- Авдотья! Авдотья! Ста-ра-я! Ты самовар-то поставишь когда-нибудь? – недовольный Прохор Ильич зашевелился на кровати – перина под ним беспокойно заёрзала, одеяло сжалось и на всякий случай сползло поближе к изножью.
- Да он уж вскипел! Я и по чашкам разлила. Иди! – Авдотья Спиридоновна сгорбилась на стуле пред окном, её взгляд, дотоле замерший, остановившийся - силуэты цветов в палисаднике расплылись, стали мутноватыми... – вновь ожил. - …И баранки достала.
- Он уже простыл, поди! – с неохотой оторвав голову от подушки, Прохор Ильич пытался ладонью пригладить всклокоченные волосы. – Ставь заново!
- Прохор, иди уже...
- Вот знаешь, Авдотья, - Прохор Ильич осторожно перелил горячий чай из чашки в блюдце – тотчас тёплый туман заволок сладкое, карамельного цвета озерцо. – Вот пью-ю-ю-ю... - На чай пришлось подуть, иначе губами притронуться к нему не было никакой возможности. – Вот пью я и думаю... Баранку подай. Думаю, какие же мы с тобой старые... Да дряхлые... И как же нас старость переменила!.. Ну вот взглянь... Взглянь, взглянь! Ты это... К зеркалу подойди. – Прохор Ильич, не глядя, махнул рукой в сторону уже давно расцветшего ржавчиной мутноватого прямоугольника. – Видишь, какие мы с тобой на фотографии? Вон на той, пришпиленной к рамке зеркала... Не упала фотография-то?.. Взглянь, взглянь! Какой там год?.. Не видишь?.. Ох, сле-па-я! Да уж лет сорок прошло. Ну я-то, ладно... Какой был, такой почти и... Ох... Но вот ты... Ты ведь – другое лицо! Ох, ста-а-а-рость...
Когда Прохор Ильич, обильно пропотев после чаепития, угомонился и засопел под ватным одеялом, Авдотья Спиридоновна вышла в палисадник.
- Жук-короед прогрызи... Роса холодна намочи... Старый лист упади... Рыжий червь проползи... Плесень сырая собою покрой – его память!.. Затумань, задурмань, обмани, светом иным озари!.. Пусть вспомнит меня, хоть не я это, пусть знает меня, хоть не я это...
Прошептав несколько слов, Авдотья Спиридоновна опустилась пред домом на колени, легко погрузила пальцы в свободную от травы, тёплую землю – та всегда лежала нагая под накренившимся крыльцом. Ощупывать земляное нутро пришлось недолго – Авдотья Спиридоновна быстро обнаружила то, что искала. Извлекла две половинки переломившегося когда-то крестика. Поцеловала их, перекрестила каждую, посмотрела на них пристально, прошептала что-то ещё – уже совсем неслышно – положила обратно, присыпала осторожно землёй.
- Ишь ты, припоминать что-то начал!.. – хоть и выглядела Авдотья Спиридоновна довольной, ибо дело было совершено важное, безотлагательное, но чуть поворчать ей всё же хотелось. - Того гляди, лярву свою вспомнит... Эка, милый!.. Я с тобой всегда была, я! И никого у тебя боле не было!..