Когда я проснулся, мне было намного легче. Лицо ласкали спокойные лучи зимнего солнца. Элада была рядом – спала на какой-то ветхой тряпке возле кровати. Я грустно вздохнул. Бедная женщина! Жила в этом заброшенном доме, совсем одна. Ее, наверное, часто тревожили бродяги в ее скорбном уединении. Почему она осталась здесь? Неужели не смогла расстаться с местом, где была так счастлива? Или хотела приблизить момент встречи с Кристианом, которого считала мертвым? Или… ждала его все это время? Ответ знала лишь она одна, и мне не стоило пытать ее расспросами.
Я сел в кровати, огляделся. Кругом была нищенская, убогая разруха. Казалось, душа давно покинула этот дом. Но огарок свечи на табурете, маленький чайник и какие-то баночки на облезлом широком столе свидетельствовали о чьем-то обитании. На подоконнике, в самом углу, толпились разноцветные бутылочки с лекарствами. Кристиан говорил, что она больна. Что с ней? Может ли она излечиться?..
– Верджин, вы очнулись… – услышал я тихий, грустный голос, в котором звучала доброта. – Как себя чувствуете?
Я покряхтел, прогоняя горячий комок из саднящего горла, кончиками пальцев коснулся рубца на шее.
– Все хорошо. Спасибо вам…
Женщина поднялась со своей импровизированной постели и стыдливо потупила взгляд, заметив, что я осматриваюсь.
– Вы не думайте, я не замарашка какая-нибудь… Я просто…
– Не нужно оправдываться, – прервал ее я, видя, что она еле сдерживает слезы. Только вот… Эти лекарства… – Я кивком указал на подоконник. – Зачем они?
Элада вновь подняла на меня взгляд. В нем танцевал неприкрытый, глубокий страх.
– Я умираю… – неестественно высоким голосом пискнула она. Я опешил, перед глазами все закружилось. – У меня рак, последняя стадия. Это обезболивающие.
Я был просто сломлен. Зачем, зачем все так?! Почему я все еще живу? Почему должен терпеть, как гибнут один за другим хорошие люди? Неужели Бог так жесток? Молчание, которое повисло в воздухе, прервала Элада.
– Знаете, я сегодня видела его во сне… Моего Кристиана… Он улыбался, – слезы сверкали в ее огромных голубых глазах, похожих теперь на угасающее осеннее небо.
И тогда я рассказал ей все. Не упуская ни одного момента, ни одного слова Кристиана, сказанного мне. Женщина слушала. Сначала молча, потом горько плача, потом скорбно склонив светловолосую голову.
– Он ждет вас, – тихо проговорил я. Мне так не хотелось произносить этих жестоких слов, но ведь Кристиан просил меня сказать ей об этом. Она улыбнулась. Светло так, красиво…
– Я так хочу к нему… Мне совсем мало осталось, ничто мне не может помочь. Поэтому я и переехала сюда. Хочу умереть там, где мы были так счастливы с ним. А сил за домом следить нет – боли почти нестерпимыми стали. Он купил этот дом для нас, работал в поте лица, чтобы выплачивать кредит. Мы пожениться собирались, даже платье мне уже выбрали. Белое такое, пышное, будто облачко… – Женщина светло улыбнулась, наверное, представила так и не пригодившееся подвенечное платье. – И тут он пропал. До сих пор в розыске числится. Наверное, поэтому я и заболела – ничего ни есть, ни пить не могла, как плохо мне было. И не спала совсем, все шаги в комнатах мерещились, я их звук всегда узнавала. Бывало, засну кое-как, а по стеклу будто стучится кто-то. Я к окну подбегу, а там никого, только дождь стеной. Плачу, зову его, окно раскрыв, и слышится мне хрипение какое-то. Целыми ночами, бывало, так у окна простаивала. Под утро начинало казаться, что тут он, рядом совсем, за плечи меня обнимает, к шее лицом прижимается, мокрый весь, плачет. Потрогаю то место, а там… вода. До изнеможения себя доводила, ничего с собой не могла поделать. Меня и в психушку отправить хотели, да только врачи никаких отклонений у меня не находили. Не дура же я, при врачах себя сдерживала. В психушке-то разве душу вылечат? Последнюю только вытрясут. – Она смолкла, глубоко задумавшись. Потом поморщилась, ухватилась за голову, потянулась за лекарствами. – Я чувствовала, что он больше не на нашей грешной земле. А когда рак у меня обнаружили, точно это поняла. Ты отведешь меня туда, Верджин? На то озеро, где он… спит? – Ее неимоверные глаза обратились ко мне. Лицо, казалось, помолодело. Она ведь думала о нем, я чувствовал это.
– Я не уверен, что тебе стоит видеть его. Два года все-таки прошло. Тяжело это слишком будет.
– Хорошо, – неожиданно легко согласила Элада.
Я вылез из-под покрывала, поискал глазами то, что осталось от моей пижамы.
– Твои вещи негодны для носки – рванина сплошная. Как ты только до меня добрался по такому холоду? Если честно, думала, умрешь на моих руках, как тебе было плохо… Загляни в шкаф, там полно одежды Кристиана. Он был похож на тебя, статный такой же. – Женщина вздохнула и проглотила горстку таблеток, запив их водой из пожелтевшей эмалированной кружечки.
Я оделся попроще: нашел потрепанное трико и куртку на синтепоне, ужасно болящую грудь укрыл толстым шарфом. Мне нравился запах, исходящий от одежды. Появилось ощущение, будто Кристиан совсем рядом. Странно, я так привязался к этому человеку. Можно сказать, даже полюбил его. Страшно было представить, что мне сейчас предстоит увидеть его мертвым.
Я починил висящую на одной петле дверь, найдя в куче вещей в углу инструменты, снял и вынес на улицу разбитое зеркало, подмел и вымыл пол. Молодая женщина смотрела на меня смущенно и виновато, полусидя в кровати. При дневном свете ее кожа казалось почти прозрачной.
– Что ж, я пойду, – закончив работу, глубоко вздохнул я. Надобность заходить домой отпала, здесь я взял все необходимое. Элада подошла ко мне и крепко-крепко обняла.
– Береги себя, Верджин, прошу тебя… Ты замечательный человек, я чувствую, – прошептала она тихо. Я молча кивнул и слабо улыбнулся. Конечно, буду беречь. Теперь, как никогда прежде. Ведь у меня есть, для чего жить. Перед глазами встало румяное личико моей Лилиэн, чьи карие глаза всегда улыбались. Сердце затрепетало. Как же она, наверное, волнуется… Можно было зайти домой только ради того, чтобы увидеть ее, прижать к себе, но, зная о страданиях двух несчастных, я не мог себе такого позволить.
– До встречи, Элада, – сказал я и вышел за порог.
Она еще долго стояла в дверях, глядя мне вслед.
Вот оно, это проклятое озеро с грудой камней на одном из берегов, пустующая сцена самой страшной трагедии нескольких жизней. При свете солнца это место не выглядело столь унылым, как ночью, но и светлых ощущений тоже не вызывало. Солнце не играло искрами на неподвижной мутной воде. Я побродил вокруг, ища фотографию, которая так и осталась лежать на берегу. Но видно ее нигде не было. Конечно, времени ведь немало прошло. Я напрягся, вспоминая, где точно видел ее. И вспомнил. Откопав ее небольшой лопаткой, которую прихватил из дома Элады, всмотрелся еще раз в синие глаза Кристиана.
«Потерпи еще чуть-чуть. Я скоро приду к тебе» – мысленно сказал я, опустив снимок на землю и прижав его камнем, и направился к воде.
Подумав, раздеваться мне или нет, я выбрал второе: идти в такой холод в мокрой одежде было бы очень глупо.
Вода оказалось нестерпимо холодной, холодней даже, чем когда Кристиан толкнул меня туда прошлой ночью, чтобы показать мне сокрытое. Зима уже вовсю властвовала над этим местом, как будто желая помешать мне. Сжав покрепче зубы, я нырнул. Сердце зашлось так, что я тут же вынырнул и стал хватать ртом воздух. Но погрузился снова, в этот раз намного глубже. Вода была такой мутной, что я с большим трудом видел собственные белеющие руки. Мне повезло: озеро оказалось неглубоким и я быстро достиг дна. Вот только водоросли, густо торчащие тут и там, сильно затрудняли мой путь, цепляясь за руки и ноги, опутывая, будто намереваясь и меня заточить в этом страшном грязно-зеленом мире.
Дно было вязкое, илистое, и я ощутил свою беспомощность, ведь озеро было таким широким! Как мне в одиночку, да еще и больному, прочесать все дно? Воздух кончился, из носа вырвалась целая цепь пузырей. Я рванулся вверх, обрывая жадные руки водорослей, крепко обхватившие мои ноги. Немного отдышавшись, я нырнул снова.
Сколько это продолжалось, я не знал. Только погружался, искал, поднимался за новой порцией воздуха, жадно глотал его, погружался вновь. И снова, и снова, и снова… Когда я уже совсем обессилел и отчаялся, моя рука нащупала на дне что-то необычное. Это оказалась куртка, больше похожая теперь на склизкий, полусгнивший кусок кожи. Когда я поднял ее, то рот у меня непроизвольно раскрылся, выпуская глухой горький стон. Вот он… Я нашел… Из ила прямо на меня смотрели темные пустые глазницы. Сердце мое, казалось, разоврется от бури чувств, вскипевшей в груди. Я всегда боялся мертвых, а то, что я увидел, вызвало во мне настоящий животный ужас. Я торопливо заработал руками и ногами, поднимаясь на поверхность, захлебываясь омерзительной гнилой водой.
Хватая чистый воздух, я барахтался и слабо поскуливал от страха и холода. Казалось, что я побывал в самом логове смерти и потревожил ее драгоценный покой, как вчера – скорбное уединение Элады. Всей своей кожей ощущая цепкий и насмешливый взгляд, я тихо-тихо зашептал:
– Кристиан, Кристиан, видишь ли ты меня? Дай мне сил… Помоги… Помоги…
Собрав в кулак всю свою волю и набрав в легкие побольше воздуха, я снова нырнул. Дно приблизилось удивительно быстро. То ли я уже приноровился нырять, то ли Кристиан услышал мою мольбу. Тонкие пальцы скелета слабо шевелились в потревоженной мною воде, будто зовя. Все остальное было густо увито водорослями и мелкими темными ракушками. Если бы не они, тело давно бы уже всплыло. Я обрадовался, что догадался прицепить к плавкам взятый у Элады нож, без которого высвободить тело (если жалкие останки из волос, скользких костей и гнилого тряпья можно было так назвать) было бы просто невозможно. Пустота глазниц больше не пугала, лишь вызывало глубокое чувство печали. Обрывая руками и ножом густой темный покров водорослей, с каждым движением я ощущал в себе новые силы, будто Кристиан, высвобождаясь от долгого мучительного плена, сам тянулся мне навстречу. Наконец путы пали и явили мне того, у кого при жизни были такие яркие и живые глаза. Гоня от себя отвращение и страх перед смертью, я как можно бережней обхватил останки одной рукой, а другой принялся сильно грести, чтобы всплыть. Я боялся, что они распадутся прямо у меня в руках, но, к счастью, этого не случилось. Наверное, все же была на свете справедливость.
Пока я был под водой, мне не хватало времени на тоску. Но стоило мне вынырнуть со своей почти невесомой ношей, тяжкий груз горя обрушился на мои и без того усталые плечи. Глотая слезы и всхлипывая, я с неимоверным трудом добрался до берега и опустил на желтоватые остатки травы тело своего бедного друга и упал рядом с ним. Глубокая скорбь завладела мной всецело. Я рыдал, царапая землю онемелыми пальцами, проклиная это озеро, этот холодный ветер, злодеев, что разрушили целых две – если не больше – жизни. Только сейчас в полной мере я ощутил страшную потерю. Не свою, не чужую, а всех, всего этого огромного мира. Я уже не думал, что почти не знал этого человека. Потому что я знал его. Знал каждой клеточной своего тела, которое пропустило через себя весь электрический разряд его мучений, каждым граммом души. Я уже и сам, казалось, немного был им. И чувствовал, что смерть коснулась и меня.
– Кристиан… Кристиан… – шептали посиневшие от холода губы.
– Верджин… Верджин… – будто отвечал мне грустный голос Кристиана. Или это зимний ветер кричал мне: «Бежим! Бежим отсюда по облакам, по синему небу, здесь так холодно и одиноко… Здесь все люди в опасности. Смерть ходит по пятам за каждым. Бежим… Бежим…»
Не знаю, сколько времени я так пролежал, не помня себя, бредя наяву, прощаясь с Кристианом и оплакивая весь мир…
Когда мои глаза, наконец, осмысленно взглянули на ярко-синее, с легкой проседью облаков, небо, я понял, что и сам умру, если сейчас же не оденусь и не покину это проклятое место. Я старался не смотреть на хрупкий скелет, когда заворачивал его в желтоватую старую простыню. И не думать ни о чем. Это уже не был тот человек, которого я полюбил, как брата. Это было лишь страшное напоминание о той страшной ночи, о жестоких людях, о холоде и одиночестве. Образ Кристиана навсегда запечатлелся в моей памяти, образ светлый и чистый. Пронзительные, прямо как это зимнее небо, синие глаза смотрели на меня с улыбкой и добротой сквозь зыбкое время. Легкой рукой оно прогнал того ночного призрака, страшного в своем искореженном облике, схоронил в глубине подсознания воспоминания о трупе в мерзком зловонном озере. Он всегда теперь был рядом со мной, его помощь часто давала мне силы в самых тяжелых моментах жизни. И что самое главное – он был свободен.
Продолжение следует...