и покидал своих слушателей. В пекарне об этом все знали, поэтому и старались ничем не обидеть бедного «ирландского патриота». Не знаю, как другие рабочие, но Ваня со временем догадался по обрывкам старых газет, которые старик однажды случайно выронил из кармана, что Патрик, видимо, в своё время участвовал в «ИРА»*.
-Нет, Ваня, если бы я был хозяином пекарни, то мне тяжело было бы стать твоим другом. Поэтому я счастлив быть уборщиком.
Во время разговора двух друзей в то отделение пекарни, где они находились, зашёл Януш и направился прямо к ним. Вдруг он остановился, посмотрел испуганно на Ваню, что-то вспомнил и начал обходить парня, не приближаясь к нему и не здороваясь. При этом оп покраснел и опустил глаза.
-Что это с ним сегодня? Какой-то он пришибленный, не понимаю, - сказал Ваня.
-Зато я начинаю понимать. Ты поругался с ним вчера. Пожаловался на него. Ведь так? Так.
-Я не жаловался! Я хотел было, но потом передумал!
-Это не важно. Важно то, что до хозяина дошла информация о вашей ссоре и он принял меры.
-Откуда ты знаешь?
-Несложно догадаться. Вчера, когда я пришёл на работу, мне пришлось стать свидетелем того, как наш управляющий отчихвостил Януша за то, что он к тебе придирается. В частности, управляющий сказал, что хозяин уволит всех и закроет пекарню, если тебя ещё хоть раз обидят.
-Боже мой! Какое милосердие!
-Боже мой! Какой сарказм! Ты не веришь в добрых буржуа?
-Понятие добрый не из моего лексикона. Оно слишком расплывчато. В благочестивых буржуа, в буржуа-праведников, я не верю. По крайней мере, я таких не встречал.
-Чем же они, по-твоему, грешат?
-Да хотя бы тем, что платят своим работникам один раз в две недели, а не каждый вечер до захода солнца, как велит Библия.
-Подённо оплачивать работу очень неудобно!
-А постоянно оставаться должником своего работника, который много беднее – удобно?
-Что же делать?
-Платить вперёд! Неудобно? Когда речь идет о праведности, такие мысли, как удобно или нет, должны уходить на второй план. «Царствие Божие усилием берётся и прилагающие усилие наследуют его».
-//-
Через два месяца после этих событий в конце рабочей смены Ваня нашёл Патрика в его кладовке. Старик уже сделал свою работу и собирался идти домой.
-О! Мой друг! Как дела? Прости, что не поболтал с тобой сегодня. Некогда, очень много работы.
-Я послезавтра покупаю билет в Россию. На следующей неделе улечу. Ты был очень добр ко мне, Патрик, спасибо за всё. Я хочу сделать тебе подарок.
С этими словами Ваня протянул старику книгу, которую держал в руках. Это была Библия, точно такой же экземпляр, какой Ваня подарил хозяину пекарни. Патрик хотел было сказать что-то, но вовремя спохватился. В его глазах заблестели слёзы.
-Спасибо, Ваня. Скажи, как ты думаешь, Господь простит грешника, если тот покается?
-Конечно, простит, если покается и больше грешить не будет. Но зачем ты спрашиваешь об этом? Я встречал в жизни одного праведника, Патрик, и этот праведник – ты.
-Увы, Ваня! Это далеко не так. Ты просто плохо меня знаешь.
На следующий день управляющий сообщил Ване, что за последней двухнедельной получкой ему придётся идти в дом хозяина, который сам хочет с ним расплатиться, что Ваню, признаться, очень удивило. Прежде заработную плату он всегда получал из рук управляющего. Расспросив, как добраться до особняка хозяина, Ваня после своей смены направился к нему. Было уже поздно. Солнце зашло и представший глазам Вани огромный дом казался мрачным и таинственным.
Поднявшись на крыльцо, Ваня обнаружил записку в двери, оставленную, очевидно для него. На клочке бумаге неровным подчерком было написано следующее:
«Пройди в дом, в гостиную. Собака тебя не тронет, не бойся».
За дверью парадного крыльца находился коридор, где Ваня разулся. Затем он прошёл в большую комнату и, усмехнувшись, сел на стоящий у двери стул.
«Какой, однако, он странный, хозяин. Зачем он позвал меня сюда? Не понимаю...».
Внутреннее убранство гостиной говорили о хорошем вкусе её хозяина. О хорошем вкусе и о его старости. По обстановке было ясно, что в этом доме давно не слышался детский смех, всё в комнате было хоть и хорошего качества, но было старым, пыльным, мёртвым. Ваня заметил, что окна комнаты имели решётки и фактически попасть в комнату и выйти из неё можно было только через дверь.
Вдруг эта самая дверь внезапно закрылась и Ваня оказался в замкнутом пространстве. Испугавшись, он вскочил и начал тарабанить по двери:
-Эй! Откройте! Выпустите меня.
-Успокойся и сядь. Оставь в покое дверь, она, между прочим, ясеневая. Прекрати шуметь и выслушай меня. Никто не причинит тебе зла. Ты здесь потому, что есть люди, которые желают тебе добра.
Приглушённый голос, раздававшийся из-за двери, скорее не приказывал, а умолял.
-Странный способ выказывать свои дружеские намерения, запирая гостя. Выпустите меня, наконец!
-И не подумаю. Я не выпущу тебя до тех пор, пока ты не прислушаешься к голосу разума и не оставишь свою бредовую идею возвращения в Россию. Зачем тебе туда возвращаться?
-Как это зачем? Это моя Родина. Я не был там уже много лет. Там живут родные, близкие мне люди. Да вам-то, какое до этого дело?
-Какое моё дело? На моих глазах молодой человек хочет совершить самую большую ошибку в своей жизни, а я, по-твоему, должен бездействовать? Я знаю, что творится в твоей России, я читаю газеты, слушаю радио, смотрю ТВ. Опыт прожитых лет подсказывает мне, что тебя там ждет.
-Меня там ждут мать и отец, и маленькая сестрёнка и этого для меня достаточно! Впрочем, я и объяснять ничего не должен. Какое вы право имеете так беспардонно вмешиваться в чужую жизнь и пытаться командовать? Моя личная жизнь и ваша пекарня – это не одно и тоже. Я и до сего дня был не особо высокого мнения о работодателях, но теперь я всю жизнь буду считать бизнесменов, в какой бы сфере они не работали, худшими из людей. Я знал, что власть развращает, но не знал, что настолько.
За дверью, казалось, не слышали Ваниных слов. Или не слушали.
-Ты видишь этот дом? Это хороший дом, хотя и старый. Он не нужен ни мне, я не вечный и скоро умру, ни моим детям, они не хотят жить со мной и живут далеко, в Калифорнии. Хочешь, этот дом после смерти я оставлю тебе. Дом и пекарню. Оставайся.
Сказать, что эти слова Ваню удивили – значит ничего не сказать. Некоторое время он молчал. За дверью тоже молчали. Вдруг Ваню осенило.
-У тебя хороший дом, хозяин.
-Да, хороший.
-И расположен он не плохо. Рядом большой пруд, парк. Можно хоть каждый день ходить на рыбалку.
-Да, да, всё это так, - послышался из-за двери радостный голос. Говоривший надеялся, что убедил Ваню.
-В Массачусетсе не плохой климат и жить здесь – сплошное удовольствие.
-Да, да. Это правда.
-Но ты отдал бы всё это за возможность хотя бы раз увидеть один лысый, замёрзший, бесплодный остров. Какой остров? Твою Ирландию. Ведь так, Патрик?
-Как ты догадался?
-А какая разница?
Прошло несколько мгновений. Затем дверь отворилась и Патрик протянул Ване руку, отдавая деньги. После этого он резко развернулся, схватил за ошейник своего пса и со словами: «видать придётся нам, старина, умирать в одиночестве», поплёлся прочь.
--------
*ИРА – Ирландская Республиканская Армия, террористическая организация ирландских националистов.