Везде лишь слепящий, яркий свет. И тишина: густая, бархатистая, успокоительная. Ее не нарушают ни голоса, ни звуки, ни биение собственного, когда-то вечно беспокойного сердца. Такая тишина владела миром еще до его начала, когда не было сказано еще первое Слово.
Времени больше нет. Нет памяти, нет страхов и тревог. Нет тела, что мешает летать…
Но вот что-то начало происходить. Какое-то волнение. В тишине, в свете, в самом неподвижном воздухе.
Я уже был не частью света, а самим собой; ощущал горький вкус грязной воды на губах, видел свои веки, опускающиеся и вновь поднимающиеся, чувствовал частый пульс в висках и в запястьях. Свет вокруг стал меркнуть и приобретать формы и цвет. Вот уже видно темное ночное небо, сплошь усыпанное яркими мерцающими осколками звезд. Вот луна, вышедшая из-за одинокого сероватого облака, осветила кажущиеся бесцветными кусты и деревья вокруг небольшого безмятежного водоема призрачным голубоватым сиянием. Вот большая груда камней на одном из поросших густой травой берегов.
Я тут же узнал это место – именно оно было последним, что я видел перед сверкающей беззвучной пустотой. Место, где я говорил с несчастным существом, пришедшим ко мне неизвестно откуда.
– Я здесь, я рядом… – раздался у самого моего уха тихий спокойный голос. Я догадался, что это он, и хотел было отозваться, но шевельнувшиеся губы не издали ни звука. Похолодев, я приложил пальцы ко рту и повторил попытку заговорить, но все было напрасно.
– Ничего не бойся. – продолжал голос, в котором тихими нотками звучали печаль и доброта. – Ты не сможешь говорить или как-то влиять на события, которые вскоре увидишь. Потому что есть вещи, которых уже не изменить… Но каждая мысль будет услышана, каждое чувство узнано. И еще… Спасибо тебе, друг, что согласился помочь. – Дрогнув, переполнившись чувствами, голос на секунду умолк.
Сердце мое ответно дернулось, и я закрыл глаза. Происходящее было столь похоже на сон…
– Открой глаза. Ты ведь дал обещание…
Да, теперь я вспомнил. Перед пустотой была вода. Холодная, пахнущая затхлостью и грязью, заливающаяся в нос и рот, приносящая панику и дикое, животное желание жить. Я поежился и непроизвольно ощупал себя.
«Жив я или нет? А может, я вообще сошел с ума?» – проплыло у меня в голове.
Странно, но всем своим существом я почувствовал его улыбку.
– Ты здоров и жив, как и просил. Я не могу пока тебе всего объяснить. Ты сам поймешь все в свое время.
Я уже свыкся с незримым, но столь ощутимым присутствием и подумал:
«Кто ты? Как тебя зовут и что случилось с тобой?»
– Имя мое поглотила память. Время уничтожило лицо. Но ты узнаешь и то, и другое. А я и сам уже не понимаю, кто я такой.
Каждый ответ на мои вопросы был загадочней предыдущего. Я ничего не понимал и, отчаявшись понять, решил пустить все на самотек.
Тут пейзаж в одно мгновение изменился.
На небе так же ярко сияла луна. Но ее серебряные лучи тонули в ином свете – загадочном и всезнающем свете рыжих фонарей. Мои глаза удивленно распахнулись, узнав ту самую аллею, где я встретил моего невидимого собеседника. Безлюдная мокрая дорога была точно такой же, какой я ее запомнил. Сильные порывы ветра трепали и рвали с ветвей желтые листья, роняя их в частые лужи или гоня по темноте асфальта. Я внимательно пригляделся к самому дальнему из фонарей, где, как мне показалось, было какое-то движение. Да, там кто-то был. Я неуверенно двинулся в ту сторону, но не услышал звука своих шагов. Это почему-то развеселило меня, и я три раза изо всей силы топнул. Звуков не последовало, и я довольно улыбнулся, при этом почувствовав себя полным идиотом.
Незнакомец вдалеке медленно шел, будто прогуливаясь. Я видел белесое облачко пара, то и дело отплывающее от его капюшона. Странно, но я передумал подходить к нему и неторопливо, почти так же, как он, побрел по мокрой дороге. Абсолютная беззвучность моего передвижения больше не веселила меня, наоборот, тревожила и вселяла ощущение собственной ничтожности и одиночества. Я бездумно брел, уставившись под ноги, почти забыв о том, что нахожусь здесь не просто так.
Тут спереди раздался резкий, испуганный вскрик, и я машинально замер, приглядываясь. Того, за кем я шел, окружили несколько человек. Я видел лишь какую-то возню и бегом помчался туда,
Четверо здоровенных мужчин повалили несчастного на землю и жестоко били ногами, тот только приглушенно вскрикивал и пытался увернуться, но мерзавцы сомкнулись вокруг губительным кольцом. Капюшон слетел с длинноволосой головы юноши, и я узнал то самое лицо, которое представало передо мной совсем иным… Красивое, чистое, светлое, оно было сейчас испуганно и напряжено, но не искажено и цело. Пока что…
Я снова беззвучно закричал и бросился на негодяев. Но руки мои оказались столь же призрачны, сколь и голос… Я не почувствовал ни тел, ни одежды людей, как и они не обратили ровно никакого внимания на мое присутствие. Меня будто бы не было… Бессильная ярость клокотала в груди, я метался то к одному, то к другому мужчине, пытаясь прекратить жестокое избиение парня. А он боролся за свою жизнь всеми силами…
Острая боль пронзила вдруг все мое тело, и я повалился рядом, хватаясь за живот и заливаясь беззвучным криком. Уже позабытый ужас захватил меня вновь, я не понимал, что происходит, а голос моего невидимого собеседника некстати молчал. Или это я оглох от боли?..
Я, наверное, отключился, так как дальше, что я помню – это одна лишь тьма…
Когда – Боже, в какой уже раз за такой короткий период? – глаза мои открылись после забвения, мне в лицо равнодушно смотрела полная голубоватая луна… Воздух был морозным и влажным. Ощущение повторения происходящего притупило боль во всем теле. Что же творится? Где же объяснения? Когда все это кончится?! Я, кажется, плакал, узнав водоем и груду камней на одном из его берегов…
«Я безумен, безумен, безумен...» – издевательски вертелось в моей разрывающейся голове. Ощущение реальности абсолютно покинуло меня, я совершенно отчаялся. Мне не хотелось даже вставать – я боялся вновь увидеть непонятный хрипящий призрак, лишивший меня спокойствия и разума. Я крепко, до боли в глазах, зажмурился и стал торопливо и сбивчиво молиться.
«Открой глаза. Ты ведь дал обещание…» – вдруг вспомнилась фраза, твердая и в то же время просящая и несчастная.
И тут совсем рядом раздался пронзительный крик. Крик того юноши… того призрака… Я уже не знал, как его называть и кем считать. Я распахнул глаза. Он лежал на том самом месте, где я перед последней встречей с ним – у груды камней. Его мучители были тут же. Они и вызвали его крик… Один из мужчин крепко держал его сзади за ворот кожаной куртки, не давая встать, а другие били в лицо. Оно уже больше походило на кровавое месиво… Кости с треском ломались при каждом ударе, кровь лилась рекой из носа, изо рта, из ушей. Меня сильно затошнило, я зажал обеими ладонями рот. И с ужасом почувствовал, что в нем нет половины зубов, а все лицо залито кровью… Застонав – конечно же, снова беззвучно – я понял, что та адская боль, которая мучит меня, которая лишила меня сознания, - это ЕГО боль, боль этого несчастного…
«Если ты причинишь мне боль, я буду терпеть ее…» – вспомнил я свои собственные слова. И они показались мне такими ничтожными, жалкими… Он страдал, нестерпимо страдал всего в паре метров от меня, а я ничего не мог поделать… Превозмогая боль, скорей уж душевную, чем телесную, я подполз вплотную к нему, рыдая, прижался окровавленной и разбитой головой к его плечу и беззвучно зашептал в самое его ухо:
– Я ничего не могу сделать… Ничего… Я жалок, я ничтожен! – запах крови бил мне в нос, разрывая душу, невидимые слезы падали на кожаную куртку юноши. – Могу лишь только делить с тобой боль… И буду делить ее до конца. Господи, если ты есть, облегчи его муки!.. – Я зарылся лицом в длинные, мокрые от грязи и крови волосы и умолк. Боль в животе и груди стала почти нестерпимой.
Но вдруг парень вскочил. Резко и неожиданно. Даже его мучители застыли в изумлении и не успели вовремя среагировать. Видимо, они уже поставили на нем крест: столько увечий вряд ли кто вынесет. Отчаянно и быстро, как раненый волк, чудом вырвавшийся из вспененных пастей охотничьих шавок, несчастный помчался. Не понимая куда, не разбирая дороги, увязая в густой грязи. Мужчины с отвисшими от удивления челюстями таращились ему в след. Но тут один запоздало заорал остальным:
– Да вы чего?! Он же нас сдаст!!! – и бросился вдогонку. Его дружки последовали за ним.
Чего стоит здоровым, подстегиваемым охотничьим азартом мужикам догнать изувеченного до неузнаваемости человека?.. Они настигли его почти мгновенно. Один сбил с ног и, крепко ухватив за посиневшее от потери крови запястье, потащил. Совсем так же, как тащил меня ночной призрак… Юноша вырывался, насколько позволяли силы, но мужчина рванул его так, что рука, за которую он держал, оглушительно хрустнула. Бедняга взвыл и обмяк. Другой мужчина, догнавший первого, порывшись в кармане, вынул оттуда толстый кусок веревки и, завязав ее узлом в виде петли, торопливо набросил на шею юноши, и без того неподвижного, затянул… Ночь никогда не слышала столь ужасных хрипов. Луна с отвращением зашла за тучу, воздух, казалось, прокалывал кожу насквозь. Если бы я мог, то зажал бы уши, но одна рука онемела и не слушалась меня, а второй я хватался за горло, задыхаясь, как и несчастный юноша… Рубец на нем обильно кровоточил.
И снова тьма… На этот раз облегчающая, сладковатая… Смерть сделала свое дело: молодое тело обратилось в исковерканную груду плоти и тряпья посреди водянистой осенней жижи и грязи.
– Ну что, чуваки, мы теперь убийцы, – дебильно улыбаясь, растянув, будто смакуя, последнее слово, произнес один из мужиков. Остальные молчали. Тогда он продолжил: – От трупа надо избавляться, а то нам каюк. – И снял с мертвой синей шеи удавку. Другой мужчина неуклюже приподнял податливое тело и стащил с него дорогую кожаную куртку и повертел в руках, разглядывая:
– Фу ты, черт! Да она продралась! – сплюнув, выругался он и бросил куртку в грязь.
– Серж, и нахрен ты его по земле тащил? Что теперь с него брать?! – рявкнул он своему дружку.
– Карманы проверь, – недовольно отозвался тот и, взяв за безжизненную ногу тело, потащил его к воде.
Я был в сознании. И видел все. Видел, как вода, жадно булькая, поглотила недавно живого человека. Я знал, что она ледяная, как и души мерзавцев, что сотворили это ужасное злодейство, ведь только недавно я сам побывал в ней. Рот снова наполнился горечью и вкусом травы и песка. А боль вдруг утихла, кости в лице каким-то чудом срослись, будто и не было тех страшных мучений. Язык невольно провел по деснам: все зубы были на месте.
А вот что творилось у меня внутри… Страшная тоска, которой я не ведал до этого, была намного страшней любой боли. Я осознал всю слабость человеческого существа, всю хрупкость данной ему жизни… Сердце мое не болело больше, оно застыло в безысходности и скорби. Смерть еще была здесь. Я чувствовал ее холодные руки на своих плечах. Они давили, царапали, уничтожали… А бесплотные черные губы кривила злорадная улыбка.
«Всех заберу, всех съем!» – будто бы говорила она…