Через два года Нонна и Сергей поехали в детский дом. Документы были собраны, анкеты заполнены, заключения органов опёки и попечительства получены.
За дочкой ли, сыном – они не знали. Верили, что почувствуют: это – их ребёнок, когда увидят его.
- Вы очень вовремя приехали, - сказала Зинаида Трофимовна - директор детского дома. – Дети сейчас играют, а в играх они хорошо раскрываются: сразу видны характеры. Какой возраст вы бы хотели?
- Года три-четыре, - ответил Сергей. – Мы думаем, это хороший возраст для усыновления.
- Да, конечно. Это очень хороший возраст: быстро забудут всё, что было до вас.
- Они подсознательно понимают, что среди них выбирают, - объясняла Зинаида Трофимовна, - и стараются показать себя с самой хорошей стороны. Как могут. Но мы дадим вам самые объективные и исчерпывающие характеристики. Не торопитесь, слушайте интуицию, голос сердца...
Нонна поиграла с девочками в куклы, Сергей побросал с мальчишками мяч...
Им нравились дети: чистенькие, улыбчивые... но никто не затронул того, о чем говорила Зинаида Трофимовна. Не затронул сердца. После обеда дети легли спать, а Нонна с Сергеем сели около дома на лавочку.
- Не знаю, - сказала Нонна. – Вроде, они все хорошие... А тебе как, Серёжа?
- Да тоже не знаю. Но не будем спешить. Еще раз приедем, а не получится – в городе не один детский дом.
Из открытого окна на первом этаже раздался детский крик. Кто-то, плача, кричал: - Неправда! Это не твоя мама! Не твоя!
- Нет, моя! Она мне мяч привезла, а не тебе!
- А ну-ка, тихо! – прикрикнул на них женский голос. – Всем спать! Антон, ты опять задираешься?
- Это моя мама, - услышали они. – Я ее сразу узнал!
- Как ты мог узнать свою маму, если никогда её не видел? Ложись, я тебя укрою. Спи.
После тихого часа Нонна попросила показать им Антона.
- Антона? – удивилась директриса. – Да, конечно... Но ребёнок непростой, с характером. Даже очень с характером. Кто родители, неизвестно: его нашли в метро в возрасте двух-трёх недель, а к нам он поступил из Дома Малютки. Вот он – светленький, с синяком на щеке. Уже подрался с кем-то, не уследили.
- Как тебя зовут? – Нонна присела перед мальчиком и заглянула в настороженные синие глаза. – Скажи мне.
- Антон. А я тебя помню, ты – мама. Да?
- Да, - выдохнула Нонна и подняла на Сергея растерянные глаза.
- А я – папа, - сказал Сергей.
***
- А я помню, - заявил Антон, когда впервые вошел в свою комнату. – В шкафу прячется мишка, правда?
- Правда, - подтвердила удивлённая Нонна. – А коробка с солдатиками где? Дедушка тебе солдатиков подарил.
Антон пожал плечами: - Солдатиков я не помню, а мишку помню.
- Ты только не смейся, Серёжа, - сказала Нонна, когда Антон, наконец, уснул, - но у меня такое ощущение, будто я его когда-то потеряла, а теперь нашла. Может так быть? И вообще, если бы с нашей трагедии прошло не два года, а четыре – решила бы, что ребенок все-таки родился.
Мама нашла сына. А сын нашел маму.
Никому не разрешал Антон себя купать – только маме. Никого не слушался так, как маму. Ничьим подаркам не радовался – только маминым. Только мама могла уложить его спать; только у мамы он просил прощения, если провинился. Папе он разрешал с собой поиграть, с дедом соглашался пойти в лес за ягодами – но только если об этом просила мама.
- Что у тебя за секрет? – удивлялся Сергей. – Что ты ему говоришь, что он так тебя слушается?
- Не знаю. – отвечала она. – Сама удивляюсь. По-моему, он просто боится нас потерять. Как потерял когда-то.
- Тебя потерять, - уточнял Сергей. – Да я не против... хотя и обидно немного.
- Ну, где мой замечательный племяш? – с порога спросила Ира, впервые с тех пор, как в их жизни появился Антон, приехав к сестре и Серёже. – Кому привезла тетя Ира подарки?
Антон серьёзно посмотрел на нее и отвернулся.
- Антоша, - обняла его Ира, - посмотри, что я тебе привезла. Нравятся шортики? А рубашечка? – И, повернувшись к Нонне, засмеялась: - Я почему-то думала, что на детей легче шить, а столько провозилась! Ну, что ты молчишь, племяш? Нравятся?
- Нет, - хмуро ответил Антон. – Мне мама сошьёт.
- Мама? – опешила Ира. – Как же, мама сошьёт! Твоя мама всё умеет, только шить не умеет. А смотри, что я тебе еще привезла: открой коробку, там знаешь, что? Пожарная машина!
- У меня много машин.
- Ну ты даешь, племяш! А что, мама тебя не учила говорить «спасибо»?
Антон молчал.
- Антоша, - вмешалась Нонна, – в чем дело? Тетя Ира привезла тебе такие чудесные подарки! Что нужно сказать?
- Не помню, - ответил Антон и ушел в свою комнату.
- Не поняла... – удивленно протянула Ира. – Он что – всегда такой?
- Не всегда. По-моему, он просто ревнует, боится, что его куда-нибудь заберут. Он даже деда не привечает, а уж как тот старается! Помнишь, мы были маленькими, и папа читал газету? Это ж какоe священнодействие было! И чтоб мы подошли, и по газете со всей силы рукой? Даже представить страшно! А Антошке можно, и дед молчит, только мягко так объясняет, что это нехорошо... Наверное, нужно время, он просто еще не привык.
- Ну-ну... не привык. Сколько он у вас? Месяц? И не привык? Нет уж, мне такое счастье не нужно. Чтобы я приходила домой, а меня не только не встречали радостным повизгиванием, а ещё и отворачивались? Нет уж! Ну, ладно... Вы-то как?
После ужина Ира засобиралась домой.
- Зайду, попрощаюсь, - засмеялась она. – Может, племяш сменил гнев на милость?
Насупленный Антон сидел на своей кровати; на полу лежала нераспечатанная коробка.
- Антоша, - спросила Ира, - что ж ты не играешь с новой машиной? Давай вместе откроем. Она протянула руку к коробке и замерла: «Уходи, - сказал Антон. – Ты мне не понравилась.
- Да и ты мне не очень, -не выдержала Ира. – Волчонок какой-то!
***
Не зря говорят: первое впечатление – самое сильное. Вот уже и не бегает Антошка за мамой, как хвостик; и с папой часами гоняет в футбол на заросшем одуванчиками поле; и с дедом играет в шахматы, обижаясь, что дед поддаётся... а не может Ира его полюбить. И знает, что он платит ей тем же; и хоть говорит каждый раз «спасибо» за сшитую куртку или подаренную игрушку, и рассказывает о своих ребячьих делах - но не забыл то неласковое «волчонок». «Ира, он еще маленький, - говорит Нонна. – Подумай – много он там видел любви? А ведь ей тоже учиться нужно». Конечно, нужно. Всему нужно учиться. Даже деньги на квартиру собирать – и то уметь нужно. Ира закончила с грехом пополам свой техникум, получила диплом, да только какой из неё радиотехник? Она за эти годы больше шила, чем на занятия ходила; а преподаватели, особенно женщины, они ведь тоже одеться любят. Но это неважно, что радиотехник из нее липовый, она так и так по специальности работать не хотела. Папа, правда, звал на свой подземный завод, мол, давай я тебя устрою на хорошее место, пока в отставку не ушел... но даже на хорошем месте ей нечего делать. Как Серёжа говорил: «Ты ж не хочешь, чтобы ракета на наши Ржаные Поля упала?» Так что один у неё был путь – в ателье. Нина Сергеевна помогла, она вообще ей столько влиятельных клиентов приводила! - У меня в общежитии девочка есть, - расхваливала, - клад, а не девочка. Из любой тряпки вещь сделать может!
Вот и собирала Ира деньги на квартиру – не возвращаться же и в самом деле в этот спрятавшийся за зелеными воротами городок, в крохотную швейную мастерскую... Сегодня она привезла папе новость: ей предложили квартиру. Кооперативную двухкомнатную квартиру на Партизанском проспекте. Конечно, не за красивые глаза предложили – она одной всесильной, как называла её Нина Сергеевна, даме столько всего перешила! Предложить-то предложили, да у Иры только на однокомнатную хватает. Вечером она поговорит с папой, может быть, он поможет. А пока нужно сходить к сестре, она привезла Антошке железную дорогу; Нонна давно просила купить, если увидит.
Ну, хоть этим-то угодила! Антон расцвёл, увидев коробку: - Это мне?
- Нет, Антошка, - серьёзно ответила Ира. – Мама с папой будут играть. Деду разрешат, если очень попросит. – И засмеялась: - Конечно, тебе. Кто у нас тут самый маленький?
Они сели ужинать, и Ира рассказывала, как встретили ее в ателье:
- Поставили на самую рутину, чуть ли не пуговицы пришивать, представляете? Ну, пуговицы тоже кому-то пришивать нужно, а я их – помните, у Райкина? – насмерть пришью! - Она помедлила: - Мне предложили квартиру. Двухкомнатную, с балконом, на Партизанском Проспекте. Но у меня не хватает денег.
- А вот здесь поконкретнее, – сказал Сергей. – Это уже не пуговицы. Сколько тебе не хватает?
- Ира вздохнула: - Много. Я у папы хочу попросить.
- Не нужно у папы. - Сергей вопросительно посмотрел на Нонну. - Поможем сестре?
Новоселье Ира справляла в мае. Приехали папа, Нонна с Сережей и сыном, пришли подружки по техникуму и Нина Сергеевна.
Пройдут годы; будет много праздников... Но самым радостным и безмятежным запомнится Ире её новоселье – потому что тогда они были все вместе. Почти все.
***
- Мама, можно я пойду с ребятами за земляникой? - Антон схватил корзинку, положил в неё белую тряпочку – почему белую, он не знает, но раз мама сказала, значит, такую и нужно. - Ну, мам... Все ребята идут. Можно?
- Нет, Антоша, - ответила Нонна. – Мне сейчас к зубному идти. Подожди папу или дедушку – и идите... Ой! Всё, сынок, я пошла. Почитай, поиграй, займись чем-нибудь.
Вот вечно так! Все ребята – в лес, а он только с папой или дедом. Как маленький! Да он этот лес, как свои пять пальцев знает! Ну вот... мама скрылась за поворотом – можно догонять ребят.
А ягод-то! Не знаешь, какую брать – все на тебя смотрят! Мама придёт от врача –а он уже дома, и на столе – ягоды! Она спросит: «И кто ж это ягод таких спелых набрал?» - и не будет его ругать... Ой! Что это? На пальце выступила кровь. Извиваясь меж земляничных кустиков, медленно отползала блестящая черная змея...
Мама! Он прижал к себе корзинку и помчался домой: - Мама! Мама!
Из КПП на крик выскочил дежурный: - Что случилось, Антон?
- Змея, - выдохнул Антон и заплакал: держась за щеку, к КПП бежала мама. Она схватила покрасневшую руку сына и стала высасывать яд...
***
Проходят годы, отнимая и даря,
То через сердце напрямик, то стороной,
Закрыть не могут лепестки календаря
Любовь, пришедшую ко мне той весной...
Нонна!..
http://www.proza.ru/2013/07/21/289