Отрывки из книги "Прогулки в закоулки"
РАСКРАШЕННЫЕ ЗВУКАМИ ХОЛСТЫ
Я хотел видеть основу и подкладку всех вещей.
М.К.Чюрленис, непревзойденный литовский художник
и композитор
Когда мне было шестнадцать лет, я неожиданно для себя открыл удивительного художника, чье творчество меня заворожило и продолжает волновать, несмотря на то, что прошло уже несколько десятилетий.
Трудно поверить, что литовский художник Микалоюс Константинас Чюрленис не наш современник, а человек, который жил и творил более ста лет назад. Такое ощущение, что его картины написаны сегодня – так свежи краски и так интересны и современны сюжеты. К тому же живописные работы Чюрлениса привлекают неведомой энергетикой, излучающей таинственные мелодии. Кажется, что они – узоры бескрайних космических глубин: таинственно мерцают, переливаясь различными тонами и звуками. И лишь когда узнаешь, что Чюрленис был не только художником, но и композитором, становится понятной особая связь цвета и музыки, пронизывающая его произведения. Об этом в свое время сказал критик Брешко-Брешковский:
«Его музыкальностью и объясняется отчасти его мистическое, туманное творчество. Видишь сразу перед собой художника, привыкшего грезить звуками. Представляется, что из этого Чурляниса может выработаться самобытный художник. Даже теперь, на заре своей деятельности, он совершенно самобытен, никому не подражает, прокладывая собственную дорогу».
Мое «знакомство» с Чюрленисом произошло необычным образом. В 1975 году нас – группу студентов лаковой миниатюры привезли в Москву, в Третьяковскую галерею, чтобы там мы смогли познакомиться не только с лучшими образцами светской живописи, но и с шедеврами русской иконописи. Когда продолжительная экскурсия подходила к концу, наши педагоги посоветовали: «Сейчас идет выставка литовского художника Чюрлениса, можете посмотреть, так как его работы экспонируются крайне редко». Мы были уже порядком уставшими, и возможность посмотреть картины какого-то неизвестного нам художника не вызвала особого воодушевления, но мы все-таки решили мельком взглянуть.
Я бегло переводил свой взор от одной картины живописца к другой, как вдруг обратил внимание на человека, который разглядывал полотно Чюрлениса с таким интересом, что, казалось, этот зритель никого и ничего вокруг не замечает. «На публику играет» – подумал я. Взглянул на картину и, не найдя в ней ничего интересного, пошел дальше. Пройдя метров пять, почувствовал, что какая-то неведомая сила заставила остановиться и повернуть назад. Посмотрел на картину еще раз и… уже не мог оторвать от нее взгляда. Казалось, что эта работа ожила и стала излучать какой-то таинственный звук. Мы стояли с этим человеком вдвоем и не желали расставаться с подаренной нам Чюрленисом тайной. Через несколько минут прибежали мои товарищи: «Давай быстрее на выход, тебя одного ждем».
Приехав домой, я стал спрашивать об этом художнике своих знакомых, но многие тогда о нем ничего не слышали. Интернета в то время не было, а найти что-то необычное и редкое в библиотеках было непросто. Однако меня ожидало очередное удивление – Чюрленис оказался любимым художником Тамары Александровны Поздняковой, моего преподавателя в художественной изостудии, чей авторитет для меня был тогда непререкаем. Когда она узнала, что я очарован его работами, то, помолчав немного, произнесла:
– Это хорошо, что ты разглядел Чюрлениса – он художник особый. У меня есть альбом с его работами, и я тебе их покажу.
Рассматривая репродукции, обратил внимание на необычные названия его картин. «Музыка леса», «Соната Солнца. Скерцо». «Соната весны. Анданте», «Соната лета. Скерцо», «Соната весны. Финале», «Соната пирамид. Аллегро», «Соната звезд. Аллегро» – все это говорило о том, что он профессионально разбирался в музыке. Так и оказалось.
Но прежде чем рассказать биографию Чюрлёниса, поделюсь небольшим воспоминанием. После того как я более полно познакомился с творчеством этого художника, Литва стала ассоциироваться у меня в первую очередь именно с ним. В 1987 году меня вместе с сослуживцем Валерием Пупиным послали в Вильнюс на Международный конкурс рекламы «Янтарная осень». Несмотря на то, что нас там ожидали необычные приключения, мне эта поездка запомнилась другим. Во-первых, ощущением от самой Литвы. В то время ходило много слухов о литовцах как о националистах, враждебно настроенных к русским. Оказалось, что это не так. Я столкнулся с порядочными, культурными людьми, уважающими не только себя, но и других.
Во-вторых, зайдя в один из вильнюсских книжных магазинов, я, к своей радости, увидел книгу о Чюрленисе. Стоила она по тем временам двадцать рублей, лишних денег у меня не было, а посмотреть ее не получилось. Продавщица сказала: «Книга дорогая, если будете брать, открою», так как она была запечатана в целлофановый конверт. Купить ее я не отважился и до сих пор жалею.
Возвращаясь к Чюрленису, отмечу: еще в семилетнем возрасте он знал нотную грамоту и играл с листа. В тринадцать, обучаясь в оркестровой школе князя Михала Огинского, начал играть на флейте и пытался сочинять музыку. Через несколько лет он с отличием окончил музыкальный институт в Варшаве, где сочинял каноны, фуги, прелюдии, зарекомендовав себя профессиональным композитором. В 1900-1901 годах он создает симфоническую поэму «В лесу». Говорят, что с этого произведения началась история литовской профессиональной музыки, и оно до сих пор считается одним из лучших достижений литовских композиторов.
Приехав в Германию, Чюрленис продолжил учение, поступив в Лейпцигскую консерваторию. Там молодой композитор впервые начинает заниматься живописью и, окончив это известное заведение, поступает в Варшавскую школу изящных искусств. В 1905 году он принимает участие в первой ежегодной выставке Варшавской художественной школы, а через несколько лет экспонирует свои работы на Первой литовской художественной выставке.
В это время Микалоюс пишет брату:
«К живописи у меня еще большая тяга, чем прежде, я должен стать художником. Одновременно я буду продолжать заниматься музыкой и займусь еще другими делами. Хватило бы только здоровья, а я бы все шел и шел вперед!»
Оказавшись в Петербурге, Чюрленис продолжает сочинять музыку и пишет свои самые значительные картины. Такие яркие представители русской творческой интеллигенции, как Бенуа, Бакст, Добужинский, Сомов, Лансере и Маковский не только заинтересовались творчеством молодого литовского художника, но и активно взяли того под свое покровительство. Чюрлениса пригласили принять участие в выставке Союза русских художников, однако признание коллег мало что изменило в материальном плане – как и прежде, денег у художника почти не было, а ему нужно было оплачивать небольшую полутемную комнатку, где он ютился, и зарабатывать на кусок хлеба. От постоянного нервного и физического перенапряжения у Чюрлениса начинают проявляться приступы душевного заболевания.
Его все чаще и чаще посещают усталость и разочарование, отпечатываясь в сознании мрачными тонами и жесткими линиями, которые он переносит на свои холсты.
«Тоска», «Весть», «Фантазия» (Демон), «Летит черная беда», «Литовское кладбище», «Прелюд витязя», «Жемайтийские придорожные распятия», «Сельское кладбище», «Баллада о черном солнце», «Молнии», «Пяркунас» – названия и сюжеты этих картин наглядно отражают его физическое и душевное состояние.
В конце 1909 года Чюрленису приснился страшный сон, который произвел на него удручающее впечатление. Микалоюс настолько был подавлен увиденным, что до конца жизни находился под тягостным впечатлением.
«Я видел страшный сон, – записал художник в своем альбоме. – Была черная ночь, лил, хлестал ливень. Вокруг пустота, темно-серая земля. Ливень меня страшил, хотелось бежать, скрыться, но ноги вязли в грязи, несмотря на то, что в каждый шаг я вкладывал все силы. Ливень усиливался, а с ним и мой страх. Хотелось кричать, звать на помощь, но струи холодной воды заливали горло. Вдруг сверкнула безумная мысль: все на земле, все города, деревни, избы, костелы, леса, башни, поля, горы – все затопила вода. Люди ничего об этом не знают. Сейчас ночь. В избах, дворцах, виллах, гостиницах преспокойно спят люди. Спят глубоким сном, но ведь это утопленники».
После этого видения художник уходит в глубокую депрессию и уже почти перестает ощущать радость и красоту земного бытия. Сознание Чюрлениса начинает растворяться в мире потусторонних теней, готовясь к переходу в пространство безмолвия.
Художник все чаще и чаще возвращается к мысли, которую уже однажды озвучил в своем «Псалме»:
«Господи! Молю тебя: озари путь мой, ибо сокрыт он от меня.
Возглавил я шествие наше и знаю, что другие тоже пойдут за мной – лишь бы не путями окольными.
Темными лесами блуждали мы, миновали долины и поля возделанные, и было шествие наше длиною в вечность».
Узнав о его болезни, жена забирает Чюрлениса из Петербурга и привозит супруга в Друскининкай, а потом в Варшаву, где художника помещают в клинику для душевнобольных. Через год, так и не оправившись от заболевания, Чюрленис умирает.
После смерти художника его имя, как это часто бывает, становится весьма известным. Выставки работ литовского мистика сменяют одна другую. В 1918 году правительство Литвы причисляет картины Чюрлениса к «творениям гениев человеческой мысли».
В 1975 году в честь столетия художника в СССР была выпущена почтовая марка, которую я берегу как дорогую реликвию.
В 1985 году по заказу Гостелерадио СССР Литовская киностудия сняла фильм, посвященный М.К. Чюрленису. Вступительное слово о выдающемся представителе литовской культуры изящно озвучил знаток творчества знаменитого земляка профессор Витаутас Ландсбергис, ставший впоследствии политиком и Председателем Сейма Литовской Республики. В этой ленте не было привычных утверждений о преимуществах социализма и о важной роли коммунистической партии в сфере культуры, хотя подобными тезисами тогда сопровождалось большинство кинематографических произведений. Авторы намеренно сделали акцент на музыке и картинах Чюрлениса, которые органично дополняли друг друга, создавали своеобразную цветозвуковую балладу о художнике-мечтателе. К сожалению, режиссер фильма, несмотря на интересную, и не обремененную идейными догматами подачу художественную материала, все-таки не смог (скорее всего, ему просто не позволили) показать Чюрлениса серьезным мыслителем-космогонистом, которого волновали не только утонченная красота литовской природы и события повседневной жизни, но еще и грядущая судьба всего человечества.
ОН СЛИШКОМ МНОГО ЗНАЛ
Рассказ об этом удивительном человеке будет неполным, если только ограничиться тем, что он известен как профессиональный композитор и талантливый художник. Чюрленис еще был ясновидцем, который заглядывал в космическое Зазеркалье, и ему открывались тайны мироздания. Его сознание путешествовало по всевозможным мирам, и многое, что он там видел, отражалось в музыке и живописи в виде многочисленных символов.
«Я путешествую по далеким горизонтам взращенного в себе мира», – писал жене Чюрленис. Однако то, что окружало его в повседневной жизни, не могло не печалить. Он не мог до конца понять, почему, произнося прекрасные, правильные слова, люди живут не по совести: врут, воруют, убивают, унижают себе подобных.
Чюрленис прекрасно понимал, что не в силах исправить существующие нравы и законы, поэтому пытался отыскать в галактических далях страну беззаботного и безбрежного счастья, в которой будет хорошо не только ему, но и близким ему людям:
Я полечу в очень далекие миры,
в края вечной красоты, солнца и сказки,
фантазии, в зачарованную страну,
самую прекрасную на земле. И буду
долго, долго смотреть на все,
чтоб ты обо всем прочитала в моих глазах...
Однако, судя по его картинам, и в космическом пространстве было не все так просто. Обнаруженные миры жили по своим законам, и на судьбы людей там смотрели по-разному.
«Истина», «Сотворение мира», «Рекс»… Эти и другие полотна художника – хроника, тайнопись запредельного мира, послание землянам из потусторонних галактик. Создается впечатление, что Чюрленис многие сюжеты своих работ не придумывал, а, заглянув в иную реальность, тщательно сканировал внутренним взором и потом, переосмыслив увиденное и закодировав в символы собственных ощущений, переносил на холсты. И то, что он лицезрел в своих «путешествиях», могло ужаснуть не только его, человека с ранимой душой, но и многих людей с устойчивой психикой. Предчувствие страшных войн и революций (наступивших вскоре после смерти художника), нежелание большинства людей жить в мире и всепрощении, неисправимая жажда власти и обладания материальными благами взамен духовных сокровищ, неумение землян осознать Гармонию космического мироздания – все это тяготило Микалоюса, заставляло усомниться в собственной надежде на просветление человечества. Недаром первый биограф художника Б.А. Леман писал:
«Мы можем лишь едва угадывать первоначальный ужас, что принесло Чурлянису (Чюрленису) все более раскрывающееся ясновидение, приведшее его впоследствии к созданию «Рая», где он вновь, хотя и по-новому, говорит о том, что некогда видели Филиппо Липпи и Фра Беато Анджелико. Он слишком ясно видел и слишком много знал…»
Тем не менее Чюрленис всегда пытался разглядеть в людях достойную и благородную основу.
«Много узнал новых людей и с удовольствием вижу вокруг, что в людях больше достоинств, чем недостатков. Сердитый человек мне кажется отклонением от нормы и очень интересным феноменом, словно опутанным ошибочной идеей», – делился сокровенными размышлениями с женой художник.
Сам Чюрленис в общении с другими вел себя скромно. Обладая гипнотическими способностями и замечая, что те огорчают и пугают людей, старался их не применять.
Его бывшая ученица Галина Вольман так говорила о Чюрленисе:
«Когда он был с нами, все мы были лучше. Рядом с ним не могло быть ни плохого человека, ни злых чувств. Он разливал вокруг себя какой-то свет. Каждый стремился стать лучше».
Чюрленису открывались жуткие апокалипсические видения, а он все-таки жаждал, чтобы люди глядели на мир таким же чистым взглядом ребенка, каким обладал он сам.
«Я шел один, – писал жене художник. – Ночь светлая. Настроение тоже просветленное. Небо окутано зеленоватым туманом. Кое-где звезда, будто заблудившаяся, попавшая в сети мушка, трепещет золотыми крылышками, а в самом центре луна-паук смотрит значительным, мигающим большим глазом. И все происходит в какой-то священной тишине. Дальнейший путь был еще прекраснее. Луна закатилась и ярко засверкали звезды, чудеснейшая часть небосвода: Орион, Плеяды, Сириус... В подобные мгновения хорошо забыть, откуда ты и куда идешь, как тебя зовут, и смотреть на все глазами ребенка. А когда это кончается и приходишь в себя, становится жаль, что так давно уже живешь, так много пережил... Если бы можно было жить так, с постоянно раскрытыми глазами на все, что прекрасно».
Кстати, имевший литовские корни художник Добужинский, первым поддержавший в Петербурге Чюрлениса, в своих записях отмечает, что у того – «необыкновенно голубые трагические глаза».
Микалоюс пытался своим творчеством помочь тем, кто жаждет духовных истин. Однако чтобы понять закодированные в полотнах знаки и символы, необходимо серьезно потрудиться. Многие работы Чюрленис специально превращал в духовно-интеллектуальные шарады, и для того чтобы их прочитать, нужно слой за слоем снимать маскировку, созданную художником. И только проделав такую кропотливую работу, можно продвинуться вперед. Именно поэтому Чюрленис никогда не разъяснял сюжеты собственных картин. Чудеса приходят к тем, кто в них верит, и Микалоюс стремился найти зрителей, которые станут для него «своими». И лишь тогда он сможет доверить им знание, позволяющее стать обладателями духовных тайн и мистических переживаний.
Правда, подобную осторожность и мистическую дальновидность художника Александр Скрябин не смог оценить.
«Странные, галлюцинаторные сновидения-картины этого художника его захватили, – вспоминает Сабанеев, – но все-таки что-то в нем было неприемлемо для А.Н. «Он несколько слишком призрачен,– говорил потом А.Н. – в нем нет настоящей силы, он не хочет, чтобы его сон стал реальностью».
Скрябину было невдомек, что художник соприкасался с реальным окружающим миром гораздо плотнее, чем он. Чюрленис старался помочь своим близким, хотя самому часто приходилось элементарно голодать. Он просто не мог и не хотел воевать на многих направлениях, прекрасно осознавая, что времени для физического существования у него уже остается в обрез. Свои мысли и чувства Чюрленис старательно упаковывал для будущих поколений.
Он запечатлевал на холстах непрерывное течение Времени. В ритмичности линий (и лучей), летящих по небу облаках (и птицах), мерцающих звездах (и огнях) – его напоминание о непостижимой сущности Вечности. Иногда Чюрленис-философ изнемогал от собственных размышлений и разочаровывался от невозможности постигнуть тайны Бытия. Тогда на его холстах появлялись пессимистические сюжеты вечного покоя, вызывающие тревогу и печаль.
То, что он обречен в земной жизни, художник хорошо знал уже за несколько лет до своего физического ухода. Об этом, по моему мнению, наглядно говорит его картина «Истина», которую Чюрленис создал в 1905 году. Само ее название и сюжет подсказывают нам, что прозорливец если конкретно и не знал всего в деталях, то явно понимал, что его ожидает в будущем. Недаром художник-мистик изобразил ангелов, летящих на зов к свету и погибающих от того, что к нему прикоснулись. Нельзя, познав Истину, оставаться прежним – земным, ибо наше сознание не предназначено для одновременного двойного существования. Как бы человек ни старался, его разум в течение жизни уже породил миллионы земных мыслеформ, и чтобы от них полностью освободиться, нужно прикоснуться к этому испепеляющему и преображающему Свету иного Бытия.
Поэтому Чюрленис так торопился, неистово, до изнеможения работал, успев создать за пятнадцать лет четыреста музыкальных произведений и более 300 произведений живописи и графики за шесть лет. А если учесть, что он еще много читал, глубоко изучал различные философские и религиозные труды и успевал заниматься социально-общественными делами, станет понятным его сверхнасыщенный изматывающий график, не дающий шансов на благоприятный исход.
Разница между внутренним видением мира и окружающей реальностью была столь очевидна, что сознание художника не выдержало. Блуждая по бесконечным закоулкам мирового сознания, он заблудился в лабиринте собственных философских размышлений, окончательно пытаясь понять, что есть Истина.
Страстный популяризатор творчества Чюрлениса известный музыковед и искусствовед Михаил Казиник убежден: «Такой человек, как Чюрленис, который сформировал гигантский, невиданный круг мировоззрения, после всего того, что он понял, – не может физиологически, телесно выдержать той нагрузки».
Предчувствуя собственное трагическое будущее, Чюрленис, тем не менее, сумел оставить нам оптимистические произведения, наполненные нежными звуками и согревающими душу цветовыми сочетаниями, помогающими сохранять мечту. Недаром в 1929 году Максим Горький, говоря о проблемах искусства, заявил: «А где же мечта? Мечта где? Фантазия где – я спрашиваю? Почему у нас Чюрленисов нет?»
Действительно, почему у нас так мало гениев, тех, кому доверено изменить ход истории, поменять нравственные направления в жизни или искусстве? Видимо, потому, что такой груз мало кому под силу. Не каждый решит пожертвовать своей судьбой ради других.
Вот поэтому мне так близки космические сюжеты этого вселенского Вестника, где запечатлена не только Мечта о лучшем, но и рассказано о Гармонии всеобщего существования, которую я и попытался отразить в живописной работе, назвав ее «Посвящение К.М. Чюрленису». Река вечно текущего времени, соприкосновение непохожих друг на друга мирозданий, и в центре сверкающий звездами Стрелок – Чюрленис. Этой работе уже тридцать лет, а такое ощущение, что написал ее я только вчера.