Забившись в угол, я сидел в мягком кресле в служебном кабинете руководителя группы “О”, правда, на табличке дверей была указана совсем иная должность. Все присутствовавшие слушали радиопереговоры Семена Семеновича с командирами спецгрупп захвата. А я с нетерпением и тревогой ждал исполнения слова генерала, что он возьмет меня, когда пойдет арестовывать Музыканта, его мне было не жаль.
Операция «Невод» шла точно по намеченному сценарию. Не прошло и двух часов, как в спецтюрьме службы безопасности оказались десятки первых арестованных – сотрудников московских таможенных терминалов, генерал и три полковника, сотрудников налоговой полиции.
В кабинет вошел майор Лужин, доложил о прибытии, незаметно подмигнул мне.
– Группа готова? – спросил Семен Семенович.
– Так точно! К захвату можем приступить хоть сейчас.
– Майор! К захвату приступайте. Да, возьмите с собой писателя. Он мне тут все уши прожужжал.
– Разрешите выполнять?
– С Богом!
…К плотно закрытым воротам Международного христианского благотворительного фонда, в точно назначенное время подъехали несколько автомашин. Я уже знал, что помимо группы захвата, которой командовал Лужин, прибыли контроллеры-разведчики, проводники с собаками, натасканными на поиск золота и наркотиков, всего около тридцати человек.
– Сейчас ворота откроются, – майор Лужин взглянул на командирские часы, – и… Григорий не подведет.
Я сразу вспомнил начальника отдела рекламы фонда с идиотским видом тупого солдафона. Откуда было мне знать, каким был задуман образ офицера из группы безопасности.
В точно назначенное время ворота распахнулись, и команда захвата рванулась на территорию фонда. Каждый офицер загодя знал свой объект. Группа Лужина, среди которых был и я, пересекла двор не по асфальтированной дорожке, а напрямую, прямо через розарий: нельзя было терять ни секунды. Спецназовцы в черном мгновенно разоружили малочисленную и вмиг растерявшуюся охрану.
Лужин распахнул дверь конференц-зала, где шло совещание руководства фонда, и подскочил к Саленко. В глазах вице-президента отразилось недоумение, но уже в следующее мгновение Саленко взял себя в руки и гневно спросил майора:
– Вы что, совсем сбрендили? Я позвоню в высший эшелон МВД и тогда… Кто вы, собственно, есть?
– Майор Лужин, спецподразделение с Петровки, а вы, надеюсь, гражданин Саленко?
– Да, именно, вице-президент международного христианского благотворительного фонда, член коллегии ЮНЕСКО, вот мой документ. – Саленко сунул руку в карман, но один из сотрудников группы молниеносно ее перехватил, ловко обыскал Саленко, не обращая внимания на возмущенные возгласы. И на стол перед майором легли документы, маленький дамский браунинг, пачка долларов, какие-то деловые бумаги.
– Это чистейший произвол! – взвизгнула Франсуаза. – Я буду жаловаться во французское посольство!
– Это ваше право, а пока мы во всем разберемся! Вот ордер на обыск и арест ряда сотрудников фонда, но прежде прошу приготовить паспорта, удостоверения личности. – Лужин повысил голос. – Внимание! Я буду называть фамилию. И человек этот должен подойти ко мне с личными документами. Шаг влево, шаг вправо – считается побегом, оружие применяется без предупреждения. Я понятно выражаюсь? Саленко!
– Вы хотя бы не унижали меня перед подчиненными, – буркнул здоровенный Саленко. – Я пока еще президент фонда, и меня знает…
– В коридор!
Саленко поравнялся со мной, окинул презрительным взглядом и не удержался:
– Теперь я понял, кто нас подставил, сексот проклятый!
Через полчаса почти все правление фонда было арестовано и отправлено под усиленным конвоем в следственный изолятор. Когда машины с арестованными ушли, Лужин приказал наглухо закрыть ворота, никого не впускать и никого не выпускать. Началось второе действие операции. Ревизоры, аудиторы, следователи и проводники с собаками разошлись по офисам, по пакгаузам с товарами, принялись опечатывать материальные ценности…
Много позже я узнал любопытные подробности, которые должны были войти в мой новый роман “Оборотни”. В следственном изоляторе все руководители сидели порознь, в одиночных камерах. И, словно сговорясь, решительно отказывались подтверждать точно установленные факты. Следствие было в затруднении. И однажды, перед обедом, в камере Саленко отворилась железная дверь. Изумленный бывший вице-президент международного фонда увидел на пороге мадам Ольгу, их зарубежного покровителя и президента всеевропейских фондов. Мадам Анищенко была для Саленко недосягаемой, пугающей величиной. Видя ее, он начинал теряться и говорить глупости. И вот она тут, в камере.
– Мадам! Неужели это вы?
– Увы и ах, – с мягкой полуулыбкой ответила Анищенко, хотела сразу объяснить ситуацию, но строгий следователь встал перед ними:
– Гражданин Саленко! Мадам Ольга добровольно изъявила желание кое-что объяснить вам, если не возражаете. – И придвинул даме табурет.
– Потолковать не мешает, я сам ничего толком понять не в состоянии. Изо всех сил старались помогать обездоленным, и вдруг… камера и эта странная женщина. Возможно, очередная подстава хитроумных органов, которым ничего не стоит подсунуть любого двойника.
– Павел! Хватит смешить следствие, зачем усугублять вину? Вы меня узнали, – грудным голосом пропела Ольга.
– Можете объяснить своей покровительнице, как вы и ваши подчиненные грабили фонд, – холодно добавил следователь.
– Не слушайте ментов! – дико взвизгнул Саленко, – меня оболгали, подставили, но я ни в чем не виноват! – Он изо всех сил старался показать Анищенко, что не сломлен. – Я решительно требую вмешательства международной религиозной общественности! Мадам! Вы, наверное, уже заявили решительный протест правительству? – Саленко никак не мог поверить, что сама госпожа тоже сидит под стражей в следственном изоляторе.
– Павел, – тихо, с достоинством, без надрыва проговорила Анищенко, – мы с вами умели хорошо выигрывать, разбрасывали камни, теперь пришла пора собирать их, достойно проигрывать. Следствие знает все, и лишнее запирательство может пойти нам во вред.
– Что они могут знать? – не сдавался Саленко, хотя тон его здорово понизился. Он как бы спрашивал Ольгу, каковы границы обвинения, и это понял следователь, он перехватил мысль бывшего вице-президента:
– Саленко, мадам Ольга права. Следствие, затем суд учтут добровольное признание, а если вас интересует, что мы знаем, то… разоблачены предатели на таможенных терминалах, в органах МВД, в депутатском корпусе, вычислены ваши счета в зарубежных банках, изъяты документы, в том числе расписки, остальное – за вами.
– Я признала свое поражение, – вновь вмешалась мадам Ольга, - и вам советую это сделать.
При этих словах Саленко пошатнулся, тяжело опустился на табурет, привинченный к полу, уронил голову на грудь…
ххх
Майор Лужин, весьма довольный молниеносно проведенной операцией, предложил лично доставить меня в штаб операции “Невод”, к Семену Семеновичу, я с радостью согласился. Мы прибыли не в здание, где недавно заседал штаб операции, а в министерство.
В кабинет генерала Лужин вошел первым, доложил о проведенной операции. Следом вошел я. Семен Семенович хотел о чем-то спросить меня, но в динамике раздался знакомый бас генерал-полковника Колесова:
- Семен, спустись ко мне! Через полчаса ждем “Вольфа”!
- Вас понял! – ответил Семен Семенович. Голос генерала был спокоен, но лицо заметно побледнело. Он прошел к сейфу, достал оружие, спрятал в потайную кобуру, не таясь нас с Лужиным.
- Товарищ генерал, - обратился Лужин, - моя помощь не требуется?
- У тебя, майор, своих забот полон рот!
Кто такой этот “Вольф” ни я, ни, наверное, майор Лужин не могли знать, но по внутреннему волнению Семена Семеновича, по его натянутой улыбке легко было понять, что предстоит очень трудное дело. “Вольф”, в переводе – “волк”, наверняка, крепкий орешек, если им лично занимаются такие высокие милицейские чины. И почему этот “волк” должен придти прямо в кабинет генерал полковника? С повинной, что ли?
- Друзья, - сказал нам Семен Семенович, - побудьте в моем кабинете. Думаю, скоро вернусь, и тогда…
- Поедем в гости слушать музыку?
- Музыка – это прекрасно, но… “Вольф” – это вам не Музыкант, - Семен Семенович словно ответил на свой собственный вопрос…