Представитель республиканской законности объявил Шанталь, что до рождения ребенка ее не будут переводить в Консьержери и вызывать в революционный трибунал.
- Все это время, гражданка Дюбуа, ты проведешь в Ла Форс, - заявили ей, - и благодари республику, которая проявляет милосердие даже к бывшим аристократам и таким подозрительным лицам, как ты.
- Благодарю, - тихо ответила молодая женщина. - А что... что со мной будет потом?
Она сидела в тюремном лазарете, сложив на коленях тонкие исхудавшие руки. Врач, проводивший сегодняшний осмотр, молча стоял у окна. Представитель республиканской законности, сидевший напротив Шанталь, поправил широкую трехцветную ленту на поясе и уставился на нее пристальным немигающим взглядом.
- А потом, гражданка... - он сделал выразительную паузу. - Что будет потом, ты уже сама должна догадаться. Твоим делом незамедлительно займется революционный трибунал. А ребенка, если он родится живым, отправят в сиротский дом, где из него и воспитают достойного республиканца, не в пример его родителям.
Он с нескрываемым презрением посмотрел на Шанталь.
"Даже в тюрьме умудрилась нагулять, шлюха", - подумал он. Но озвучивать эти мысли все же не стал.
- Тебе все понятно, Дюбуа? - резко спросил он.
- Да, - Шанталь кивнула головой.
- Тогда можешь идти.
Он встал и повернулся к стоявшим у двери охранникам в красных колпаках.
- Отведите ее обратно в камеру!
***
Для Шанталь начались тяжелые дни. С одной стороны, она получила временную передышку от изматывающего ожидания скорой смерти. В течение ближайших девяти месяцев нож гильотины не угрожал ее шее. Уже заканчивалась осень, и по подсчетам молодой женщины у нее оставалось время почти до конца лета. Впереди была еще зима и весна, до которой Шанталь раньше и не надеялась дожить. Весна была ее любимым временем года. Впрочем, какая весна может быть в тюрьме, где кусочек неба виден лишь сквозь решетку крошечного оконца? Правда, еще оставались получасовые прогулки во внутреннем тюремном дворе, огороженном каменными стенами. Там был виден гораздо больший кусок неба... И на прогулках Шанталь смотрела на него теперь с особенной тоской. Небо начала декабря было белым и холодным. И часто, вглядываясь в него, Шанталь думала о Франсуа... О том, где он сейчас... И знает ли, что у него все-таки будет ребенок. И что она, Шанталь жива. Всё ещё жива. Думая об этом во время кратких прогулок, молодая женщина смахивала с глаз слезы. И это была другая сторона ее существования - острая тоска по тому, с кем уже никогда не быть рядом. А бывало, что Франсуа снился ей. И тогда Шанталь просыпалась с лицом, мокрым от слез и лежа в темноте на своем матраце, не могла заснуть уже до самого утра.
Мадам д'Эстеван искренне радовалась, узнав о беременности Шанталь.
- Даст Бог... - говорила она, - даст Бог, вы выйдете отсюда, девочка моя. Вы должны жить. За Франсуа, за всех нас. За это время многое может измениться.
Последние слова она прошептала очень тихо, приблизив губы к самому уху Шанталь.
- Вчера я случайно услышала, как охранники говорили между собой, что в Париже последний месяц огромные хлебные очереди. И казни, казни, казни... нет, это все должно как-то закончиться.
- Франсуа говорил мне также, - слабо улыбнулась Шанталь. - Что народ все-таки проснется.
- Да, я тоже очень надеюсь на это, - мадам д'Эстеван внимательно посмотрела на молодую женщину и погладила ее по руке. - Главное, чтобы это произошло до того, как ваш малыш появится на свет.
Шанталь опять улыбнулась ей и провела рукой по животу.
- Если это будет мальчик, я назову его Франсуа. А если девочка - Франсуазой.
Мадам д'Эстеван ласково посмотрела на нее.
- Все так и будет, дитя мое, - ответила она. - Не теряйте веру и надежду.
- Спасибо вам, - прошептала Шанталь. - Я стараюсь.
***
Время шло. Из камеры, в которой находилась Шанталь, арестованных постепенно переводили в Консьержери, а на их месте появлялись новые люди. И это было очередным тяжелым испытанием для молодой женщины - расставаться с теми, с кем успела сблизиться душевно. Расставаться навсегда.
После потери Франсуа следующим ударом для нее стал день, когда пришли за мадам д'Эстеван. Пожилая женщина казалась совершенно невозмутимой. Она спокойно собрала свои вещи и повернулась к Шанталь, которая крепко обняла ее.
- Прощайте, девочка моя, - сказала мадам д'Эстеван, сжав руку Шанталь в своей. - Я знала, что для меня все это так и закончится. И даже рада этому. Я скоро встречусь со своим сыном. А вы, милая... - рука мадам д'Эстеван сильнее сжала ладонь молодой женщины. - Берегите себя. И помните, что вы должны жить. За всех нас. А они... они долго не продержатся. Нельзя удерживать власть только на крови.
Она прошептала это на ухо Шанталь и еще раз крепко обняла на прощание. Шанталь молча кивнула ей, вытирая слезы.
***
Время шло... Начался декабрь, а за ним - новый 1794-ый год от рождества Христова. Или год второй со дня основания республики, единой и неделимой.
Гуляя в тюремном дворике, Шанталь все также смотрела на белое зимнее небо, падающие снежинки... и вспоминала Франсуа, мадам д'Эстеван и других людей, с которыми ее свела судьба. И которых уже казнили.
Время шло... и порой Шанталь казалось даже странным, что именно сейчас, когда всюду царит страх и смерть, в ней развивается эта маленькая и такая хрупкая человеческая жизнь. Как будто вопреки всему, что творится вокруг. И в такие минуты, когда Шанталь думала об этом, ей невыносимо, пронзительно-остро хотелось жить.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/07/24/1784