(Сказка для людей разного роста и возраста)
А.
В Москве на улице Правды жили-были кудрявая Поля, ее мама, папа и дедушка (я). Бабушки, к сожалению, тогда уже не было. Поля в гимназии училась, ее родители, естественно, работали, дома днем оставался я.
Раньше я тоже работал, а как же? Вечерами-ночами, бывало, еще и стихи сочинял. Но потом вокруг все так изменилось, не до стихов стало, а до митингов. Но прошло время, все опять изменилось – в обратную сторону, митингов не стало, но и стихи сочинять мне тоже почему-то расхотелось. А когда Поля подросла, пришлось и работу бросить. Надо же кому-то из гимназии девочку забирать, над уроками с ней сидеть и так далее? Мэри Поппинс взять негде, не в Англии живем и не на каком-нибудь Рублевском шоссе..
С утра я убирался в квартире, пылесосил, пыль протирал, в «Пятерочку» ходил, готовил что-нибудь. А время оставалось, не стихи, я, знаете, что, – сказки сочинять стал, посылал их в "сказки.ру".
Так вот мы и жили-были - день за днем… Но однажды под вечер случилось вот что.
Поля в своей комнате рисовала красную гвоздику в вазе из синего хрусталя – для выставки в гимназии, а я сидел у себя, ничего не делал, о ней думал, о внучке, - что ей предстоит в жизни. Грустные это были мысли, откровенно говоря, потому что так кругом все меняется – туда, потом обратно. Что завтра будет?..
«Хоть бы в щелочку оттуда подглядеть, когда взрослой станешь? Серьезная, строгая, наверно, будешь, как твоя мама. И будет у тебя такая, черт побери, черно-белая жизнь: день – ночь, день – ночь, работа – дом. Вот-вот, как у родителей. А работа какая? А муж какой будет?»
Я вздохнул. Деды, они часто вздыхают.
«Как бы мне хотелось, чтобы ты не вырастала, о, ангел мой златокудрый! Или чтобы жизнь у тебя была, знаешь, какая? Разноцветная, как сказка. Чтобы чудеса в ней были, как в сказке. Ведь там всегда чудеса. То Василиса Премудрая что-нибудь учудит, то царевна-лягушка пришлепает. А в жизни… Понимаешь, Поля, какая штука. Чудес на свете не бывает, вот какая штука. А яркая жизнь, разноцветная, бывает только, у кого бабок навалом! Денег! На Рублевском шоссе, ну ла...»
От таких мыслей дед (я) стал горестно головой кивать, словно молиться начал.Может, от кивания этого в голове моей (его) вдруг свежая мысль зародилась, вопрос, верней: «Минуточку… Чудес на свете или при свете не бывает? А?!»
Раньше я работал в научном институте по всяким горным делам. Любую проблему мы решали путем эксперимента. «Что ж, проведем эксперимент». Я плотно сдвинул шторы. выключил свет. Стало совсем темно - на некоторое время..
Вдруг разноцветное, волшебное сияние озарило комнату! В кресле, что стояло в углу комнаты, сидела молодая или нет, красивая или не очень, не поймешь, потому что она вся сверкала, сидела и смотрела на меня в упор фея! А кто еще? Из ее сверкающей сумочки выглядывала палочка, которая тоже сверкала. Волшебная, какая же? Ну конечно, фея! От неожиданности я раскашлялся, меня стал просто душить кашель. А она смеялась.
– Так кашляешь, как будто впервые меня видишь. В твоих сказках я ведь нередко появлялась.
– Но там, кха-кха, прости… там же в тексте на экране компьютера, а тут – вот – сидишь в кресле и сверкаешь!
– Тебе ведь захотелось, чтоб у твоей внучки была сказочная жизнь? – сказала фея. – А внучка твоя не на экране компьютера. Ага?
– Это верно.
– Правда, сделать этого я не могу - чтобы вся жизнь, это Бог только. Но чтоб в ее жизни была сказка, давай попробуем.
– Да? Я-то имел в виду…
– Ну тогда молись Богу.
– Нет, погоди, фея, погоди! Кха-кха... А длинная она будет, твоя сказка? А когда начнется, прямо сейчас?
- Наша, так правильней... А зачем же я здесь?
- Да... - Я посмотрел на часы. - Поздновато, пожалуй.
– Какой нерешительный сказочник! – Фея ткнула волшебной палочкой в стену. В тот же миг девочка с кисточкой в руке оказалась тут, в комнате деда, и замерла, открыв рот. Фея окинула ее взглядом.
– Через год, пожалуй, да, поздновато будет, а сейчас - в самый раз.
– По…знакомься, Поля, это, кха-кха… это фея.
– Ты хочешь побывать в сказке? – спросила та.
– Хочу-у! Еще как!
Фея посмотрела на деда.
– Все, хватит вздыхать, сказочник, садись и пиши.
– Я?! Не понял, что я должен писать?
– Мое дело – доставить героя в нужное время в нужное место. А куда? История нужна какая-нибудь?
– Ты понял? – сказала Поля.
Я посмотрел на ту, на другую.
– Да? И, как я напишу, так все и будет?!
– Естественно, – сказала фея. – Как во всех твоих сказках.
– Но там же, кха-кха… там только на экране компьютера!!!
– Ты, что, совсем глупый, сказочник? Может, весь мир только на экране компьютера, за которым сидит самый великий, самый умный сказочник!
– Понял? – опять влезла Поля.
– Погоди. Ты еще тут. Понял, не понял… Значит, как я напишу, так все и … – Я напряг все, какие есть, извилины, стал ходить по комнате. – Нет, нет, не понимаю.
– Ну думаем, думаем, – сказала фея.
- Погоди... Понял, кажется. Ведь это уже сказка, правильно? Фея – вот она, Поля прошла сквозь стену. Значит, действуют уже совсем другие, сказочные законы! Я правильно понял, фея?
– Ну-у... Более или менее, – фея подмигнула девочке.
– Что ж, тогда надо придумать что-нибудь такое-разэдакое, раз это все как бы на самом деле. Да?
– Только ты побыстрей соображай, старина, пока родители не приехали.
– Пока родители… что?.. не приехали… Скажи, а тебе в какую сказку хотелось бы? Ну про принца какого-нибудь, царевича, чтобы свадьба в конце…
– Какая свадьба, ты чего? Древность какая-то. Подвиг совершить, злодеев победить, вот в какую! – Поля подталкивала деда к компьютеру. – Ну давай, давай, старина, садись.
– Подвиг?! Но ведь это же опасно, Поля! А вдруг не ты их, а они тебя?.. – Я сел. – Ничего себе, придумала: подвиг совершить хочет.
Я бормотал , бубнил все это, а сам в окно поглядывал.
– Хм. Подвиг, видишь ли... А какой подвиг?
– Не тормози, слышишь? - Поля даже каблучком стукнула. - Давай, ну?
– Ладно, сказку назовем: «Путешествие Поли на Уну».
– Куда-куда? – спросили девочка с феей.
– Планета такая сказочная, не Луна, а Уна.
– Я сейчас! – Поля через стену влетела в свою комнату, вытряхнула из рюкзака учебники, тетради, напихала, что под руку попалось: фломастеры, альбом, яблоко, – мало ли, что в сказке понадобится? – надела рюкзак и вернулась.
Я стал стукать на клавиши сначала неуверенно, поглядывая в окно, как будто мне кто-то оттуда подсказывать должен, а потом забыл про все: про фею, про внучку… Верней, я не забыл про них, но они уже были в моей сказке, внутри, а не снаружи! Быстро-быстро я стучал по клавишам, а фея кивала головой, подстукивая хрустальной туфелькой. Вдруг она – раз – и исчезла, перед этим указав Поле палочкой, куда исчезать. В форточку, куда ж еще? Поля вслед за ней тоже – раз – и исчезла.
Форточка распахнулась, тюль вздулась парусом. Дед не чувствовал холода. Как бешенный, он стучал по клавишам. Потом, подняв глаза к потолку, стал бормотать, как молитву:
– «Будь там умной, Поля, доброй, смелой.
Ведь на доброе тебя послал я дело.
В сказке – верь – того лишь ждет успех,
кто умнее и добрее всех.
Эту веру там не брось, ни-ни,
с ней вернись, для жизни сохрани.
Может, сказка эта станет репетицией жиз-
ни?
А почему – нет, не может быть? Все может быть…
Б.
Фея летела, как комета, оставляя за собой ослепительно-разноцветный след. Временами она задремывала, тогда сияние ее убавлялось, хвост укорачивался А Поля озиралась с любопытством, первый раз ведь в космосе, в сказочном, тем более. Потом немножко нервничать начала. Что за Уна такая и какой, интересно, подвиг придумает ей дед? Сама ведь напросилась. Но что уж теперь… Как говорит папа, назвался гвоздем, полезай в стену.
Вдруг она схватила пролетавшую мимо звездочку, и кулачок ее засветился.
– Фея, смотри!
– Повесь, где взяла! – завизжала та.
– Куда повесить? Она же летела! Падала!
– Значит, оторвалась! В небе строгий порядок существует: каждая звездочка – на своем месте. А где оторвалась, черная дырка появляется. Про черные дыры не проходили еще? Чему их в гимназиях учат?.. – Взяв звездочку, фея стала кружить по космосу, искать черную дырку, ворча при этом:
– Если каждая начнет звезды отколупывать… Вас ведь, дурочек, больше, чем звезд на небе!
Девочка аж задохнулась от возмущения.
– Я не отколупывала, она сама!..
Найдя дырку, фея воткнула звездочку, подышала на нее, рукавом протерла. Дальше полетели.
Долго летели. Поля сердито поглядывала на спутницу.
– Не злись, – сказала та.
– Про что хоть она будет, эта сказка?
– Мало ли, что твой дед нафантани… нафантазирует? – зевая, сказала фея, потом посмотрела на девочку. «Неудачный ответ, неправильный. Так можно всякий авторитет потерять».
– Ты, когда книжку читаешь, в конец заглядываешь?
– Нет, а что?
– Врешь, конечно, но не делай этого. В начало можно. Если не знаешь, что дальше будет, читать интересней! Ага? Ты согласна?
– Ага, – вздохнула Поля. «Правда, не знает или придуривается? «Книжку». Это ж совсем другое дело – читать». Она стала размышлять, как это – жить, если неизвестно, что завтра будет? «Вот я, например, знаю, какие завтра уроки, какой когда. Да на всю четверть расписание висит! Значит, мы, что ль, живем неинтересно?»
Когда у тебя со всех сторон звезды, наверно, самое время пофилософствовать слегка. Она стала философствовать.
«Вот Бог, который за шесть дней весь мир сочинил… Не очень, правда, верится, что за шесть дней. Но знал он или не знал, что дальше с ним будет, с миром? А откуда ему знать, когда вокруг ничего еще не было, одни только папоротники? Или он, что ль, заранее все запрограммировал – небоскребы, самолеты, и кто их придумает, и когда?.. Или, может, так было – как она говорит – Бог сотворил мир и сказал всем животным, растениям: «Все, дальше сами живите, как хотите, иначе вам неинтересно будет». А может, наоборот, он, как мой дедушка, сидит и сочиняет сказку свою. Уже сто миллиардов лет пишет и пишет и не знает, что из всего этого получится. Ведь дедушка, когда начинает писать, он же не знает, что дальше будет? Или знает?»
Думала, думала… «Нет, так никаких мозгов не хватит думать. Но интересно, все-таки, что там дед нафантани… нафантазирует. Ага, сама сказала, интересно! Так выходит, права она?»
Фея искоса посматривала на девочку. «О чем это, интересно, девочка размышляет? Об устройстве мира и смысле жизни? Пора, что ж». И решила сказать ей что-нибудь мудрое – для поднятия авторитета. В стихах, чтоб она лучше запомнила. А может, спела даже:
– Быть анкетой устань,
Поля,
ты ракетою встань
в поле,
в неизвестности космос нацеленной, как
восклицательный знак!
Ну а кто лишь в вопросы,
как курица в просо,
тычет свой длинный нос,
сам загнется в горбатый вопрос!
Ага? Поняла что-нибудь?
«Со своим «ага» вечным… Но что нас ждет, что-о, в неизвестности вашей замечательной?!» И Поля ответила ей тоже песней:
– Но ведь надо же знать
детям,
в жизни взрослой что нам
светит?
Или в сказке – что ждет,
что нас ждет?
Вдруг – дороги крутой поворот?
Друга встретишь там или врага,
иль судьбы самосвал многотонный?
Понимаешь, ага?
Вот.
Жизнь какую нам песню споет?
Гимн? А может быть, вальс похоронный?
Фея долго смотрела на нее, поджав губы. Ничего не сказала, поправила только:
– Марш похоронный.
Между тем, сказочная планета Уна все приближалась к ним и приближалась, приближалась и приближалась. Верней, это, конечно, они к ней приближались, а она летела совсем даже в другую сторону и понятия не имела, что кто-то там к ней приближается.
В.
Про планету Уну ничего не слыхали? Правильно. Где про нее услышишь, если ее придумал Полин дед (я)? Я и сам про нее ничего не слышал, пока не придумал – вот что.
Это небольшая, но вполне приличная планета была когда-то. Вроде нашей Земли. Все, что надо для нормальной жизни, было: реки, моря с разными рыбами, леса, в которых грибами пахло и заблудиться можно. Коровы мычали, огурчики-помидорчики зеленели-краснели. В общем, нормально люди жили - как у нас - пока… (Откуда только взялась эта гадость? Из микробов, что ли, вывелась космических?) …пока со всех сторон не налетели дикие, в остроконечных шлемах, все с мечами, с пиками – вонючие, злющие, как саранча, пришельцы во главе с совсем уже сумасшедшими командирами. Эти и разговаривать не умели, вопили только сами не зная, что.
Лет сто саранча эта объедала зеленую планету, пока всю объели, а людей обложили такой данью, что ой. Унчане, хоть были мирные люди, стали на митинги собираться, лозунги поднимали: «За Уну без саранчи!» А саранча митинги больше всего на свете ненавидела, больше яда всякого. Она так рассвирепела, столько голов наотрубала – вода в реках и морях красная стала. Так что те, кто в живых остался, – что поделаешь? – склонили свои не отрубленные головы.
Дальше пришельцы между собой воевать стали. Каждый командир хотел стать Царем Всея Уны, а остальных всех слугами своими сделать. Воевали, воевали, ничего не получилось, только войска свои порубили. Тогда решили выбрать царя, но смирного такого, потише, чтобы остальную саранчу не затиранил. Нашелся однин дурачок, как они думали, с жидкими волосиками, с водянистыми глазками. "Ничего. Если что, мол, этого убьем, другого поставим." Он им обещание кровью подписал, никого, мол, не обижу, не бойтесь. А народу пообещал: все будете, как сыр в масле шоколадном кататься. Народ-то поверил. Почему? Взгляд у него очень честный был, у этого, такой честный-честный, какой только у больших подлецов бывает.
Так на Уне первый царь появился. Звали его Уний. Запугал он постепенно своих конкурентов так, что не пикни, не пукни, а то голову с плеч. Следующим царем стал, конечно, его сын - Уний Второй. Следующимм - его, потом - его... И всех тоже Униями звали: Уний Третий, Четвертый, Уний Сто двадцать пятый. Тыщу лет правили. Народ тем временем совсем плохой стал, ослабел за тыщу-то лет. Работал только из-под палки, которыми его и били. Но это не помогало, и даже умные царские советники не могли придумать, как заставить его работать лучше и быстрее. Одни – военные (силовики назывались) – говорили: «Расстреливать надо побольше», другие – ученые – возражали: «Ничего не даст. Живыми надо в землю закапывать».
Цари же Великоунии (так называлось это государство-планета), их министры, прочие олигархи за тыщу лет разбогатели – это ужас просто!
Вот пришел черед царствовать нынешнему Унию. По новой моде он себе кличку придумал – Величайший. Уний Величайший и все, без номера.
А тут пришли совсем новые времена. Стали на Уну с других планет завозить всякие товары, каких здесь никогда и не видели. А какие видели, оказались намного красивей, прочней, вкусней и дешевле.
– Как это вам удается? – удивлялся царь.
– О! У нас, люди работают на совесть! – говорили инопланетные бизнесмены. – Да при этом все время что-нибудь изобретают, чтобы еще лучше выходило.
– Блямс… – Царь почесал свой лысый череп. – А это как удается? За ноги их не вешаете, нет?
– Кого?
– Людей?
– За что?
– За ноги, говорю, «за что»!
Они опять:
– А за что? А зачем? Нет. Они же заинтересованы, чтобы лучше было! У нас, вообще, свобода!
– О, как, свобода у них.
Созвал тогда царь свою Академию наук, приказал разобраться, почему у них там заинтересованы, а у нас не заинтересованы и что это такое, вообще, за свобода? Три месяца Академия не спала, уравнения решала, графики строила. Нашла – что работают на совесть и изобретают только те, кто сами себе в своем хозяйстве свободные хозяева! А для этого и высшую власть тоже народ выбирать должен. Но Величайшему об этом ничего не сказали. Не дай Бог, разозлится и со злости всю Академию за ноги повесит. Доложили, что гены у тамошнего народа другие, не такие, как у нашего.
Величайший поскреб череп. «Гены, блямс... Умное слово. То есть народ нам неудачный попался. Ясно…» И принял тогда царь со своими министрами, и олигархами единственно правильное решение: все, что нужно для жизни, закупать у них там, а им продавать, что им нужно, – фнуть, которой тут целые под-унные моря были. Это дрянь такая черная, горючая, инопланетники ее в свои инолеты заливали.
И пошла работа. Народ завезли туда, где фнуть эта водилась, дырок понаделали, пока она фонтанами не начала бить. Дырки заткнули, краны поставили. Чтобы народ не разбежался, охрану кругом выставили с пулеметами. И столько ее накачали, дряни этой, что вымерли на планете все животные, птицы, растения. Следом и народ потихоньку вымирать стал. Очень уж она вонючая оказалась, этыц фнуть. Саранче-то что, сама такая.
Вот история. А география была нормальная.
Спро;сите, почему саранча людям жить не давала, как на нормальных планетах? Ведь люди тогда бы и работали на совесть, и изобретали. Величайший, он, что, сумасшедший был? Зачем По;лин дед (я) так придумал?!
А затем, чтоб сказать тебе: в мире есть два самых страшных наркотика, страшней не бывает: богатство и власть. Чем их больше, тем больше хочется! Конечно, сумасшедший, какой же? Вся их порода такая саранчовая!
Еще подробность. Детей у Уния Величайшего не было. Жену его Унимаху Великую давным-давно повесили за это - за ноги. И других тоже, кому поручалось, – никто не справился. Так что власть отдать у Величайшего было некому. «Придется жить вечно, – вздохнул про себя царь. – А что делать?» На днях стукнуло ему сто три года.
В общем, блямс, одним словом. Что тут еще скажешь?
Г.
В самой середине Великоунска, главного города Великоунии, стояла неприступная крепость - царский дворец, со всех сторон окруженный каменной стеной, никакая пушка не пробьет. Стену окружал широкий ров, но не с водой, а с серной кислотой, переплыви попробуй. Там и сям вокруг царского стояли дворцы поменьше – министров, олигархов, советников разных, тоже окруженные стенами, но потоньше и рвами с кислотой, но пожиже. Ну а дальше, за этими дворцами, словно косясь на них издали, стояли кособокие избушки, землянки простых унчан. Вот вам столица страны.
Теперь войдем в царский дворец, если, конечно, охрана пропустит. Посреди его на часах стоял Часовой в шлеме, кольчуге, со старинным ружьем. Штык блестел, а ружье давно заржавело, не стреляло, но Величайший любил Часового, ведь его предки стояли на том же месте с этим же ружьем у предков Величайшего. Иногда, проходя мимо, царь ему нос крутил или, присев на корточки, они шептались. Часовой рассказывал, что вокруг заметил подозрительного, царь – какие в стране еще остались проблемы нерешенные.
Ну что, может, хватит истории? И географии? Начался сегодняшний день.
В спальном шатре на золотой простыне под золотым одеялом спал царь. Ему снились враги, рогатые, мохнатые, которые хотят его забодать, кишки на рога намотать, поэтому царь хрипел и храпел.
Взглянув на часы, на которых стоял, Часовой завопил вдруг, что есть мочи:
– Унное время девять нуль-нуль, Величайший!!!
Тут же в спальню двухметровыми шагами вошел огромный, под потолок дворецкий, весь в серебре, с серебряными усами-волосами. Стукнув об пол серебряной палкой с наболдашником, стал возглашать:
– Великий царь!
Вскочи, как встарь,
и нами правь,
мозги нам вправь.
Как солнца свет,
сто тысяч лет
нас не покинь.
Аминь.
Царь сел, зевая, скребя всю в седых завитках грудь.
– Скока-скока, ты сказал?!
– Девять часов плюс одна минута! – прокричал Часовой.
– У меня же это… – Величайший раззевался во всю свою величайшую пасть. – У меня совет министров назначен!
– Так точно, – подтвердил серебряный.
– «Так точно». А ты не чешешься! – Чесаться стал. – Какие-то насекомые завелись.
– Враги засылают! – доложил серебряный.
– Враги… – задумчиво закивал царь, глядя на свои, как из музея, скелетные ноги.
На завтрак он ел жидкую манную кашу. А что ему еще предложишь, если у него три зуба, два сверху, один снизу, да и те еле держатся? Ел, сморщившись, пока не бросил ложку.
- Блямс. Враги? - спросил. – Пошел ты, знаешь, куда?
- Так точно, - ответил серебряный.
Д.
Стены зала заседаний, огромного, гулкого, как вокзал, были увешаны разноцветными знаменами, портретами всех предыдущих Униев. Портрет Величайшего от пола до потолка был насмерть приделан к стене позади золотого царского трона. На портрете царь сидел на золотом троне, за которым был от пола до потолка его портрет, на котором он сидел на троне, за которым был его портрет, на котором… ну и так далее.
Все двести двадцать восемь министров расположились с двух сторон уходящего вдаль стола. Кто в носу ковырял, кто ногти кусал, ждали.
Вот поехали в разные стороны белые с золотыми гирляндами двери. По-саранчовому быстро перебирая ножками, вбежал царь в золотом мундире, весь в орденах, один был даже на спине. Сел на трон, ударил золотой колотушкой, заседание началось.
Обсуждался один вопрос: народ на Уне кончается. Академия наук посчитала, скоро совсем кончится. Что делать? На Уне, вообще, существует два главных вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?». Виноваты кто - это, ясно, враги. А вот что делать?..
– А вот скажите-ка мне, любезные, сколько у нас средний унчанин еды съедает? Ты! – Царь ткнул пальцем в Унану, министра еды и воды.
– Мало, Величайший! - вскочив, отрапортовала та.
Царь, вскочив, жахнул ее колотушуой по голове. Она села.
– Поняли, сволочи?! Голодом их кормите? Морите? Всех за ноги перевешаю!
– Земля у нас фнутью проперчена, еда не растет, – прошептала госпожа Унана, промокая платком голову. – А вражеской нам самим не хватает.
– Вот тут у вас не хватает, поняла? – Царь постучал себе колотушкой по голове, но потише. – Пишите. Будем рыть еще двадцать восемь дырок. Больше фнути добудем, больше еды купим.
– Гениально, Величайший!!! – завопили министры. – А кто их рыть будет? На старых народу не хватает! А кормить их, пока они рыть будут?
– Все! Голова от вас болит хуже, чем от водки! – Заседание кончено! - Царь стукнул колотушкой по столу.
Задумчиво и печально, смотрел он, как министры, глядя в пол, шли к выходу.
– А тебя, маршал Унс, я попрошу остаться.
Маршал Унс был круглый, как колобок, с длинными закрученными усами и в вот такой фуражке. Министр по борьбе с врагами.
– Садись, чего стоишь? Поговорим вот о чем. О бабочках.
Почему о бабочках? В детстве Величайший любил бабочек ловить. Потом, когда фнуть добывать стали, все они испарились, конечно, кончились. Почти. Но в царском дворце была оранжерея, где висели огромные кондиционеры, и бабочки там порхали между огромными растениями, цветами и прекрасно себя чувствовали.
– Ты ведь знаешь, дружище Унс, что все олигархи, министры, прочая сволочь, когда приносят свои чемоданы с деньгами, дарят мне бабочек в золотых коробочках?
– Так точно, знаю!
– Я знаю, что ты знаешь. Так вот. Чемоданы ты мне носишь исправно, ничего не скажу, а вот бабочек… я что-то не припомню.
Маршал вскочил.
– Величайший! Им привозят бабочек со своих планет враги наши! А я с врагами не дружу, я с ними борюсь нещадно!
– Нещадно, говоришь? – Царь смотрел на маршальский живот, который стал совсем круглым, потому что маршал вытянулся по стойке «смирно». – Значит, бабочек, говоришь, у нас нету?
– Нету, Величайший.
– А враги? Враги у нас есть, Унс? С которыми ты борешься нещадно?
– Есть, как же? Так точно, есть!
– Бабочку мне принеси, слышишь, сволочь усатая, пузатая?! Да такую, каких еще нигде никогда не было! Или я тебя… я тебя… – Царь огляделся. – Погоди.
Достал из шкафчика недопитую бутылку шампанского, два бокала, наполнил их.
– Твое здоровье.
– Ваше здоровье, Величайший!
Выпили.
– Я тебя на эту бутылку посажу, понял?!
– Так точно, Величайший, понял!
– Свободен пока... Пока – в смысле до свидания, дружище! – Смеясь, кричал царь в след маршалу. – Жене привет передай!
Что было делать бедному маршалу? Строевым шагом идти вон. Еще что? Бабочек ловить, – каких еще нигде никогда не было! Но для министра по борьбе с врагами это дело не новое – ловить того, не знаю кого.
Е.
Выставив вперед руку – фр-р! – фея притормозила себя и Полю, они совершили мягкую посадку. Огляделись. Пустыня, куда ни глянь. Камни, черные стволы бывших деревьев валяются, ни травки, ни кустика. А воздух сизый и пахнет… как из выхлопной трубы трактора времен мамонтов.
– Что, вся планета такая? – озиралась Поля.
– Вся, не вся… – Фея несколько смущенно посмотрела вокруг. – Знаешь, принимай действительность такой, какой ее придумал сказочник!.. Насчет воздуха – это-то поправимо.
Достала из сумочки баллончик.
– Держи.
– «Брызгалка волшебная», – прочитала Поля. – Это как для туалета, что ли?
– Сказано: волшебная! У тебя для туалета волшебная?
Поля попрыскала, воздух кругом прозрачный-прозрачный стал, и запахло сиренью.
– А волшебства какие?
– У сказочника спроси. Кстати, проверить бы надо, как он там. Что-то у меня чувство нехорошее....
Поля вдаль вглядывалась. На пригорке маленькие человечки, все в комбинезончиках, кто с кистью, с ведром, чего-то делали. Земля вокруг них, верней Уна, была, как снег, белая. Они красили ее, белили!
– Эй, подруга, слышишь меня? Если я тебе понадоблюсь, хлопай в ладоши три раза и слова говори такие:
Эни-бэни-рас,
фунтер-мунтер, жас.
Мне так надо, фея, фея
поскорее видеть вас.
Ага? Запомнила? Повтори!
– Чего запомнила?.. Смотри, фея! Как ты думаешь, их надо бо?.. Ой, ты где?!
Не было феи, исчезла, как пары фнути.
Унчане, увидев девочку, тоже уставились на нее. Долго-долго они так стояли и смотрели друг на друга. «Что, всю жизнь так стоять? – подумала Поля. - Фея пропала. А! Будь, что будет. Убьют, так убьют". Пошла к ним. Подошла, сделала книксен.
– Поля. Я из Москвы, с улицы Правды. С планеты Земля прилетела, не знаете?
Нет, не знают такой.
– Ун-юн, – представился один. – А это мои товарищи. Их никак не зовут.
– Как никак? Почему?
– А зачем? – сказал другой, – Мы как винтики. Винтики так и зовут - винтики. Ун-юн – это он сам себе придумал.
– А это зачем? – Поля показала глазами на побеленный кусок Уны.
– Выполняя решения, "зачем", – сказал третий.
– Какие?
– «Какие», мудрые, – сказал четвертый.
– Чьи?
– Их, – пятый кивнул наверх. И они хором продекламировали:
«Чтобы Уния-страна
всюду всем была видна,
всем указывая путь,
чтоб хотя когда-нибудь
стать, как мы, благодаря
Величайшего царя».
– Не «царя», а «царю», – сказала Поля. – Дательный падеж - кому, чему.
- Какой падеж? Падеж.
"Ничего не знают", - подумала Поля. Она им стала про жизнь на Земле рассказывать, - в какую гимназию ходит, про музеи, каких животных в зоопарке видела. Унчане только головами качали, языками цокали:
– Как у вас устроено. У нас никаких зоопарков-гимназиев нету, мы только на работу ходим.
А когда они сказали, что живут не дома, а в пещере впятером и даже не знают, где их мамы-папы, Поля заплакала, не выдержала. Ведь не ящерицы, люди же, хоть сказочные! И она подарила им все, что было в рюкзачке, вытрясла, даже яблоко пилкой разрезала. Брызгалку только себе оставила, больно воздух у них вонючий.
А у них ничего не нашлось подарить ей. Обнявшись, стали кружиться вокруг нее, песни свои старинные петь – что-то про домик голубой, дымок над трубой, про любовь, в общем. Поля хлопала, «браво-бис» кричала.
– У нас, знаешь, мечта какая? – сказал Ун-юн. – Создать группу «Уна-парк».
– Но этого никогда-никогда не будет, – вздохнул другой.
– Почему никогда-никогда?
Они не успели сказать. Как тень большой птицы, что-то взметнулось над Полей и накрыло ее. Сачок!
– Попалась, бабочка! – вопил маршал Унс, потому что это был он.
– Вы, что, совсем? – закричала Поля. – Какая я вам бабочка, я девочка!
– Все бабочки сначала говорят, что они девочки! – гоготал маршал. – Ничего, у меня верблюд признается, что он бабочка, и полетит!
Сделал знак стоявшим в стороне, и Полю обступила банда какая-то, все в фуражках, стали ее в мешок засовывать.
– Крылышки, крылышки ей не попортите! – кричал маршал.
– Какие крылышки? Фея, спаси меня! – кричала Поля. «Как же вызывалка-то эта?..» – Ой… Товарищи, отпустите, мне домой надо!
. – Какая ты нам бабочка, спрашиваешь? – сказал маршал. – Каких царь еще не видел. Каких нигде никогда не было, поняла?
Проверил, хорошо ли мешок завязан, затянул узел.
– Ун-юн, ребята, спасите! – кричала Поля.
Но что они могли, когда тут самый страшный министр - по борьбе с врагами. Ведь врагом может стать каждый!
Маршал Унс обвел их взглядом, будто из пулемета расстреливал.
– Это враг, поняли? Бабочка, агент вражеский!.. Всем работать! Ну-у?
Шмыгая носами, унчане пошли на свое рабочее место.
– Да с песней чтоб! – кричал им в след маршал. – Хором! Мажором! Или в пыль дорожную всех сотру!
Что ты тут поделаешь? Тут запоешь!
ПЕСНЯ ТРУДЯЩИХСЯ УНЧАН
Эх, нам вкалывать не ново.
Спины гнуть всегда готовы.
И молчи, молчи, ни слова!
Время таково.
Веселее, песня, лейся!
А не то – другая песня.
Всех нас за ноги повесят,
только и всего.
Эх, работа, работа!
Мы роботы, рваная рота.
Вот счастье твое и мое –
чтоб мокло и пахло белье!
На руках моих мозоли,
нечувствительные к боли.
Но не знает тайну Поля
сердца моего.
Тошно птице в клетке биться.
Засыпает сердце-птица,
когда жизнь бездумно длится,
только и всего.
Эх, работа, работа!
Работа до красного пота,
чтоб мокло твое и мое
белье!
Ж.
«Так… Песню спели, дальше что?» Деда вдруг будто пружина подбросила.
– Господи!!! В тюрьму попала!!!
Он совершенно забыл, что все происходит не просто в тексте на экране компьютера, а на самом деле! «Дурак старый, ненормальный! Внучку в тюрьму засадил! Да на какой-то сказочной планете! А что дальше, не знаю!!!»
Ему стало одновременно и жарко, и холодно, ноги стали ватные. Пошел, поковылял, во внучкину комнату, – может, каким-то чудом она сама вернулась? На столе горела лампа, валялись учебники, тетради, стояла синяя ваза с красной гвоздикой…
Вдруг лампочка ярко вспыхнув, погасла, перегорела. Комната озарилась феерическим светом. На По;лином диванчике, поджав ноги, сидела фея.
– Послушай, – он (я) завопил просто. – Она в тюрьму попала, ты представляешь?!
– Она же не призналась, что она бабочка, – сказала фея. – А вызывалку не помнит. Ты так придумал.
– И я не знаю, что делать дальше, ты представляешь?
– Понятно. Зарядка кончилась?
– Какая еще… Я тебя очень прошу, феечка, верни ее! Скоро родители придут, спросят: «А где наша Пуся?» Что я им отвечу? Ну хочешь, я на колени встану? Фея, родная моя!
Старый дурак повалился перед ней на колени и заплакал:
- Ну пожалуйста!
– Перестань, слышишь? – поморщилась фея. – А что я могу? Ты сказочник.
– Да? Ничего не можешь? Я сказочник?.. - Я встал с колен, вытер слезы. - Ладно, хорошо... Сейчас она вспомнит вызывалку, и ты…
– Как она вспомнит, если не слышала?!
-…и ты со сверхсветовой скоростью летишь за ней, поняла?! – Я сел к компьютеру, растопырил пальцы. – Потому что я сказочник! Поняла?!
– А им ты что скажешь? – Фея показывала на компьютер. – Читателям твоим!
– Сказка не опубликована! – завопил я. – Какие читатели?!!
– А я, – завопила фея, – дам объявление в «сказки.ру», что сказочник такой-то сочинял-сочинял, и все – весь спекся, скукожился!
– Что? Как скукожился?.. – В голове моей, как в ногах, ватно стало. – У меня, кажется, давление.
– Ага, давление у него. То корь, то золотуха. Белый танец, понял?!! Вальс!!!
Она схватила меня, обхватила, а я просто в обмороке был, – стала кружить, кружить и при этом петь:
– Улыбнулись, разгладили лоб!
Без драм!
В сказках много дорожек и троп,
пам-пам.
Труд не очень-то хлопотный.
Сказочник опытный
с саранчою не справился чтоб?
Соберись, и все будет тип-топ!
В ответ я тоже запел жалобно:
– Сказок я написал целый том,
пам-пам.
Но ведь, феюшка, разница в том,
что там
всех героев я выдумал,
в жизни не видывал,
здесь – живая и внучка притом!
Понимаешь, в чем дело?
– С трудом.
Фея светится, внучка летает.
Так чего же тебе не хватает?
Ты полсказки уже сочинил!
И сюжетец пока очень мил.
В нем – хитрец! – этих дней есть печать.
А потом ее будут потомки читать!
– Да? Ты думаешь?
– У-беж-де-на!
Твое имя, дружище, узнает страна!
Как не стыдно иметь бледный вид?
Станешь ты на весь мир знаменит!
Ну это она так, чтобы подзарядить меня. Фея, она же хитрая, не вчера родилась! Но чувствую, я постепенно твердеть стал, а то был совсем как мишка плюшевый. Осторожно она провела меня сквозь стену, усадила за компьютер.
– Тюкай давай, работай. Ага?.. Надо еще в одну сказку слетать. Фигаро тут, Фигаро там! А спасибо скажет кто? – И исчезла в распахнутой форточке.
Дед задумчиво смотрел в окно. Вдруг он как ударил по клавишам! Мой старенький компьютер превратился в дорогой, старинный рояль, из которого полилась просто сказочная музыка. Через форточку она выливалась на улицу Правды, растекаясь налево и направо. Люди, проходившие, проезжавшие мимо, останавливались, слушали. Даже полиция вдруг появилась. «Что тут за митинг?» Но и она, полиция, стояла, разинув рот, удивляясь, откуда в наше не очень музыкальное время берется такая музыка? Сказать, откуда? Из квартиры 27, откуда еще?
Но вот музыка кончилась, рояль превратился обратно в компьютер, сказка продолжалась.
З.
В тюрьме было жарко, холодно, душно и мокро. Как это у них получилось, даже дед Полин не знал.
Круглые каменные своды нависали над Полей, и с них кап-кап-капало. Но она нашла маленькое местечко, где поменьше капало, сидела там на растрепанной циновке и пыталась вызывалку вспомнить. "«Фея, фея…» А дальше? «Фея, фея, я балдею…» Что делать-то? Вечно, что ль, сидеть в тюрьме этой жарко-холодной да на этой дурацкой планете? Надо же, какое название дед придумал дурацкое – Уна!"
Снова вспоминать стала. "Может, хлопнуть три раза? Ну хлопнула. Дальше?"
Дальше она заплакала. Но что толку? Ни мамы-папы, ни деда, никого нету. «Признаться, что я бабочка? Тоже радости мало. Буду порхать в его оранжерее, пока не сдохну совсем. А порхать как? Научил бы кто».
Стала от нечего делать из волшебной брызгалки брызгать вокруг. Случайно на голову себе попала, и в голове как будто ветерок такой приятный прошел, так светло сразу и хорошо стало. "Ладно, выберемся. Мозги на что? Вот ребятам хуже. Как они тут живут - в пещере! А саранча в это время золотые дворцы строит!"
Обернулась. Из-за колонны за ней наблюдал колобок с усами, в фуражке – маршал Унс, а то кто же?
– Вкусно пахнет. Подаришь?
– Бэ-бэ-бэ! – ответила Поля.
Засунув руки за широкий ремень, выпятив нижнюю губу, переваливаясь с пяток на носки, маршал смотрел на нее таким специальным немигающим взглядом людей по борьбе с врагами, а она на него своим простым – кто кого переглядит.
– Ведь я все про тебя знаю, бабочка, – сказал он, наконец. – Что знаю, сказать? Что ты не бабочка, с Земли прилетела, из города Москвы, с улицы Правды. Ничего не перепутал, м?
– Бэ-бэ-бэ, – сказала девочка, но уже не так уверенно. «Как он узнал?» А он все, раскачиваясь, смотрел на нее. Наклонился к ней, прошептал:
– Принцессой хочешь стать, м?
– Чего-чего?
– Дочерью царя? Или нет, внучкой. Внучкой хочешь? Не хочешь? Почему?
– У меня уже есть дедушка! И папа тоже.
– Ну ты даешь, бабочка! – Он долго смеялся. – Он там кто, в Москве, твой папа? Или дедушка? Царь? А это царь, поняла? А потом я тебе фею твою перелетную вызову, если хочешь. Вызывалку-то я знаю! Да я же все-все про тебя знаю!
Маршал долго гоготал, хлопая себя по ляжкам, потом стал показывать на По;лино вытянувшееся лицо, и тут уж совсем угоготался, чуть не описался.
– Откуда знаешь-то?
– Работа такая, – вздохнул маршал.
Откуда? Да у них там под каждым камнем подслушивающее устройство спрятано, вот он про всех все и знает – кто кому что и когда.
– Ничего не понимаю. А зачем принцессой становиться, если ты мне фею вызовешь?!
Он снова намклонился, шептать стал. У царя, оказывается, есть такая красная кнопка, Академия наук ему сделала. Если ее нажать, все вокруг разлетится на кусочки в разные стороны, один он останется. Потому-то он и Величайший, что может все и всех уничтожить! А где он прячет кнопку эту, никто не знает, кроме него. Если не забыл, конечно.
– Ставлю задачу, – шептал маршал. – Будешь жить во дворце, вынюхаешь, где он ее прячет, выкрадешь и мне отдашь. И царем буду я. Унс Великолепный! А? Как, звучит? А я тебе за это - фею. Все честно, м? Ты – мне, я – тебе.
– Обманешь ведь,
– Как тебе не стыдно? Спроси кого хочешь, дядя Унс в жизни еще никого не обманывал. Обещал расстрелять, непременно повешу!
– Я подумаю, – сказала Поля.
– Чего тут думать-то? А есть, чем? Ну-ну. Только недолго. А я к нему пойду. Надо же гнилушке этой, Кощею бессмертному, раздолбаю вдолбить, что лучшая на свете бабочка – это дочка! Нет, внучка, внучка. Любить будет, как… Будешь? А куда ж ты денешься? И летать будешь. Бу-удешь! Ну давай думай. Поймешь, что других вариантов, у тебя нету. – Он заревел вдруг, как носорог, ногами, как слон, затопал. - Поняла, нет?!
– Поняла, - пискнула Поля.
Очень довольный собой, пританцовывая на ходу и напевая: «Летят перелетные феи…», маршал Унс пошел петлять между колоннами, а пленница смотрела ему вслед. «Да, придется принцессой становиться. Других вариантов, и правда, нету, не видно».
И.
Какой-то стук начался, сначала тихий, далекий, потом все ближе и громче. А потом такие стали удары раздаваться, того гляди стены развалятся. «Унотрясение, что ли, началось? – подумала Поля. – Сейчас всю тюрьму завалит, и не надо мне будет принцессой становиться, и фея за мной не прилетит, не успеет. Во, сказочку придумал мне дед. Ну спасибо, старина, спасибочки».
Сжавшись в комок, девочка ждала – вот сейчас на нее камни посыпятся.
Большой камень вывалился не сверху, а прямо перед ней, и из образовавшейся дыры вылезли Ун-юн, за ним четверо его друзей.
– Здравствуй, Поля! – закричали, но она приложила палец к губам, показала на стены, потолок. Друзья кричали, но шепотом:
– Мы пришли, чтобы спасти тебя, мы прокопали ход!
– Да? А я тут с жизнью прощаюсь. Думала, у вас унотрясение началось.
– Бежим, пока стража не проснулась, тогда уж точно нам всем конец придет.
– Ой, я не могу с вами, ребята, я маршалу Унсу должна сделать одну штуку, он меня за это в Москву отправит.
– Ты что?! – закричали все пятеро. Она снова прижала палец к губам.
- Он обещал.
– Не верь, обманет! А мы тебя так спрячем, что он никогда не найдет!
– Ты будешь жить с нами, – сказал Ун-юн. – Утром бутерброды нам делать, провожать на работу, а вечером мы будем пить чай с сухарями.
- С маком?
- С таком.
– И я больше никогда не увижу моих маму и папу? И дедушку? - Слезы выступили у нее на глазах.
Пятеро друзей стояли вокруг нее, вздыхали.
– Мы любим тебя, Поля, - сказал один.
– Мы прокопали к тебе ход, – добавил другой. – Копают ход к тем, кого любят!
– Ой, я вас тоже очень-очень люблю! И мне так вас жалко, так хочется, чтобы вы жили по-человечески, как мы в Москве!
- А ты думаешь, нам не хочется? - вздохнули пятеро.
– Слушайте, что, если… – Это ветерок от брызгалки у нее в голове начал действовать, в какую-то мысль превращаться, ветерок!.
Топот бегущей стражи приближался.
– Потом договорим! – Одного за другим она затолкала ребят в дыру.
– Что потом? Когда потом? – кричали они оттуда.
Только она привалила камень, вбежала охрана, схватила ее за руки.
– Спите все? – закричала на них девочка. – Солдат спит, служба идет? К начальству своему ведите, к маршалу Унсу, разговор с ним будет!
– Не командуй тут! – крикнул начальник стражи. – Раскомандовалась! И не стучи больше! Головой, что ли, стучишь? А еще говорит, я бабочка!
К.
Ну вот, как говорится, долго ли, коротко ли, стала Поля дочкой царя Уния Величайшего. Нет, внучкой, внучкой!.. Стала жить в его дворце. Царю, надо сказать, она понравилась. Таких бабочек, и правда. он еще не видел. «Ай, да Унс, ай, да паразит, умница!» Наградил его главным орденом страны «Боевой орел».
Однажды только раскапризничалась, как маленькая:
– Гулять хочу!
– Деточка, – удивился царь, – где гулять, когда кругом стены да заборы и пахнет? У нас не гуляют.
– А над стенами, над заборами – на ковре-самолете? У тебя их, я слышала, штук сто. Величайший, миленький, ну пожалуйста!
Величайший засмеялся, у него хорошее настроение было, получил сегодня два мешка денег да двух бабочек в золотых коробочках. Он и подарил внучке один из своих ковров-самолетов с программным управлением, у врагов купленных.
Когда взлетела, Поля даже руками замахалаот восторга. Царь смеялся, глядя на нее:
- Правда, как бабочка! Ну, Унс!..
Летала Поля к своим приятелям, которые все так же красили Уну, чтобы она "всем была видна". Прилетит, попрыскает из брызгалки, чтобы им приятно пахло, пошепчутся о чем-то тайном, и обратно летит.
Ну а в остальное время она исполняла обязанности принцессы, которые, надо сказать, непростые были, вы вряд ли справитесь, – по дворцу слоняться, искать, чем заняться! Но Поля-то знала, чем ей заниматься, что искать – кнопку эту красную-прекрасную, чтоб она пропала! Вернее, наоборот, чтобы нашлась.
В перерывах между царскими делами царь подходил к ней, за щеку щипал, нос крутил, как раньше Часовому, спрашивал, крепко ли она любит дедулю. Поля вставала по стойке смирно, как дворецкий научил, докладывала:
– Крепко-накрепко, Величайший!
– Ну а как накрепко, как? – допытывался царь.
Тогда она в обморок падала, схватившись за сердце, даже головой об пол стукалась, но не сильно старалась. Очень довольный, царь уходил дальше государственными делами заниматься – кому орден на грудь повесить, кого самого за ноги. А Поля вставала, отряхивалась и дальше кнопку искала. Но найди ее попробуй, – дворец какой огромный, а кнопочка, она же маленькая! Даже на чердак слазила, но там была только пыль тысячелетняя, даже мышей не было.
Как-то незаметно-постепенно – сначала подмигивали друг другу, потом улыбаться стали – они подружились с Часовым. У Поли, если вы заметили, есть ценное качество: с людьми легко дружится, сходится. До того подружились, что Часовой поставил ружье к стене, сел на пол, Поля рядышком села, и он, как у них говорят, стал ей анекдоты травить. У них там, по Уне, их пропасть ходила. Например, как однажды, в самом деле, унотрясение стряслось, много домов порушилось. А оказалось, это у царя с вешалки мундир с орденами упал!
Поля рассказывала, что в Москве смешного было, – например, как во время диктанта в окно голубь залетел, они его пол-урока ловили, а он девочке одной на тетрадь наделал, и Анна Дмитриевна сказала, что лучше всех диктант написал голубь!
– Часовой, а, Часовой, – спросила Поля, – ты, наверно, тут все видишь, все примечаешь?
– Ну. Для того поставлен.
– А где он свою красную кнопку прячет, знаешь?
Часовой встал, взял ружье.
– Принцесса, хоть режь, не скажу. Я клятву давал тайну хранить. – И замер, как памятник Часрврму.
– Но ведь знаешь, где? – допытывалась Поля. – Ну раз не скажешь, значит, знаешь? Значит, для тебя это не тайна, и клятва твоя тут ни при чем! Правильно я говорю? Логично, да?
Часовой долго соображал, даже штыком лоб почесал.
– Вроде, логично.
– Ну где?
– В самом тайном месте. В золотой тряпочке.
– А тряпочка где?
– В золотой коробочке.
– А коробочка?
– В золотом футляре.
– А футляр?
– В золотой шкатулке.
– А шкатулка?
– В золотом сундуке. Нет, в деревянном.
– А сундук?
– У него под кроватью.
– А кровать?.. Тьфу, ключи от сундука где?!
– В кармане, "где"? А карман в штанах. А тебе зачем кнопка эта? – спросил Часовой. – Надоели мы тебе? Взорвать нас всех хочешь?
Пришлось рассказать ему, – конечно, не про маршальское задание, про ее собственную мысль, которая от брызгалки у нее в голове родилась и созрела. Это даже не мысль уже была, - целый план! Пришлось. Они ведь подружились. А от друга ничего нельзя скрывать, иначе это не друг будет вовсе, правда?
Часовой опять штыком лоб почесал, аж до крови.
– Чего придумала, ишь. Голова работает, хоть и бабочка.
Л.
Скоро сказка сказывается... Но и дело тоже иногда довольно быстро сделать можно, когда очень надо.
- Двенадцать нуль-нуль ночи! - прошептал Часовой, посмотрев на часы.
Величайший в это время спал-почивал на золотой простыне под золотым одеялом, улыбаясь, даже причмокивал от удовольствия, ему бабочка снилась, огромная, орнитоптера называется. Не знаете? Ну и не надо, забудьте.
А Поля прокралась в его спальный шатер и вытащила из штанов ключи. Штаны его на полу валялись. Все-таки, хорошо, когда человек к порядку не приучен, - у такого что хочешь можно найти на полу посреди комнаты!
Тихо-тихо вытащила она из-под кровати сундук. Тяжелый оказался, собака, пришлось повозиться. Отперла его, шкатулку золотую достала, из нее золотой футляр, из него золотую коробочку, из нее золотую тряпочку, развернула…
От страха у нее руки тряслись. Ведь все взорвется вокруг!
Кнопочка была маленькая, мигала тревожным красным светом. Поля поскорей завернула ее в тряпочку, тряпочку положила в коробочку, а коробочку в карман своей футболки, сундук со всем остальным на место задвинула, ключи в царские штаны положила. Все! А царю, по-прежнему, орнитоптера снилась.
Зато утром такое началось! Полез царь проверять кнопку. Выдвинул сундук, достал шкатулку, открыл футляр…
Полчаса сидел на полу и рот разевал, как рыба, пока слова не появились:
– Блямс... Украли...
Тут же все слуги во главе с серебряным дворецким забегали, искать стали, даже плинтуса отдирали. А чего искать, когда украли? Совсем без ума люди.
– Чего стоишь, ушами хлопаешь?!! – закричал царь на Полю.
– А чо делать, Величайший?! – завопила она еще громче, дурочкой решила прикинуться. – У меня, что ль, своих делов нету? Еще за кнопками вашими следить.
– Делов у нее… По дворцу слоняться, искать, чем заняться? Ночью тоже слонялась? Говори!!!
– Я, что, совсем, Величайший? Ночью только ночные насекомые слоняются!
– Точно, Величайший, – сказал дворецкий. – Так точно. Это жучки вражеские электронные, которые вас кусают. Они украли.
- А в эту ночь не кусали? - спросила Поля.
- Нет.
- Ну вот.
Царь долго смотрел на нее, потом в пол, кивая головой.
– Враги, блямс…
Серебряный обзвонил всех двести двадцать восемь царских министров, созвал на немедленное заседание. Ведь если враги вывезут кнопку с планеты, всей власти саранчовой конец придет. Вообще, стране. Фнуть гнать бесплатно будут. В результате и саранча, и все унчане тут передохнут с голода.
Теперь спроси меня, спроси: верили царь, министры и прочие в этих страшных врагов, которые только и мечтают захватить Уну? Ведь им, вроде, инопланетникам, дешевле покупать фнуть, чем воевать. Да это же сами царь с советниками и министрами их придумали, врагов этих, чтобы народ пугать! Я тебе так скажу: ну и что ж, что сами? Сами придумали, потом сами и поверили. Это бывает. С сумасшедшими.
Маршал Унс сидел, усмехаясь в усы: "Принцесса, принцесса мое задание исполнила! Что за молодец девка! Стану царем, министром ее сделаю по борьбе с врагами!» Осталось перерыва дождаться, взять у нее кнопку, и вот он вам царь новый, Унс Великолепный – прошу любить. "А столетника этого – на гуляш, на шашлык! Хотя шашлык из него жестковат будет».
Поля тем временем, выскочив из дворца, помчалась на взлетную площадку, где ковры-самолеты были разложены. Полетела, прилетела, вручила Ун-юну коробочку с тряпочкой, с кнопочкой.
– Все, дальше вы сами. Это ж ваша планета, не моя.
С трудом они все поместились на ее ковре, сидели, прижавшись друг к другу, свесив ноги.
Во время прилетели. Царь с министрами уже приняли мудрое решение: всех расстрелять, кто был ночью во дворце (вешать некогда): слуг во главе с дворецким, Часового, поваров, охрану. Ведь любой мог оказаться вражеским агентом, передать кнопку врагам! Да, и Принцессу тоже, а как же? Бабочек всех уничтожить, хоть и до слез жалко. Но уж всех, так всех. А маршалу Унсу – задание: не медля перекрыть все входы-выходы планеты, норы, тропинки, чтобы ни один червяк проползти не мог!
Тут-то в зал заседаний и вошли Ун-юн с друзьями, Часовой с ружьем, за ними Поля с рюкзачком.
– Саранча микробная, людям не подобная! – сказал Ун-юн. – Всем сидеть, не дергаться. У меня – вот что.
Он поднял над головой мигающую красную кнопку.
– Поняли? Дернетесь, нажму, рука не дрогнет. А дрогнет, еще быстрей нажму.
Министры и царь сидели, только рты разевали, потом звуки издавать стали:
– Враги… пришли… Унс…
А что Унс? Из-под него со стула на пол струйка потекла.
Ун-юн говорил негромко, но все хорошо его слышали. Как гвозди, вбивал он слова в их саранчовые головки:
– Вы и есть враги народа, власть проклятая, нарыв гнойный, который давно пора вырезать, если уже не поздно.
Друзья его подхватили:
– Гей ты, Родина-мать!
Саранче – благодать,
не житье, воровская малина,
ну а нам ты чужбина, чужбина.
– Хотели вас всех штыком уколоть, – сказал Ун-юн. – Ее благодарите. В сказке, говорит, все должно хорошо кончиться. Что ж, пробуй, Поля.
Она достала из рюкзачка волшебную брызгалку, ко всем подошла, опрыскала, первым царя, потом остальных всех по очереди. Как только брызгалки хватило. Но она же волшебная!
Вы не поверите, всякие грязные, вонючие мысли из мозгов этих существ стали улетучиваться, улетучиваться, одни человеческие остались: про жен-деток, у царя про бабочек, у кого про что. В любой саранче, оказывается, есть хоть маленькая капелька человеческого. И вокруг запахло сиренью.
Царь сдернул с себя мундир с орденами, стал топтать его, ноги об него вытер, - я, мол, не царь больше, в отставку ухожу.
– Каждый сам себе пусть царем будет. А добычу этой мерзкой фнути прекратим навеки, дырки заткнем, чтобы планета вновь зеленой стала, небо над ней голубым. Тогда к нам бабочки вернутся и птицы.
Госпожа Унана сказала, что всю Уну надо поделить между людьми, пусть каждый растит себе, чего хочет.
Унс свой мундир, фуражку, штаны мокрые в окно выбросил, сдернул со стены знамя, прикрылся.
– Все тюрьмы разрушим, будем дома строить нормальные - с туалетами, с кухнями, ванными. И чтобы газоны вокруг были, парки.
– И зоопарки! – сказала Поля. - Как в Москве!
– А кнопку красную, – подвел итог Ун-юн, – в море бросим в самом глубоком месте.
Потом, кто был во дворце, все к народу пошли на окраину города. На холм взошли. Царь бывший поклонился на четыре стороны. В микрофон говорил наноэлектроннный, инопланетный, такой, что вся планета слышала. Просил простить его и всех его предков, которые тыщу лет грабили, уничтожали такой славный народ. Обещал, что этого никогда-никогда больше не будет, потомув что будет свобода
И унчане, кто еще живые были, повылезали из своих нор, землянок, избушек, встали по всей планете, обняв за плечи друг друга и запели хором, как на Земле футболисты гимн поют перед самым важным матчем:
– Весь наш край будет в ярких цветах,
в хризантемах, ромашках и розах,
чтоб не фнутью, а розами пах,
небо – в бабочках, птицах, стрекозах.
Солнце, звезды, пред вами клянемся:
к новой жизни пробьемся, прорвемся!
Жить доколе в неволе, в тоске?
Пусть у нас будет так, как у Поли в Москве!
Ах! Ах! Ах!
А все тюрьмы рассыплются в прах.
Поля так в ладоши хлопала, аж они заболели.
– А теперь,– сказала, – Унсик, ты мне фею вызовешь. Ты ведь хороший, Унсик, да?
Она стала чесать ему голый животик, приговаривая: «Хороший, хороший», а он урчал, как толстый кот, потом пропел:
Эни-бэни-рас,
фунтер-мунтер-жас.
Мне так надо, фея, фея,
поскорее видеть вас.
Фея тут же возникла, раньше своего сияния, оно только минут через пять догнало ее.
– Кто такие? – сказала. – Привет.
– Мы свободные унчане, – гордо сказал Ун-юн.
– Все до одного! – подтвердил гражданин Уний.
– А самую главную улицу они назовут улица Правды! – сказала Поля. – Правда, ребята?
– Чистая, как твоя улица, – ответили те.
М.
Вы никогда не были в сказке? Я тоже, писал только, но, думаю, возвращаться из нее всегда грустно, как с моря.
Поля и фея молча летели среди звезд. Фея показывала направление своей палочкой, девочка задумчиво кивала, на пролетавшие мимо звездочки даже не смотрела. Но она не плакала, нет, только время от времени поглядывала на спутницу, и глаза ее временами блестели.
– Говори, – сказала та.
– Феечка, а, например, через год, через два можно будет слетать, посмотреть, как у них там все получится? Ага? Можно, да?
Фея засмеялась:
– Ты забыла, девочка. Это сказка, которую твой дед сочинил, и она кончилась, ага? Кончается.
Поля засопела.
– А я его попрошу…
– И он сочинит другую! Или ты сериал хочешь?
– Да, сериал! Хочу!
– И потом, и потом – через год, через два, я боюсь, тебя перестанут интересовать сказки, есть и более серезные... сюжеты.
– Все она знает. Не перестанут, поняла? Никогда-никогда!
Они опять молча летели.
«Нет, так нельзя заканчивать, – подумала фея. – Точка нужна. Точки нет».
– Хочу сказать, чтоб ты запомнила. Чем сказка отличается от вашей, как говорит сказочник, черно-белой, то есть скучной, неинтересной, жизни. Он говорит, тем, что в сказке всегда есть чудо. Но еще он сказал, когда мы уже летели, - не знаю, слышала ты или нет? - что в сказке всегда побеждает тот, кто и умнее, и добрее всех. Вот что главное! Добро побеждает зло! Понимаешь? Вот для того и чудо, а не только, чтоб сказка разноцветная была. Ну а в жизни, ты спросишь?.. В жизни тоже добро в конце концов побеждает. Обязательно. Но! Не так быстро, не с помощью чуда, а при помощи долгой-долгой работы хороших людей, на которую, может, и жизни твоей не хватит. Понимаешь?.. Ты спросишь, а кто они такие, хорошие люди, откуда берутся? Это те, у кого в детстве было много-много сказок и любви. Тебе повезло, твой дед сказочник. Об остальном я уж не говорю. Но работа тебя ждет большая… Ага? Ты все поняла?
– Ага, – задумчиво сказала Поля.
– Поняла или нет, я спрашиваю?!
– Дурочка я, по-твоему?
– Ладно, потом вспомнишь, поймешь.
И снова они молча летели.
– А подвиг? – вдруг спросила Поля. – Дед обещал сказку с подвигом!
Фея смотрела на нее круглыми глазами.
– А его не было?
– Ну там с трехглавой коброй сразиться, например.
– Чего захотела. Это совсем из другой сказки. Это где принц и свадьба в конце.
– Прощай, сказка! – закричала Поля, распахнув ей объятья. – Спасибо тебе, фея. Большое-большое, огромное тебе спасибище, моя феечка!
– Не за что. Работа такая, как говорил маршал Унс. – Фея почему-то протерла пальцем уголок глаза. Звездная пыль попала, наверно.
Н.
Сказка кончилась, но тут есть одна штука… Ладно, скажу. За те часа полтора с момента, когда я (Полин дед) начал мечтать о сказочной жизни для внучки, до прихода ее родителей, никакой тебе Андерсен даже на сверхскоростном компьютере не напишет такую большую сказку, как эта, да еще со стихами. Мне все это просто привиделось и прислышалось, пока я смотрел в окно, за которым смеркалось, я и не заметил, как уснул! И никто не заметил. А кто мог? Поля сидела у себя, высунув язык, рисовала красную гвоздику в вазе из синего хрусталя, а фея, – ей же безразлично, спишь ты или нет, она и во сне явиться может!
Разбудил меня трезвон в дверь.
– Ура-ура! – Поля побежала открывать дверь своим усталым родителям.
После ужина Полин дед сидел у себя, уставив глаза в телевизор, в котором было какое-то политическое шоу, а Полин папа постоял, постоял в дверях, покачал головой:
– Цирк, а? - И ушел на балкон курить.
Но дед ничего не видел, не слышал, он пытался вспомнить сказку, что ему приснилась. Чуть-чуть не вспомнил, за хвост схватил! Нет, ушла, выскользнула.
Но, вы не поверите… Когда перед сном я включил компьютер, я увидел ее в «Моих документах»! Так и называлась: «Путешествие Поли на Уну». Вот как она туда попала - из сна?! Значит, чудеса, все-таки, на свете, пусть редко, но бывают? Ведь у меня же в комнате горел свет и шторы были открыты!
О.
Да, еще вот что... Ночью мне приснилась песня группы «Уна-парк». А что? Если за полтора часа приснилась большая сказка, за целую ночь могла присниться небольшая песня? Утром я впечатал ее в самом конце сказки.
ПЕСНЯ ГРУППЫ «УНА-ПАРК»
Не коктейль из всякой дряни –
дураков, рабов и пьяни,
мы свободные унчане,
все до одного!
А свобода – это значит:
хочешь жизнь переиначить,
верь в себя, лови удачу,
только и всего.
О, свобода, свобода –
где властен лишь голос народа,
не царского пальца указ.
Род царский весь вымер, угас!
Саранчи не будет боле!
Ну а ты, девчонка Поля,
жди, подружка, на гастроли
друга своего.
Нам теперь пределов нету!
Полетим по белу свету,
распевая песню эту,
только и всего.
О, свобода, свобода!
Не где-то и не через годы,
да здравствует здесь и сейчас
у нас!
П.
(твоя буква, Поля)
Что же касается дедовской мечты, чтобы у внучки получилась сказочная жизнь, тут, дед, безусловно, прав: об этом можно только мечтать (что он и делает). И молить Бога (он и это делает), чтобы тот в своей Великой Сказке получше написал кусочек про златокудрую девочку Полю и про ее разноцветную жизнь.
(2013 г.)