"...как все ухает в голове; гласные, согласные, диссонансы...какое ужасное с точки зрения фонетики слово "расстрел" - из восьми букв две повторяются, как нарочно: каркающая раскастистая "Р" и скользящая предательская "С".
Этот милый человек с тонкими губами и неумолимым взглядом, затянутый в кожу и ремни, очевидно, ждет, что я брошусь ему в ноги и стану целовать сапоги, умоляя о пощаде? Довольно наивно с его стороны. Я спокоен, я не трушу...
Гибель - судя по всему - дело решенное, и никакими ходатайствами ее не остановишь. Неужели это все? Но случаются же чудеса - как тогда, когда у Волошина заклинило пистолет, а я выстрелил в воздух...А что от него зависит? Кто он, слепой исполнитель чужой воли или может отпустить меня? У них же никаких доказательств вины нет...Впрочем, что для них доказательства?
Молодой очень человек, семитская наружность, явно еврей. Как они быстро все захватили...Их теперешний триумф - это расплата за угнетения, погромы, процентную норму, черту оседлости, преследования. Неужели это элементарная месть под прикрытием старых громких слов "Liberte, egalite, fraternite" ?
Молодой, а взгляд у него уж очень тяжелый. Таким кирпичи колоть можно. Нехороший взгляд...Сколько же он душ успел тут загубить, в этом застенке? Людоеды, я таких даже в Африке не встречал. Боже, что с его собственной душой?! Я чувствую ее смердящий запах, она покрыта струпьями, она -мертва!
Неужели ему самому не страшно? Нет, нет - не судить....что он думает обо мне? Впрочем, это и так ясно: я для него - белый офицерик, контрик, бумагомарака, враг народа (какого? и кого они называют народом?)Тогда для чего меня сюда вызвали? Растоптать, насладиться унижением известной персоны и с легким сердцем отправить на тот свет? Ну уж, нет!
Я - поэт, офицер и дворянин.
Остаться честным перед собой, присягой, Богом - вот единственный выход, другого нет.
Разве не ясно, что чем в большей крови они топят Россию, тем быстрее она утопит их самих? Это же история, так было всегда. Не ведают, что творят...И упиваются всевластием, основанным на кровопролитии...Нет, мне не спастись...Пощады ждать неоткуда.
Господи, всю жизнь утешаться мыслью о терновом венце, декларировать на всех углах, что для поэта героическая смерть все равно что фата для невесты и, когда она уже здесь крадется по коридору на цыпочках, я теряю остатки мужества...Какое позорное малодушие!
Жизнь бесцельна без смерти. Только смерть может подвести итог, дать истинную цену. Воистину, талант - проклятый груз: ни сбросить, ни подарить, ни отдать внаем. И ничего в том твоего нет. Я спокоен, я не трушу..."