Старик Чернов неподвижно лежал у себя на кровати. По его высохшим рукам ползали мухи.
Была вторая половина дня. Перед полуподвальным окном Чернова остановились две женщины – соседка и дворничиха.
- А старик-то, пожалуй, и умер давно, - сказала соседка. – Два месяца не выходит.
- Наверно, умер, - согласилась дворничиха, равнодушно поглядев на засиженное мухами окно Чернова.
- Ничего не видно, - сказала соседка, прижимаясь головой к стеклу и пытаясь заглянуть в комнату. – Вроде лежит он… Два месяца не выходил… И не приходил к нему никто…
Старик Чернов лежал, устремив остекленевший взор в серый с жёлтыми разводами потолок. На стене тикали часы. Вдруг они перестали тикать, захрипели и остановились. По стене побежал таракан.
Над городом полыхал закат. Перед дверью квартиры Чернова собралось с полдесятка жильцов. Они спорили, выламывать замок в двери сейчас или подождать участкового, за которым уже дважды посылали. Председатель домкома лежал с гриппом и передал, что можно и подождать. До завтра, например. Или до послезавтра. Дело не срочное.
- А вон Лариса идёт, - сказала одна из женщин. – Ларисонька, ты член домкома?
Лариса сделала неопределённый жест головой и плечами. Может быть, да, а может, и нет.
- Лор, если замок-то сломать, за это ничего не будет? – спросила дворничиха. – Так мол и так, посмотреть хотим, не помер ли.
- А что случилось? – спросила Лариса. – Кто-то умер?
- Да старик Чернов уже два месяца не выходит. Видать, в ящик сыграл, - объяснили ей.
- А… - сказала Лариса. – Не знаю. Участкового надо позвать.
- Ходили, ходили, нет его пока.
Лариса подошла к окну и заглянула внутрь. Сквозь грязные разводы на стекле ей удалось рассмотреть большой шкаф, рядом железную кровать и лежащего на ней Чернова со сложенными руками.
- Кажется, умер, - сказала Лариса.
- Да где ж участковый-то? – зевнула дворничиха. – Темнеет уже.
- Может, завтра утречком, на свежую голову? – предложил пенсионер-общественник, поглядывая на часы. Вскоре начинался футбол. Жильцы одобрительно зашумели.
- Нет, так нельзя, - сказала Лариса. – А вдруг он жив ещё? Надо окно выбить, впустить свежий воздух. Может, он только в обмороке. Дайте что-то тяжёлое.
- Ну да, в обмороке, скажешь тоже, - пожала толстыми плечами дворничиха. – Два месяцев никуда не выходил – в обмороке. Запасов-то никаких не держал. На, возьми мою метлу, только осторожно!
- У него и холодильник испортился, - вспомнил молодой сосед-фотограф. – Ещё звал меня, чтобы я взглянул. Только там чинить уже нечего. Один металлолом.
- Отойдите! – крикнула Лариса. И ударила по стеклу рукояткой метлы. Осколки со звоном посыпались – частью на улицу, а частью в комнату, на грязный пол, несколько задели тело лежащего Чернова.
- Фу-у, воняет, - сморщилась дворничиха, просунув голову в окошко и водя глазами по комнате. – Видать, уже больше месяца пролежал…
Подошли остальные жильцы. Пенсионер-общественник снял с головы кепку. Две старухи перекрестились
- Успокоился, горемычный, - прошамкала одна. – И родным-то, небось, ничего не оставил?
- А, где его родные, - махнула рукой дворничиха.
Опустив голову, Лариса заметала метлой осколки на асфальте в одну кучу. Фотограф скинул с плеча новенький фотоаппарат и нацелился на неподвижное тело в глубине комнаты.
- Сейчас я его сфотографи…
Он не договорил. Женщины с визгом шарахнулись в сторону. Дворничиха дёргала застрявшей в окне головой и никак не могла её освободить, не сводя расширенных ужасом глаз с шевельнувшегося Чернова. Вот он поднял руку и слабым, но уверенным жестом смахнул с груди блестящие там куски стекла. Потом сел на кровати, свесив костлявые ноги в полосатых носках.
Дворничиха совершила героическое усилие и вырвалась, оставив на оконной раме половину расшитой люрексом косынки и ярко-красную прядь волос. Голося, побежала к воротам…прямо в объятия участкового.
Лариса замерла, прижав к груди метлу. Взгляд её не отрывался от обтянутого бледно-серой кожей лица Чернова, его водянисто-голубых глаз. Они смотрели прямо друг на друга – старик и девушка.
- Что такое? – спросил отрывисто участковый, обводя профессиональным глазом растерянных жильцов и остановившись на закаменевшем лице Ларисы. Ему объяснили.
- Дедушка, помощь требуется? – спросил участковый, подходя к окну. Чернов медленно покачал головой.
- Может, вам «Скорую» вызвать?
Чернов усмехнулся.
- Не требуется.
- Кушать у вас есть что?
- Не беспокойтесь.
- Тогда инцидент исчерпан, - подвёл черту участковый. Он снял фуражку и вытер рукой влажную лысину, потом покосился на Ларису:
- А вас, девушка, я бы попросил старичка этого не забывать. Так сказать, возьмите над ним шефство, что ли. Всё-таки, человек пожилой, одинокий, нехорошо…
Лариса механически кивнула, продолжая смотреть на Чернова. Он сидел на кровати, серый и худой до того, что казался высохшим, в каких-то засаленных нижних штанах и рваной голубой рубашке. Глаза его глубоко ушли в чёрные провалы. А рот кривился в непонятной и оттого страшной усмешке.
Участковый ушёл. Глухо погудев, жильцы начали расходиться. Старик Чернов поманил Ларису костлявым, похожим на сучок пальцем.
- Иди сюда, красавица, - проскрипел он. – Пол мне заметёшь. Набросали стёкол… Ты ведь окно разбила?
Лариса обречённо кивнула и неверной походкой пошла к двери.
- Заперто. Полезай через окошко, молодая, не рассыпешься, - посоветовал старик.
Тонкая и гибкая, Лариса легко пролезла через раму в окне и спрыгнула на пол, ответивший ей гулко и жалобно.
- Где у вас веник, дедушка? – немного осмелев, спросила она, оглядываясь с невольным любопытством. – Вы не волнуйтесь, стекло вам вставят.
- Веник возьми в углу. А я не волнуюсь, - невозмутимо ответил Чернов. – Мне теперь нечего волноваться.
С некоторым усилием встав с кровати, он сунул ноги в растрёпанные шлёпанцы, пошёл и сам принёс из дальнего угла плешивый веник, торжественно вручил его Ларисе. Затем вновь сел на кровать и исподлобья, немного насмешливо смотрел на Ларису, пока она, розовая от смущения и напряжения, старательно царапала пол жёсткими прутьями, пытаясь сгрести вместе с осколками всю давнюю пыль.
Дойдя до кровати, Лариса отшатнулась, - таким смрадом пахнуло на неё оттуда. Через силу собрав последние стёклышки, робко повернулась к Чернову.
- Мне бы совок.
- Не надо, - ответил Чернов. – Дай мне веник.
Мучаясь и мечтая скорее покинуть данную комнату, девушка подошла к Чернову и, отдавая веник, невольно посмотрела ему в лицо. Судорога ужаса и отвращения подступила к горлу. Перед ней был словно восковый слепок с жёлтыми и тёмными тенями, лишённый всякого выражения. Но вот веки приоткрылись, оттуда остро блеснули глаза, запавшие губы шевельнулись, и Лариса услышала тихий, с усмешкой, голос Чернова:
- Что, красавица, боишься? Страшный я?
Лариса сглотнула слюну.
- Вам, дедушка, покушать надо, - быстро сказала она. – Вы, наверно, давно не ели. Давайте, я сбегаю домой, принесу вам чего-нибудь. У нас полный холодильник. И борщ горячий есть…
- Борщ… - грустно сказал Чернов. – Давно я не ел борща… Спасибо, не надо, дочка…
От этого неожиданного тёплого слова «дочка» слёзы выступили на глазах девушки…
«Что со мной? – с ужасом думала Лариса. – Совсем чужой дед… Какой-то Чернов…я его ж не знала совсем! Ну, видела иногда…его ли, другого, мало ли их тут ползает! И вот, реву, как девчонка, потому что этот чужой, больной старик давно не ел борща…и ещё назвал меня «дочкой»! Господи, какая же я сволочь! И другие сволочи! Человек два месяца не выходит, все про это знают, и всем – плевать, лишь бы освободилась жилплощадь! Подонки мы все! Убийцы!»
- Дедушка, может, вам всё-таки вызвать врача? – тихо спросила она.
Но старик Чернов не слышал её. Он неслышно ходил по комнате, ощупывал и гладил каждую вещь, словно прощался с ней. Дойдя до старого буфета с резьбой на дверцах, вытащил из-за потускневшего стекла несколько фотографий и засунул за ворот рубашки. Лариса подошла к нему и слегка дотронулась до его рукава.
- Что? Что? – отрывисто спросил Чернов, резко отдёрнув руку. – Не надо мне никакого врача! Ничего мне не надо! Иди скорее отсюда!
Ларисе бы уйти, вздохнув с облегчением. Но она только отошла и присела на кожаный диван с высокой спинкой и двумя боковыми валиками. Её клонило в сон, словно она не высыпалась много дней подряд. В расплывающемся жёлтом мареве комната Чернова и его высокая худая фигура казались нереальными…
Пока Лариса на кожаном диване боролась с дремотой, хозяин всё что-то делал, всё копошился в глубине комнаты. Один раз он, кажется, спросил о чём-то Ларису, но девушка ничего не ответила. Тогда он подошёл к дивану и, склонив набок голову, долго смотрел на её спокойное молодое лицо. Лариса смутно видела его, смутно сознавала, что он стоит над ней, но не могла очнуться от тупой, сковывающей все её члены дремоты… Привёл её в себя его скрипучий голос, неприятно прозвучавший в самое ухо:
- Проснись! Проснись немедленно! Тебе тут спать нельзя!
Лариса приподняла тяжёлые веки и сонно улыбнулась Чернову.
- Извините, дедушка… Я, кажется, устала… Извините…
- Быстро к окну! – скомандовал Чернов.
Спотыкаясь, Лариса доплелась до окна и подставила лицо под освежающую струю воздуха. Стало легче. Когда сон совсем покинул её, и девушка вновь почувствовала себя молодой и сильной, она повернулась к Чернову, чтобы попрощаться с ним.
Старик Чернов сидел на оставленном ею диване и задумчиво разглядывал пустую алюминиевую кружку.
- Дедушка! – окликнула его Лариса.
Чернов медленно перевёл взгляд на неё.
- И любопытно же было видеть ваши лица, - вдруг заговорил он иначе и быстрее, чем раньше, - когда я вдруг зашевелился. Вы ведь все думали, что я давно умер? Так? Ха, ха, ха!
Смех у него был каркающий и жуткий, как и он сам.
- А оказалось, я жив! Ха! Шевелюсь! Ха! Хожу! Ха, ха! Говорю! Ха, ха, ха, ха!
Совсем развеселился старик Чернов. Лариса дрожала. За окном дрожали сумерки. Дрожали обвисшие от знойного лета листья деревьев.
- И всё прекрасно! – старик Чернов вдруг встал во весь рост. – Все пошли смотреть футбол! Ха! И никому из вас, олухов, в голову не пришло: что, если я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО умер!? Так несложно! Хожу, говорю, видимость жизни! А подумать, ЖИВ ли я, никто не захотел! Да разве я МОГ жить?!.
Лариса перестала дрожать. Ей вдруг стало тепло и приятно, словно вся её кровь наконец сумела согреть тело. Она видела, что старик Чернов подходит к ней, но весь дикий ужас исчез. Наоборот, будто чьи-то добрые руки бережно и заботливо поддержали её…
- А я умер! – сказал старик Чернов, стоя совсем близко и улыбаясь.
- Я знаю, - сказала Лариса. Старик Чернов улыбался, а ей хотелось плакать. Жизнь крепко держала её, а он умер и был свободен.
Чернов перестал улыбаться и шагнул к окну. Она попятилась.
- Я ухожу, - сурово сказал старик.
- Зачем? – растерянно пробормотала Лариса. – Раз вы уже…
- Не хочу здесь оставаться. Им нужна моя комната, они её и получат. А себя я им не отдам.
Медленно, неловко Чернов вылез через окно на двор. Лариса выскользнула за ним. В голове её была полнейшая растерянность. Двигался он совсем, как живой. Вечерний свет смягчил резкие черты его лица, а некоторая окостенелость была свойственна его фигуре и прежде. Может, он всё-таки шутит?..
Кто-то из жильцов, пройдя мимо, поздоровался с ним. Чернов не ответил. Неслышными, скользящими шагами он двинулся вдоль стены дома. Лариса тащилась за ним, как привязанная. Помимо какой-то странной, почти мифической связи между ними, её влекло ещё и естественное любопытство – посмотреть, чем же закончится вся эта история.
Как относился Чернов к тому, что она идёт следом, неизвестно. Во всяком случае, не возражал.
Завернув за угол дома, Лариса увидела, что старик Чернов молча карабкается по пожарной лестнице. И тут она, наверно, совсем сошла с ума, потому что, даже не сняв босоножки, полезла за ним, не ощущая высоты, как во сне. Но куда ей было угнаться за стариком Черновым! Впрочем, он по-джентельменски протянул ей высохшую руку, помогая вылезти на крышу. А затем провёл её по скату, оберегая от срыва в головокружительную бездну. Из-под ног их прыскали коты.
Но вот они вышли на самый верх. Над ними, на темнеющем небе, сияли звёзды. Вечер был прекрасен. Ночной летний ветер подхватил и растрепал волосы Ларисы.
Старик Чернов вытянул шею и взглянул вниз. Потом засмотрелся на звёзды… Его мёртвое лицо ярко освещал свет далёких бесчисленных солнц. И таким бессмысленным и страшным показался этот звёздный отблеск на его лице Ларисе, что девушка крикнула Чернову то, чем была полна её душа:
- Давайте им отомстим!
- Стоит ли? – грустно усмехнулся Чернов.
- Да, да!.. – другие обиды представились её сейчас. Не только тяжкая смерть одинокого старика, но и её серая, никчемная жизнь…всё, что ей пришлось испытать в доме, лежащем под их ногами. И старик Чернов понял её.
Вдвоём они полезли к ближайшей телевизионной антенне. Под босоножками Ларисы гремела и визжала жесть, а рядом, как её собственная огромная тень, бесшумно скользил высокий худой старик. Одно движение его костлявых пальцев – и антенна вспыхнула ярким белым пламенем. Это было прекрасное зрелище. Но вскоре стало ещё красивее. Дом загорелся сразу во многих местах, дождём посыпались искры. Внизу раздались отчаянные крики. Среди огненных бликов чётко вырисовывалось белое платье Ларисы и чёрный тощий силуэт Чернова.
Горячим ветром подхватило и закружило в воздухе несколько фотографий, взятых с собой Черновым. Одна из них упала прямо в руки Ларисе. Глаза в глаза – знакомое лицо, не живое, старое и жёлтое, и не мёртвая страдальческая жуткая маска, а лицо молодое, красивое, благородное, освещённое большими прекрасными глазами. Лицо человека, которого она с детства мечтала встретить и полюбить… и вот встретила наконец – мёртвым.
Лариса заплакала. Чернов не пытался утешить её, его силуэт словно таял в горячей ночи. Дом пылал. Девушка плакала, и её слёзы, чистые и жгучие, были тем единственным средством, которое, может быть, всё же могло погасить это тяжёлое пламя.