Бригада Спецназа штурмовала на окраине города огромный особняк. В утреннем тумане черными пятнами предательски смотрелись разбитые окна когда то красивого дома. Люди с оружием и в масках бесшумно один за другим пропадали в проеме фасада который в свое время радушно принимал гостей. Все проходило по стандартной схеме, один справа, другой слева, третий врывается в комнату... Никого, чисто.
Один за другим к следующим дверям. Черт бы их побрал, кто так строил, куча комнат и море дверей. Леха стал справа, Егор слева, командир печем - удар в дверь и в комнате... Никого, чисто.
Их всегда старались ставить в паре, они были друзьями, наверное ещё с самой армии. Командир стал справа, Леха слева, Егор с ноги открывает очередную дверь... Никого, чисто.
Маленький рост очень часто выручал Егора, особенно на Кавказе. Оттуда он привез новую погремуху - Гном. Совершенно громадным выглядел его товарищ Леха, позывной Гром. Эта боевая пара компенсировала друг друга, Гном и Гром. Командир стал справа, Егор слева, Леха вламывается в комнату... Никого... но затылком чувствует взгляд... Оборачиваться нельзя, поздно, он делает шаг назад, навстречу смерти, уже представляет как к нему тянуться руки с ножом, и резкий удар приклада упирается во что то мягкое, что только что смотрело ему в затылок. Обернувшись он увидел как маленький Гном Егорка, ловко упаковывает бородатого боевика. Нож валялся в стороне. Ствол командира упирался в лицо врага. На верху началась стрельба. Взгляда старшего было достаточно чтобы понять где ему надо быть, здесь справятся без его.
Поднимаясь по лестнице, Леха заметил на ступенях размазанную кровь. Поднявшись на этаж было трудно что либо разобрать в густом белом дыму. Нацепив поверх маски противогаз, он не на секунду не останавливался, нужно идти, там его ждут, он там нужен. Под ногами лицом вниз лежал кто то из наших, Леха заглянул под маску, это был Игорек, он коснулся его липкого бронежилета, эка же тебя угораздило. Отцепив от него все что только можно, он практически в охапку поволок раненого Игоря к выходу. В густом молоке дыма можно было идти только наугад, но он тащил приятеля по памяти, как настоящий профессионал. Обидно, столько раз судьба миловала а сейчас не пожалела, не смотря на заслуженный позывной Игоря - Счастливчик.
Где-то совсем рядом рвануло. Перед лицом вихрем пролетели ошметки былого евроремонта. Уши заложило сдавливающим до боли звоном. Он теперь ничего не слышал и почти не видел.
- Да когда же это кончится, но грохот и стрельба не умолкали. Игорь стал судорожно дергаться, не секунды не сомневаясь Леха натянул ему свою маску. - Доковыляю и так, тут уже не далеко, - он уже чувствовал что вот-вот появятся ступени лестницы, почти ползком по полу, над полосой белого дыма, они карабкались к своему спасению.
Все закончилось также быстро, как и начиналось. Добравшись до лестницы, они почти кубарем скатились вниз к выходу. Чьи то руки подхватили их обоих, но он сам этого уже не помнил.
Игоря увезли на скорой, сам же ехать отказался, отхаркался и заверил командование что чувствует себя в полном порядке. За живого душмана ему лично высказали - благодарность и намекнули что этим дело не закончится. Неужели дадут отпуск, было бы лучше всяких наград. Они с Машенькой давно мечтали съездить на пару недель к морю, говорят там благоприятная рождаемость. У них дома целый шкаф забит игрушками и пеленками. Предки обещали что коляску и кроватку подарят тоже, как только... Но уже больше года они носятся с мудреными анализами по больницам и поликлиникам, пока что без толку.
Пришел домой на полтора часа раньше Машеньки. Ничего существенного уже не успею приготовить, помогу хотя бы салатик настрогать.
Он вытряхнул из холодильника овощи и занялся своим делом, орудовать ножом он умел профессионально. В башке до сих пор звенело от грохота взрывов. Сегодня он два раза был на грани, два раза перед лицом смерти, и испугался этого только придя домой. Что было бы если, пошло бы что то не так. Ему даже думать об этом не хотелось. Он был просто уверен, что у них с Машенькой будет самая счастливая семья, и одного ребенка им будет мало. Завтра снова к врачам топать, надо будет и в церковь зайти, господа просить за Машеньку свою, уже просто сил никаких нет верить врачам. Леха достал разделочную доску и стал методично отбивать трещотку огромным кухонным ножом. Продукты лихо превращались в мелкий силос, а в голове каждый стук откликался звонкой болью. Но это уже мелочи, по сравнению с тем, что сегодня пережил.
Машенька проснулась от знакомого стука ножа по разделочной доске.
- Лешенька пришел, наконец то, два дня не отпускали, позвонить нельзя было, ну что это за работа такая.
Она очень скучала за ним, не спала вчера почти всю ночь. А сегодня вдруг стало плохо на работе и она рухнула прямо посреди кабинета. Предлагали проехать в больницу, но немного очухавшись, она наотрез отказалась куда либо ехать. Пусть думают что перетрудилась, а ей продолжало немного тошнить. Сказала, что завтра сходит, и отпросилась пораньше с работы. Она пришла домой безумно счастливая и валилась на кровать. И вот теперь она может, наконец то обрадовать своего громадного Алексеюшку, как же он будет радоваться такому счастью. Она представила, как он кружит её на руках словно на каруселях, а она смеется прямо ему в ухо, как маленький ребенок на руках у счастливого папаши.
Не успев как следует продрать сонные глаза, она сползла с кровати и босиком весенней бабочкой запорхала на кухню. У стола возвышалась огромная мужская спина, занятая возможно не совсем мужским делом. Вот же он, твой любимый человек, он так долго ждал твоих новостей. Она подбежала и прыгнула ему на шею.
Все случилось в доли секунды. Случилось так, как много раз случалось на тренировках, учениях и в его жестокой работе. Случилось просто механически, как у запрограммированного робота , это был всего лишь инстинкт. Рукоять ножа фиксируют в кулак, лезвие становится продолжением руки и с разворотом уходит под ребро врага. Так было написано в учебниках, именно так ему много лет вдалбливали это на службе. Твердое лезвие ножа легко ушло в нежное женское тело. Она широко открыла ещё счастливые глаза, схватила губами воздух, словно сказала: - Как же так, ты же ничего не знаешь! Он подхватил маленькое и нежно любимое тело огромными ручищами, а она просто вытекала из его объятий как сухой песок сквозь пальцы. Она так и замерла, с открытыми глазами, не успев издать даже звука. А он кричал, он рыдал, он выл как ужасное чудовище, над истекающим кровью телом, самого близкого человека, который уже больше никогда его не услышит. Его тоже, уже никто не слышал, и уже ничего нельзя было изменить. Легкое летнее платьице меняло постепенно цвет, и этот цвет уже выползал на холодный кафельный пол. В комнате повис запах смерти.
Первым, кто узнал что Мария Громова была беременна, был патологоанатом. Вторым был следователь, третьим - адвокат. Когда эта новость дошла до камеры, ему уже было все равно. Он перестал давно отвечать на любые вопросы и соглашался со всем, что ему подсовывали. Нервы и слезы тоже давно кончились, осталась только жизнь. Но для чего нужна такая жизнь, ему было не понятно.
На суде он так и не смог взглянуть на родителей. Признаю и виновен был весь его лексикон. Зато про Алексея Громова было много сказано. Про его безупречную службу, и сколько спасенных им людей, обязаны ему своей жизнью. Только для него, это была всего лишь работа. Ему было немного жаль всех людей собравшихся здесь, потому что никто из них, не может знать, что случится с каждым из них, в следующий день, час, или минуту. Свою счастливую жизнь, он сумел загубить в одну секунду.
Сдавленный воздух камеры разразился лязгом дверного засова и содрогнулся от стандартных воплей охраны:
- Всем встать! Лицом к стене! Ноги шире плеч, руки за глову!
В колонии проводили шмон. На середину замызганного стола посыпались ножи и заточки, карты и кости, деньги и мелочь. всевозможный марафет. Среди этого хлама не понятно откуда появилась икона богородицы.
- Опа, нате вам, кто это здесь верующий? - издевательски спросил начальник колонии.
- Это наш контуженный, спецназовец, на полном отрицалове сидит, - зашепелявил местный беззубый шестерка. - Он энту фанерку машенькой зовет, гы гы гы...
- Чье это спрашиваю! - гаркнул погромче краснопогонный, перебивая наглое гыконье шохи.
- Заключенный тысяча триста пятьдесят два, статья сто девятая УК РФ. - отозвался Алексей Громов.
- Вы, заключенный в курсе что это запрещено здесь, - не сбавляя суровости продолжало начальство.
- А вы не сможете это отобрать, - Леха печально взглянул куда-то далеко за окно решетки, - Никто не сможет у меня это отобрать.
Много раз у него забирали эту самописную им лично иконку, но в следующий раз она получалась еще лучше и краше. Он теперь четко понимал, для чего и для кого он отдаст остаток своей жизни. А еще он не сомневался, что Машенька, его давно простила и ждет, там, где то далеко наверху, с маленьким ребенком на руках. У него сейчас очень мало времени, чтобы успеть сделать все то что он никогда не делал, даже раньше не думал об этом. И никто бы не смог даже предположить, что бывший спецназовец будет писать при храме иконы, и уже никогда не возьмет в руки оружие.