30 мая подписано Заявление о едином фронте оппозиции на думских выборах 2003 года (...среди подписантов – РКРП–РПК, КПРФ, Агросоюз, НППР, ДПА., "Союз" и др.)
В 2003 году я решил создать в редакции профсоюз.
Редактор ушел работать в администрацию города. На его место утвердили Николая Сергеева, заведующего отделом транспорта и молодежи.
Для чего мне понадобилось создавать профсоюз? Некоторые видели в этом причину моего тщеславия, другие считали, что таким образом я хочу сравняться с редактором... Вообщем, каждый видел, как ему хотелось. Истинную причину знал только я. Во-первых, как коммунист и журналист, призывающий рабочих объединяться в профсоюзы, я должен был сам показать пример. Это – главная причина. Во-вторых, я знал, что новый редактор будет заниматься организационными вопросами (мы с ним сидели в одном кабинете до его утверждения редактором), и пытался заблаговременно предупредить нежелательные последствия. В-третьих, мне хотелось в редакции вернуть профессию журналиста на достойное место. Последние годы в "Барабинском вестнике" творческие работники находились в унизительном положении. Зарплата журналистов была в три раза меньше зарплаты бухгалтера. Она была вообще унизительно мала. При сборе средств за рекламу журналист не получал ни копейки. Я считал, что это не справедливо. Не справедливым я считал и то, что журналистский коллектив никоим образом не участвовал в выборе редактора, хотя такое положение было прописано в уставе. Моей целью было научить творческих работников отстаивать права, быть полноправными участниками всего процесса выпуска газеты, а не бесправной рабсилой, с помощью которой делалась газета и извлекались прибыли отдельными, далекими от творчества людьми.
Сергеев, что касалось создания профсоюза, целиком поддерживал меня. Правда, это было в то время, когда мы с ним сидели за одним столом в кабинете.
– Бухгалтер даже расчетные листки не выдает, – говорил он. – Дурня околачивает, а получает больше нас. Вместе редактором делит прибыль от рекламы. Неплохо пристроились...
Но сейчас, когда я ему заявил о намерении создать профсоюз, он особого восторга не выказал. Это был уже не тот Николай. Теперь он – редактор, а значит, должен выступать в роли противника всякого "вольнодумства" в коллективе.
Однако возражать не стал.
– А что? Профсоюз – это не так уж и плохо, – сказал он. – Если мне надо будет кого-нибудь уволить, – я к тебе... Чем одному такое решение принимать, легче заручиться поддержкой профсоюза...
– Ты это серьезно? – резко бросил я, тем самым, давая понять, что профсоюз не станет " союзником" редактора при принятии возможных непопулярных решений.
– Вполне.
Об этом разговоре я никому не сказал. Но его слова меня глубоко задели. Ведь неужели за год совместной работы, он не понял, что я никогда не предал бы интересы профсоюза? Я понял, что между нами образуется трещина.
Коллектив не знал всего этого. Они до сих пор считали меня другом редактора. Некоторые завидовали, другие злились.
Профсоюз был создан 13 марта. Несчастливое число. Стал работать над проектом коллективного договора. Я все еще думал, что редактор хотя бы ради приличия поможет восстановить справедливость в коллективе. В профсоюз вступили как творческие работники, так и технический персонал. Набиралось большинство, чтобы можно было принять главный пункт в колдоговоре: все решения работодателя принимаются по согласованию с профсоюзом. Важнейший пункт.
Но деньги – есть деньги. Зачем с кем-то делиться доходами от рекламы? И Н.С. всячески стал противиться предложениям профсоюза по этой части. Здесь бы и заявить коллективу свой протест, но все сникли. Бороться они не желали. Коллектив еще не достаточно созрел для серьезных сражений.
Пришлось отступить. Что ж, подумал я, наберемся сил и вернемся к этому вопросу.
Летом хоронили Почетного гражданина города Вернигору. Он сотрудничал с газетой и поэтому редактор отправил меня, Султанахметова и Згоржельскую на похороны.
По дороге к нему, (шли мы пешком) говорили о газете.
– Почему нам не платят за фальцовку газеты? – спросила Згоржельская.
– Между собой делят деньги, – вставил Султанахметов.
– А кто вас заставляет? – спросил я. – Доходы от рекламы нам не перепадают, бумагу грузим иной раз за "спасибо". Вроде бы мелочи. Но в итоге у нас зарплата почти как у технички.
– Может, с завтрашнего дня не будем фальцевать? – предложила Згоржельская. – Как ты, председатель профсоюза считаешь?
– За мной дело не станет. Вы бы только не струхнули пойти поперек "батьки".
– Нет, если решим, – сказал Султанахметов, – то уж до конца.
– Что ж будем считать решено?
Все согласно кивнули.
На следующий день, когда в мой кабинет зашел Т. (он развозил газеты по торговым точкам) и положил передо мной кипу только что принесенных из типографии газет, я отказал их брать. Он молча забрал газеты и вышел. Я направился узнать, как поступили мои товарищи, и, если что, поддержать их.
Згоржельская, как ни в чем ни бывало, "фальцевала" газеты.
Глядя на мое лицо (я даже не знаю, какое у меня было лицо в тот момент), она виновато произнесла:
– Извини, Виктор, смалодушничала...
Я ничего не сказал. "Ну, Султан (так мы называли Султанахметова) на попятную не должен пойти, – подумал я, открывая дверь его кабинета. – Он-то мужик.
Но и здесь передо мной открылась та же картина, что и у Згоржельской.
Я хлопнул дверью и пошел к себе.
Через некоторое время в кабинет влетел разъяренный редактор.
– Виктор, почему ты отказываешься раскладывать газеты? – спросил он.
– Это не входит в мои обязанности – ответил я спокойно. Трусливо отступать было не в моих правилах.
С этого момента началась травля. Дважды я судился с редакцией. И оба раза выиграл.
Л юдей начинаешь понимать в трудную минуту. В принципе открытий для себя особых не сделал. Подленькие люди они себя по подлому показывали и прежде.
С редакции пришлось уйти.