(рассказы о литературе)
Некрасову очень хотелось написать что-нибудь необычное. Этакое оригинальное и из ряду вон выходящее. Чтобы, прочитав, все так и удивились, и воскликнули: «Ай да Николай Алексеевич, ай да сукин сын!..»
Но, о чём же было писать? Все темы были уже в ту пору достаточно обговорены. О любви, вон, ещё Александр Сергеевич успел немало нарифмовать. Лермонтов тоже на этом поприще весьма преуспел.
Хотел, было, Некрасов сочинить стихотворение: "Ночь, улица, фонарь, аптека…", да вовремя вспомнил, что его полагается поэту Блоку написать лет через пятьдесят.
Пригорюнился Некрасов. Совсем аппетит потерял.
Понимал старик, что требуется опубликовать что-то смелое, социальное, – такое, что всколыхнуло бы до дна это застоявшееся помещичье болото и вконец расшатало устои царизма! О клопах в дешёвых гостиничных номерах написать, о блохах в пуховых перинах. О вшах, наконец!
И сами собой стали складываться строки:
Однаж, в студёну зимню пору,
Бродил я лесом, в брюках клёш.
Гляжу: плетётся в медну гору
Лошак, везущий хвору вошь!
Хорошее выходило стихотворение, жизненное.
Однако, поразмыслив, Николай Алексеевич с сожалением отложил перо: не примет отсталый дореволюционный читатель столь эпатажного стиля, не поймёт!.. В литературных салонах излишне чувствительные барышни станут морщиться от таких откровений, требовать нюхательную соль, растирать уксусом виски… Не пришло ещё время. Может выйти шкандаль!
И, вздохнув, исправил на более традиционное:
Однажды, в студеную зимнюю пору,
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
Вот так и были написаны «Крестьянские дети».