Тридцать лет добираясь на работу электричкой, Алексей Иванович в это раннее утро также зашёл в вагон, сел на свободное место и, зажимая под мышкой тощий затёртый портфель, не обращая ни на кого внимания, заглянул в окно. Среди начинающих движение домов и чернеющих голых деревьев не было ничего нового. Постепенно всё поплыло, замелькало, сливаясь в унылом и однообразном тоне февральского будничного дня.
Алексей Иванович давно жил вдовцом и, не ища путей исправить своё положение, честно выполнял фабричные обязанности, не воруя и не обманывая в погоне за прибытком. В его аккуратности и ухоженности всё же чувствовалось отсутствие женских рук, а седая лопатой борода старила, подчеркивая болезненную бледность и с грустью смотрящие глаза, переполненные одиночеством.
Вагон гремел дверями, завывал, меняя пассажиров и вновь разгоняясь до следующей станции. После одной из многих недолгих остановок в раздвинувшиеся двери вдруг неожиданно хлынула возбуждённая разноцветная толпа цыганского табора. Среди пестрящих женщин и босоногих детей, занимающих понравившиеся места их смуглые черноголовые мужчины принялись бесцеремонно выгонять задумчивых и недовольных пассажиров в другой вагон. За свой долгий век Алексей Иванович не встречал ещё такого, и теперь он, робко наблюдая за происходящим, покорно ожидал той же участи. Последним в дверях вагона в окружении охраны, показался цыганский барон, отличающийся от потрёпанной и даже нищей массы его цыган своим богатым щёгольским видом. К своему удивлению испуганный Алексей Иванович обнаружил, что на него совсем не обращают внимания. Он повернулся. Из всего вагона он остался один.
Напротив него села молодая цыганка с завёрнутым в грязные тряпки младенцем, потом подсели ещё две. Они начали задавать ему вопросы относительно церковных обрядов и духовного воспитания, принимая его то ли за монаха, то ли за священника. Теперь не только испуганный, но и сконфуженный таким недоразумением, Алексей Иванович заикаясь, пытался объяснять, что они обознались, и что его борода и чёрное пальто отнюдь не особенность лишь только монахов.
Но молодая цыганка отказывалась верить, продолжая задавать вопросы.
Вагон заскрипел тормозами и также стихийно, как и появился, табор растаял, скрывшись за дверями. Алексей Иванович ещё долго приходил в себя, а увидев в окне золоченые купола проплывающего монастыря, вдруг перекрестился, чего раньше в своей жизни никогда не делал.
Через два года он сошёл с электрички на станции Монастырь и стал зваться отцом Артемием, часто поминая в своих старческих молитвах молодую цыганку.
16. 10. 2012 год