Поле ярких одуванчиков.
Наркотики - это самое чудовищное
и вернейшее из всех средств дьявола
для приобретения и порабощения всего
человечества.
Ш.П. Бодлер.
Анаша была сильной...
За окном гроза световыми вспышками освещала серые низкие постройки.
После трёх затяжек я начал ощущать озноб. В голову лезли мысли - как всегда ломаные, комканые, туго вращающиеся: «В какую яму стекает наша жизнь. В первый раз я попробовал наркотики в 12 лет, а с 17 я не мог остановиться... Я сижу на маковых семечках, не гнушаюсь травки, иногда ем "спиды" и галлюциногены, но всё же предпочитаю опиум или "мокрый", так называют этот наркотик у нас на районе... На районе, где серые двухэтажки, построенные немцами, доживают свой век, где тополиный пух гуще кипенно- белых барашковых облаков, где звезды летними вечерами радуют глаз, где по ночам музыка сверчков приятно ласкает слух... Тяжело что-либо понимать, когда ты разбит грубым, всепоглощающим чувством, которое разрушает твоё сознание с силой цунами, тайфуна... которое давит, как девятый вал, и обжигает сильнее вулкана Килауэа.
Затянешься косяком, введёшь в вену раствор, съешь или лучше - сожрёшь какую-нибудь дрянь, вдохнёшь порошок и даже выпьешь рюмку водки - теплом или холодом растекается это чувство по всем твоим жилам, проникает в каждую клеточку твоего организма, в каждый сустав, с силой надламывая грани твоего сознания и заполняя собой хрусталики твоих глаз. Под каждым видом наркотика свой взгляд: блестящий - датый, перламутровый - мёртвый, стеклянный - вмазанный, застывший, словно стакан молока, - под эфедрином.
Сколько мною наделано глупостей… Юная жизнь, проведённая яко бы под кайфом, и сколько ложного раскаяния, последовавшего потом... Наркотик - хищник хамелеон, лучше всех других искушающий разум яркими всполохами видений: обворожительной девушкой у коралловых берегов, яркой картиной импрессиониста, полётом на дельтаплане, касанием горячих нежных губ, уютным домиком на берегах роскошного озера... а затем: девушка становится холодной и синей, словно труп, - русалкой, картина мрачнеет, полёт переходит в ужасное пикирование, тебя разжёвывает холодная акулья челюсть, стены и потолок твоего жилья давят на мысли и изводят тебя до помешательства...
Каждый день я мысленно ругаю себя, читаю себе мораль о том, что так не может продолжаться, о том, что извёл близких и родных мне людей, потом обессиленно плюхаюсь в ветхое кресло и проклинаю своё никчёмное существование... Каждый день я спрашиваю себя: как остановиться, как опомниться, как не причинять близким мучений, как полюбить хоть что-нибудь, кроме этого проклятого, ложного блаженства, и как избавиться от этих осуждающих взглядов, которые телепатически, какой-то колкой вибрацией шепчут или посылают импульсы: он безнадёжен, подонок, наркоман... Простите, я знаю об этом... Но, может быть, кто-нибудь из вас выпишет мне рецепт против этой болезни?»
Начало дёргать: травка превосходила все ожидания. Я пошел на кухню, чтобы сбить подступившую сухость во рту, сделав пару маленьких глотков воды, я подумал о том, что нужно подышать свежим воздухом... Распахнув балконную дверь, я почувствовал приятный запах озона. Дождь прибивал пыль и мочил пух на высоких тополях... Полуразрушенный желтый барак располагался прямо напротив моего балкона... Раньше в этом бараке жили люди, а сейчас он выглядит словно старая вдова в чёрном траурном платье... Разрушенный и обгоревший. Память резким толчком перенесла меня в детство...
Денис возбужденно показывал мне красный цвет на своей пёстрой футболке, позади моего друга на низкой скамейке сидели рядком три девчонки. Мы играли в игру "кис-брысь-мяу". Нам было хорошо. Это был тот возраст, когда мальчишки впервые задумываются о девочках, когда впервые влюбляются и привыкают к сбившемуся ритму сердца, когда предаются мечтаниям по ночам и когда разум не испорчен ржавчиной цинизма, а глаза не залиты краской хладнокровия. Самые искренние и трепетные чувства, чистые, как родниковая вода,
обуревают многими в этом школьном возрасте и теплыми воспоминаниями колышутся после (когда человек уже вырос) даже в самых огрубевших сердцах. Её каре - поле ярких жёлтых одуванчиков при ясном голубом небе, без единой крошки облаков... Её взгляд тогда заставлял меня, смелого сорванца, робеть и стесняться... Она знала, что я влюблён в нёё. Я ей не говорил... показывал... всем своим видом...
Мой друг Денис был ведущим. Правила игры были таковы: мальчики и девочки садились друг напротив друга, образовывая пары, в нашем случае - трое напротив трёх. Девочки шептали на ушко ведущему название цвета любого из пяти: красный, синий, зелёный, жёлтый, белый... Ведущий разворачивался и спрашивал у парня: какой? Парень должен был угадать цвет: белый - носить на руках, жёлтый- целовать руку, зелёный- целовать в щёку, синий- целоваться в губы, красный- целоваться взасос...
И вот Денисок своим тонким пальцем настойчиво стучит по красному пузу снегиря на своей футболке. Я робко и с неуверенностью произношу: «Красный». Её удивлённые глаза... Такое в первый раз... За всю историю игры... Об этом будут слагать легенды... Я счастлив и напуган. Друг: «Правильно!»... Она: «Нет!»... Я молчу и краснею... Мухлевать не хорошо... Друг: «Красный!»… Она: «Нет! нет...» Скандал... Сошлись на синем... Ни ей, ни мне... Подъезд... Темнота... Вкус её губ...
Травка ломает ход мыслей, я вспоминаю Хомяка, он говорит: «Героин, один укол и во рту непрекращающийся вкус, как бы вишнёвая косточка, у которой бесконечная сочная кровавая мякоть... Королевский кайф... от рвоты- до рвоты... от волны- до волны...»
Шестерёнки сознания переворачивает очередной приход ... Поле ярких одуванчиков... В подъезде... Вкус её губ нечто большее, нежели вишнёвая косточка...
Очередной приход: я бегу по полю, повсюду жёлтые одуванчики, радуга и голубое небо, лёгкий приветливый ветерок треплет мои чёрные волосы, я парю в белых барашковых облаках. Счастливый день, определённо счастливый день. Лучи солнца невероятно хороши, никто не может так нежно касаться лица, как только одни они - эти славные лучики... И вот вместо одуванчиков появляются
красные, как кровь, маки... становится холодно, и гром гремит, как будто тысячи арестантов бегут с Колымы, и вместо капель дождя с неба летят мне на голову страшные, с чёрным раствором шприцы... Я закрываю голову руками и присаживаюсь на корточки... Уф! Вот это приход...
Поднимаюсь с корточек, выхожу с балкона и направляюсь к зеркалу, в ванную... смотрюсь... на лице нет ничего, кроме красных, убитых наркотиком глаз... «Мертвец, » - произношу я, глядя на своё отражение... в кармане вибрирует мобильник...
- Алло, - отвечаю я, глядя на своё отражение...
- Привет, Май... Узнал?- радостный мягкий голос...
- Да, Ром... Чего ты хотел?- устало говорю я, а мысленно добавляю: «от мертвеца».
- Да всё того же... пару вёдер шпатлёвки шит рок... Почём она сейчас? - взволнованный мягкий голос.
- Как всегда... Когда приедешь в магазин? - я прищуриваю красные глаза...
- Через минут двадцать...- грустный мягкий голос...
- Хорошо... (мысленно: «Мертвецы» не умеют радоваться»).
- Давай.
Короткие гудки... Красные глаза... Всё сводится в одну точку...
- Ничего, брат-киборг...- говорю я своему отражению, - мы с тобой любим жить и всё- всё переживём... Пусть где-то целуются любовники и им хорошо, пусть кто-нибудь слушает джаз и его втыкает... Помнишь, мы в детстве повторяли рекламный слоган: «Попробовав раз, ем и сейчас»... Мы им пренебрегли, брат... мы терминаторы с красными глазками... у нас одна цель - белый порошок, хрустальная шишка или маковый раствор, вот он наш Крис Коннор, которого, несмотря ни на что, любыми методами мы должны раздобыть...
Я смеюсь со своим двойником...
И опять это яркое поле одуванчиков, что же оно мне сегодня так не даёт покоя... Первой любви отведено особое место за решёткой сердца...
Резко звонит домофон... Рома! Проносится имя в моей одурманенной голове... Я иду нажимать на кнопку домофона... Я не спрашиваю кто, просто подхожу, снимаю трубку и жму на белую подушечку... Меня втыкает, и мне хорошо... Звонок в дверь... Что за бред!.. Резкая вспышка гнева и раздражения в голове: « Рома! Ну, я тебе...» Я быстро возвращаюсь к двери, со всего маху распахиваю её... и блин! Шип...
- Привет, Май...
- Привет, Слав, - растягиваю я улыбку и красные глаза, - чего хотел?
- Май, нет пяточки, два-три водненьких? Вчера водки пережрал - так колбасит, умираю...- грустные щенячьи глаза, жалко...
- А пяточка тебе поможет?- тянется моя улыбка...
- Хоть этот ступор в голове сбить, да, есть? - умоляющий взгляд в самое нутро. Жалко... А ещё Славик видит: я не "свежий", Славик
опытный растоман, Славика не проведёшь. Славик уже улыбается:
-Ты вон какой мёртвищий, Май...
- Сейчас, погоди...
Я закрываю дверь, иду в комнату, подхожу к чёрной тумбочке, открываю дверцу, и в моей голове голос совести бьёт учащённым пульсом по вискам, больно и холодно, как всегда, одной лишь маленькой фразой: «Как я себя ненавижу». «Что же в моей тумбочке, в моём маленьком личном сейфе?» - дурачась, задаю я себе вопрос. Ага! Двухлитровая баклажка с отрезанным верхом, в неё вставлена
полуторалитровая баклажка с отрезанным низом - это «водный», на горлышко надет наперсток, обмотанный кортом, с пробитыми дырочками на дне - это «колпак»... Тут же стоит баклажечка от пол-литровой «Липецкой», смятая уточкой, рядом с её основанием сигаретой выжжена дырочка под губы - это «флейта», («водный» и «флейта» вместе так, на всякий пожарный...) Дальше лежат семь зиплоков формата А4, они до упора наполнены хорошо перебитой травкой - в каждом 300 граммов, это не малое количество, это на продажу... На верхней полке лежит зиплок с голубым порошком - это амфитамин, в пакетике примерно граммов 20, половину этой дряни я уже продал... Десять спрессованных колбасок величиной с двадцатикубовый шприц - это кубенсисы, или мои грибоволшебные таблетки. Это тоже на продажу и поугощать моих друзей. Рядом в коробочке 25 таблеток экстази - на продажу... Это всё богатое содержание моей маленькой чёрной тумбочки - это мой хлеб, это мои наркотики, часть из которых идёт в обмен на другие наркотики...
Этим я живу уже несколько лет, и за это я проклинаю себя каждый день. Я беру один зиплок с травкой, ныряю в него щепоткой пальцев, достаю маленькую горсточку зеленой махорки... В одном пакетике 2 грамма, в одном «стакане» - 12 пакетиков, 2100 разделить на 2 - это 1050 хороших пакетиков или примерно 87 стаканчиков. Один пакетик стоит 500 рублей, один стакан, или «большой», стоит четыре тысячи - кто хорошо берёт, тому и скидки. Такие расценки в нашем городе относятся к травке, которую наркоманы называют «покупная», но есть ещё «свойская» и «сортовая»... Эти понятия как нельзя лучше применимы к моей травке, уникальной в нашем большом городе... Я насыпаю горсточку «зелёного счастья» для Славика в «попрошайку» - пакетик, снятый с пачки сигарет. Возвращаюсь обратно, открываю входную дверь...
- На, смотри через водный не кури, забей лучше косячок...
- Свойская?
- Да, ты понял? Через водный не кури...
- Да не буду... у тебя баклажечки пустой нет?
На лестничном марше слышатся шаги...
- Нет…- вру я Славику...
- Ладно, спасибо, Май, ты всегда выручаешь...
- Не за что... давай, может завтра словимся...
- Пока, Май.
- Пока, Слав.
Я вижу соседку, а за ней недовольного Рому... Грузная баба еле- еле поднимается по порожкам и не пускает вперёд толстячка Рому. Славик тоже не торопится спуститься, тётка оглядывает его с презрением, потом переводит взгляд на меня, сзади неё Рома корчит отвратительные рожи, дует щёки, пучит глаза, машет зонтиком и беззвучно сыплет проклятья... Славик разрезает тишину:
- Здрасте...
- Здравствуйте...- дорезаю тишину я...
Тётя молча подходит к своей двери, открывает замок и лишь после этого гордо, с каким-то накалённым осуждением произносит, глядя на меня:
- Здравствуй...- и заходит в свою квартиру...
Рома громко и уже радостно трубит мне:
- Привет!
Славик быстро скачет по ступенькам...
- Слав, я завтра позвоню! - кричу я ему вслед, а сам протягиваю руку Роме.
- Хорошо! - Славик уже где-то внизу...
- Привет! - я крепко жму Ромину ладонь. - Заходи..
- Ни фига себе!- щурит глазки бледно-розовый, похожий на счастливого поросёночка Рома. - Май, что это за дурь?
- White Widow, белая вдова, - отвечаю я.
- Да...- протягивает Рома. – Супер-травка! Май, отпад!
- Хорошо, хорошо... - начинаю бормотать я, - всё, Ром, тебе пора, мне надо ещё дела кое- какие сделать...
- Ладно... - Рома встаёт с дивана...
- Ром, больше не надо говорить по телефону про какие-то вёдра шпатлёвки, -тихо, но чётко произношу я.
- А чё так? Слишком загонно?
- Да, и напрягает мозг...
- А как тогда надо?
- Есть чё... или можно съездить сегодня? А я просто скажу: да, нет. И если в какой-то момент ты услышишь: «нет», не надо спрашивать
меня: «Почему? Можно придумать что-нибудь ещё?»... Понял, Ром?
- Да, - погрустнел клиент, обувая свои черные остроносые туфли.
- Иначе удачи не видать...- я протягиваю руку Роме. После того как рукопожатие завершено, выхожу за ним в подъезд.
- Пока и спасибо, Май...- натянуто улыбается Ромик.
- Счастливо, Ром, - натянуто улыбаюсь я.
- Май!
- Да...
- А как я поеду таким?
От внезапного прихода меня дернуло вправо... я понимаю, что и сам бы ни за что не сел в таком состоянии за руль... Эх, и почему после одурманивания собственных мозгов иногда так хочется побыть одному... А если бы со мною был не Рома, а моё солнце, моё поле ярких одуванчиков? Что было бы тогда?
- А фиг ли ты тогда уходишь?
- Так ты сам сказал, что у тебя дела и что мне надо валить...
Наркоманы со стажем часто перестают замечать, в каком они состоянии, и иногда наркотическое опьянение воспринимаешь так, как будто это и есть твоё обычное состояние души... Я почему-то очень хочу побыть один, это из-за этого зелёного, свежего поля, где повсюду заботливой рукой природы рассыпаны горстями жёлтые одуванчики, это всё из-за неё! Из-за неё... Ведь я помню, как из-за неё меркло солнце, а тут всего лишь хочется остаться наедине с самим собой...
- Заходи обратно, - произношу я тихо, но чётко.
- Уф... - выдыхает Рома. - Вот это приход...
Гроза ярким светом озаряет комнату, в которой мы сидим.
- Ром, ты же вроде был женат? (И этот вопрос... моя жизнь до сих пор меняется из-за неё...)
- Да, Май, однажды был, теперь нет...
- А что случилось? - в жизни не задавал таких вопросов никому, но разве не ради неё изменил я всю свою жизнь?
- Хреновая история, Май.
- Хреновая и банальная, да, Ром? - эти вопросы только потому, что я скучаю по ней.
- Для своей жены и её семьи я был примером: высшее образование, хорошая работа, я был главным менеджером... Однажды они, тёща и тесть, родители Риты, застукали меня под этим делом. Понимаешь, Май, кому из них можно было объяснить, что травка - это не героин, амфитамин или мак...- Рома жуёт губу. – Никому, Май, никому никогда ничего не докажешь, сделаешь только хуже... С того дня всё пошло не так... Эти взгляды, которые дарили мне тёща и тесть, выводили меня, Май, и она, Рита... Она изменилась, Май... Это было время проверок и каких-то глупых испытаний, Май.
« Конечно, не такой наркотик, эх, Рома, Рома, ещё какой это наркотик... Ромочка, скольких он сожрал и погубил, скольких увёл в свои дикие, бескрайние зелёные поля, скольких одурманил своим терпким, пряным запахом,» - размышляю я, а вслух:
- И что?
- Это я виноват, Май... Она заболела... какое- то серьёзное психическое расстройство.
«Ничего себе!», а вслух:
- Ты-то тут причём?
- До того как заболеть, она увидела меня с другой, она всегда верила и доверяла мне в вопросах интимной жизни, говорила мне, что я святой и как ей повезло найти такого паренька...- Ромины глаза увлажнились...
- Май, я и вправду никогда не гулял от неё. Эта Ольга была безбашенной девушкой, которая ворвалась в мою жизнь, словно ветер в распахнутое
окно, она сказала мне, что это не измена, а так - обмен опытом и что моя Рита никогда не узнает об этом...
« И ты в это поверил?» - думаю я.
- А я, дурачок, рад стараться, повёлся...
Мне казалось, что Рома сейчас плюнет мне на ковёр... Но нет, Рома продолжает свою исповедь... Махорка правит уже гораздо мягче, слушать легко и интересно, как будто и не Ромик это говорит, а смотришь какой-нибудь очередной фильм с лихо закрученным сюжетом...
- Тебе известно препятствие в виде девушки, Май?
- Наверно...- отрезаю я. Мне известно дыхание её молодых горячих губ, которое обжигало моё лицо, и томящий взгляд, исходящий из её красивых голубых глаз, который проникал глубоко в моё нутро, чтоб укутаться в тёплый плед моего сердца, - вот что мне известно...
Рома продолжает:
- Май, я не верю, что есть хоть один человек, который ни разу не допустил ошибки...
- Я тоже, («Но таких, кто не изменял своим возлюбленным, уйма») - перебиваю я Ромку, - и как она себя повела?
- Сначала ушла, потом я выпросил у неё прощение, и она вернулась, но больше я не видел ту Риту, которую любил. Она чего-то стала бояться и перестала быть такой открытой, как раньше...- Рома устало вздохнул... - Я помню ту страшную среду... Она разбудила меня и сказала, что дом окружили агенты и что они охотятся за ней, спросонья я и не понял, что стряслось... Страшные новости, Май, как молния... Это всё из-за меня… Больницы, психологи и психиатры, таблетки, капельницы... И вот, Май, вроде бы всё обошлось. Рита стала весёлой, нормальной. Мы прожили ещё три месяца, даже я бы сказал, самых счастливых три месяца в моей жизни, всё было как в сказке, Рита была чересчур ласкова со мной, мы так же, как и в первый год наших отношений, были особенно искренни и трепетны друг к другу, наши чувства как будто загорелись с новой силой, так я по крайней мере думал.
Гроза вновь осветила мою комнату, раздался взрыв грома, Рома, проглотив слюну, продолжил:
- Но вот однажды я возвращаюсь домой на обед, это был как бы сюрприз для неё, как бы сюрприз, понимаешь, Май, о чём я?
- Конечно...
- Только всё было наоборот, сколько раз я рассказывал пошлые анекдоты друзьям и никогда ни задумывался над тем, что в жизни всё может обернуться гораздо пошлее...- Рома бросает на меня какой-то страшный, непонятный взгляд и задаёт мне вопрос:
- Май, ты смотрел порнуху?
- Кто же её не смотрел, Ром.
- Её трахали трое!.. - почти выкрикивает Рома. - Вот что увидел я, Май, когда хотел сделать сюрприз. Я видел свою жену и трёх её одноклассников... Я знал, что они были её друзьями... Друзья, которые трахали её как последнюю шлюху. Скажи, Май, у тебя есть три подруги, которые придут трахаться с тобой, когда ты свихнёшься?
- Я бы каждый день сходил с ума, - грустно отшучиваюсь я.
- Как можно было обойтись так с беззащитным человеком? Они знали об её проблемах, они знали о наших отношениях. Оказывается, у неё случился очередной припадок безумия и она связалась с одним из этих гондонов… Я не хочу говорить подробности, Май... Я и так сказал тебе слишком много, ты знаешь, Май, у тебя есть какой-то особенный дар, ты легко располагаешь к себе людей...
- Наверно... Я знаю. («А ещё я очень везучий...») - грустно продолжаю улыбаться я, мне искренне жаль своего товарища-клиента.
- Рита до сих пор лечится...
- Прими мои соболезнования, мне очень жаль, что у тебя все не так гладко сложилось, Ром...
- Ладно, прорвёмся!- Рома поднимается с дивана. - Ехать я уже могу...
- Давай убьём тех троих!- не перестаю я шутить.
- Бодрое предложение, Май, но три челюсти я уже сломал и до сих пор выплачиваю всем трём компенсацию.- Рома дарит мне свою вымученную улыбку. – Май, если бы я знал, что у девушки есть парень, я бы никогда не лёг с ней в койку, знаешь, почему?
- Потому что её парень может оказаться славным малым вроде меня? Или сильным малым вроде тебя?
- Верно подмечено, мой друг...- тянет скулы Рома...
На самом деле я думаю, что Рома лжёт: он лег бы с любой красоткой, даже будь она моей подругой, если она очень хороша и сексуальна и если поманит его. Тот, кто изменил однажды, заражён и предрасположен к изменам... Верность не присуща ему... А Ромчик изменил...
- А как насчёт Ольги, что с ней?
- Я не видел её уже три года, Май, да и на фиг она мне, кому нужна дура-нимфоманка?
- Многие, как раз о таких и мечтают..
- Да, мечтают, потом обретают, и мечтают о чём- то новом, чаще всего о том же, но с другой внешностью, согласен, Май?
- Наверно... ( А я мечтаю о ней, о моём втором солнце... О моем поле с одуванчиками... Я вспоминаю, как они с подругой плетут из одуванчиков венки... Надевают их... Такие симпатичные, забавные, а потом она одна плетет большой жёлтый венок и надевает его мне на голову, это её подарок, это её детское внимание, посвященное мне...) Ром, у меня была лишь одна мечта...
Мою реплику прерывает телефонный звонок - у Ромы вибрирует мобильник
- Да...- подносит свою Nokia к ушной раковине Ромка и бодро басит, - хорошо, просто отлично... - бас ещё бодрее. - Сейчас еду к вам, до скорой встречи.
Я выхожу в подъезд проводить клиента-товарища.
- Ну, давай покурим и я поеду, - Рома протягивает мне пачку «Парламента».
- Не, Ром, я курю максимум 2-3 в день, я как-то с детства не очень люблю сигареты, хочешь, я просто постою с тобой, покуришь да поедешь.
- Хорошо, - делает первую мощную затяжку Ромка. - А у тебя, Май, есть девушка? Может быть, и ты поделишься со мной своей историей?
- Нет у меня подруги...- лгу я товарищу.
Ромик уехал... Я остался наедине со своей чёрной тумбочкой... Со своим белым порошком... Мысли мои: «Убиться и отъехать, лишь бы время ожидания сократилось до минимума». Пластиковым купоном я делаю рельсы из белого порошка... «Может быть, не занюхиваться этим, а ляпнуться, чтобы прихода не ждать, нет, не охота заморачиваться." Белые рельсы расходятся по моим ноздрям: «Поделись своей историей... поделись своей историей, сейчас, мой невидимый друг, только курну вдогоночку, мой незримый Рома, чтоб уж совсем на верочку...»
- Это так высоко! - с трепетом и восторгом говорит Элька.
Я злюсь и думаю, зачем мы только канались с Кузей, лучше бы сам всё сделал, и залез бы быстрее, и примотал бы уже этот вонючий шланг...
- Да хватит, высоко… Нормально... Не переживай, он справится...
Эля пропускает мои слова мимо ушей, она не отрывает своего взгляда от Макса, а я не отрываю своего взгляда от неё... Как же ей нравятся смельчаки...
- Готово! - орёт Макс Кузя с одной из макушек изогнутого дерева, похожего на громадную букву У. - Сейчас сброшу, Май! Отойдите!
Мы отходим, и он кидает вниз пожарный шланг. Мы возвращаемся обратно, я берусь за конец шланга и висну на нём...
- Крепкая! - ору я Максу. - Эта будет самая лучшая!
Макс улыбается, он уже на полпути к нам, у меня нет проблем залезть на дерево, а вот слезть - проблема, у Макса, видимо, наоборот...
- Ура! - радуется Элька.
Я держу тарзанку в левой руке, в правой у меня заранее приготовленная ровная палка, иду к соседнему дереву, у которого построена лесенка из двадцати шин - это вчера мы всем двором прикатили их с заброшенного ПМКа и накидали одну на другую так, чтобы образовались небольшие ступеньки, сантиметров в 10. Всю эту конструкцию подпирал изогнутый старый тополь, находившийся метрах в десяти от огромного дерева У. Шланг в левой руке, палка в правой - палку даю Эльке:
- Подашь.
Лезу на лесенку из шин, подпёртую стариком тополем, измеряю расстояние, где должна крепиться палка, достаю из кармана перочинный ножичек, начинаю делать сквозное отверстие в шланге.
Кузя уже спустился и подошел к шинам:
- Я привязывал - я первый и поеду, - надменно говорит он...
- Ага, сейчас, ты всего лишь проиграл в камень-ножницы, поэтому и привязывал. Первый я...
- Нет, давай опять канаться, - хитро щурится Кузьмич.
- Давай, дурачок, - не менее хитро щурюсь я, Элька смотрит на нас и улыбается на столько, на сколько хватает губ.
- Ты будешь канаться? - показываю я ей кулачок.
- Я прокачусь после вас, - улыбается она.
Мы с Кузей начинаем играть, я ставлю ножницы, он ставит бумагу.
- Блин, - раздражённо ворчит он, - давай три раза!?
- Иди ты, сегодня удача на моей стороне... (Наверное, это воздействие какого-то мультика, раз я произношу такие громкие фразы) Подайте-ка палку...
Эля протягивает мне крепкую, ровно обструганную моим острым мини-ножичком палку. Я просовываю палку в отверстие, сделанное мною в шланге.
- Тарзанка готова! - ору я, как дикарь.
- Давай уже, Тарзан! - кричит Эля.
Я крепко берусь за палку-ручку обеими руками и лечу! Ни с чем не сравнимое ощущение! Не зря мы вышли в такую рань. Я счастлив, и мой друг, и Элька,
которая не даёт моему воображению покоя, тоже! И из-за этого я счастлив вдвойне.
Следующим летит Кузька.
- Ябада-баду! - орёт наш друг, словно Флинстоун.
Элька залезла на шины и ждёт своей очереди, сегодня она в прекрасном настроении, сегодня мы все в прекрасном настроении. И вот Максим подаёт
ей тарзанку, она вытягивается на носочках во весь рост, смотрит на нас с Максом:
- Пожелайте мне удачи, мальчики...
- Давай уже, катись, - бесцеремонно бросает ей мой друг.
А я думаю: «И как он не видит, что она так прекрасна? »
- Удачи!
Элька летит, её жёлтое каре треплет ветер, а она смеётся и визжит так, как умеют визжать самые безбашенные девчонки. После первого самого мощного подъёма в высоту с её ног слетают сланчики. Я покорно иду поднять их, когда Элька уже еле- еле раскачивается на шланге, я обуваю её, чтобы она не поранила ноги, спрыгнув на песок. Она благодарит меня и смотрит мне в глаза, этому я рад. Я навсегда запечатал в памяти её чистый голубой взгляд...
А Кузька летит без очереди... Эльке я жалуюсь в шутку на него:
- Уродец!
Она хихикает...
Потихоньку собираются во двор наши друзья. Первым пришёл Арбуз и тут же попробовал прокатиться, после этого настроение у него поднялось. За ним пришли Славики – Вячеславики: Мудёр и Шип - друзья не разлей вода... После того как они опробовали наше изобретение, меня посетила мысль о том, что мы изобрели не тарзанку, а Подъёмный кран настроения. Пришли Ритка и Анька, сначала они боялись опробовать « кран настроения», но Элька продемонстрировала им, как нужно совершать полёт, после этого их страхи и опасения улетучились... Масол и Любка пришли одновременно. Масол с футбольным мячиком, а Любка с ракетками для бадминтона...
Ближе к вечеру мои друзья играли в "квадрат", Анька с родителями уехала на дачу, Ритка и Любка гоняли туда-сюда запылённый воланчик... И только я с
Элькой никак не мог накататься. Наверное, чтобы поднять наше настроение до предела, требовался не один подход... Хотя на самом деле я был на седьмом небе
от счастья, только потом, спустя несколько лет после этого, я услышал выражение "опьянеть от любви" и понял, что со мной такое случается не впервые и не
впервые моим крепким вином оказывается Элька...
Счастье наше (хотя, впрочем может быть, лично моё) длилось до того момента, когда вдруг явились они - мальчишки-старшеклассники, гопники-подонки... Так, по крайней мере, они сами называли себя... Никогда не знаешь, чего от них ожидать и в каком они настроении: будут ли глумиться над нами или мы неожиданно окажемся их товарищами.
Конечно же, они полезли на нашу лесенку и стали кататься на нашей тарзанке, ведь им тоже нужно было поднимать настроение. Первым из них прокатился их
лидер Серёжа Туман. За ним все остальные... Ну вот и всё, доступ к подъёмному крану счастья был закрыт... Старшие не уважают младших...
- Кто привязывал, чья идея? - Туман задаёт вопрос и оглядывает меня и Эльку своим властным взглядом...
- Идея моя, а привязывал Макс...- отвечаю я.
- А ты чё, очко жим-жим, на дерево лезть? - вот они Тумановы подколы...
Элька начинает хихикать:
- Нет, Кузя в камень - ножницы проиграл...
- Ладно, прикольно вы придумали, ты и Макс можете тоже кататься, - Туман говорит это так, чтобы весь двор его слышал.
- А Элька ?
Туман смотрит на Эльку:
- Эта писюлька?
- Сам ты писюлька! -Элька всегда умела постоять за себя.
- Ха-ха-ха! - захохотал Туман и вся его братия. - Прикольная у тебя подруга... Пусть она первая проедет...
Элька забирается на шины.
- Будет клёвой, когда подрастёт, вот увидишь, сопатый, булки у неё будут ой-ёй-ёй, - Туман нагло разглядывает мою подругу.
- Наверно...
- Что значит «наверно», сопатый? Я тебе говорю: твоя розовая шляпа будет стоять в её сторону, или она уже у тебя стоит?
- Нет...
- Ты дебил, она у всех мужиков должна стоять, или ты ещё не зрелый? У тебя вообще шляпа стоит хоть по утрам?
- Что стоит? - Туман на четыре года старше меня, и я не вполне понимаю в свои двенадцать, о чем он вообще ведёт свой дерзкий разговор.
- Шляпа эта - твой пенис, член! Конь! Как можно быть таким дебилом! Так стоит у тебя шляпа?
- Да, помаленечку...- отвечаю я и улыбаюсь...
- Ха-ха-ха, ты прикольный, дебил! Помаленечку! Ха-ха-ха! Скоро тебе не будет от неё покоя, малыш...
Элька уже спрыгнула с тарзанки и бежит к нам...
- Сейчас я, - Туман идет к шинам, оборачивается на полпути, смотрит на нас с Элькой. – Смотрите, писюльва, как катаются настоящие мужчины.
Серёжа Туман залезает на шины, кричит Дону-старшему:
- Залазь и ты, палку мне отсюда подашь.
Дон покорно исполняет указание, а Туман лезет по изогнутому старому тополю выше.
- Я с того сучка щас попробую... - говорит он Дону.
- Офигеть, давай...
Я смотрю на Эльку, как она заворожённо глядит на Тумана, а он стоит на сучке - это примерно в два раза выше, чем лесенка из шин...
- Смелый, только прыгнуть никак не решается,- шепчет мне Элька
- Хочешь, я прыгну? - произношу я решительно.
Туман прыгает, мой вопрос оставлен без внимания, Элька, Элечка, ну что ты в нём нашла, в этом Тумане, ну прыгнул и прыгнул. Эля смотрит во все глаза. Ну почему ей так нравятся смелые парни? А кому они не нравятся, в её-то возрасте? Грех не залюбоваться эким зрелищем... Ты думаешь, я не могу так прыгнуть, ещё как могу... Дорогая моя...
- Май, как он высоко летит...
- Ну да, высоко...
Кузя подходит к нам, против него устроили бунт в «квадрате» и наконец-то выбили его из игры...
- Клёво! Я тоже так хочу...
Я оборачиваюсь: на Тумана смотрит весь двор - пацаны его и моего возраста, подруги Эльки, две незнакомые мне девицы... Туман - герой...А в голове моей уже родилась мысль, и я ехидно твержу внутренним голосом: ну что ж герой, я покажу тебе подвиги настоящих мужчин, сейчас ты всё увидишь и сгоришь от зависти... ты всегда завидуешь тем, кто делает что-либо лучше чем ты, Туман... Потому что ты слабак! Ты бездарность! Ты лох! Я отомщу тебе за все твои идиотские подколы в мой адрес и в адрес моих друзей. Это просто сейчас на твоей стороне грубая физическая сила, и твой восемьдесят третий год против моего восемьдесят седьмого...
После Тумана идут по очереди его дружбаны, кто-то из них следует его примеру и лезет на сучок, кто-то продолжает кататься с лесенки, очёредь медленно доходит до меня...
- Ты тоже с сучка попробуешь? - спрашивает меня Кузя.
- Да, а ты мне тарзанку подашь, а потом я тебе? Хорошо, Макс?
- Да.
Я лезу на лесенку, потом обхватываю дерево ногами и руками и ползу на сучок. Макс уже готов подавать мне палку... И вот я на сучке.
- О! Писюн решил проявить смелость! - орёт снизу Дон, правая рука Тумана.
- Смотри, не опрыскай нас сверху, - вносит свою лепту уже Туман.
Сейчас я тебя опрыскаю, идиот, так опрыскаю тебя, что ты промокнешь от зависти насквозь.
- Макс, лезь на этот сучок, я поднимусь ещё выше!
Выше сучка располагались ещё две коротких, но на вид крепких и гибких ветки, стоять на них будет неудобно, но можно попробовать...
- Ты что сдурел?!
- Ты мне друг или лопух!?
Наконец-то Кузя проявляет благоразумие и ползёт на сук, я беру тарзанку под мышку, освобождаю другу место, проползаю немного вверх, Кузя забирает у меня
тарзанку и ждёт, когда я доберусь до веток... Я добрался, Кузя не дотягивается до меня, ему приходится взять шланг в зубы и немного проползти так с ним по дереву, потом он перехватывает шланг рукой, и наконец палка-ручка у меня.
Вот это высота... Стоять на гибких ветках оказалось не так трудно, как я предполагал... Ну, что, Туман, как тебе такое?.. Я смотрю вниз, там толпа,
ожидающая хлеба и зрелищ... Хлеба у меня нет, а порцию зрелищ от меня всегда пожалуйста... Палку-ручку я пропустил между ног, так как её нельзя уже было держать в натяг. Руками я крепко схватился за сам шланг... Надеюсь, Элька, ты хорошо видишь всё это...
- Ну что тебе пожарных вы...
Я специально ждал, когда он начнёт говорить, когда он начнёт отпускать свои похабные шуточки, чтобы заткнуть его, чтобы заткнуть его своим прыжком… Я прыгаю... Ведь Элька так любит смотреть на смелых пареньков... Ветер режет по вискам, словно колесо, катится в моих глазах весь мир: жёлтое каре, толпа друзей, низкие двухэтажки, прохожие... Все летят в месте со мной. Адреналин в упор расстреливает моё сердце... Я отпускаю руки и свешиваюсь на палке вниз головой…Смотри, Туман, я никогда не проиграю тебе, я всегда обойду тебя, что бы ты ни задумал, я всегда буду впереди тебя... И никогда я тебе ни в чём не уступлю... Я разбрасываю руки по сторонам и парю... Элька-малышка, когда-нибудь и ты будешь парить со мною вместе... Вместе мы покорим весь этот мир... Я ещё не признавался тебе в своей любви... Но ведь ты же видишь... Ты чувствуешь... И честно говоря, таким уж я родился, мне гораздо страшнее сказать тебе «люблю», чем наступить и провалиться в эту бездну... чем совершить этот прыжок.
Я подтягиваюсь обратно, сажусь, тарзанка уже еле- еле качается... Важно было, что бы я первым покорил эту высоту... Я ищу взглядом Эльку, она стоит рядом с Арбузом, восторга в её глазах нет... Но почему?..
- Ничего себе, писюн, красавчик... сейчас я пойду попробую...
- Иди (только ты будешь вторым)
- Ты мне разрешаешь? - Туман даёт мне подзатыльник. - Засунь своё разрешение себе в зад...