2 марта ко мне в редакцию зашел Скосырский. Меня это невольно насторожило: Юрий Михайлович просто так никогда не приходил ко мне на рабочее место.
Я встал и, улыбаясь, протянул ему руку.
– Николай Ефимович умер, – сказал он.
– Что!? – спросил я, не веря услышанным словам.
– Вчера вечером... От сердечного приступа...
Скосырский, это было видно по его лицу, сильно переживал о произошедшем несчастье.
Меня тоже сдавил спазм.
Помолчали. За этот короткий миг молчания пронеслись в голове воспоминания о наших совместных делах.
– Когда узнал об этом, не смог сдержаться, заплакал, – сказал Юрий Михайлович. – Он был настоящий мужик. Борец. И умер... Знаешь, как это произошло?
Скосырский рассказал мне последние минуты жизни товарища, со слов его жены.
С утра – это был первый день весны – Николай Ефимович чувствовал себя бодрым, планировал много дел на весну... Управился с домашним хозяйством. Затем разложил стопками номера газеты "Трудовая Россия", собираясь все их реализовать. А к обеду прижало сердце.
– Думали, отпустит, – рассказывала ему супруга. – Подождали немного. Но боль не утихала. Вызвали скорую. Приехала фельдшер, и пока она занималась приготовлением лекарства, Ефимыч спросил ее: когда врачи будут бастовать за достойную жизнь?
– Какая забастовка? – сурово посмотрела на него медсестра. – Вам сейчас покой нужен. "Бастовать" будете потом.
– Мне покой не нужен, – ответил он. – Я всю жизнь боролся за правду. А "забастовка" не мне, а вам, врачам, нужна. Что ж вы с людей деньги берете. В советское время лечили бесплатно... Надо бороться.
– Бороться будете потом, а сейчас, давайте, я поставлю вам укольчик...
– Сейчас борюсь, и всегда буду бороться! Умру борцом, – сказал он, сжав кулак, как часто делал Че Гевара.
После этих слов, он вздрогнул, лицо его перекосилось от боли...
Через секунду сердце Николая Ефимовича перестало биться...
Юрий Михайлович пришел дать некролог в газету. Я стал писать текст. Хотел в нем указать, что Николай Ефимович избирался депутатом городского Совета, и делал для избирателей немало хорошего, но Скосырский возразил:
– Убери про депутата... Не надо этого писать. Он был и останется в памяти как коммунист рабочей партии.
Мы звали его попросту Ефимыч. Он был старше меня и по возрасту годился в отцы. Жизненный опыт Николая Ефимовича, жесткая принципиальность заставляли относиться к нему почтительно, с глубоким уважением.
Он был честью и совестью нашей организации. Ни одно решение, а я как секретарь контактировал с людьми разных политических взглядов, не принимал, не посоветовавшись с Николаем Ефимовичем. Он никогда не ошибался в тактике и стратегии политической борьбы.
Его боялись все наши противники. На любом митинге он всегда, что называется, резал правду-матку, даже если рядом стояли члены КПРФ или коллеги по депутатскому корпусу. Говорил в глаза, все, что думал о человеке. Никому не было спуска за двойную мораль.
Это была глубокая и невосполнимая потеря для нашей партийной организации.