Действующие лица:
Василий Васильевич Зобов, мещанин.
Сусанна Робертовна, сожительница Зобова.
Мамаша.
Писатель.
Редактор.
1-й журналист
2-й журналист
Табачник
Акцизный
Квартирная хозяйка
Русский портовый рабочий
(Возня за дверью, раздраженный голос,шумно заходит писатель).
Писатель. Это, наконец; невыносимо, господин Зобов! Я долго терпел, но на этот раз!.. Вы просто портите мои произведения!
Зобов.Позвольте. Я не порчу ваших произведений – я исполняю свой долг. Вот, взгляните: у вас в рассказе о мужиках имеется фраза: « — Чаво те надоть? — спросил Вавила». Это ведь совершенно противу правил русского языка! Потому фраза была мною исправлена: «Чего тебе надо?».
Писатель. Мне?! А… Да… Ну, предположим. Но вот в другом месте у меня: « — Как вы смеете! — вспыхнула Елена». Вы же мне исправляете: « — Как вы смеете! — вспыхнув, сказала Елена». Зачем вы вставляете слова? Кто вас просит?
Зобов. А как же! Дополнить и выправить фразу лежит на обязанности корректора. Вы пишете, что Елена вспыхнула, а кто сказал «Как вы смеете» — остается неизвестным! Так не годится, милостивый государь.
Писатель. Ну, уж позвольте мне самому решать, что годится, что не годится, господин Зобов! Эдак вы, пожалуй, и сочинения Гоголя исправлять бы начали, дай вам волю.
Зобов. Моей воли здесь нет, но лишь обязанности службы. А при необходимости и сочинения Гоголя выправить было бы недурно.
Писатель. Тьфу, чёрт!.. Вам, видно, не втолкуешь. Всего доброго! (Хлопает дверью)
Зобов. До свидания.
(Кабинет редактора. Отдаленный шум редакционной суеты, голоса и смех журналистов, чахлое потрескивание телефона).
Редактор. Послушайте, Зобов, вы нас разорите! Уясните себе, наконец: вы состоите в редакции корректором, а не цензором, не редактором! Авторы жалуются на вас, отказываются нести к нам рукописи: Зобов-де все равно по-своему выправит, нечего связываться. Жалования вас лишали, взыскивали... Бить вас что ли, любезный?!
Зобов (горячо). Так ведь если противу правил пишут – надобно исправлять! Теперь многие пишут неясно и совсем даже двусмысленно! А когда дозволяют себе еще и с ошибками - ну как же не выправить? Я ведь исключительно стараюсь по долгу службы…
Редактор. Зобов, да вы одержимый… Ей-богу – уходите, пока и впрямь не побили, или авторы, или… чего доброго, сам не сдержусь... Знаете, если уж так хотите «ясности» – пишите сами. Идите журналистом, на вольные хлеба … хоть вреда нам от вас меньше будет. Уходите.
Зобов. Ну… Как угодно…
(Гремит посуда, Сусанна Робертовна и мамаша в комнате, продолжают начатый разговор)
Сусанна. А главное – совершенно безразличен ко мне! Ну да, конечно, у меня и двое детей от... ну неважно... И я уже не так хороша, как прежде… возможно… Хотя вот жилец наш, акцизный, утверждает, что я цвету, как голландская роза. Только этому-то все равно! Ну неужто же надеется найти кого лучше? Сам ведь и вовсе не Аполлон! Носит эти свои бог знает кем пожеванные воротнички... Говорит: «Мягкие теперь в моде». Модник, ха-ха... уух, убила бы!
Мамаша. Да таковы уж они все, голубушка. Что в голове - не разберешь. Может и вовсе ничего, ветер один. Вот папаша твой, царствие небесное, тот еще был прохиндей, даром, что циркач. А твой-то нынешний, пожалуй, ещё похуже: плюгавенький из себя, а глазки бегают, горят, точно большую подлость затеял.
Сусанна. И не говорите, мамаша... Сама не пойму, что в нем, изверге ничтожном, нашла. Извелась вся.
(Входит Зобов)
Зобов. Вечер добрый.
Мамаша. Добрый, добрый… Что это вы, Василь Василич, таким волком глядите? Только вошли, а уж недовольны. И так уж, кажется…
Зобов. Мамаша! шли бы вы!.. чаю согрели.
(Мамаша уходит, ворча)
Сусанна. Что, опять ругали? Наверняка теперь и жалования лишат… Господи, наказание какое!
Зобов . Служишь вот… ищешь, как лучше и... ну ничего, ничего…
Сусанна. Что? Выгнали?? Что вы бормочете-то? Это что же значит – мало того, что живете тут вроде как муж, за жилье и харчи не платите, так теперь еще и вовсе со службы выгнали?
Зобов. Ничего... И впрямь – пойду журналистом, а они пусть говорят потом, что плох Зобов… ничтожен… И слога настоящего не знают, не имеют даже понятия – а туда же, писать, указывать, как их выправлять, да где выправлять! Невежество… Ничего, ничего… Не таков Зобов…
Сусанна. Да вы со мной говорите?
Зобов. А? нет, это я так… Н-не то, чтобы выгнали… скорее – перешел в другую должность. Думаю сделаться журналистом. Работа достойная… да и, пожалуй, денежная.
Сусанна. Журналистом? Вы? Что же, пожалуй хоть журналистом – лишь бы доход был…(про себя) Задумал что?.. Уж не мамзель ли тут какая образовалась?.. ну, смотри у меня!
Зобов. Будет доход, о том не беспокойтесь… Будет.
(Редакция. Шум, смех, разговор журналистов)
1-й журналист. Нет, ну это удивительно, до чего наш Зобов развернулся! Не угнаться за ним! Ха-ха… Вы представьте себе – сей доморощенный правдоискатель вчера снова пытался занять у меня кругленькую сумму на организацию «дела»: печать каких-то брошюр о борьбе с… как, бишь, оно… с чем он там боролся-то… Да и черт с ним, не помню… Ну каково? Разумеется, я отказал. Сомнительное предприятие.
2-й журналист. Третьего дня и у меня занимал на что-то, пришлось дать: уж больно надоел. Благо, немного просил. Да и жалко… Видали – у него будто ушиб какой-то, аккурат под глазом? Опять, небось, со своей Сусанной собачился…
1-й журналист. Да, заметил... Ха! А его статья во вчерашнем номере? О, это просто буря негодования и шквал праведного гнева! Ну ей-богу! Вот, специально припас номерок, послушайте, каково пишет:
(Зобов поет на мотив марша)
«Поэт когда-то написал про жизнь давно минувших дней,
Мол, были хуже времена, но, дескать, не было подлей.
О, если б видеть мог поэт, как развращен сегодня люд,
Как бакалейный плох товар, как скверно дворники метут,
И как «общественный пирог» несправедливо поделён
(Нам всем известно, где и кем – не станем называть имён);
Как грабит бедный наш народ недобросовестный купец;
Что тот - невежественный плут, а тот - наверняка подлец -
Тогда бы не писал поэт упрек давно минувшим дням,
Но, встав из праха, возопил ко справедливым судиям!»
1-й журналист. Ну каково, а? Читали вы что-нибудь подобное?
2-й журналист. Хм… Да… Это… горячо написано.
1-й журналист. Горячо, верно... Пожалуй, и всё. Кстати – вызвался недавно на пожар. Уж что он там сочинил – бог весть.
(Какой-то шум в кабинете редактора, оттуда выходит Зобов, с рукописью, нервный и раздраженный)
1-й журналист. О, Зобов! А мы тут как раз ваши опусы разбираем, так сказать, по-товарищески… Что это с вами?
Зобов. Не берет. Репортаж о пожаре не берет! «Выспренно» - говорит! Ему выспренно, а мне гонорара лишаться?
1-й журналист. Дайте-ка поглядеть (берет у него рукопись, читает). «Лабаз пылал. Казалось, сама Этна рвется в небеса раскаленными своими недрами, принося неисчислимые убытки купцу Фертову с сыновьями»… Хм... Эк вас зашвырнуло… на самою Этну… Такие вдохновенно-нероновские оттенки, пожалуй, не всякий читатель выдержит.
Зобов. Конечно. Такие читатели, которые не способны постигнуть образа по своему невежеству – те не выдерживают. (Пауза) Я… господа, собственно… хотел спросить у вас: не одолжите ли мне полтинничек… дня на три?
(Городской шум Невского проспекта, голоса, ровный звук шагов Зобова ).
Зобов (про себя). Не годится им… Не смыслят!.. Не чувствуют духа времени, силы образа!.. «Сгущаете, Зобов, не годится, не то» - и рожу эдакую брезгливую скорчит... Сусанна ещё со своей ревностью, дура… чёрт, а не баба. (Зевает, рассматривая прохожих, проспект и витрины) О… приказчик из лавочки вышел… по лицу видно - вор... «Перчатки дамские и мужские»… «Кондитерская»… «Табак»… А витрина-то ничего, хороша… чубуки… мундштуки… а это вот что?трубка… толстенькая эдакая, маленькая… ха, чёрт его знает… милая, точно с картинки… да и картинка была где-то… давно… где же я видел, точь-в-точь?..
(Отдаленно, эхом начинается песня капитана)
«Великою бурей и штормом грозит океан,
И кто бы ты ни был, но с ним потягаться не в силах.
Он - мира владыка, а я - лишь простой капитан.
Мой мир - на корвете, а дно океана – могила.
Но день изо дня, покоряя волну за волной,
В неравную битву вступает команда корвета,
Под солнцем палящим и тихой зловещей луной,
На совесть и честь исполняя морские обеты.
И кто бы ты ни был – обязан свой страх превозмочь,
С врагом и могучей стихией борясь непрестанно…
И вновь для меня остаётся бессонная ночь,
Да старая трубка – подруга морских капитанов».
Зобов .«Капитан бодрствовал всю ночь»... Да. Это оно! Надо же!.. Мальчонкой ещё так до дыр и зачитал, книгу-то… Английская трубочка... старый отважный и благородный капитан Билль!.. ну-ка… а что, если...(открывает дверь лавки, звон колокольчика, заходит).
Табачник. Добрый день, сударь! Что вам угодно-с? Вам, я вижу, приглянулась наша витрина. Что-нибудь желаете приобрести?
Зобов.Добрый день, любезный… Да, я бы желал… Там у вас трубочка на витрине такая… маленькая.
Табачник. М-м… Эта-с?
Зобов. Да-да, она! И ещё… Табаку английского, полфунта… Только непременно английского чтоб!..
Табачник. О, сударь, вы понимаете толк в хорошем табаке! Сию секунду. Вот…Та-ак-с…Ровно полфунта. Прошу.
Зобов. Вот.Вы позволите, я закурю её…здесь?..
Табачник. Да, конечно, пожалуйте.
Зобов. Благодарю. Как пахнет… мёд… вот так, пожалуй.Надо же!.. Надо усы – долой. А? Как думаете?..
( Редакция. 1-й и 2-й журналист перешептываются.)
1-й журналист. Слушайте, что случилось с Зобовым?
2-й журналист. А что с ним? Ну усы сбрил… трубку стал курить… Будто бы ничего особенного.
1-й журналист. Да ну как же?! Неужто не заметили? Вы посмотрите, как он теперь держится! Он у вас когда последний раз взаймы брал? О, то-то! И у меня давно не одалживал… Что-то здесь не так… По правде говоря, боюсь я его.
2-й журналист. Отчего же?
1-й журналист. А оттого! Тут, знаете ли, одно из двух: либо вконец свихнулся наш Зобов, либо… чего похуже…
2-й журналист. Чего уж хуже-то?
1-й журналист (с досадой). Э-эх! Да отчаявшись чего не сделаешь! То все бегал, какие-то авантюры выдумывал, до всего ему дело было, а теперь? Вон - спокоен, как сфинкс. Что это может значить? А то, что провернул-таки наш Зобов какое-то дельце!
2-й журналист. Да ну… Зобов-то?! Бросьте…
1-й журналист. Вот помяните моё слово: либо свихнулся, либо провернул!
2-й журналист (раздраженно). Ай, да не мешайте! Полно ерунду-то городить, ей-богу. Вечно вам мерещится что-то… Отдохнуть бы вам надо. Оттого, может, и статеечки ваши худо идут теперь, что много в них эдакого… Нафантазированного…
1-й журналист. Мне? Отдохнуть? Ха-ха… О здоровье моем печётесь, милостивый государь? А зависть – скверное чувство!
2-й журналист. Я завидую?! Да мне ли вам завидовать-то, помилуйте! Чему же?! Верните-ка лучше долг - проигрались мне в прошлую среду, так до сих пор тянете. А туда же – «зависть»!
Зобов (отрываясь от рукописи, строго). Тсс! В чём дело, господа? Не забудьте, прежде всего надо быть джентльменами. Извините.
1-й журналист. Что-о?
2-й журналист. Что он там брешет?
Зобов (погрузившись в рукопись, сам с собой) Так… «Лабаз пылал». Никуда это не годится.) « В лабазе купца Фертова вспыхнул небольшой пожар, который, по счастью, был быстро ликвидирован подоспевшими пожарными». Да. Только так. Благородная простота и ясность.
1-й журналист. Всё-таки свихнулся.
( Мамаша и Сусанна, почти в слезах)
Сусанна. Я не знаю, что и думать… Утром опять выбрился, вымылся, напялил крахмальные манжеты с воротничком – крахмальные, мама! С трубкой этой проклятущей не расстаётся! Ах, он меня пугает просто…
(Входит Зобов, чинно попыхивая трубочкой).
Зобов Мамаша. Сусанна Робертовна (Целует руку мамаше и Сусанне). Могу ли я быть чем-нибудь полезен вам сегодня?
Мамаша (испуганно) Н-нет, Василь Василич…благодарствую…
Зобов. В таком случае, мамаша, прошу принять от меня сию сумму на текущие расходы и… знаете… будьте любезны, приготовьте мне, пожалуйста, к обеду кровавый бифштекс и полбутылочки портеру.
Сусанна. Ой, Господи, что же это!..
Мамаша. Д-да, Василь Василич, хорошо… это я…хорошо.
Зобов. Благодарю (выходит).
Мамаша. И где это он с утра накачался?
Сусанна. А? Что?
Мамаша. Где, говорю, набодался-то с утра?
Сусанна. Ушел опять… Ох, Господи…
(Кабинет редактора, тот читает рукопись статьи)
Редактор. Так… угу… Ну вот же, вот! Так гораздо лучше. Пойдёт статья, непременно пойдёт. Хорошо написано, без излишеств.
Зобов. Благодарю. Да. Всё же должно быть ясно, просто… по-джентльменски.
Редактор. А?.. Хм… Да, вы делаете заметные успехи, Зобов, ей-богу! Зобов, Зобов… А фамилия-то у вас скверная. Дефективная. От дефекта, от зоба.
Зобов. Н-да. Большинство английских фамилий на русский слух кажутся странными…
Редактор. То есть… не понял? Это… Пожалуй.
(Шум дождя. Зобов тихо поёт песню капитана)
«Великою бурей и штормом грозит океан,
И кто бы ты ни был, но с ним потягаться не в силах.
Он - мира владыка, а я - лишь простой капитан.
Мой мир - на корвете, а дно океана – могила.
Но день изо дня, покоряя волну за волной,
В неравную битву вступает команда корвета,
Под солнцем палящим и тихой зловещей луной,
На совесть и честь исполняя морские обеты.
И кто бы ты ни был – обязан свой страх превозмочь,
С врагом и могучей стихией борясь непрестанно…
И вновь для меня остаётся бессонная ночь,
Да старая трубка – подруга морских капитанов».
(Звонит входной колокольчик, входит Зобов)
Мамаша. Господи! Василь Василич, да где ж вы шатались- то так долго, да ещё и под дождём?
Зобов. Да как-то потянуло непреодолимо... на Неву поглядеть…ветер… Верно, тоска по океанским штормам дает себя знать. Верите ли, мамаша – эта погода напоминает мне что-то. Не то лето в Исландии, не то зиму у берегов Северной Африки… Я там не бывал, но это у нас в крови. Как и любовь к океану…
Мамаша. У кого это – «у нас»?
Зобов. У нас. Потомков английских мореплавателей…
Мамаша .Василь Василич,окститесь! вы же русский, Курской губернии!
Зобов. Н-да, если хотите... То есть - фактически русский.
Мамаша. Так чего ж дурака-то валять!
Зобов. Простите. Я спорить с вами не буду. Для меня каждая женщина леди, а с леди джентльмены не спорят.
(За дверью слышатся приглушенные голоса Сусанны и акцизного, страстный шёпот).
Акцизный. Значит - завтра, Сусанна Робертовна. Вы всё-таки удивительная женщина! И как можно быть равнодушным к такой красоте!
Сусанна. Ах, ну полно уж вам. Да, вот вы меня понимаете… Не то, что… знаете, его я просто боюсь… Вроде бы и внимателен, и всякие такие любезности оказывает, но… страшно.Вы ждите, завтра буду непременно.
(Дверь открывается, входит Сусанна, видит Зобова. Позади нее – акцизный).
Сусанна . Ах!..
Мамаша. Хм…
Зобов (холодно и вежливо). Сусанна Робертовна – мое почтение. (Акцизному) Сударь – добрый вечер.
Акцизный. Э… Добрый вечер. Да я, собственно, на минуту заходил вот… к дамам… плату внести, там… Всего хорошего, да-с. (уходит)
Зобов. Всего доброго.
Сусанна. Да-да… До свидания. Если что – заходите, будем рады… Вот жилец наш – очень положительный человек…акцизный чиновник… Гостинцы приносил детям… и нам с мамашей... и платит всегда аккуратно…
Зобов. Да, разумеется, он, должно быть джентльмен…
Мамаша. Я пойду, пожалуй... самовар поставлю. Льёт вон за окном-то –до костей пробирает с одного виду. Пойду.
Сусанна. Я, мамаша, с вами!
(уходят)
Зобов (один) Да. Женщины… Всякой истинной леди нужны внимание, забота и восхищение мужчины… Что же поделать, если сердце моряка всецело принадлежит океану?.. Но – надо быть джентльменом. Во всём… всегда… Таков мой долг.
(Шум дождя за окном усиливается, постепенно переходя в звуки Интернационала, маршей, голоса – в шум революционной смуты и улицы).
1-й журналист. Эй! Да вы ли это, дорогой мой! Ха-ха! Вот так встреча! Как же я рад, ей-богу!.
2-й журналист. Господи! А я уж думал, вы уехали, или чего похуже, а вы здесь!
1-й журналист. Да здесь пока, но, думаю – недолго. У меня ведь семья... А Петроград теперь для мирной жизни непригоден… Как, впрочем, и … Ладно, не будем о грустном.
2-й журналист. Верно… Я и сам вот насчёт отъезда хлопочу… А вы не знаете, где кто из наших-то теперь?..
1-й журналист. Признаюсь, не интересовался. Как разогнали редакцию, все разбежались, кто куда… А хотя вот, пожалуй… Про Зобова что-то слышал… бедняга, как он там теперь…
2-й журналист. Где - там?
1-й журналист. В Марселе… Говорили, будто он со своими домочадцами сразу решил уехать, при первых волнениях… Да что-то там не сложилось – домочадцы, по слухам, где –то в Болгарии застряли… А вот Зобов, будто, оказался в Марселе. Вроде бы, видели его там…
2-й журналист. Да уж!.. Кто бы мог подумать, что так оно выйдет… И что же он там, как?
1-й журналист. Да Бог его знает. Портовым грузчиком, что ли… Да то всё слухи. Может вовсе он и не в Марселе, а в каком-нибудь Нижнем Новгороде, в желтом доме давно… Бог его знает… (пауза). Ну, вы, дорогой мой, заходите, пока не разъехались по свету, поболтаем. Кто знает, свидимся ли когда… И адресов ведь не сыщешь… Я всё там же обитаю пока, так что заходите.
2-й журналист. Да, спасибо! Непременно загляну. И вы уж ко мне…того… напоследок заверните. До встречи…(слова прощания теряются в городском шуме).
(Марсельский порт. Французская речь, гудки. Помещение сторожки).
Портовый рабочий. Василь Василич, я вам тут принёс… для сугреву-то… А то эдак цельный день тут … да и компанию вам, а?
Зобов (усталым голосом, явно постаревший). Служба, дружок… Благодарю, пожалуй, садись.
Портовый рабочий. Ещё туточки принёс … письмо… от ваших, вот.
Зобов. А, спасибо, голубчик…спасибо (берет письмо) Ты… извини… посиди тут пока, а я сейчас … чтоб не забыть.
Портовый рабочий. Да вы не беспокойтесь, Василь Василич, мы понимаем. Не беспокойтесь. Я тут пока займусь… (Зобов уходит, рабочий сам с собой, стук стаканов, какой-то посуды). Вот же… получит письмо, и всё, что ни есть денег – им. А портовым сторожем-то много ли выслужишь… Чем живёт?..Точно юродивый… И дети не родные,и жена не венчанная, а поди ж ты… Слова дурного - ни разу…
(Зобов, у себя, читая письмо Сусанны)
Зобов. Так, посмотрим… «Василий Васильевич! Я конечно благодарна вам..(голос Зобова сменяет голос Сусанны).
Сусанна. «Я, конечно, благодарна вам за деньги, которые вы присылаете нам. Однако, я не могу простить вам нашей заброшенности! Вы оставили нас на произвол судьбы, вдалеке от Родины! На протяжении стольких лет мы отдавали вам свою заботу, вы же оказались неблагодарным и жестокосердным человеком! Вы бросили несчастных убогих детей, предоставив мне, слабой женщине, заботу о них. И если бы не наш жилец, благороднейший человек, который, по счастью согласился ехать с нами, мы бы, вероятно, совершенно пропали на чужбине. Знайте, что никакие ваши гроши не смогут загладить вашей вины перед нами и той обиды, которую вы мне нанесли!
Всего доброго.
PS. Когда будете присылать деньги, проверьте внимательно купюры. Одна из присланных вами в прошлый раз оказалась столь потрепанной, что её решительно нигде не брали, и с трудом удалось разменять.
Оставленная вами на произвол судьбы
Сусанна».
Зобов. (заканчивая чтение) «Оставленная вами на произвол судьбы Сусанна». Да... что ж я могу сказать вам, сударыня?. Простите... Я спорить с вами не буду… Для меня каждая женщина - леди… а с леди джентльмены не спорят.
(Стучит в дверь, затем открывает ее портовый рабочий)
Портовый рабочий. Василь Василич… Вы того, извините… Там уж чай согрелся, закуска готова. Пожалуйте.
Зобов. А? Ах да,спасибо, дружок. Знаешь – я, пожалуй, пойду домой. Пора… А то гляжу вон – дождь, верно, скоро будет. Ты извини меня… Я с собой возьму что-нибудь.
Портовый рабочий. Оно конечно, Василь Василич, если так! Ничего, рад стараться, нам не в тягость. А…я извиняюсь… худые вести какие?..
Зобов. Вести? Не, худых вестей нет, слава Богу. Пойду я голубчик. Спасибо ещё раз.
Портовый рабочий. А, ну раз так, тогда добро. До свиданьица, Василь Василич.
(Шум сильного дождя, гроза.)
Зобов (идет, сам с собой). Нагнал –таки дождь… Пробирает… Жалование я вчера получил, значит – следует завтра выслать…Сколько там у меня, ну-ка ( держит трубку в зубах, пытается достать бумажник из-за пазухи – роняет трубку).Эх, чёрт!.. Трубка… Куда же… Где же теперь её искать?.. Темень такая и льёт… (пытается шарить по земле – плеск воды, лужи). Да где же, она, где? Трубочка-то… Ах ты, Господи…ну как же так, а? Как же так…
(Квартира Зобова. Зобов лежит в жару, бредит. В передней - квартирная хозяйка. Входит портовый рабочий).
Портовый рабочий. Ну как он, а? Того… получше?
Квартирная хозяйка (по-русски, с сильным французским акцентом, всхлипывая). Нет, мсье… Он лежит в лихорадка, третий день…и бредит. Я не знай, что делат… доктор говориль… э… сильни фоспалени лёгких… нещастни, он… морт…умирай…
Портовый рабочий. Беда!.. Ну вы, того, не плачьте…Ну-ну, тише, тише… Я к нему сейчас…
(Заходит в комнату, где лежит Зобов. Он бредит).
Зобов. Эй! Лево…лево руля!.. Скорее!.. Мои славные матросы… Реи… Крепите! Крепите паруса!!
Портовый рабочий (тихо). Господи Иисусе… Василь Василич… Василь Василич, это я.. Вы меня, того…видите?
Зобов (вроде очнувшись, но всё ещё в бреду) А?.. Это ты, голубчик... Да… Паруса…
Портовый рабочий. Василь Василич, я вчера нашёл вот… недалече отсюда… Ваша, кажись, а? (достаёт трубочку, протягивает Зобову)
Зобов) А!.. Вот она!.. « трубка…подруга морских капитанов… И кем бы ты ни был…на совесть и честь…»(начинает сильно кашлять, в агонии). Нашёл! Теперь скорее! Паруса! Крепите паруса! Вставай, старый Билль! Вставай! Скорее наверх! Капитан зовет тебя. Зовёт!!
(пауза)
Портовый рабочий. Помер никак. Упокой Господи… А трубку-то как ухватил…
(Голос Зобова)
«И кто бы ты ни был – обязан свой страх превозмочь,
С врагом и могучей стихией борясь непрестанно…
И вновь для меня остаётся бессонная ночь,
Да старая трубка – подруга морских капитанов».
Крепите паруса! Вставай, старый Билль! Вставай!.. Он зовёт тебя!
Конец.