Возвращение. День первый ч. 4

Майя Уздина
На фотографиях И.Одоевцева, Н.Берберова, З. Шаховская.

В прошлый раз в основном делался упор на мемуары политические и документально-исторические. Важно поговорить о мемуарах, созданных литераторами.

 Их, как и любые другие воспоминания эмигрантов,  отличает отсутствие злобы,  мстительности. Они носители человеческой морали. Злости там  много. Но злость отличается от злобы. "Злость-это сильная эмоциональная краска, она часто стимулирует творчество, а злоба  иссушает, выхолащевает  душу и ведёт в тупик".Бунин писал про себя  Телешову в  сорок первом году, что он не только сед, худ, сух,  но ещё и ядовит».(значит –зол)»А.В.

Художественная мемуаристика эмиграции – это россыпь ярких индивидуальностей читать её одно наслаждение. Бунин, Зайцев, Гиппиус – авторы  первоклассной  прозы. В 1923 году  Шмелёв закончил у Бунина в Грассе «Солнце мёртвых».

 Очевидно это побудило Бунина написать "Окаянные дни" - хронику в форме дневниковых записей, которую он начал печатать в Париже спустя два года."Безжалостный в своей правдивости и откровенности, а потому особенно неудобный  для советской  власти, дневник Бунина, который писатель вёл в Москве и Одессе, с января 1918-го  по июнь 1919-го, когда в этих городах царил  красный разгул и террор, этот дневник был под запретом в СССР на протяжении более чем шестидесяти лет. "Окаянные дни" - книга – исповедь  о российской трагедии в первые советские годы,  и она  до сих пор актуальна". Рене Герра.

Любопытно одно воспоминание в связи с этим.  К.Симонов прочёл книгу в 1944 году, но публично рассказал об этом только через  двадцать два года в еженедельнике "Литературная Россия".Приведу его слова о книге Бунина: "Словно  над тобой расступается земля,  и рушишься из большой литературы в трясину мелочной озлобленности, зависти, брезгливости и упрямого до слепоты, непонимания  самых простых вещей".

 Действительно, Бунин не видел в этих кровавых событиях никакого "революционного романтизма". Насколько искренне писал Симонов? Летом 1946-го года на подаренной им Бунину книге своих стихов и поэм Константин Михайлович сделал такую запись: "Дорогому Ивану Алексеевичу в знак моего глубокого уважения. Ваш Константин Симонов".19-8-46.

"Двоемыслие – норма советской действительности. Но  зачем Симонов это написал? Он давно не нуждался ни в чём, и вроде никакой  моральной выгоды  от властей не ждал. Публикация в «Литературной России» это фрагмент  большого мемуарного очерка о Бунине, который Симонов намеревался включить и включил в сборник  своих статей разных лет. В этом очерке Симонов максимально благожелателен, по советским критериям, к своему герою. И ему очень хотелось рассказать читателю об этой ярчайшей странице своей жизни,  доставшейся ему будто по доброй воле, а не по кремлёвскому заданию. Но без шпильки в адрес эмигранта, отказавшегося от лестного предложения вернуться домой, притом вернуться со всеми почестями и тем самым навсегда расстаться с нищетой. – совсем без шпильки опубликовать этот очерк было невозможно. Даже Симонову. Он обязан был дать отпор клеветническим писаниям эмигранта- так это называлось у партийных пропагандистов. Хотя бы задним числом – отпор давно ушедшему в мир иной классику. Сказать ему в глаза  весь этот постыдный вздор он, конечно, не мог. Язык бы не повернулся…Хотя бы уже потому, что и сам так не думал. Уверен, что не думал. Ещё и потому не мог, что это помешало бы исполнить ту миссию, которую на него возложили. Вот  в такой реальности мы жили,Рене,  даже обласканный властью, увешанный лауреатскими медалями, вознесённый на литературные высоты маршальского уровня Константин Симонов".  Аркадий Ваксберг.

Продолжаем знакомиться с ценностями Р.Герра.

Борис Зайцев-автор мемуаров «Москва» и «Далёкое». Автор пишет: "Эта книга о разных людях, местах- по написанию она о разном времени, но всё о давнем. Никого нет в живых из упомянутых в ней, потому  и много о смерти. Но как и мы, ещё живущие, составили они часть своего времени, а вернее сказать – были цветом той полосы российской, которая стала теперь уже историей. Все оставили след, больший ли, меньший, в литературе, и культуре нашей…"

 А вот ещё несколько строк из этой книге в главе о  Пастернаке.

"… В Берлине в 1923 году начался разъезд. Одни выбирали направление на Италию – Париж, другие вернулись в Москву. Три последних были А.Толстой,  Андрей Белый и Пастернак.  Там судьбы их сложились  по- разному. Алексей Толстой нажил дом, автомобили, возможность кутить и пьянствовать сколько угодно и сколько угодно пресмыкаться перед Сталиным.  Андрей Белый, всегда склонный к левому в политике, тоже старался изо всех сил, но ничего не вышло. Облику его не соответствовали дачи, деньги, безобразия – ловкачом и подхалимом  он никогда не был… Жизнь его в России была очень тяжела. Судьба Пастернака оказалась самой сложной(из вернувшихся в Россию тогда писателей)…"

Без бунинского взгляда  на писателей, пусть он пристрастный и субъективный, обойтись невозможно. Резко он высказывался  о Маяковском, Есенине. А уж как он отзывался  об Алексее Толстом! Сурово и беспощадно, не выбирая слова, называл его  циником, рвачом и пошляком.  Личностью редкой по безнравственности и при этом «отмечает богатство его натуры, признаёт за ним и острый ум и огромный талант, восхищается его языком,  завершая этот «панегирик» таким признанием: "работник он был замечательный»  Р.Г.
 

Отличительной чертой таланта является умение подавить свои симпатии и антипатии, воздавая должное чужому и чуждому таланту.

Бесценны дневники  Зинаиды Гиппиус, которые она вела на протяжении полувека, и её живая, проникновенная книга «литературных портретов» -«Живые лица».

 
Очень высоко Рене Герра оценивает воспоминания Ирины Одоевцевой,  Нины Берберовой и Зинаиды Шаховской, называя  их «Тремя амазонками русской литературы».

Мемуары Берберовой  "Курсив мой"  были целым открытием для зарубежного читателя. Она рассказывала о совершенно неведомом пласте русской культуры- о явлении русской эмиграции. Её мемуары  искренни."
Нина Берберова дама жесткая, волевая, беспощадная, ибо жизнь у неё была непростая..."Р.Г.
 
Мемуары Одоевцевой  «На берегах Невы» и « На берегах Сены» - очень правдивые, доброжелательные, лиричные, написанные без всякой злобы и сведения счётов. В них даны портреты людей, с которыми она провела бок о бок месяцы и годы, воссоздана атмосфера, в которой ей довелось жить. Ахматова  обвиняла Одоевцеву и Иванова  во вранье. Рене Герра отвергает это обвинение, уделив немало внимания самой Ахматовой. Но об этом – позже.

Зинаида Шаховская была моложе, чем две другие амазонки. Большей частью жила в Бельгии, у неё другая судьба. Она написала больше десятка книг на французском языке  в том числе  пять романов под литературным псевдонимом Жак Круазе. Когда она поняла, что обязана запечатлеть виденное, написала книгу воспоминаний  «Отражение».

 Воспоминания замечательны не только обилием интереснейших фактов, но и тем углом зрения, под которым она их воспроизводит. Во вступлении она метко замечает: "Память не фотографический аппарат, воспоминания не снимок, который для всех и каждого восстанавливает кажущуюся реальность событий и лиц.  Память не чужда творчеству. Она может украсить и очернить прошлое, часто  непроизвольно,  как присуще всякому искусству. И ещё случается, что память становится, наоборот, послушна воле того, кто ею пользуется для того, чтоб преувеличить своё значение и связь с этим прошлым. Вот почему мемуары об одних и тех же людях, об одних и тех же событиях, так разнообразны и противоречивы. В области воспоминаний достоверности нет. Это не паспорт, не полицейский рапорт, от того в них можно встретить то,что выше и вернее видимости, и так же часто не только внутренний облик тех, о ком они написаны, но и личность самого автора воспоминаний…"

Меня привлекло в её воспоминаниях  критическое отношение к различным явлениям в эмигрантской среде. Она беспощадна к другим, как и к самой себе. Потрясают страницы; где она пишет о неискупимом грехе  эмиграции – отношении к Цветаевой.
 В  моём очерке о  Цветаевой я касалась этого. Особой виной, она и Одоевская считают, что эмиграция  своим равнодушием, неспособностью оценить  поэта, не удержала её от возвращения в СССР. Марина Цветаева считала себя чужой в среде эмигрантов.

В период французской эмиграции в 30-е годы выживать Марине Цветаевой становилось всё тяжелее. Сохранилось её письмо к её другу Вере Муромцевой – Буниной.  "…Вера, я до того обнищала, что умоляю Вас постараться выцарапать для меня с бала возможно больше, я не умею о таких вещах писать в прошении". (Речь идёт об одном из благотворительных балов, которые часто устраивались  для материальной поддержки бедствующих писателей.)

Бунин, как известно,  не выносил Цветаеву,
но получив осенью 1933 года Нобелевскую премию, включил Марину Цветаеву в список нуждающихся в поддержке писателей. Источником финансовой помощи, которую Вера Бунина оказывала Марине, была Нобелевская премия её мужа.

На этом закончился первый день в марте.

Читайте продолжение.http://www.proza.ru/2013/07/22/1313