Есть много снадобий на свете
Прекрасных, как наутро – дождь...
...и все мы, в сущности, как дети –
Коль любим сказки, снег и ложь…
1
Она уезжала… Причём – на другой континент. И притом – навсегда.
Ей наскучили – замужество и ураганный роман, после которого это замужество и разлетелось в клочья, заскоки поклонения и выскочки тайных знаний. Уезжала. Но уже нравилась. И не нравился почему-то её отъезд, словно какой-то поспешный, словно бегство. Нда… Ему показалось вначале, что их роману лучше бы и не начинаться, но ей так хотелось, видимо, этого девичника чувств перед свадьбой великолепия, что он решил всё-таки побыть лекарством от скуки – это вполне в его интересах. И, может быть, в его власти.
Суета и балаган, который он намеренно устраивал в своей беспутной жизни нравились ему безусловно, очаровывали его друзей и бизнес-партнёров и удачно вписывались в настроения женщин, случайно и не очень оказывавшихся в его постели. И не было причин не втянуть в койку и эту прелестницу и откровенную стерву так волшебно свалившуюся с неба. Или – не с неба. Но это были уже нюансы и думать об этом всерьёз не хотелось. Случилось так, что она окликнула его на улице. Так банально, как в старом фильме. И так внезапно - как выстрел пистолета. И эта осень стала вообще – волшебной. Это ощущение он всегда схватывал влёт и всегда со вкусом его использовал. Всегда.
Не виделись они вообще-то долго, знакомы были ещё дольше и никогда близко. Что удивило его - так это то, что она назвала его по имени. В первый раз. И в первую минуту он не вполне осознавал кто же это – он и не собирался её узнавать. Жизнь была у каждого своя и представления о ней, яркой и нестандартной, красивой и балованной самке уже давненько пылились где-то в углу его памяти. Он оглянулся…
- Ты ли это, Андромеда? – он улыбнулся и как-то по-дружески обнял её, чуть оторвав от земли. И почему-то откровенно обрадовался. В этот миг она была похожа на котёнка, маленького и породистого, которого хотелось взять на ладони. Впрочем, это ощущение было мимолётным. И больше не повторилось. Перед ним была Она – повзрослевшая и как показалось ему откровенно поумневшая. «Хочу или не хочу?» - этот вопрос был ещё мимолётнее и ответом он остался доволен. Впрочем, захотелось простой болтовни и необязательных признаний типа «Всё гуд». Он вообще – чем старше, тем менее становился сентиментальным к глупостям, которые вытворяют со своей жизнью съехавшие с катушек «девушки под мнением». Она была именно такая. Вернее – всегда хотела, чтобы такой её знали. Сейчас же – это походило на встречу старых друзей. Или – однокашников из «контактов». Или – выпускников средней школы. Вот всего такого почему-то и не хотелось как раз, ну не хотелось и всё. Косвенное напоминание о возрасте – биче красивых женщин - могло вытворить какой-нибудь неприятный психологический фортель, если общение начнётся на волне «живут во мне воспоминания». Это следовало пресечь. Это - раз. Хотелось пообщаться с девчёнкой, знающей цену себе, красивым словам и – хорошему сексу. Значит, требовалось - немедленно попрощаться, телефонами обменяться, брякнуть что-то типа «Как ты? Прекрасно выглядишь» и немедленно откланяться. Тем более он был не один – планы на вечер, бизнес-партнёр, с интересом глядящий со стороны - ожидали на сегодня другого действа и сценария. Это - два. Он запомнил лишь, что работает она в каком-то дивном магазинчике – то ли очень нужных вещей, то ли милых безделушек…
Пошли дни, может - недели, или больше. Он не стал звонить, хотя и не против был увидеть её лукавые разрезы глаз. Но… Мужской взгляд предполагает суету вокруг дел, увлечённость миром и – беспечность. Беспечность в смысле обещаний... женщинам. Он забыл, вот так просто и глупо. А, быть может, она ещё и не давала повода к вечной любви?
Как-то раз, освободившись от одной деловой встречи в пользу другой не менее интересной встречи, он принялся ловить такси в нижнем городе. Нетерпеливо идя вдоль рядов магазинов и ресторанов, сворачивал и останавливался – пытаясь в вялотекущем потоке машин всё-таки отыскать и остановить свою карету… Он вообще бывал порой нетерпелив – это «Шато де Монтифо» частенько призывал его к нетерпеливости. Его друзей, милую семейную пару, ждали дивные подарки, которые он привёз из Германии. И сейчас они тяготили его, потому как хотелось скорее их вручить, вызвать смесь восторга и непонимания у всепонимающего Дмитрия и восторженной Кати. Почему-то он заскользил взглядом по витринам, словно выискивая о какой бы коврик вытереть налипающее недовольство… Снизу вверх поднимая взгляд как в замедленном повторе, он прочитал: «Продам лампу Аладдина. Обращаться в эзотерический магазин». Выше – замедленное кино показало неоновый этюд - «Эзотерический магазин»…
- Что ж, забавно. Забавненько. Это лучше, чем столичные автомобильные пробки и непонимание всепонимающего Димки,- произнёс он вслух, но совершенно некстати подумал…что Андромеде он так и не позвонил, а работает она как раз где-то в нижнем городе, и судя по всему – находится как раз за этой стеклянной дверью. Или – осень не волшебна. И он сам ни черта не смыслит в том что такое дивные девичьи грёзы… Не дав крамольным мыслям овладеть сознанием, он толкнул стеклянные двери, чтобы встретить чудо…
Чудо стояло лицом к нему у полки с какими-то заумными переплётами и со вполне разумным видом прикидывало под каким соусом литература тайных знаний попадёт в частные собрания быстро и под аплодисменты.
- Ну нельзя же быть настолько расчётливой, миледи! – усомнился он и добавил банальное:
- Привет…
Сколько раз в своей не до конца раскрывшейся карьере многожёнца он с печалью понимал, что не смыслит ничегошеньки в женской психологии и вообще мало в чём таком смыслит наверняка. Всё какие-то догадки и перестрелки, прикидки и манипулятивные фишки и эти странные фразы - «Мы никому ничего не скажем» и «Пусть всё катится к чёртовой матери», работавшие безотказно как автомат Калашникова. И банальный «Привет!», сказанный с тоном давнего друга.
Её ответная реакция показалась ему приятно знакомой – она была рада его видеть. Может даже больше, чем рада – чуть севший мгновенно голос, едва уловимая дрожь и что-то такое ещё, от чего захотелось взять её за руку и увести: бродить по вечернему городу, плюнуть на встречу и вообще плюнуть на всё, смачно и без сожаления.
- Привет…- она подняла глаза. И никаких вопросов типа «А что ты тут делаешь?» или «А почему не позвонил?» и тому подобных блокировок хорошего настроения. Он застал её врасплох. Стало немного неловко, но завязалась милая беседа, предложение покурить на улице и через минут пять прямое предложение выпить «по пятьдесят грамм» в ресторане напротив. Она была благосклонна. Мила. Захотелось - петь. Пришлось – пить. Чтобы пауза стала возможной…
О эта пауза в общении с прекрасным, но таким нестойким слабым полом… Когда-нибудь об искусстве брать паузу напишут что-нибудь непременно светлое и юморное и очень большое количество пар обретут счастье ещё на ранней стадии знакомства, лишь прочитав подобное пособие. А пока пришлось положиться на интуицию. И в довольно приличном заведении с вышколенной обслугой за белой скатертью и парой невесомых с виду бокалов завязалась беседа Мужчины и Женщины. Ему показалось, что она говорила как ей непросто. Он предпочёл говорить о том, что она – это Она. Прекрасна. Светла. И неожиданна. Его и впрямь поразила глубина, которую она открыла в этот раз сразу и всерьёз. И какая-то теплота. Теплота вообще прошла потом сквозь их роман как меч сквозь сердце. Это было для него новым ощущением. И это была её теплота. Всё ещё больше стало походить на взаимный интерес. Страсти накалились. Потому что она была и осталась Игроком. Именно с большой буквы. «Уважуха и респект»,- подумал он, но вслух произнёс, что неплохо бы продолжить пьянство, но позднее, ибо его ещё ждут подарки и их получатели, а её – бесценные дары таинственности, бросаемые ею в народ ещё несколько оставшихся часов рабочего времени.
- Мы могли бы продолжить,- он сказал это спокойно, лишь придав голосу бархат проникновенности. И добавил:
- Совершенно не хочется расставаться сегодня.
Её ответ был волшебным:
- Да,- она сказала это просто и без выкрутасов женского лукавства. Глядя ему прямо в лицо, она добавила:
- У меня впереди три дня выходных и я – свободная женщина. Я заканчиваю в восемь,- это было уже похожим на обещание. Голос её сел окончательно.
«Танцуем без выходных…» - подумал он не без удовольствия, но уходя почему-то на всякий случай произнёс:
- Освободишься – набери меня, - дав ей возможность поиграться со своими фантазиями и оставив лазейку для непредвиденностей женского настроения…
Он удивительно быстро поймал такси. Через пол часа где-то посередине огромного магазина с изобилием холодного стекла и множеством огней и рекламы в мягком кресле кафе он с удовольствием пил крепкий кофе, курил и многосложно объяснял почему и зачем он тащил из Дрездена такие забавные вещицы для такой клёвой пары как Дмитрий и Катя. Он вдруг совершенно отчётливо представил себе, как дерёт эту неискреннюю кареглазую суку Катю прямо у себя на кухне служебной столичной квартиры. Не жалея ни себя ни её. Как она воет то ли от боли, то ли от наслаждения. И видел, что она читает его мысли и приходит в ещё больший восторг. Катя относилась к той породе женщин, которые сами невероятно цепки и беспардонны - с удовольствием фантазируют на тему «нельзя» и «никто ничего не узнает» и заводятся от мысли, что кто-то может поступить беспардонно и с ними. Он отогнал от себя наваждение, признав, что подобные настроения несколько искажают суть отношений в формате «друзья». Со спокойствием пришла уверенность, что Андромеда позвонит-таки и сегодня он будет делать что-то такое, от чего у него может и крыша поехать. От чего? Думать об этом уже хотелось. Ещё – кофе! Коньяк! Что-то обсуждали с Димой. Катя как обычно лезла в разговор – она всегда ковырялась в делах мужа и цепко следила за его бизнес-передвижениями. Снова – коньяк. А не хватит ли? И вдруг он понял – сегодня ему хочется напиться. Тогда никакая крыша никуда не уедет, даже если…безо всяких если. Ещё – коньяк. Андромеду – к нему домой, на кухню фантазий! Ведь ей хочется того же, чего и ему. Не правда ли?
Она позвонила... Хм… Таак… Хмель толкал мужское самолюбие на Монблан, а планы душевно поболтать с Андромедой катились в пропасть:
- Я освободилась. Ты где? Куда пойдём? – по телефону звучал голос девчёнки, весёлой и беззаботной, а он сказал прямо и честно:
- Я в центре, на встрече. Приезжай-ка ко мне. И давай сегодня напьёмся.
Пауза в телефоне была недолгой:
- Говори адрес. И через сколько ты будешь дома? О-кей,- она видимо улыбнулась,- До встречи…
Милый Дима и цепкая Катя отвезли его домой, что было прогнозируемо – Дима всегда слушался Катю с достоинством дворецкого, а той очень хотелось посмотреть на ту самую, которая…или которую…ну вы сами понимаете. Да, женское любопытство неубиваемо и неистребимо. Не пришлось ловить такси - пришлось терпеть Катькину трескотню. «Спасибо» им он сказал уже, когда увидел Андромеду, заждавшуюся, похожую на десятиклассницу, в яркой спортивной куртке. И - весёлую. Стало стыдно за настроения по поводу «кухни фантазий». Отпустило. И стало тепло:
- Сорри, малыш, в этом городе две беды - пробки и моё умение не быть пунктуальным, - он поцеловал её в щёку и они отправились в магазин за коньяком уже как пара.
Фрукты. Шоколад. Кажется – сыр и оливки. Коньяк. Две бутылки? Лихо! А девчёнке-то хреново на душе… Или она ещё ничего не решила, или его ждут сегодня откровения в стиле Атоса «а послушай-ка, д’Артаньян…». Ну это там про «…есть в графском парке чёрный пруд - там лилии цветут…».
В общем-то где-то так примерно и было. Она плакала и смеялась. Откровенничала и замыкалась. Сплетничала и была донельзя серьёзной. Это был первый и последний раз, когда она была волшебно натуральна и искренне интересовалась. Она – действительно советовалась и слышала что говорил он. И говорила сама. Много и обо всём. Ей надо было выговориться. На людях этого не получилось бы, и он похвалил себя за то, что затащил её к себе и пожурил, что на этой самой «кухне фантазий» они сейчас и сидят. Было и стыдно, и действительно интересно. То, что женщине надо он понимал и в более раннем возрасте. В её глазах уже был приговор. Но, он решил, что всё-таки придётся любить её. Именно – любить в смысле большого чувства. И что он себе думает?…
Они отправились за коньяком ещё – куда-то шли пешком, совершенно нетрезвые и обалдевшие от чувства «нас не догонят», хотелось идти и идти, не было ни усталости, ни груза – оба были как путники налегке, оба умелые и цепкие, резонанс между ними был сразу и чудовищной силы. Она была – родная и редкая. Редкая птица. Редкая дура. И редкая дрянь. Он это понял ещё до первого настоящего поцелуя. Успел понять.
После этого самого первого поцелуя случился ураган. С ласковым именем Андромеда. Кто кого втащил в постель – теперь история. Уже история. Её запахи, её восточная манера выгибать спину, её наглость глядеть мужчине прямо в лицо, её роскошные руки, междометия боли и банальное «ааа..» удовольствия – её несомненные достоинства. «Пятёрка» в дневник! В постели она была – бесподобна. Красочное описание картин действа составило бы честь любому мало-мальски приличному порно-изданию или чувственному женскому роману. Постель – покурить – поговорить… Он умел ценить это. Как и то, что застиг её врасплох – это было понятно по некоторым нюансам. И что эту свою слабость она ему в дальнейшем не простит - он тоже понимал. Ну и что, пусть не прощает.
Странным оказалось то, что утром она не захотела исчезать, таять словно сон. Видимо, что-то он уже успел сделать не так. Он не грузился. Ему было хорошо с ней. И было приятно, что девушка с заскоками насчёт своего божественного происхождения делит с ним, банальным бабником, своё драгоценное время. Он что-то готовил, и они это ели. Он снова выходил за коньяком. Они не вылазили из постели часами – курили, снова любили и любили друг друга…Эти дни их никто не дёргал. Волшебство…
2
Волшебство сделало попытку прекратиться через двое суток – на третий день она уползла домой с синими коленями, довольная собой и как-то странно глянула напоследок. Интуиция подсказала ему, что «всё очень сложно». Но уже было не время думать о таких пустяках.
Он уехал домой вечером же – и сел в поезд.
И вот тут начались чудеса в решете, смысл которых сводился к тому, что окружающее пространство задёргалось конкретно и совершенно неадекватно. Люди лезли и верили, словно смирели, даже если ситуации начинались как конфликтные. Женщин в его присутствии – просто трясло. Он не был красив и никогда по этому поводу не грузился. Был избирателен и владел собой вполне. К любви - привык, притом основательно и уже знал в ней толк. Он знал свою силу. Но теперь это всё стало видно, словно он стал ходить без штанов. Ушла тайна. Из его натуры, достаточно непустой и как он считал многогранной. Это было безобразием и требовалось ситуацию взять под контроль. Банально, но жёсткий ударный секс с давней поклонницей через пару дней всё вернул на круги своя – он просто перекинул ей какую-то заразу, которую подхватил от Андромеды. Ясно? Теперь стало понятно, с кем он имеет дело.
И – стихи. Он всегда спасался ими от тех жестокостей, которые проростали в нём время от времени. Но теперь они хлынули. «Муза пришла…» Он просто констатировал это как факт. Такое случалось в его жизни и он знал как вернуть себя себе, написав пару-тройку вещиц при этом, удивляющих его самого. Стало основательно интересно.
Он не стал Андромеде звонить, вытирая о неё сопли своих сомнений. Напрасно, конечно. Стоило лишь чуть-чуть показать себя прилипчивым, привязавшимся и она – исчезла бы сама, словно и не приходила вовсе, оставив лишь приятное послевкусие. Но он понял, что уже свалился в сказку, словно Алиса в кроличью нору. И хотелось – продолжения банкета, этого дикого кушанья под названием «Идеальный роман».
Дальше всё полетело как по нотам. Она звонила ему – он ей писал. И стихи - тоже. Триумфальный секс в городе славы и великих жертвоприношений во время его приездов в столицу. И опять – сутками. Она похудела. Она требовала признаний в любви и в идеальном романе. Говорила о своей любви и тут же хватала себя за язык, говоря, что это всё не так… Он не строил с ней планов – это было бесполезно, не требовал обещаний и даже как-то сказал ей:
- Давай обещания смело. Ты всё равно никогда их не выполняешь.
Он просто не верил. Нет не ей – просто не имел такой дурной привычки, просто привык к красивым словам в свой адрес, это всегда помогало ему не съехать башкой основательно. Он звонил и просто говорил, что хочет видеть её и она рвалась к нему. И подолгу не могла уйти. Помимо её воли - он нравился ей и видимо нравился по-настоящему. Идеальный роман. Такой ждут годами, возможно даже всю жизнь. Ради одной банальной поездки в такси по вечернему и заснеженному городу, когда время останавливается… И плохо тому мужчине, который не готов ко встрече с прекрасным под названием «Идеальная спутница».
А он был готов. Ждал её давно. И знал, что она придёт. В гости. И уйдёт, когда испугается - что влюбилась. Ну и пусть уходит. Просто он не хотел, чтобы она уезжала. Он был готов написать даже книгу о ней – но для этого нужно было чуть больше времени, чем на идеальный роман.
А время шло. Вернее – летело. Как летит под откос поезд в крупнобюджетном вестерне, ярко и неправдоподобно – сгорая дотла и в пропасть, не существующую в природе. Как-то она спросила его, торжественно, как на трибуне и приглушённо, словно стыдилась своего желания произносить это:
- Я хочу сделать тебе подарок. Что бы ты хотел? Может – аромат? Ведь ты так приятно пахнешь…- лукавство её стало задумчивым.
- Тебе не нравится мой одеколон? – нужно было обдумать что же такое запросить, чтобы это могло стоять у него на каминной полке в загородном доме до конца его дней.
- Нет, напротив, твой одеколон хорош и подходит тебе…
- …и нашим встречам, - закончил он за неё её неокрепшую мысль и неожиданно для самого себя изрёк, - подари мне Клоуна, только весёлого Клоуна…
- Клоуна?! – её любопытство стало дружеским и повернулось в его сторону.
- Да, Клоуна…ну что-то в таком роде – маленького, серебряного или каменного, чтобы его можно было держать на ладони или носить в кармане, - помогать женщине совершать подвиги и глупости и ценить прекрасное, приложив к этому усилия - было вполне уместным мужским поведением и он рассмеялся.
Он уехал домой вновь. Притом задержавшись ещё на сутки, чтобы просто увидеть её ещё раз. Но она не подвела его – ворвалась к нему, перекрасившей волосы, порыжев и переодевшись, капризно и взросло, очаровывая мир вокруг своей неприкрытой влюблённостью и удивляя его самого фантазией своих внезапных желаний…
Поезд был в тот раз не ахти какой – даже проводник удивлённо спросил:
- А Вы уверены, что Вам именно в этот вагон?
- Уверен-уверен, - ему самому было непонятно что и почему. Или – понятно?...
Попутчица, женщина лет около пятидесяти со следами красоты «королева выпускного бала» была человеком хорошим и, видимо, неглупым. Но каверзный вопрос, оглядев его костюм и галстук, всё-таки успела задать:
- А почему Вы едете в таком…ммм…вагоне?
- Дешёвом, что ли? – он рассмеялся, но сказал честно и просто:
- В столице я задержался лишние дни, притом не напрасно и прекрасное пьянство с прекрасным человеком привело меня к тому, что от дома до вокзала пришлось ехать общественным транспортом и билет покупать тот, на который хватало денег, да ещё пачку сигарет не забудьте.
- Да-да, курите Вы много, это я заметила – часто выходите в тамбур, - но отсутствие пафоса в его словах ей понравилось. Она предложила:
- А давайте поужинаем! Мне тут родственники надавали в дорогу столько всего, не довезу ведь, - став доставать всякую снедь и наполнив купе воспоминаниями о детских путешествиях с родителями к морю. И достала - утку. Отваренную. Видимо, чтобы не пропала в дороге. Он очень любил утку – ел её в разных странах и исполнениях, холодную и горячую. Любил дикую и домашнюю. Но эта, ломаемая руками птица, незатейливо приготовленная, посыпаемая солью из какой-то пластмассовой баночки и запиваемая чаем в стакане с подстаканником показалась ему самой вкусной из тех, что он когда-либо ел в своей жизни. Разговоры о добром и вечном – о семье, сыновьях и квартирном вопросе, о красоте жизни в естественном её наполнении с этой классической попутчицей навели его почему-то на мысль, что Андромеда уже задумала какой-то редкий по коварству ход. Интуиция? Не более.
И через день как само собой разумеющееся дивная и идеальная – просто взяла и соскочила. Глупо. И конечно задолго до того, как соскочат с неё – она ведь тоже ведала с чем столкнулась. Сама предложила. Остаться друзьями. Просто позвонила и сказала:
- Прочти почту.
Теперь они друзья? Ну-ну… И зачем королевам столько слуг именно из бывших возлюбленных? Никому не понять, даже им, королевам. Недаром число «тринадцать» сопровождает их с самого начала их дикой скачки – от номеров на автомобилях и домах до нумерологических посланий его духовного советника, а тот даром чего не скажет. Вот и не верь после этого цифрам…
3
Пришло время выскакивать из кроличьей норы, а это всегда было любимым его занятием. Белая Дверь. Её рисуют на серых стенах Избранные, люди со светлой миссией и всегда - художественно одарённые: «актёры, музыканты и поэты – хранители уставших наших душ». Тоже, кстати – песня. Он всегда водил дружбу с такими – в этом был его дар, его везение, если угодно. Оказавшись перед удушливо-серой стеной из ерунды и соплей дивной и идеальной, перед позорящим мужское самомнение «останемся друзьями» - он просто и без затей толкнул роскошную Белую Дверь и вышел на контрасте. Такой он был гад и бабник. Ну не любил он психологических этюдов. Любил балаган.
Недели за две ему повезло подвезти и угостить бокалом доброго вина белокурого ангела, молоденькую актрису авторского кино, немного ещё и поиграв ей на рояле. Потом пару раз они пили в городе кофе:
- Вы спасли меня, даже сами не понимая этого… Хотите, я спасу Вас…тоже не понимая этого? – это были её добрые слова. И теперь в половине второго ночи телефонный звонок не вспугнул эту спасительницу. На третьем гудке она сняла трубку и совсем не сонно ответила на его уже полупьяное «Доброй ночи, о Ангел»:
- Привет! Я понимаю свою роль и не понимаю что со мной. Но мне с Вами – интересно, - её голос был небесным, - кстати, Вы умеете готовить?
- Что – готовить? – он почти заикнулся.
- Ну, мясо, конечно! Я совсем не умею готовить мясо. И если Вы сможете приготовить его на завтрак, то мы не умрём с голоду. Приезжайте, - и назвала свой адрес с точностью до этажа и квартиры. «С голоду мы не умрём. Это я гарантирую»,- ухмыльнулься он, но ехать по ночному городу в закуренном такси показалось романтичным.
Да, это был спектакль… Квартира – естественно на последнем этаже. Его костюм светлой шерсти и белая итальянская рубашка, которую юное дарование разумеется стирало руками и сушило на своём балконе. Её именно белый джемпер, который натягивался под костюм, когда он тащил Ангела в город на кофе. Необязательные, но поэтические признания. И дружеские звонки и сообщения Андромеды. И его ответная переписка, пока Ангел забывался мирным сном…
- Кто эта Добрая Волшебница, загнавшая тебя в мой дом? – всё-таки этот Ангел был ещё и неглуп, хотя и пытался изо всех сил казаться бескорыстным.
- О, это женщина, которую я люблю, - он не испугался пафоса своих слов, - и с которой мы временно поссорились, - эта поправка позабавила даже его… И последним сообщением из загубленного идеального романа выстрелило громоподобно: «Я – приезжаю к тебе. Встречай!», - Андромеда была в своём ключе, и это почему-то обрадовало. Появилось ощущение - не стыдно, что знаком с такой врединой.
- Я хочу дочь такую как ты, - почему-то сказал он в телефонную трубку, совсем, кстати, не думая, что это будет их совместный ребёнок.
- Я согласна, - вдруг прозвучал её ответ, - но для этого я должна быть замужем. – Коварство женщин всегда имело формы откровения.
Из постели в квартире на последнем этаже, лишь заехав домой переодеться, он отправился встретить двух своих школьных кентов – чтобы мужскими разговорчиками «про это» заглушить тот фон, который успел налипнуть за последние дни. У них была добрая традиция – перед Новым Годом, нет, не ходить в баню, не смейтесь. Выпить бутылочку коньяка! Под любую закуску. Где-нибудь в городе. Прихватив хороший коньяк, закадычные дружки умостились в уютной кафешке, пообещав официанткам приличный заказ и щедрые чаевые, если они милостиво позволят старым друзьям повспоминать бурную юность под уже имевшуюся бутылку приличного напитка. Было весело. Посреди всего этого - звонила и уже планировала Андромеда. И свой приезд, и свою сумбурную дальнейшую жизнь. Планы шикарных женщин вообще – отдельная тема. Кружить голову Андромеда умела, на этот раз ещё и хотела, и у неё это почти получилось. Почти. Он с удовлетворением мечтал, что послезавтра - снова увидит эту дикую дуру и с удовольствием спустит с неё шкуру. Но вначале - встретит ранним утром на вокзале. Но до этого стоило ещё дожить – найти жильё этой вздорной, придумать ей рацион и вообще попытаться не жениться на Идеальной Спутнице… Пили поэтому – изрядно. Долго слушали потом музыку в его машине и не хотели расходиться. Ругали друг друга – за то, что редко встречаются. Домой его лихой конь донёс уже совершенно пьянючего и совершенно счастливого. Притом – без приключений. Наступало «завтра»…
«Завтра» принесло хлопоты. И его изворотливая натура решила врубить интуицию:
- Хочешь остановиться в деревянном срубе? Комфорт и уют. Современно - совершенно. Практически в городе. Широкая кровать и большой телевизор. Будем пить и просыпаться вместе, - пришлось изобразить из себя подготовившегося докладчика и Андромеда притворилась удивлённой:
- Хочу. Я вообще и тебя – хочу, - девчёнке опять «некуда было бежать». От себя самой. Он понял это. И в который раз ему стало стыдно за свои «далеко идущие планы».
Осмотрев место будущих утех, и оставив задаток в виде укрепляющей взаимное доверие пятидесятипроцентной предоплаты, он отправился далее – вечерний город поманил предпраздничной суетой в виде не спланировавшей свои новогодние куранты девушкой в норковой шубке, так волшебно поднявшей руку посреди то ли дождя, то ли снега. Всё было рыцарски и побуждающе – хороший саунд в машине, минимальное количество слов до приглашения смыть одиночество бокалом «Мартини», громадье мужского фанфаронства, принятого на удивление благосклонно и пара нескромных вопросов, не оставленных без ответа. Подумалось:
- Чёрт побери… Если Андромеда не примчится завтра, то я, похоже, очень нехило проведу время на широкой кровати среди свежего запаха сосновых брёвен с ещё упругой недавно развёвшейся попкой, возраста которой мне не угадать, как не угадать примчится ли Андромеда…, - такой внутренний каламбур вернул мечтательного ловеласа на грешную Землю. Андромеда примчится. Уже мчится. Он это знал и потому единственное, что мог позволить себе в ответ на хмельные искорки из глаз гламурной кошки Ани, так некстати подвернувшейся ему именно сегодня - так это скупое:
- Я обязательно позвоню, - и откланяться, оставив о себе мнение как о добропорядочном налогоплательщике средней руки. Он почувствовал себя глупо. «Блин, несвоевременность – вечная драма. Где есть Он и Она»,- ох и надоели ему эти умные и красивые песни…
Будучи однажды в столице уже несколько дней и встретившись с Андромедой на железнодорожном вокзале, куда приехал, чтобы проводить в командировку своего заместителя, проникновенно дав тому несколько последних штрихов нового контракта, чего не мог и не хотел делать в офисе, он почему-то сказал ей тогда, вышедшей из такси ему навстречу:
- Я хочу встречать тебя на вокзалах разных городов. Начнём со столичного, - подумав при этом «Вот блин, как неловко встречать любовь на станциях… и как ловко она может менять настроения в сторону романтизма…эта любовь…»
Теперь он встречал её в родном городе. Этот город был родным для обоих. Просто она, волею судеб и желаний уже давно переехала в столицу, где успела припеваючи влюбиться и в горестных думах овладеть обломками тайных знаний. И бывала на родине – исключительно из чувств. Дружеских. Эгоистично-показательных. Родственных и видимо каких-то ещё. Он не отслеживал её приездов специально, хотя они пересекались иногда у общих знакомых во время её вояжей.
Теперь всё было иначе – Она ехала к Нему. Это было новым ощущением и для этого стоило встать пораньше. И на продуваемом ледяным ветром перроне влюблённый мальчишка встретил свою долгожданную гостью. Да, долгожданную. Да, мальчишка. Она же - была царственно заспана и неприкрыто возбуждена. Несмотря на то, что он опоздал как водится – ей было радостно быть встреченной родственной душой в ставшем уже просто родиной городе. Ранним морозным утром за несколько дней до нового десятилетия, не то что – года. Они вышли на стоянку и сели в машину, прогретую и немного прокуренную, с музыкой, которую любил он и водителем, которого уже любила она…
4
Утренний город был радушен отсутствием заторов, работающими круглосуточно супермаркетами и дикой теплотой встретившихся на звёздном мосту двух дуралеев. Они вошли на веранду дома и, вдохнув запах хвойной смолы исходящей от брёвен сруба, опять слетели с катушек. Класс… Им жарили мясо на огне, которое они ели с жаренными же на огне бананами. Опять коньяк и вновь - непримиримая постельная битва. Взаимное давление стало изысканной игрой.
- Мы встретились как Кошка и Змея, - как-то сказал он, и теперь это осуществилось вполне. Он планировал после обеда уехать и ночевать дома, дав ей возможность выспаться после стольких лет напряжённой езды на больших скоростях и спортивных автомобилях, но остался, умиротворённый её молчанием. Он хотел на следующий день вытащить её в город и пить крепкий кофе, но вместо этого - уехал по делам сам, оставив ей сомнения, сомнительный сон и киллограмовую пачку креветок.
Он думал о том - что подарить ей к Новому Году. Преподнести, когда повезёт её к закадычной подруге на празднование. И ничего конкретного не приходило ему в голову. Время ещё было, можно было отчубучить всё, что угодно и он не дергался абсолютно. Хотелось подарить что-то необязательное, ненужное в быту и абсолютно бесполезное, но очень ценное для женского самомнения. Освободившись уже к вечеру от дел и прихватив бутылку шампанского, он неспешно ехал по центральной и освещённой пафосными бутиками улице. Было много машин. Хотелось – выпить с Андромедой эту бутылку, целоваться и танцевать под бархатный голос Шаде и, чмокнув в нос, всё-таки дать ребёнку этим вечером отдохнуть. От себя самой. И от себя, не похожего на себя. Это было бы, наверное, по-мужски. Но…
- Сваровски? – собственный голос вывел его из нирваны сопливых переживаний и цепкий взгляд упёрся в стеклянную витрину мирового бренда, продающего бутылочные стекла по ценам драгоценных камней.
- Сто пудов, у этого всемирного мистификатора есть и будут цацки, которые нравятся бабам просто потому, что они действительно классно упакованы… Так-так-так, заскочим, проверим – так ли хорош этот день, - он вышел из машины и походкой повесы и миной на лице, выражающей пресыщенность и вседозволенность толкнул дверь царства блёсток. Здесь было действительно блистательно. Дивы за прилавками и у витрин, отражение света и цвета, чистота и красота, ценники, вызывающие недоумение и сожаление, что «надо всё-таки либо меньше тратить, либо больше зарабатывать»… Он скользил взглядом по витринам, с каждой минутой понимая, что его белая спортивная куртка Марка Экко и меховой жилет от Мюглера, подаренный Андромедой кажутся ему более гламурными вкупе с рваными джинсами, чем все эти бабочки, подвесочки, снеговички, звёздочки и прочая дребедень и явная ерунда, от которой хотелось уже блевать. Вопрос приторной улыбки:
- Что Вам хотелось бы подобрать? В подарок или…,- он уже не слышал.
Перед ним в витрине, опёршись на руки и раскинув ноги, уставившись прямо ему в глаза, сидел маленький стеклянный человечек со стрижкой каре, дивной шляпке и курточке с цветными пуговками…всем своим видом демонстрируя безучастие ко всему происходящему и вполне способный уместиться на ладони.
- Мужик, ты чего тут в холодном кубе среди этих глупостей уселся? Поехали, я тебя кое с кем познакомлю, - этот монолог никто не слышал, да и был ли он, этот монолог, ставший вмиг диалогом:
- А то! Ежели не врёшь, конечно…
- Могу я посмотреть этого милого Клоуна? – это был естественно приказ и служительница прекрасного посмотрела на человека, скучавшего у витрин с блестящим барахлом ещё мгновение назад как на полоумного:
- Конечно! – радость её была притворной и заезженной, а вот удивление – искренним.
За деньгами пришлось идти в машину, потому как денег карманных хватить и не могло. Оставив часть суммы и попросив начать процедуру перевода шедевра в частные руки, он вышел и вернулся, чтобы лицезреть в каком коробчёнке поедет на смотрины его новый друг. И – партнёр. Остаток суммы перешёл в руки женские, и теперь надо было срочно покурить. Он вывалился на морозный воздух, чтобы дать волю невесть откуда взявшемуся идиотскому настроению. Прощаясь с девчёнками, долго искавшими коробку для нового обитателя страны наваждений, он загадочно произнёс:
- Знали бы вы, какой Ведьме мне придётся дарить этого Клоуна…, - и пожелав счастливого Нового Года, набрал номер Андромеды, резонно предположив, что подарит это стеклянное настроение Андромеде немедленно – и никаких преподношений с пафосом при расставании у ворот особняка её подруги он дожидаться не станет:
- Как насчёт распить бутылочку шампанского? И кофеёк в твоём исполнении? Гуд? Ну тогда я еду. Режь апельсин.
Она курила на веранде, домашняя и заинтригованная непонятно чем. И ждала его.
- С Новым Годом, Андромеда!
Всё было просто или почти просто. Пили шампанское. Потом – ещё одну бутылку. Танцевали, первый раз за время их романа. «А хорошо Андромеда танцует, сукина дочь…она, кажется, ещё и танцами занималась, хотя видимо давно…» Ему показалось, что подарок ей всё-таки понравился. Имя этому чудному персонажу они придумают потом. И это потом окажется, что каждый - и он, и она - так хотел назвать своего сына. Хотя вырастают они всё-таки под другими именами. Разными.
5
Следующий день они естественно встретили вместе. Ночью мела сказочная метель и утром пришлось долго отгребать машину от снега. Уехали в центр. Долго выбирали подарки в магазине детских игрушек, и купили страшно шикарные красные сапоги для неё в магазине напротив. Вернее для её заокеанского - как она причитала – мачо. Чтобы глядя на экран монитора тот предавался мечтам о ней всё сильнее. Вообще-то, сказать по правде, покупала она их – за свои деньги, надеясь снять их со своего мексиканского кабальеро, видимо потом. Андромеда почему-то будет не раз напоминать ему уж чересчур настойчиво, что идею с красными сапогами для заокеанского искателя невест подкинул именно он, негодяй такой. На вопрос «Что мне слупить с моего жениха типа к Рождеству?» ответ был примерно такой:
- Что-нибудь распутное. Например – красные сапоги.
Кто знал, что эту издёвку дивная и идеальная воспримет за чистую монету?... Поэтому кто кому доктор, что он вообще не понимает каким макаром женщины «хранят себя для любимого»? Нда…«Возьми быка за рога…» - вот это было в его стиле. Честно и по-мужски. Андромеда будет уж слишком часто тыкать ему в глаза именно этим ерундовым персонажем «с Луны», выставляя того влюблённым в неё Рокфеллером, мечтой тёлок, чтобы даже ослу стало понятно, что она не по-дружески пытается вызвать в нём ревность. Сама ревнуя, что ли? Даже фотографию того покажет. И будет нарочито советоваться какие снимки отправлять за океан. Ну разве можно ревновать «идеальную спутницу» к человеку «на Луне»? Ерунда какая-то. «Кошка в сапогах» - к этому бренду он приложил руку основательно… И видимо – ревнивая кошка в сапогах. Уже без кавычек.
Ожидая доставку сапог, они пили коньяк в одном из любимых его ресторанов неподалёку, в этот раз совсем чуть-чуть, прощаясь с годом, сблизившим их в самом своём конце. И друг с другом. Он это уже понимал. Понимал, что лживую суку ему ни за что не удастся сделать незакомплексованной, даже любовью. «Она – неизлечима. Хотя и неизгладима», - подумал он с дружеской грустью. Держать её больше не хотелось, хотя её заводило, что на них как на пару – реагируют. Что женщины смотрят на него как бывшие любовницы. А продавщицы в магазине понимающе прищуриваются, глядя, как он покупает ма-аленькую бутылку коньяка со словами:
- Выпьешь это где-нибудь втихаря, когда выйдешь покурить среди шумного новогоднего бала. И – подумаешь обо мне.
А, может, ему и показалось всё это. Просто он не хотел, чтобы ревность била её по рукам. Он не хотел. И мог себе позволить быть великодушным к Женщине, которая всё-таки попыталась его любить. А потому – ему опять понадобится Белая Дверь. Ох, и интуиция…
Он отвёз её за город к месту встречи Нового года, высадил с кучей пакетов и уехал пить «Бейлис» в обществе юном и беспечном, неся под мышкой Белого Тигрёнка, подарок Андромеды из детского магазина «где покупается счастье» и, обещая себе ни за что не обидеть никого в этой сказочной истории.
Первого числа Нового Года Андромеда начала звонить - чудить, злиться и злить и он окончательно успокоился. Она что-то такое чувствовала и разрывалась между обещаниями, планами и своими дикими желаниями. Она не могла решить – когда же ей ехать, переносила отъезд и хотела, видимо, чтобы он её всё-таки проводил.
Фестиваль её отъезда был - ну самым запойным. С её беготнёй от наседавших проводить «до купе» подруг, с почти двумя бутылками «Хеннеси», с её пьяными откровениями «Я тебя всё равно сделаю» в ресторане с хорошим мясом и пялящимися малолетками, с её неугомонным желанием поехать в гостиницу – придать дикому соблазну вид окончательного распутства, ещё раз привязав его и привязавшись самой и… И его беготнёй от неё – он впихнул её в поезд в последнюю минуту, они бежали к такси, бежали к перрону, бежали друг с другом и друг от друга… Как только понял, что эта дикарка действительно может остаться – в гостинице до утра, в его жизни и в его умелых руках. И что фраза типа – «Давай не расставаться никогда» - вот-вот слетит с её уст.
На следующий день по телефону она неискренне благодарила его, что он не позволил ей остаться:
- Спасибо, ты – настоящий друг, я бы сама не уехала… - заныла заезженная пластинка.
Следующие день переписки и звонков принёс много банальностей, о которых ему и думать не хотелось. На его резонное мнение, что при походе в разведку ей с блеском удастся исполнить роль Шемаханской Царицы – она взорвалась. Ооо, это было что-то… Она, вообще, была гневлива. И только в постели – переходя от непокорности до полного подчинения его рукам, она становилась мокрой бабой, нежной как котёнок и послушной как полугодовалый щенок. Да, правду говорят: «Чтобы женщина не кричала днём – она должна кричать ночью». Только разницы между днём и ночью – им так и не удавалось понять…
6
Ему действительно не хотелось, чтобы она уезжала. Никуда и никогда. Но ещё больше не хотелось её обидеть. Ведь он обещал себе. Пусть едет. Но надо знать как устроены женщины, привыкшие к привычному великолепию и удивляющиеся запретному и непознанному настоящему - она приехала. Да-да – через три дня она вышла из вагона как ни в чём не бывало. Словно кино прокрутили назад:
- Я просто съездила по работе, - она весело рассмеялась на перроне.
Он подхватил её сумку и крепко задумался, а не съезжает ли у этой избалованной суки крыша. Это и льстило. И пугало. Но ставить её к стене сруба, опирать о столешницу на кухне, глядя как мизинцы её роскошных рук подёргиваются от его постоянно меняющегося ритма и глубины проникновения, слушать как дрожат оконные стёкла от её крика, ощущать дрожь её коленей и смену запахов - было симфоническим откровением, от которого отказаться мог бы только полный импотент. Поверьте, он себе редко отказывал в подобных удовольствиях...
Они пили вновь. В постели. На кухне. На веранде. И ели мясо - пахнущее дымом. И смаковали дор-блю – сыр любви от запаха до привкуса. Её массаж с мёдом и солью мог бы продолжаться вечно. И они едва успели выскочить из сауны к началу «Мастера и Маргариты», идущей по TV. Смотреть талантливую экранизацию этой сказки о вечной любви, сошедшей с небес на грешную-грешную Землю, обвившись разогретыми телами под одеялом – было уж совершенно волшебно. Близость? Нет – полное растворение. И, похоже – взаимное. Даа, Андромеда умела быть ещё и родной, когда хотела. Но она не была бы собой, если бы не выкидывала какие-нибудь фортели раз от разу – без этого, он подозревал, её сексуальность не была бы столь взрывной и мгновенно меняющей векторы удовольствия. Среди бархата объединённых сознаний, не давая никаких пояснений, она изрекла, загадочно и как-то таинственно:
- Я сделала такое, за что ты будешь готов меня, наверное, даже убить. Ты можешь меня – убить? – такое признание, по её мнению, должно было бы привести мужчину в замешательство. Или в состояние сбивчивых соплей типа: «Что? Что ты сделала? Ну что? Что…». Он же - лишь улыбнулся:
- Зачем мне тебя убивать? - хотя сознание было готово уже пойти на поводу у этой демоницы. Просто к этому моменту он понимал, вернее – как-то по-звериному чуял, что интересоваться ею глубоко – нельзя. Опасно. Нельзя глубоко разбирать корни и причины её странных поворотов и резких переключений скоростей. Она – гонщик. Можно – любоваться. И прокатиться, пока что-то есть в баке…
- Я сейчас тебе не скажу. Скажу потом,- она обворожительно улыбнулась.
- Ну, скажешь потом, - и он стал едва касаясь целовать её губы и гладя их рукой, возбуждаться от их гордой линии. Но мысль продолжала сканировать и отсекать - «Эта ведьма способна на всё. Даже покуситься на самое святое». А её возбуждали его руки и его мысли…
…Как-то среди постельных покуриваний она, мурлыкая какую-то ерунду о том-о-сём, как всегда вдруг и внезапно - спросила:
- У тебя интересные побрякушки.
Он носил несколько вещиц на шее, не являвшихся банальными украшениями и имевших каждая – свою действительно уникальную историю и несомненный смысл в его безумной жизни.
- Это не побрякушки,- пускаться в долгие пояснения он не хотел и просто обнял её тогда. Ей ничего не оставалось, как перебирать руками эти странные и не совсем понятные символы то ли глубокой религиозности, то ли непонятной странности натуры. Но взгляд её приобрёл тогда такую глубину, а глаза – такую сталь, которые ему почему-то врезались в память…
Теперь же он припомнил тот взгляд. И почему-то мгновенно связал его с коварством. Нащупав под футболкой свои реликвии, он слегка опешил – не было обычного с виду деревянного крестика на банальном верёвочном шнурке. Вещи, спасшей его в своё время от реального безумия, подаренной одним очень просвещённым человеком и в обстановке не требующей рассказа кому бы-то ни было вообще… Он мгновенно поднялся и его карие глаза стали чёрными:
- Тварь. Каким образом? Когда? Когда я спал?
- Нет. Когда ты был со мной. Я перегрызла шнурок, когда мы были на вершине мира…
Он ощутил, как страх липкой лапой берёт его за… «Это чудовище просто вгоняет меня в состояния, когда я себя совершенно не контролирую. Умница. Моя женщина».
- Но как ты догадался, Божественный? Как? – она была вне себя от смеси состояний – детской радости, женского любопытства и чего-то ещё, чего он определить не мог. Желания?
- Ты будешь наказана,- сказал он безо всякой злости, поняв, что этот поступок не простит ей никогда,-
- Где он?
- Не скажу. Я хочу посмотреть что ты сделаешь. Я хочу видеть твой гнев. Настоящий.
Он поднял её с постели и, повернув задом, просто наклонил и распластал на столе, прижав как тряпичную куклу, нарочито беззастенчиво раздвинув её ноги. И входил в неё, первый раз позволив себе совершенно не думать, что ей больно от его размеров и его напора, делая так, как желал от идеального совокупления. И первый раз – она не сказала ничего, хотя кричала от боли. И кричала от удовольствия – она поняла, что он любит её сейчас так, как не любил ещё никогда ни одно живое существо.
- Это – не наказание, - сказал он, отвалившись и выпуская её на свободу.
- Мне было больно, - она попыталась получить индульгенцию проверенным способом и не отходя от кассы.
- Я знаю, - он натянул джинсы на обнаженное и мокрое тело, - но тебе было очень, очень хорошо. И это – не наказание. Так где он?
- Он под подушкой,- она принялась отступать в ванную.
- Естественно. Где же ему ещё быть, - он рассмеялся так, словно выиграл в лотерею какую-то глупость.
7
Она собиралась. И посреди лёгкого бедлама вещей и мыслей вслух произнесла:
- У тебя много баб. Не приводи сюда никого.
Это было ударом ниже пояса. И он с некоторым злорадством подумал: «Вот это тебе и будет некоторым наказанием. Хотя, через какое-то время тебе будет уже пофиг этот момент. Но это «какое-то» время должно ещё и пройти. Что ж, держись малыш».
Они уехали на вокзал в такси, купили билет в последний вагон. Андромеда ещё и пошутила тогда:
- Что за последний вагон? Что значит «не фирменный»? Он что – деревянный? - чувство юмора у неё было изумительным, всосанным с молоком матери. Но он понял, что последний вагон – это их последний раз. Действительно последний волшебный и ледяной перрон, действительно нескончаемый и прощальный поцелуй и вообще – какое-то время он будет ненавидеть эти перроны, эти вокзалы, эти храмы расставания.
До отхода поезда оставалось не так уж и мало времени и они, перейдя через привокзальную площадь, пристанище нашли в пиццерии, где не подавали крепкое спиртное, лишь пиво. Он сходил и принёс коньяк из магазина напротив, спрятав его под полами пальто, как в студенческие годы прятал бутылку, проходя в общежитие к очередной подружке, взяли по кофе и пару пустых кофейных чашек, из которых пили и допивали хмельной напиток их безбашенной любви... Он подумал тогда, что сложись жизнь иначе и сведи их судьба ещё в юности, о чём сидела и трещала Андромеда, у них сейчас был бы сын Лука. Так, кстати, они и назвали этого хрустального Клоуна, который подарил им этот обманщик Сваровски.
Помахав вслед отходящему составу и отдав с благодарностью честь Андромеде на манер американских военных, он вышел на площадь и сел в машину к Славику - другу, приехавшему за ним в столь поздний час не напрасно. И подумал: «Вот и кончилось это дурное жаркое лето… Прощай, Олимпийский Мишка… Когда там у тебя будет готова твоя заокеанская виза? Небось, не дотянешь и до конца февраля».
До утра он пил коньяк в гламурном и круглосуточном полуборделе в обществе Славика, Мишани - его закадычного дружка с длинными патлами закомплексованного соблазнителя и каких-то их знакомых девиц, у одной из которых был ещё и день рождения. И с удовольствием произнёс один из тостов:
- За день рождения! – просто и без излишнего словоблудия, поняв, что пришла пора рождаться вновь.
Андромеда звонила – ещё из поезда. И не могла угомониться. Рассмеялась даже:
- Я скоро буду просто ездить в столицу на работу. И – возвращаться к тебе. Каждый день.
- Угу. Я тоже тебя люблю, Редкая, - промычал он и подумал: «Посмотрим - через сколько дней ты, взвыв от разлуки, начнёшь рвать по живому сама…
Так и случилось. Днями она прислала сообщение. «Не могу без тебя... Я совсем бескрышная. Я себя знаю – это добром не кончится. Люблю тебя сильно. Не трогай меня больше». На том и порешили. Но, даже вернувшись к своим привычным занятиям, всё равно писала среди прочего не прекращающегося таки общения: «Я боюсь тебя увидеть вновь. Боюсь не сдержаться». Ну а он уже – не боялся.
Пришла пора вспомнить о замечательной девушке Ане, у которой обнаружилась не одна норковая шубка, а ещё одна - длинная, так несправедливо забытой в пылу предновогодних приездов Андромеды, праздников и прочей шумной суеты. Она оказалась замечательным человеком, отличной гонщицей за рулём собственного «Субару» и дружелюбным персонажем, к тому же - худой и грудастой кошкой. Рояль, «Бейлис», запах сосновых брёвен - сделали своё исключительное дело, и ни к чему не обязывающий романчик проскочил между гневом Андромеды, поинтересовавшейся:
- А ты поиграешь мне на рояле, когда я весной приеду в …? А то ты всем играешь, а мне как-то не повезло…- и на всякую её другую хрень - ответным его сообщением: «А не пойти ли тебе в жопу? У меня есть личная жизнь и тебя она – не касается. Оставь меня в покое со своими откровениями и «репортажами из спальни» о твоих новых увлечениях массажистами-ювелирами и прочим духовным стриптизом». Хотя, честности ради, хотелось уточнить о какой весне идёт речь, если по всем обещаниям Андромеда к тому моменту должна уже стать заокеанской дуэньей…
Она же – уезжала? Хорошо, что она уезжала. Лучше бы ей всё-таки не обмануть его хоть в этом. А то рассказ об их идеальном романе никак не может перейти на следующую страницу и так и останется – на тринадцатой… Нет, не останется. Ох уж эти бесстрастные цифры…
8.
…Да, ему почему-то будут вспоминаться слова Андромеды, перешедшие после очередной бурной постельной схватки в гендерный диалог:
- Ты, сука, ведь любишь трахать Драконов? Не боишься?
«Первый раз такого страшного е… буду» - хороший ведь анекдот. И вообще:
- Я не сука. И что значит «любишь»? Кто здесь – любитель? Я – профессионал, - мужское самомнение не предполагает унизительных аберраций сознания.
- Может ты и сам – Дракон? – лукавая Андромеда запомнится ему никогда не сдающейся. Но он тоже никогда не был похож на Миледи, подставляющую шею под меч палача в фильме «Три мушкетёра»:
- Называй меня лучше - Хрустальный Мальчик. А, впрочем, зови как хочешь – у меня уже и так много имён. Пусть будет ещё одно. А тебе – пора, – он улыбался, - Ты, кажется, собралась уезжать? …
май 2010г.