Наша бродячая группа не была уникальной, не заслуживала чьего-то внимания и уж точно не обязывала никого платить за свои выступления. Просто всем нам хотелось жить, но были сложные времена. Образованных людей было в избытке, именно их принимали на работу, а те, кто по причинам безграничной лености, или каким-либо другим, диплом не получали – за людей не считались. Даже уборщикам и дворникам требовалось высшее образование и достойный уровень культуры. Никто не знал, каким образом определялась «достойность», лишь одно было ясно – без ВУЗа ее нет.
Так образовывались различные группировки, не мечтающие ни о чем, по определению обреченные, но нуждающиеся в пище, а, следовательно, и в деньгах. В нашей группировке было четыре человека: два пантомима, скрипач и писатель – я. Представления обычно проходили так: я читал свое произведение под аккомпанемент скрипача, да, именно читал, так как приличным голосом предки меня не наградили, а пантомимы визуализировали мой текст. Порой мне удавалось писать очень хорошие тексты, а мимам удавалось красочно их изобразить, тогда денег собиралось достаточно для того, чтобы нормально поесть и даже устроиться на ночлег под крышу.
Вечерело, с севера плыли черные тучи, наполненные разрядами молний и холодным дождем. Жестяная баночка бля монеток была полупустой. Мои друзья уже успели отчаяться и смириться с тем, что спать придётся на улице под проливным дождем, а завтра скорее всего кто-то заболеет, и для всех нас наступят самые тяжелые времена. Мы – часовой механизм, если одна шестеренка вышла из строя, ход часов остановился. Я не хотел соглашаться с условиями, которые предъявила нам жизнь, у меня открылось второе дыхание и я начал импровизировать, сочинять стихи о том, что ждет нас – бездомных, если мы не найдем себе укрытие в эту ночь. Пантомимы приободрились и очень реалистично стали изображать мучения и наступающую смерть. Проходящие мимо люди останавливались, внимательно следили за нами, аплодировали, давали деньги. Мы торжествовали, собранных денег хватало на ночлег с питанием. Смеясь и что-то увлеченно обсуждая, мы вошли в ночлежку, где нас встретил угрюмый и недоверчивый хозяин. Я протянул ему необходимое количество денег за четверых, не скрывая улыбки.
- Ну что, шеф, мы наконец-то накопили на твои номера «люкс».
-Хмм, краденое? – прогремел он, внимательно рассматривая монеты.
-Боже упаси! Кровно заработанное!
- Ладно, проходите.
«Люксы» находились на втором этаже, так как там было комфортнее всего. На первом этаже бездомных часто посещали крысы с подвала, а на третьем – сквозняки, к тому же крыша в некоторых местах была пробита.
Проходя по первому этажу, я услышал чей-то плач. Не редкость, но этот был особенным. Я попытался глазами найти объект, издающий жалобные всхлипы и вздохи. Вдруг я почувствовал резкую боль в руке.
- Че стоишь как истукан? Или жрать не хочешь?
Хозяин ночлежки пытался впихнуть мне в руки тарелку с парой кусочков картофелин, плавающих в бесцветной жидкости.
- А кто это плачет? – поинтересовался я.
- Мелкая девчонка. Я уже не могу ее терпеть. Дождь пройдет, и я ее выгоню.
Все-таки есть в этом неотесанном грубияне капля человечности. Я невольно улыбнулся.
- Что с ней случилось?
- Ее родители работали в театре. Сегодня он сгорел, родители пытались спасти посетителей, выводили их через черный вход, а сами не успели выбежать. Так и остались в завалах. А эту, - он кивнул на притихшую девочку, исподлобья наблюдавшую за ними, - вытолкали в первую очередь и мешок какой-то всучили.
- Печальная история, - сказал я, опустив голову в пол.
- Хватит болтать, у меня еще много работы! – прикрикнул громила.
Кажется, в его голосе появились нотки злобы и дерзости, отсутствующие при рассказе о несчастной сироте. Может быть, он действительно ее жалеет, но старается не показывать свою истинную мягкую и сочувствующую натуру, дабы не дать посетителям расслабиться, иначе вообще за ночлег платить перестанут.
Мои друзья уже поднялись на второй этаж, а я все медлил. Мне захотелось поговорить с девочкой. Немного помявшись с ноги на ногу, я все же подошел к ней.
- Привет.
Она подняла на меня большие изумрудные глаза, наполненные слезами, но ничего не сказала. Я присел на корточки рядом с ней.
- Хочешь? - спросил я, протягивая ей тарелку с так называемым супом.
Она отрицательно мотнула головой.
- Как тебя зовут?
- Матильда, - прошептала она.
- А меня Джон. Будем дружить? – спросил я, протягивая ей руку. Матильда никак не ответила. – Послушай, хозяин ночлежки добрый тип, но с тобой сюсюкаться не будет. Ему нужно держать планку, поэтому завтра утром он выгонит тебя. Тебе есть куда идти?
Матильда снова отрицательно мотнула головой.
- Так вот. Я предлагаю тебе присоединиться ко мне и моим друзьям. Мы бродячие артисты. У нас есть свои представления. Я пишу стихи, два пантомима играют их, а скрипач создает атмосферу музыкой. А ты умеешь что-нибудь делать?
- Мама научила меня петь, - чуть ли не проскулила Матильда и снова заплакала.
- Ну-ну, успокойся, - я попытался приобнять девочку за плечи и не почувствовав сопротивления продолжил, - мне очень жаль твоих родителей. Но как ты представляешь свою дальнейшую жизнь? Теперь ты, как и все те, кто находится в этой ночлежке, никому не нужна, ты сама по себе. Чтобы выжить, тебе необходимо найти новую семью.
- Я хочу к маме, - выдохнула Матильда и задрожала всем телом.
- Это невозможно, малышка. Мне очень жаль. Будь сильной и мамочка будет тобой гордиться. Она всегда будет смотреть на тебя с небес и защищать. Всегда.
Тело девочки немного обмякло, она уснула. Я решил не тревожить ее, так и уснул в неудобной для себя позе.
На утро все тело болело, но я не обращал не это внимания. Матильда согласилась идти дальше вместе с нами и мои товарищи тоже были не против. Поблагодарив хозяина ночлежки, мы пошли на главную площадь. Я попросил Матильду спеть и когда услышал ее чудный голос, просто обомлел. Проходящие мимо люди тоже оценили ее старания, уже к обеду мы набрали достаточное количество денег, чтобы вернуться в ту же ночлежку. Единственное, что меня немного поразило, это то, что Матильда перед тем как петь, надела платьице из своего мешка, испещрённого заплатками, когда-то считавшееся парадным. После она объяснила мне, что только так может петь, так ее учила мама.
Для всех нас начались хорошие времена, когда денег было в достатке, когда каждую ночь мы проводили под крышей. Я решил поблагодарить Матильду, ведь именно из-за нее мы переживали этот фурор.
Так уж устроено в нашем мире, что бездомным доступно лишь ночлежное жилье, на прочие блага денег все равно не хватало. Поэтому я решил откладывать каждый день немного денег для того, чтобы купить Матильде новый чехол для одежды, а так же другое, более нарядное платье. Она это заслужила.
Прошло много дней. Мне уже не терпелось преподнести Матильде подарок, но денег все еще не хватало, совсем чуть-чуть. Я договорился со швеей, что ночью принесу ей старый мешок с платьем, а так же накопленные деньги, а она взамен даст мне чехол, пусть не самый новый, но выглядящий более-менее презентабельно и красивое платье. В предвкушении Матильдиной радости я уснул с улыбкой на устах.
Утром меня разбудил пронзительный крик Матильды. Я никак не ожидал такой реакции. Она держала в руках чехол и рыдала.
- Что случилось, малышка? Тебе не нравится мой подарок?
- Те вещи были единственной памятью о моих родителях! Теперь у меня ничего не осталось!